Зорагалдиум. Потусторонний мир

Часть 13

Вокруг располагались руины до основания уничтоженного города. Зрелище довольно-таки сумрачное. И даже лучи полуденного солнца не могли придать этому месту никакой надежды. Ещё и саткары, бодро шагающие тут, добавляли отчаянья. И, как будто бы этого мало, ещё и разорад. Одинокое существо архидур и его подопечные заметили уже издали, а потому исполин приготовил свои могучие слова, подобрал звучные выражения и готовился излить их на нас. Однако по мере того, как Ольдерис становился к ним ближе, каждый убеждался, что это был не человек. Фисталуон даже передумал пустословить, ведь каждый знал, что нежить не имеет страха, а потому все его слова будут сказаны впустую. Своим же величием он был пока что удовлетворён. Точнее, пока что никто не ткнул его носом в собственную ничтожность, а потому он не нуждался в том, чтобы восстановить своё положение. Он сказал своим прихвостням, что они могут делать с ним всё, что угодно. Один из ражгаров сказал, что повеселится с этим мёртвым ходоком. Когда архидур и остальные приблизились к Ольдерису и явно собирались проходить мимо, их души потревожил леденящий голос смерти, навеивающий жуть:

- Фисталуон, предводитель воинства Кальдебарсона, убирайся прочь, пока не поздно. Иначе всех твоих саткаров ждёт неминуемая гибель, а тебя – унижение.

Это было неожиданно для всех саткаров, что нежить заговорила, а потому они остановились, дослушали до конца его речь, а после небольшого промежутка безмолвия архидур рассмеялся. Ражгары с раждалодами поддержали его насмешку. А, когда всё закончилось, он, преодолевая страх, которым оплетал его душу бессмертный, отвечал:

- Забавно. А я и даже и не подумать не мог, что вы, мертвяки, оказывается, такие шутники.

Он собирался проходить мимо, но тот самый ражгар, который вознамерился повеселиться с этим мёртвым ходоком, налетел на Ольдериса и тут же взревел оттого, что потерял обе свои руки от прикосновения к некроплазме. Фисталуон обернулся и увидел, что произошло. Бессмертный, поймав взор архидура, демонстративно оборвал страдания безрукого отродья Хора, когда сжёг его в зелёном пламени зора, а после заговорил:

- Ещё раз предупреждаю: убирайся прочь. В противном случае твоё воинство погибнет в зелёном пламени смерти, а ты от этого самого пламени познаешь унижение.

Архидур замешкался лишь на мгновение, потому что в нём смешались страх с удивлением от того, что он увидел. Однако, поборов всё это, он принялся, как встарь, рассказывать на всю округу о собственном величии. Но Ольдерис не стал его дослушивать – обрушил на головы всех саткаров мощь зора. Поднялся резкий порывистый ветер, который начал сдирать кожу с ражгаров. Дневное светило тут же скрылось за тяжёлыми свинцовыми тучами, порывы первородного ужаса сковывали и не позволяли даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы противостоять могуществу вестника смерти. Фисталуон довольно долгое время собирался с духом, но, когда всё-таки переборол весь ужас, который не позволял ему начать действовать, больше половины его особого воинства уже пало. Осознав это, он преисполнился дикой ярости и принялся мстить ничтожной нежити за то, что произошло с теми, кто был рядом с ним. И тогда мы увидели мощь архидура в действии.

