Золотая рыбка

Глава 6

Полина всегда пренебрегала сборищами. Очевидно, при определенном стечении обстоятельств она ещё могла бы согласиться на роль королевы бала, но никак не безмолвной статистки. Общество одноклассников Полина считала не слишком подходящим пьедесталом, на который стоило взобраться, а компании Вадима — пустыми и скучными.

Приглашение на светский раут руководителей фирмы повергло её в смятение. Вначале, действительно, мелькнули дурные мысли о бурной гулянке на даче. Потом она сообразила — шефы и во время отдыха нуждались в секретарше, вернее, в прислуге. Не исключено, что придется помогать хозяйке дома или отвечать на какие-нибудь телефонные звонки, а может… может посидеть весь вечер на кухне, ожидая распоряжений.

Полина постаралась одеться корректно и незаметно — дама «из толпы» на светском рауте — светло-серое шерстяное платье средней длины и строгого покроя, если не считать асимметричной драпировки с завязывающимся на боку узким пояском. Туалеты, предложенные Аллой, с блестками и полупрозрачными вставками, она отвергла. Тем более, ни мини, ни длину в пол не считала в данном случае для себя приемлемой. Пальто из серебристой плащевки, подбитой синтетическим плюшем в тон, не могло, конечно, конкурировать с норковым жакетом Аллы, но выглядело вполне достойно.

— Пожалуй, ты сориентировалась правильно, — одобрила Алла. — Строгий стиль, соответствует внутреннему содержанию и внешним данным. «Сексапил № 1».

— Почему один?

— Влево по шкале идут отрицательные значения. А для нуля ты слишком хорошенькая. «Очаровательная и недоступная», так?

— Для того, чтобы оставаться в пределах возложенных на меня обязанностей — совершенно точно. Видишь, я даже кейс с бумагами прихватила.

— Кейс? Я-то решила — косметичка. На тебе же, вроде, пока ничего не лежит?

— Ну что я, совсем чукча? Тон, пудра, немного помады. Хорошие духи и маникюр, вот, — Полина показала руку с серебряным колечком. Узкие ногти хорошей формы были коротко пострижены и покрыты бесцветным лаком.

— На фортепианах собираешься музицировать?

— Балда. Посуду мыть.

… Особняк в охраняемом поселке производил рекламное впечатление. На улице и в двух гаражах стояли машины. Парковые фонари такие, как у памятника Пушкину, только поменьше, освещали дорожку между газонами, ведущую к подъезду. Усиленные наряды секьюрити не патрулировали вход, вдоль металлической ограды не бряцали цепями овчарки. Было очевидно, что встреча в особняке с башенками предполагалась не на самом высшем уровне.

Хозяйка в потрясающем воображение своей стоимостью платьем выглядела мило и довольно заурядно — тип домовитой, полнеющей грузинки, почти красавицы, но по всем параметрам чуть-чуть не дотягивающей до «десятки». Нос длинноват, кожа темновата, зад слишком низок, а ноги, возможно, далеко не стройны. Но какие восхитительные глаза! Копна жестких вьющихся волос, узкие нежные кисти, как на полотнах старых мастеров, и голос — низкий, ласкающий, с мягким, приветливым акцентом.

Россо, то есть Марк Вильяминович Красновский, в офисе — однозначно породистый еврей, в домашней обстановке смахивал на итальянского тенора. Белый смокинг, бабочка и выразительная жестикуляция придавали ему нечто торжественно-концертное. Особенно живописно он смотрелся на фоне мраморного камина, над которым висело зеркало в тяжелой бронзовой раме, а в зеркале глянцево поблескивало отражение рояля с корзиной орхидей на смоляной крышке.

Двух представленных Рите мужчин из руководства фирмы она уже видела на совещаниях, но не запомнила. Не смогла зафиксировать в памяти их и на этот раз — хорошие очки, прекрасные костюмы, корректные, ненавязчивые манеры и соответствующие спутницы. Под тихую музыку, вероятно, Вивальди, гости с аперитивами живописно расположились в углах гостиной.

