Золото Колхиды

Глава 19 Зрелище, которое я не видел ​

Кажется, поединок не нанес ущерба репутации аргонавтов и мы, как всегда, победили, можно соглашаться и сваливать, но Ясон заартачился:

— Апсирт, ты хотя и являешься зятем царя, но я договаривался с самим Аэтом. Завтра я сражусь с быком и принесу жертву Гелиосу — отцу правителя. Если я одержу победу — а я ее одержу, то двенадцать золотых рун достанутся мне и моим товарищам по уговору. Но если богам будет нежелательна моя жертва, мы уплывем из Колхиды с позором.

Апсирт спорить не стал, только усмехнулся — очень криво, развернул коня и уехал, уводя с собой колхов.Чем-то недоволен? Типа — слово царя аргонавты ценят выше, нежели слово зятя? Жертву для отца своего тестя не желает приносить? Может, я снова ищу «второе дно», а ему просто быка жалко?

Колхи покинули пристань, зрители разбрелись, а Тесей дал команду:

— Аргонавты, разойтись.

Как только мои товарищи разомкнули ряды, меня сразу же кинулись поздравлять. Качать героев здесь не принято, но все равно, меня чествовали. Кто пожимал руку, кто обнимал, а Геракл ободряюще похлопал по плечу. Надо же, сегодня я выдержал хлопок полубога почти не поморщившись. Разве что, ключица слегка заболела, а плечевая кость загудела.

— Я горжусь тобой, родич, — похвалил меня главный герой всех времен и народов.

Прокололся, мой друг Амфитрионыч. Ему бы еще меня зятем назвать. Сам бы я на такое внимания не обратил, если бы народ не вытаращил глаза. С чего это Саймон — потомок титанов и Геракл — сын Зевска, вдруг стали родичами? Но вслух спрашивать не стали. Спросили бы, придумал бы что-нибудь, но аргонавтам было не до вопросов, потому что ко мне шла Артемида.

Понадеявшись, что прилюдно супруга меня бить не станет, шагнул навстречу. Не стала. Крепко ухватив меня за руку, богиня повела меня к морю. Укрывшись за корпусом «Арго» от любопытных взглядов, Артемида размахнулась, собираясь влепить мне пощечину, но ее рука остановилась и, вместо этого, супруга крепко обняла меня, уткнулась в грудь и… заплакала.

Мне было и неловко, и хорошо. Неловко — потому что заставил любимую женщину волноваться, теперь она плачет, а хорошо — потому что чувствовал, что она, моя родная, любимая и она меня тоже любит.

— Не плачь, все уже позади, — пробормотал я, поглаживая мою богиню по спине. Даже сквозь ткань хитона гладить было приятно. Наконец, я не выдержал и начал целовать свою жену, а она, хотя и плакала, но отвечала на поцелуи.

И что тут дальше-то говорить? Камень, песок… Так ничего страшного.

В общем, когда мы вышли из-за «Арго», наши товарищи уже приготовили ужин. Реплик — ни ехидных, ни завистливых не было. Все здесь люди взрослые и понимают, что мужу с женой иногда следует уединиться. Правда, до меня вдруг дошло, что неподалеку болтается черная галера со зрителями. Но подзорную трубу еще не изобрели, а невооруженным взглядом всех деталей не рассмотреть. Пусть завидуют издалека.

Оказывается, не я один соскучился по горячему, но и остальные. Поужинаем, а заодно и новый котел обновили.

Похлебка, сваренная из баранины, муки и лука, в общем-то удалась, если бы не отдавала свежей глиной. Народ косился на Орфея с Автоликом, бывшими сегодня за кашеваров, но парни не виноваты. Котел-то совсем новый и должно пройти какое-то время, чтобы он «обносился». Надо было его либо вымочить в морской воде, либо прокипятить в нем соленую воду раза два, но если мужики голодные, так кто утерпит? Ничего, со временем глина впитает в себя запахи, и наши кушанья опять станут пахнуть только едой.

Жевали молча, но, когда все насытились, назрело толковище.