Несмотря на свой огромный рост и кажущуюся неповоротливость, как воин Фисталуон был неплох. Обычно огромным существам постоянно не хватает скорости. Но архидур был лишён этого недостатка. Взмахи его исполинского оружия, отдалённо напоминающего меч, были достаточно стремительны. А, будучи покрытым алым пламенем Кальдебарсона, это оружие не сокрушалось при встрече с зелёным пламенем зора. Левой рукой он производил достаточно могущественные чары и не только сопна или закта. В его арсенал входили также финте, зенте, кельте, вульту и даже фаэте. Только знаки он рисовал не рунные, а саткарские, ведь руны обязательно угловатые и сияющие белым или голубым свечением, когда как то, что он производил, имело и угловатые, и закруглённые формы, а сияло исключительно из-за того, что горело обычным пламенем. И всё было направлено лишь на причинения ущерба – ни одной из сфер магии он не мог поддержать своё изрядно поредевшее воинство или хотя бы уж себя самого, потому что сила смерти постепенно поглощала его сущность, добираясь до жизни самого саткара. Разум искажался под действием первородного кошмара. И архидур не мог ничего придумать. А только лишь отбивался от налетавших на него несуществующих врагов и пытался защититься от шквала непрекращающегося града смерти. Иногда его настигало просветление, и он устремлялся на Ольдериса, но бессмертный концентрировал зора и отбивался от всех его ударов и различной магии. Весь этот бой показал, что саткары не собираются отступать. А потому разорад по всему этому миру готовился отбиваться от нападения саткаров, нещадно истребляя их. Фисталуон же пытался биться и всеми силами тщился сокрушить эту ничтожную нежить, которая оказалась очень могущественной, недооценённой им. Бросаясь сквозь множественные сплетения магии смерти и бушующую бурю зелёного пламени, он всякий раз ударялся об Ольдериса, как будто бы о незримую стену. Бессмертный был так близко – вот же он. Протяни свой меч и казни его. Но всякий раз архидур оказывался лишь в самом эпицентре сил смерти и Пустоты. До его ушей доносились крики агонии саткаров, которые остались ещё живы. И это злило, но вместе с тем ещё и пугало. С кем он ведёт сражение? Может быть, это был кто-то из великих? Просто он принял это несуразное обличие, чтобы Фисталуон подумал, будто бы сможет победить его? Если это так, то нужно бежать и как можно быстрее, пока ещё он может существовать. Эта мысль сводила его с ума, а наблюдение за тем, как постепенно истаивают его сущности, разжигало этот страх. Так что мысль бежать отсюда, пока не поздно, укоренялась в нём всё сильнее и сильнее. И вот, он использует пентаграмму, прыгает в неё, но ничего не происходит – его ноги приземляются на землю. Недоумение завладело им настолько, что он даже не понимает, из-за чего всё так произошло. Ему понадобилось пару мгновений, чтобы собраться с мыслями, и только после этого он обратил внимание на символы, расположенные на ободьях его звезды. Их тут быть не должно. Однако они были тут и не позволяли порталу открыться. Более того, он осознал, что попал в ловушку – этот мерзкий бессмертный установил ловушку! Теперь он не сможет бежать отсюда во всех смыслах этого слова. Не сможет бежать и умрёт тут. Умрёт. Он, великий и неподражаемый Фисталуон, предвестник кончины, жнец ничтожных душ, пожиратель поверженной надежды, пойман, как мышь в мышеловку, и умрёт, как самый последний ничтожный таракан, надышавшийся дихлофоса. Это настолько сильно напугало его, что архидур начал биться в истерике, пытался пробиться через незримые барьеры удерживающей пентаграммы, ревел, как подстреленный нугундр, и распалялся жуткой бранью, обещая всем нам жуткую месть со всеми возможными мучениями и страданиями, какие только способно выдумать его изощрённое сознание. Тем временем зора заканчивал пожирать третий рубеж его сущности, так что паника росла в геометрической прогрессии. Когда сила смерти приступила к четвёртой, он принялся метаться ещё сильнее. Его сущность начала расти, так что саткар перестал умещаться в площади пентаграммы, которую сам же для себя и приготовил. Но страх перед смертью продолжал владеть им, так что он не прекращал свой рост. И, подобно тому, как был разрушен Кальдебарас, таким же образом была расколота эта ловушка. Фисталуон просто-напросто раздавил её самим собой, а после принялся бежать так быстро, как только мог, удаляясь прочь от того места, где находился Ольдерис. Но буря, которую развёл на всю округу бессмертный, покрывала довольно-таки обширную площадь, а потому трус всё бежал и бежал, продолжая испытывать на себе воздействие губительной силы смерти. И только в тот миг, как он покинул территорию буйства смерти, пентаграмма унесла его прочь отсюда.