В глубоком кресле под лампой с книгой в руках отдыхал господин из породы бухгалтеров «застойных» времен. Слегка жеваный темный костюм, тяжелые очки с толстыми стеклами, скучное лицо неопределенного возраста. Для довершения образа не хватало сатиновых нарукавников и старомодного калькулятора.

— Николай Гаврилович, — представился «бухгалтер», слегка оторвав зад от кресла и кивнув головой приблизившимся не столько к нему, как к буфету с напитками дамам. Руками он придержал на коленях раскрытую книгу, оказавшуюся альбомом Босха.

— Алла, Полина. Можно без отчества, мы ещё совсем юные. — Алла отвернулась, но человек крякнул, привлекая внимание:

— Простите, уважаемые дамы… К-хе… М-м… Вот вы молоды, современны, объясните старику, что в этом Дали находят? Какие-то глубины, нечто апокалиптическое?

— Вы рассматриваете, насколько я вижу отсюда, альбом знаменитого нидерландского художника Босха, — заметила Полина с неожиданной для себя резкостью. — Он жил в пятнадцатом веке. И если вы внимательно приглядитесь к репродукции «Сада наслаждений», то заметите — очень многое ему удалось предугадать. И в современном мире, и в человеческой природе.

— Э-э… — Николай Гаврилович, захлопнув книгу, посмотрел на обложку. — Прошу прощения. Босх. Иероним Босх… Запомню, запомню…

Алла увела Риту к столику:

— Откуда только извлек Россо это ископаемое? Очевидно, что не из итальянской родни. Наш мужичок.

— Никакой он не наш. Ископаемое. — Полина с отвращением передернула плечами.

— Ну ни капельки в тебе нет демократизма, Ласточкина. Не любишь народ. Аж вся шерсть дыбом встала, как у кошки на собаку.

— Нервная. Даже мурашки по коже… Фу, ерунда какая…

— Прекрати. Можешь не комплексовать. Компания, как видишь, не поражает воображения. Если не знать стоимости платья Фредди. Впрочем, может, она несколько преувеличила… А… вот появился весьма забавный человечек.

Некто огромный, черный, раскланявшись с «бухгалтером», направился к дамам. Полина инстинктивно отпрянула, протягивая ему руку. Пятерня амбала казалась железной, мощной и неуклюжей, словно ковш землечерпалки. Кончики попавших в неё полининых пальцев дрогнули и тут же выскользнули. Она выдавила улыбку, потому что с детства знала — с инвалидами и увечными надо держаться предельно дружелюбно.

Однако у Травки, — так звали помощника, друга и телохранителя Россо, никаких увечий в лице и теле не наблюдалось. Напротив — торжествующая полноценность. Типаж генерала Лебедя, только ещё масштабней и суровей. А глаза пристальные, холодные, глядят из узких щелей под тяжелыми надбровьями, как дула из амбразур… Одет охранник был во все черное трикотажный тонкий свитер с высоким воротом и кожаные брюки.

— Ну, как тебе дядя Травка? Не напугал? — спросила Алла, беря с подноса на сервировочном столике коктейль.

— Жуть. Я думала, такие только в триллерах водятся. Мороз по коже.

— А у него, думаю, пушка в кармане, какие-нибудь нунчаки припрятаны или стальная струна, чтобы накинуть сзади на тонкую шейку и душить, душить… — Алла рассмеялась. — Для этого Красновский его и держит. Вроде черного терьера — страшный, но добрейший пес. — Она посмотрела на часики, украшенные бриллиантами. — Сейчас явятся главари. И всех пригласят к столу.

— Ты мне скажи, когда можно будет по-английски удалиться, — попросила Полина, — Никак не пойму, к чему сей сон. Может, я Россо или Фредерике во сне привиделась?

— Может, — серьезно согласилась Алла. — Не сосредотачивайся и хлебни вот это — вкусненькое. Бокал — пол твоей зарплаты.

— Ни-ни. На работе не пью, — отказалась от вина Полина.