Вопросов было много. И не только у меня, но и у всех остальных. Почему зять царя ведет себя настолько вызывающе, словно именно он правитель Колхиды, а не Аэт? Почему Апсирт, при наличии супруги, решил умыкнуть чужую жену? Похищение — более-менеепонятно, все останется шито-крыто, женщину можно взять в качестве наложницы или конкубины[1], не ставя в известность ни жену, ни тестя. А вот такое прилюдное «представление», закончившееся тремя трупами? А если предположить, что три колха завалили-таки мужа Аталанты-Артемиды, и Апсирт взял-таки себе девушку? Что бы сказал Аэт, узнав, что его зятек решил взять себе еще одну жену? А как к этому отнеслась бы Медея? Изменить мужу, допустить его измену — это одно, а вот потесниться на троне, уступив половину сиденья сопернице — совсем другое. И, наконец, самое главное. Почему зять решил отменить договор между Ясоном и Аэтом о тавромахии? Причем, не о простой, о ритуальной? Взять, и просто так отдать двенадцать золотых шкур? Это, на мой взгляд, будет покруче, чем все остальное. Тут прямое нарушение воли государя. Как теперь выглядит в глазах подданных царь Аэт, по милости своего зятя, опущенный ниже ватерлинии?

Нет, ничего не понимаю.

Некоторую ясность внес Ясон, сообщивший, что Апсирт не просто муж Медеи, но еще и ее брат. Вот здесь уже стало чуть-чуть «теплее». И с мифом об аргонавтах есть перекличка. В легенде о Золотом руне Апсирт был наследником престола и братом Медеи. Но вот про то, что он еще и муж, ничего не говорилось. Впрочем, а почему бы нет? Это меня, если слышу о кровосмесительных связях, сразу же передергивает, но некогда это считалось почти нормой.

Инцест, это такая вещь, на которую в древности смотрели сквозь пальцы. Про своих новых родственников — олимпийских богов, я вообще молчу. Да и другие боги не лучше. Осирис и Исида — образец супружества, являлись не только мужем и женой, но еще и братом и сестрой. И фараоны с фараоншами, для сохранения чистоты крови и недопустимости родственных связей с нецарствующими семьями, фараон женился на собственной сестре. Даже Птолемей, соратник Александра Македонского, после смерти своего императора, ставший царем Египта, не посмел нарушить это правило. И самая знаменитая царица древности Клеопатра, будучи этнической гречанкой, официально являлась женой своего брата (а если уж совсем точно — вначале одного, а после его смерти — второго).

Еще, если память не изменяет, все правители инков женились только на родственницах, потому что не могли опуститься до связи с простыми смертными, а власть в империи лишь от браков, заключенных между близкими родственниками. Вроде бы, персидские цари следовали тому же обычаю.

Ладно, с этим все ясно, но все равно, остается вопрос — почему Апсирт представляется зятем царя, а не его сыном? Или зять более почетный титул (титул?), нежели сын? Нет, тут без этнографа не разобраться.

Что ж, если нельзя понять и разобраться, так стоит на все эти вопросы просто взять, да и плюнуть. Может, само-собой все «рассосется», все тайны раскроются? А коли нет, то значит нет.

Ночью никаких сюрпризов не было, хотя мы, на всякий случай, выставили двух часовых, а утром, первым делом, спустили «Арго» на воду. Слишком долго сидеть на суше для корабля тоже вредно — рассыхается. К тому же, если что-то произойдет, и нам-таки придется уносить ноги и копыта из Колхиды, то куда лучше, ежели наше судно будет уже готово к отплытию, нежели, если придется тащить корабль в воду под ливнем стрел.

Как уже говорилось выше, смотреть на истребление невинного животного я не хотел, да и отмазка у меня имеется, но все остальные прямо-таки рвались увидеть завлекательное зрелище. Но все-таки, кого следовало оставить на судне для помощи кормщику. «Арго», хотя и спущен на воду, но с одним только кормщиком корабль полностью беззащитен. Если захотят угнать наше судно, то мне одному не отмахаться. А еще можно корабль просто сжечь — подойдите поближе, да бросьте на палубу факел — вот и все. А вчетвером, мы уже сила. Хоть от захватчиков отбиться, а хоть и пожар тушить. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Аглавра, понятное дело, останется и так, а кто же еще? Хотели кинуть жребий, но неожиданно Орфей вызвался добровольцем. Сказал, что у него по-прежнему побаливает рука. А еще Тесей решил остаться.

Что же, команда, в принципе, неплохая. Надеюсь, что за это время я не успею пособачиться с Тесеем и мы с ним друг дружку не убьем.