Вторжение саткаров было начато и тут же разбилось о нашу силу смерти. Десятки и сотни тысяч краснокожих слуг Кальдебарсона расставались со своими жизнями, возрождались и снова приходили сюда, чтобы объединиться в большой отряд и попытаться прорвать к людям с новыми тактиками и манёврами. Но ничего не помогало, хотя было совершенно очевидно, что они были направляемыми кем-то. Тем более, что Фисталуон перестал быть полководцем, а только и знал, что бродить по тёмным пустошам, совершенно один. Он боялся сказать хотя бы уж слова, опасаясь того, как бы его не обнаружил кто-нибудь из разорада. Страх ещё владел им, перед глазами ещё стояло зелёное марево смерти, кожа продолжала ощущать призрачное жжение от этой силы. Он пытался успокоить самого себя, пытался подавить бурю в собственной душе. Всякая мысль бежала из его головы. Он не мог ничего предпринять. Даже просто опуститься на землю и, воспользовавшись Хордозом, обратиться к своему властелину за советом. Наверняка повелитель алого пламени и повелитель одержимости захотят услышать о положении дел в этом мире и о причине их поражения. Конечно, Аббалитон уже успел познакомиться с нами, когда столкнулся с Форманисом и Авлис на вершине своей крепости. А потому он мог поведать Кальдебарсону о нашем могуществе, а тот, в свою очередь, мог бы подумать о том, кого и как он отправляет сюда. Но довольно продолжительное время всё оставалось неизменным. Саткары погибали, возрождались и снова шли в бой, а Фисталуон оставался наедине с самим собой, продолжая попытки перебороть остатки первородного ужаса, которые засели в его сознании.

Так прошло много времени. Архидур собрался с мыслями, а после поступил самым разумным образом – попытался связаться через Хордоз с обоими владыками. Однако те ничего не отвечали ему. Возникла мысль вернуться в Хор и спросить лично, как ему быть дальше, однако он вспомнил, что вообще-то является архидуром – саткаром, которому владыки доверяют проведение войн. А потому ответственность за всё, что происходит здесь, лежит именно на нём. Он должен вести это воинство к победе. Он обязан выкручиваться из сложившегося не в его пользу положения. Вот он и решает продолжить руководить этим вторжением во что бы то ни стало. Да, архидуры известный как могущественные полководцы, хорошие воители и достойные чародеи. Однако Фисталуон, по всей видимости, был новичком в этом деле, только недавно сотворённым Кальдебарсоном и Аббалитоном, а после сразу же выпущенным в этот мир для того, чтобы свершить свой первый подвиг – завоевать его, окропить его кровью людей и причинить неимоверные страдания всем живым. Потому что после долгого блуждания в собственных мыслях он принимает целый ряд нелепых решений. И первое касалось создание аздунов. Технология множественных саткаров ещё была несовершенна и находилась в доработке. Однако он их всё равно посылает и теряет таким образом тысячи саткаров одним махом. После этого он велит половине проклятых отступать к КРЭЛам и оберегать их от разрушения, чем только помогает нам разрушать эти кристаллы, ведь, саткары питаются силой реконгеированной энергии. А, поражая их, мы истощаем эти самые запасы, так что мы вообще имеем возможность сокрушить эти устройства пожирания планеты. Конечно, после того, как пришли сариномы и открыли способы, как уничтожать КРЭЛы без их разрядки, этот метод не сработал. Но так нам удалось сокрушить три кристалла реконгеации энергии леднорала как раз таки из-за того, что большие отряды охраняли эти кристаллы. После этого Фисталуон пытался участвовать в нескольких штурмах человеческих поселений. Но, терпя поражение, всегда сбегал, оставляя своё воинство на съедение нам. После этого он снова удалился на пустоши и ходил, размышляя над сложившимися обстоятельствами. Своё поражение он связывал не с нашим величием, а с собственной ничтожностью. Когда прошло достаточно времени, Ольдерис явился к нему. И Фисталуон даже узнал его:

- Ты! Как ты меня нашёл?!

Мрачный холодный голос отвечал ему:

- Мы никогда не теряли тебя из виду. Просто не приходили, ожидая подходящего момента.