— Ну вот. Хозяева поспешили к дверям принимать гостей, — Алла оставила бокал и двинулась в холл.

— Не звонил никто, — удивилась оживлению Полина.

— У них у всех третья сигнальная система — звонилки по всем штанам растыканы. Готовься приветствовать шефа.

Полина почувствовала, как зачастило сердце. Мысли об Глебе Борисовиче преследовали её с первой встречи. Ну, конечно, фантастические, не имеющие к реальности никакого отношения. Он любезен, сдержан, всегда погружен в некие, наверно, очень важные проблемы. Но, похоже, знает, что такое печаль и задает себе немало серьезных вопросов. Не обзавелся женой, потому что не встретил ту самую. Ведь Глебу Борисовичу трудно подобрать пару, хоть исколеси всю Россию и Европу. Но однажды он встрепенется, отогнав деловые заботы, откроет глаза и увидит Ее…

Вот он появился в дверях, пропуская вперед высокого мужчину и даму. Полина напряглась, как от удара, и в следующие минуты переключилась на «автопилот». Она видела происходящее как бы сверху — как те, кто рассказывал о своей жизни после смерти, о полетах над операционным столом или местом страшной катастрофы.

В центре холла суетились пятеро. Высокий мужчина снимал пальто в то время, как Россо освобождал от шубы даму — не очень молодую, щуплую, как школьница, с коротко подстриженными, совершенно седыми голубоватыми волосами. У мужчины тоже сильно серебрилась волнистая шевелюра, а в осанке угадывалась офицерская выправка. К Полине, поддерживая под локоть седую женщину, шел Андрей Дмитриевич! Всего два часа назад он сообщил дочери, что отправляется вместе с Соней в гости, а о знакомстве с шефом Полины ни разу даже не заикнулся!

Все заохали, заахали, Полина «спустилась» в центр оживленной группы, чтобы в изумлении выслушать забавную историю: Ласточкина пригласил на новоселье старый знакомый Красновский. Лишь в машине Глеба Борисовича, взявшегося доставить Андрея Дмитриевича в загородный дом, тот узнал, что его дочь, по чудесному стечению обстоятельств является секретарем директора и ближайшего приятеля Марка Вильяминовича.

— Вообще-то я догадывался, под чьим началом ты состоишь, но не хотел говорить. Ты непременно решила бы, что я нажал на рычаги и устроил себя в «Атлант», как говорили раньше, по блату, — объяснил Полине Андрей Дмитриевич.

Красновский дружески приобнял девушку за плечи:

— Ласточкин — фамилия не редкая. Но мне показалось забавным такое совпадение. Просмотрев досье, Полина Андреевна, я сообразил — в нашем коллективе трудится дочь славного генерала, героя, уважаемого в самых высоких кругах человека… Так что вы, Поленька, воскликните радостно: «Мир тесен!» и улыбнитесь. Право же, вы попали в совсем неплохую компанию.

— Это она уже уяснила, — Алла подхватила Риту под руку. — Не только работать, но и находиться со мною рядом — редкое везение для юной леди.

Вслед за хозяйкой гости прошли в столовую, где был накрыт большой стол. На стенах, для услаждения взоров, висели натюрморты классической школы, а в вазах повсеместно стояли цветы и фрукты. Сладкий аромат золотых ананасов в сочетании с терпкой свежестью белых роз, создавали атмосферу изысканной роскоши.

— Кажется, у тебя сегодня слишком много впечатлений, чтобы реагировать ещё и на меня, — тихо сказала сидевшая рядом с Полиной за столом Соня. — Не извиняйся, я все понимаю. Удивительное совпадение! Андрей никак не ожидал встретить тебя здесь. Все отлично получилось, не хмурься и обрати, пожалуйста, внимание на кавалера справа. Он явно старается очаровать тебя…

Соня имела в виду Глеба. Он пребывал в отличном настроении и всячески развлекал Полину, проявляя в рассказах о себе неожиданную откровенность.