Орфей с Аглаврой ушли на нос корабля. Сатиресса что-то напевала, а Орфей подбирал музыку. Похоже, что рука у него приходит-таки в порядок, раз наш рапсод уже начал музицировать, а еще и фольклор низших богов запоминать. Впрочем, это уже станет называться не фольклор, а как-то иначе.

— Саймон, ты по-прежнему на меня сердишься? — поинтересовался Тесей.

Вот те раз. А я-то считал, что это незаметно.

— Не то, чтобы сержусь, но очень задело, — признался я.

Странно, но упрек Тесея в том, что я желаю спрятаться за спину Геракла или за лук жены, меня очень задел. Вроде, все бы должно развеяться, а вот, поди же ты. Не знал, что я такой злопамятный человек. Но, оказывается, Тесей сам об этом переживает, хотя мы с ним, вроде бы, принесли извинения друг другу.

— А ведь я не хотел тебя обидеть, — сказал Тесей. — Никогда не считал тебя ни трусом, ни лжецом. Сам не понял, что это на меня нашло? Такое чувство, словно меня в спину кто-то толкнул.

— Это все Фрикс, — уверенно заявил я. — Есть люди, которые обожают сталкивать других лбами, ссорить между собой лучших друзей. Если такой человек появляется, то он словно бы источает яд.

Хотел еще добавить модное в моем мире слово «токсичен», но этого термина покамест здесь нет. Может и хорошо, потому что его используют там, где надо, и там, где не надо. Это как выражение «совсем, от слова совсем», ставшее штампом. Хуже только «волнительно».

— Но ты на меня не сердишься? — решил уточнить Тесей.

— Не сержусь, — улыбнулся я. У меня и на самом деле словно с сердца упал камушек. Не очень большой, но ощутимый.

— Если мы с тобой снова друзья, так может, растолкуешь мне смысл пророчества? Пока ты отсутствовал, Пелей рассказал, что ты оказал ему большую услугу…

Вот ведь, болтун! А Тесей, как оказалось, не просто решил еще раз покаяться, но и извлечь некую выгоду. Ладно, обижаться не стану.

— И что за пророчество?

Тесей зачем-то сложил руки на груди, поднял глаза ввысь (я чуть не фыркнул — ну, вылитый Гилас!) и продекламировал:

— Храбрый Тесей, Лабиринта усталый крушитель,

Пред неизбежностью дух свой в груди укроти поневоле.

Бойся одной только крови той женщины, что ты покинул.

И что тут толковать-то, если все предельно ясно? Не для Тесея, разумеется, а для меня. Кровь женщины — это Федра, младшая сестра Ариадны, на которой Тесей женится после смерти первой жены — амазонки. А вот саму Федру угораздит влюбиться в своего пасынка, но тот, будучи целомудренным юношей, не пойдет на «контакт» с мачехой. А та отомстит очень изощренно — оставит записку о том, что ее обесчестил пасынок, и повесится. Герой, само-собой, вгорячах проклянет своего сына и тот погибнет, а когда истина всплывет, станет очень страдать.

И что мне делать? Если растолкую пророчество, то спасу жизнь нескольким людям, один из которых еще даже и не родился, зато мировая культура лишится занимательной истории и сюжета для сочинений. Еврипид с Софоклом не напишут своих произведений, Сара Бернар не сыграет Федру в трагедии Расина, а Оскар Уайд не напишет посвященного ей стихотворения, а Гумилев не переведет его на русский язык.

С другой стороны, деятели культуры найдут себе иные источники вдохновения, а я спасу героя от безумной выходки. Или не спасу? Уверен, что если не будет Федры, появится другая женщина, а Тесей вляпается во что-то еще. Планида у парня такая. Если верить мифам, так ему никогда не везло с женщинами. И ладно бы, если последствия ударяли лишь по самому победителю Минотавра, так они же постоянно задевали и других. Бросил Ариадну, украл Елену, из-за чего ее братья пошли войной на Афины, разгромили армию подданных Тесея, а его собственную мать сделали рабыней. Может, теперь, после ухода с исторической арены Перифоя — того, что подтолкнул Тесея украсть Елену, герой образумится? Или нет? А у него еще в сердце сидит царица амазонок, с которой он рано или поздно повстречается.

— А как ты сам считаешь, что может означать пророчество? — осторожно поинтересовался я. — Какую женщину ты покинул? Сколько их было?