- Подходящего момента для чего?

- Для того, чтобы ты стал восприимчив к нашим словам. Я же говорил тебе, чтобы ты убирался из этого мира. Но ты не послушал. И вот, твоё воинство погибнет в зелёном пламени смерти, а ты унижен, словно загнанный в угол зверь. Так что я тебе говорю в третий и последний раз: убирайся, пока это ещё возможно. Багровое воинство исследует этот мир. И если тебе не повезёт встретиться с ратардом или ваурдом, четвёртого шанса не будет. Ты даже не будешь способен открыть портал, чтобы сбежать – воитель Атрака сокрушит тебя.

Немного подумав над этими словами, Фисталуон сделал это – он сбежал из этого мира.

Но сражение на этом не завершилось. Потеряв поддержку архидура, лишившись всех КРЭЛов, краснокожие полчища должны были растерять всю организованность. Они должны были стать лёгкой мишенью для нашей силы. Однако этого не произошло. Они принимали руководство раждалода или даже ражгара, и такие отряды, ведомые рядовыми саткарами, действовали достаточно успешно. Изредка им даже удавалось обманывать нас, в следствие чего к ним в лапы попадали обычные люди. Становилось очевидно, что они продолжали исполнять волю Кальдебарсона, и кто-то ещё пытался направлять их поступь, кто-то сокрытый от нашего взора. И мы, обратившись незримыми тенями Пустоты, проносились над этим миром в поисках того, кто затаился и направлял всё это воинство. Однако мы видели только лишь одно – разрозненные группы саткаров, действующие совместно. И пока наши глаза искали ответы среди врагов, эти самые ответы созревали среди людей.

С момента, как началось это истребление, прошло достаточно времени, так что люди, видя, как мы заступаемся за них, начали немного расслабляться, разговоры поменяли свои темы: вместо того, как им всем выжить, пошли размышления о том, как они всё это будут восстанавливать. Постепенно, очень плавно и медленно эти приятные разговоры перетекали дальше, чем они будут заниматься, когда закончат возрождать порядок в этом мире. Кто-то собирался весь остаток своих дней провести за рыбалкой, кто-то задумывался над тем, чтобы наплодить множество детей, чтобы как можно скорее восстановить популяцию людей, которых уничтожили саткары, третьи грезили об открытии собственного дела, что они обучатся какому-то ремеслу и станут инициаторами для того, чтобы восстановить одно из важнейших отраслей производства. Например, шитьё одежды или энергостанции, или машиностроение и прочее. Бессмертные не обращали внимание на то, о чём мечтают эти люди, ведь это было так естественно для них. Конечно, таким образом мы могли продолжать изучать их, однако за то количество жизней, которые мы прожили среди них, этих грёз мы услышали великое множество. Да, человек горазд на составление великих планов, когда как на их свершение постоянно чего-то не хватает. Мы не прислушивались к тому, о чём толкуют между собой эти люди не только потому, что не видели в этом ценность, но и потому, что война ещё не окончена. Пока в этом мире бродят порождения Хора, эти существа остаются в опасности. За это время люди привыкли к нам. Раньше они приближались к бессмертный, чтобы задавать всякие разные вопросы. В основном они совершали это для того, чтобы спросить, могут ли они как-то поучаствовать в этом сражении. Чуть реже – для того, чтобы спросить, когда же завершится эта изнуряющая битва. И практически никогда – для того, чтобы поговорить с нами. Только шесть случаев было, когда человек подходил к бессмертному зачем-то ещё, кроме того, чтобы задать один из двух распространённых вопросов. И вот, однажды один человек подошёл таким образом и ко мне.

- Сарксис? - её голос дрожал от волнения и ужаса. Не поворачивая своего лица в её сторону, я отвечал ей:

- Здравствуй, Эдия. Вовремя ты решила уйти из Эссентара, потому что вся наша команда погибла.

Она растерялась с ответом, а, потому ей понадобилось время, чтобы сосредоточиться на собственных мыслях и всё же ответить мне:

- Печально это слышать, - ещё немного помолчав, она продолжила, - Не могу не заметить, что ты тоже один из них. Ты всегда был таким или?..