— Увы, я из породы новоиспеченных купцов, хотя и потомственный пролетарий. Представьте: провинция средне-русская, глушь, застой, чернуха, а энергии — на целое министерство! Да ещё тщеславие наполеоновское. Господи святый, и откуда у меня такая тяга к завоеваниям? Гордость? Жадность? Не знаю… Стыдно признаться, но мне везде и всегда непременно надо было стать лидером. Отсюда постоянно расквашенный нос, конфликты со школьной администрацией, позже — приводы. В детскую комнату милиции. До более высокого ранга, слава Богу, не дошел. Направил энергию в мирное русло. — Он серьезно посмотрел на Полину. — Вроде получается, а? Вкалываю, как негр, утром мокну в ледяной воде, подчиненных держу в строгости… Вообще-то, вы заметили, я не увлекаюсь саморекламой. Но иной раз так и подмывает выговориться.

— Бывает. Особенно под хорошее вино. — Полина сосредоточилась на еде, сдерживая желание признаться в том, что и её как раз сейчас тянет рассказать о себе. Именно ему — купцу-завоевателю. Она внутренне ликовала: понятно, почему их тянет к откровенности, родство характеров дает о себе знать.

Все вокруг волшебно преобразилось — неприметные мужчины оказались остроумными, сухонький «бухгалтер» Николай Гаврилович обнаружил приятную деликатность и аристократическую виртуозность в использовании столовых приборов, Фредерика, разрумянившаяся от вина, стала полной красавицей и даже в лице Травки проглянула бульдожья симпатичность.

А подтянутый, помолодевший рядом с Соней отец, сидящий за одним столом в компании дочери — именно в той, в которой ей полагалось блистать, представительный, благородно-сдержанный, умный, а главное, — счастливый это уж и вовсе кружило голову.

Подачей блюд руководили официанты. Никто из гостей не бегал на кухню с грязной посудой и тем более не предлагал свои услуги в помощи по хозяйству.

Перед десертом Фредерика объявила танцы, ссылаясь на итальянскую традицию. Глеб тут же пригласил Полину и не отпускал её очень долго, не обращая внимания на смену мелодий и слабый энтузиазм других пар. Они просто топтались на месте в интимной полутьме гостиной, среди роскоши, так украшающей, по мнению знатока — Бальзака, проявления нежных чувств.

— Выпьем на брудершафт или перейдем на «ты» в рабочем порядке? Предложил Глеб Борисович своей секретарше.

— Попробуем. — Полина лишь изредка поднимала глаза на Глеба, и каждый раз обмирала от близости его лица, тепла неофициальных прикосновений. Случись сейчас нечто катастрофическое, наподобие гибели Помпеи, Полина не сомневалась бы, что успела взять от жизни лучшее.

Вместо катастроф в ближайшие недели Полину Ласточкину окатило лавиной сказочных удач. Отец вновь проявил энтузиазм к работе, тесно законтачил с шефами «Атланта», поздно возвращался домой, коротко объяснив дочери запах коньяка и парадную форму одежды: «Восстанавливаю связи».

После напряженного периода совещаний было решено создать дочернее предприятие «Атланта» под названием «Оникс». А поскольку деятельность новой фирмы основывалась на контактах с бывшими коллегами генерала по военно-промышленному комплексу, директором «Оникса» был назначен Ласточкин. «Оникс» приобрел реконструированный особняк в переулке на Сретенке. Коллектив разделился — Россо возглавил «Атлант», там же осталась Алла и большинство основных сотрудников. Глеб Борисович стал содиректором Ласточкина, а Полина — руководителем отдела информации.

Юридические формальности уладились с фантастической быстротой. «Оникс» приобрел законный статус, представительное помещение, офисное оборудование. Был спешно дополнен коллектив, отпечатаны бланки, приобретены автомобили. В кабинете дирекции с утра кипела работа, отдел информации готовил справки к заключению договоров. Полина ещё толком не поняла, какая сфера деятельности станет ведущей для «Оникса», а на счета фирмы уже поступали крупные суммы.