— Только одна, — глухо сказал Тесей, не называя дочь Миноса по имени. — Но ее кровь — это могут быть и братья, и сестры, если они остались. А может и дети. В Таврии я увидел ванакта Фоанта, очень похожего на Ариадну. Если бы он не был зрелым мужем, я бы решил, что он ее сын.

Я лишь пожал плечами. Я-то читал мифы и знал, что Фоанта на самом деле считают сыном Ариадны и Диониса. Опять-таки, повторюсь — как это могло быть, если Тесей убивал Минотавра совсем недавно, я не знаю. В мифах все так напутано, переплетено, что, когда сам попадаешь в миф, тоже начинаешь запутываться.

— Предупрежден — значит, вооружен, — высказал я избитую фразу. — Ты знаешь, что тебя ждет опасность от человека, связанного узами крови с твоей бывшей подругой, поэтому ты должен его остерегаться. Скорее всего — это будет женщина.

— Почему женщина? — заинтересовался Тесей.

— Ну, сам посуди, найдется ли мужчина, которого ты можешь боятся? Тот, что способен причинить тебе неприятности?

— Сложно сказать, — пожал плечами Тесей. — Бояться-то я никого не боюсь, ни мужчин, ни женщин. А опасаться? Кого мне опасаться в этом мире? Можно опасаться Геракла, потому что он очень силен. Можно опасаться Автолика, потому что хитер и изворотлив. Еще я мог бы опасаться тебя.

— Меня? — удивился я, а потом обиделся. — Из-за стрел Аталанты?

— Нет, не из-за стрел, —покачал головой Тесей. Усмехнувшись, добавил: — Стрелы охотницы здесь не при чем. Просто, если от Геракла или от Автолика, а хоть и от Диоскуров, понятно, что можно ждать, а вот что сделаешь ты — совсем непонятно. Я и раньше считал, что ты очень непрост, а сегодня еще раз в этом убедился. Никто из нас не догадался бы так провести бой, как это сделал ты. Сражаться с тремя противниками разом, но, в тоже время, разбить их поодиночке — это большое умение. Пожалуй, если мне придется воевать с большим отрядом врагов, перейму твою тактику.

Не стал объяснять, что эта тактика уже применяется. Или еще применится. Пусть думает, что я такой умный и хитрый.

— Саймон, скажи, а умирать — это больно? — спросил вдруг Тесей, сменив тему.

— Не помню, — честно ответил я. — Я, вроде бы, жил, потом что-то стало происходить… И тут я опять жив.

— Понимаю, ответить ты мне не можешь, — вздохнул Тесей. — Если человек побывал в Аиде, он выходит оттуда совсем иной. Смерть или бессмертие. Этого можно бояться, но все равно, тебе все завидуют, хотя и молчат об этом. Только не говори мне, что смерти нет. Дескать — пока я жив, ее еще нет, а как придет, так и меня уже нет. Все равно не поверю. Ты уже получил бессмертие, тебе меня не понять и в пустые слова не верю.

— И правильно делаешь, — хмыкнул я. — Но есть другое. Если ты один раз уже умер, потом стал живым, то неизвестно, умрешь ли ты во второй раз. А может так статься, что мне захочется умереть?

— Ты про то, что тебе придется пережить любимую женщину? Не хочешь оставаться на земле, если уйдет Аталанта?

— Боюсь, — только и сказал я. А что было отвечать? Рассказывать, что моя жена на самом деле бессмертная богиня? И что она, скорее всего, все-таки переживет меня, бессмертного?

— Скажи, а это правда, что Аталанта отдала свое собственное бессмертие, чтобы вызволить тебя из Аида?

— А Аталанта была бессмертной? — искренне удивился я. Вот про это нигде не читал.

И Тесей любезно мне пояснил:

— Аталанта — подруга самой богини. А я слышал, что богиня Артемида упросила отца, чтобы тот дал ее подруге бессмертие. Зевс не смог отказать своей любимице. Но она пожертвовала своим бессмертием ради тебя, и теперь опять стала обычной женщиной.

Вот это да! Прямо на моих глазах рождается очередной миф. Что ж, он не хуже иного и прочего. А что ответить? Сказать — дескать, без комментариев, так не поймет. Поэтому, я ограничился только пожатием плеч и вздохом. И пусть понимает так, какхочет.

[1] Конкубина — незаконная жена. Если говорить современным языком — сожительница.