Ласточкины переехали в новую квартиру на Ленинском проспекете, арендованную фирмой. Здесь был выдержан стандартный уровень европейского комфорта, обстановка и бытовая техника блистали новизной.

Как-то вечером, ужиная в просторной, соединенной с гостиной кухне, только что доставленным шофером Андрея Дмитриевича «пайком», отец и дочь долго молчали. Набор дорогих деликатесов и самых доброкачественных напитков стал постоянным на их столе. Но к этому все ещё трудно было привыкнуть.

— Полюшка, у тебя крыша от такого темпа не поехала? Подобная операция называется «произвести ураганный огонь и занять позиции». Действуешь по приказу, который не обсуждается. — Андрей Дмитриевич открыл бутылку коньяка Remy Martin и налил в рюмки. — Выпей немного, согреешься.

— Меня и вправду трясет. Холод изнутри, словно льдышку проглотила, а она не тает. Но льдышку вместе с шампанским.

— Это мандраж. Уж очень все круто завертелось. Опять я кому-то пригодился. Опять автомобиль, спецзаказы, офис… Мне бы радоваться… А ощущение такое, что кого-то обманываю. Может, не по плечу мне такие дела? В бизнесе ведь, Полина, правила особенные, к ним ещё приноровиться надо.

— Ох, и не знаю, папка… Может, так и происходит: человек мечтает, мечтает о чем-то, заведомо далеком от реальности. И вдруг — бац! Извольте: карета подана, лакеи ждут, дворец, принц… Владейте, любезнейшая. А мечтательница испугалась, забилась в угол и просит: оставьте, как было, я ж, тетенька волшебница, пошутила.

— Хочешь сказать, что по поводу Глеба сомневаешься?

— Непонятно как-то… Все сдерживаю себя: проснись, Инка! Почти два месяца встречаемся, в ресторанах самых престижных несколько раз ужинали. Смотрит он на меня… ну, в общем, не совсем платонически. При этом отношения чисто дружеские. У меня такое впечатление, что он одинок и нуждается в человеке, с которым можно поделиться проблемами. Но довериться не может, вроде что-то скрывает.

— Х-м… Думается, этот молодой человек вообще не расположен к откровениям. Любезен, мягок на поверхности. А все важное прячет внутри, в железобетонном бункере.

— Значит, я отдушина бункера. Честь, конечно, большая, и всеже… Полина пожала плечами, смутилась. — Я ведь не просто «хороший парень».

— Ты очаровательная женщина, Полюшка, только не хочешь этого проявлять. — Андрей Дмитриевич обнял дочь. — Соблазном быть не хочешь. Зря, детка, ты же сама его на дистанции держишь.

— Вот и Алла так говорит.

Дружба Аллы и Риты продолжалась. Теперь, встретившись после работы, они заезжали в маленькое уютное кафе, где могли вдоволь наговориться. Ни разу Алла не пригласила подругу к себе. Дорога за город, конечно, дальняя, и у Аллы, очевидно, были причины не приводить в дом девушек. Она частенько упоминала о неравнодушии супруга к женскому полу и своей гипертрофированной ревности.

— Если бы я его, кобеля, за хвост не держала, завел бы мой Геша целый гарем. А что? Коттеджный городок на двадцать семей — и все свои!

Полина без энтузиазма поддерживала не близкую ей тему и переходила на свои, все ещё казавшиеся нереальными жизненные перемены.

— Уж очень все как-то быстро получилось. И фирма наша и внимание Глеба… Ни с того ни с сего Ласточкины стали предпринимателями-бизнесменами. Отец хоть и держится, но он тоже малость в шоке. Раньше ведь пока какое-нибудь решение примут, пятилетка пройдет.

— Время другое. Каждый день закручивается какая-нибудь крупная сделка или глобальная афера. Кого-нибудь отстреливают, кто-то отправляется в тюрягу, другой покупает особняк на французской Ривьере и путает нули в растущих банковских счетах… Эх, ускорение несвободного падения… Можно, конечно, отсидеться в болоте, задыхаясь от зависти к «везунчикам», тем, кто ухитрился вырваться в «инициативную группу». И рассуждать «о доблестях, о подвигах, о славе»… зависит от характера. Увы, я не из тех, кто послушно стоит с кошелками у края тротуара, пережидая пока пронесутся мимо чужие «мерсы» и обдадут грязью. — В черных глазах Аллы промелькнула злинка. Может, оно так и честнее, только не для меня. Да и ты, Инка, не из смиренниц. Ведьмачья порода. Не даром на тебя Глеб Борисович глаз положил. У него вообще-то на моей памяти серьезных баб не было. Весь в делах выше крыши. Если и отвлечется, то на минутку, в качестве гормональной разрядки.

— Значит, у него кто-то есть. Ведь меня он не трогает, никаких попыток к переходу на интим не осуществляет, — призналась Полина.

— Да ну? — Искренне удивилась Алла. — Я полагала, это он для совместного с тобой пользования трехкомнатную квартиру приобрел. Через меня кое-какие бумаги прошли.

— Я слышала, он снимает однокомнатную в Чертаново.

— Снимал, когда в Москву из Орла перебрался. И теперь там обретается, пока ремонт не завершат. Роскошная, слышала, хата. Неужели не приглашал? Выщипанные дугой смоляные брови Аллы недоверчиво поднялись.

— А тебя? — подозрительно прищурилась Полина.

— Я женщина замужняя. Муж ревнивый, гирей пудовой, как теннисным мячиком играет. — Алла вздохнула. — А то я, возможно, и не отказалась бы. Глебушка — мужик интригующий. Шрам на левой скуле заметила? Молчаливость, усмешка… С женщинами фривольности не позволяет, а в постели наверняка деятельный. Поверь моему опыту. И не тяни, радость моя, не тяни. Глядишь, передержишь. Вокруг него немало умниц крутится. Перехватят, случаем, поночевать, а потом уж будет сложнее.

— Ты не понимаешь, Алла. Я его, как женщина, вовсе не интересую… Вернее, иногда кажется, что-то проскочит, какая-то искра и… Но он глаза опустит, помолчит и все, — проехали.

— Господи! — Алла всплеснула руками. Блеснули перстни из белого золота — желтое она из принципа не носила — «не мой стиль». — Ты-то чего ждешь? В мячик никогда не играла? К тебе подача идет, а ты, вместо того, чтобы взять, в сторону отскакиваешь… Да, плохи дела… Вот такие умницы одиночками и остаются. Так и сидят клушами, куда пальцем ни ткни.

— Да он ведь ни разу ничего не сказал, не намекнул даже…

— А ты спроси. Прямо так и спроси! Или, ещё лучше, сама признайся. Сдержано, но страстно. Чтобы и слезы, и любовь. Ну, ты сориентируешься, ведь не водевиль, серьезная драма разыгрывается.

— Не могу. Всегда думала, что инициативу в этом деле должен проявлять мужчина. Кроме того, как известно, холостяки нежные чувства со стороны строгих дам воспринимают как перспективу брака, а брак для них — хуже удавки.

— Правил нет. Есть индивидуальный подход. Вот сама сценарий и сочиняй. Только смотри, Инка, не тяни. И, к тому же, подналяг на самосовершенствование. Аэробика, сауна, массаж — это раскрепощает женщину… В конце концов, борьбу свою японскую вспомни. О-очень способствует. — Алла игриво подмигнула.

Полина приняла советы к сведению, стараясь не выглядеть синим чулком и букой. Но приближался Новый год, а в её отношениях с Глебом мало что изменилось. Правда, он часто разъезжал по командировкам, а когда возвращался, зарывался в работу. Отец тоже просиживал в своем благоустроенном офисе по двенадцать часов, выглядел усталым и озабоченным. Полину в дела он не посвящал, да она и не рвалась. Интерес к бизнесу явно не пробуждался. Зато хорошо пошли занятия в автоклубе. На семейном совете было решено приобрести машину, водить которую предстояло Полине.