- Всегда, Эдия. Я пришёл в Эссентар, уже будучи бессмертным. А до этого я прожил две жизни под другими личинами.

- А мы даже не подозревали об этом.

- Да, я знаю. Ведь это и было целью нашего пребывания среди людей – скрыться среди вашего общества, сделаться неотличимыми. Чтобы, если поставить бессмертного рядом с обычным человеком и спросить, кто из них двоих нежить, подозрения вызвал бы именно человек. Но вы – ничтожные и грешные. Будучи вами, мы также должны были избегать обращения в нечестие. Мы, как и прежде, должны были оставаться незапятнанными, неосквернёнными вашими пороками. Это было сложно, однако с каждой новой прожитой жизнью найти это самое равновесие становилось проще. И мы умудрялись оставаться в человеческом обличии, будучи при всём этом праведными.

Быстрые ручки задумалась над моим словами, а после отвечала:

- И в самом деле, ты никогда не использовал нецензурных слов, ты никогда не спал с другими женщинами, ты во всём был безупречен. Чёрт! Да ты нравился мне из-за всего этого. Я думала, что таких людей не существует. Но, оказывается, всё это время я была права. Ведь ты и не человек вовсе.

Наша с ней беседа шла в этом направлении. Она не переставала удивляться, как же бессмертные смогли целые жизни существовать под чужими обличиями и даже под чужими сущностями. Беседа наша плавно перетекла в осуждение сущности смерти. Не всё она смогла принять, ведь разум девушки был закрыт для того, чтобы принимать необъяснимое. И слова «магия», «боги» или «сущность» не могли дать ей исчерпывающих объяснений всего, что касалось, как она говорила, потустороннего мира. И, конечно же, она не удержалась от вопроса, смогу ли я обратить её в нежить? Само собой, ответ, как и для большинства людей, был отрицательным, ведь ей в этой жизни есть что терять. Что не новый день она постоянно подходила ко мне и стала разговаривать как с самым обычным собеседником, рассказывая о том, что она станет делать, когда будет объявлено об окончании этой изнурительной войны. То же самое испытывали некоторые другие бессмертные, которые встретили тех, с кем имели дело до вторжения саткаров в этот мир. Но по той причине, что мы все были сосредоточены лишь на том, чтобы отыскивать тех, кто управляет всем этим саткарским воинством, все их монологи разбивались о наши неприступные души. И всё же, несмотря на это, изо дня в день Эдия приходила ко мне и продолжала изливать свои планы, как будто бы отыскала для себя очень хорошего собеседника. Прибавить к этому ещё и то, о чём уже было сказано выше, а именно, что мы не просто плохие собеседники, но даже отталкиваем от себя людей своей сущностью смерти и тем, что наш дух не резонирует с их духом, что мы не обмениваемся в их беседах эмоциями и чувствами. Совершенно непонятно, почему они вдруг сделались такими сговорчивыми. Однако наши взоры были направлены в совершенно обратную стороны, ища причины там, среди саткаров, когда как эти люди буквально кричали нам о том, что среди них происходит что-то неладное.

Однажды к Шолису подошёл один из валирдалов – Фалкан. Его тревожный дух привлёк внимание бессмертного к себе, так что он оторвался от рассматривания этого мира, чтобы внимать его словам. Тот не стал делать никаких вступлений, а сразу заговорил:

- С людьми что-то не так. В них вроде бы нет саткара, однако они словно одержимы.

Шолис устремил не только свой взор, но и всего себя на то, чем заняты эти существа. В лагере, как всегда, стоял шум от непрекращающихся бесед. Люди удовлетворяли одну из своих самых ненасытных потребностей – общение. И могло показаться, что в этом нет ничего необычного. Однако лишь на первый взгляд. Фалкан увидел в этом процессе как раз таки это самое нечто необычное, как он сказал, какую-то одержимость. По одному из разорада, что находились в других человеческих поселениях, также стали всматриваться в поведение людей. Мы пошли по их рядам и глядели в их сущности. Нет, это были всё те же люди, что и раньше. И темы их бесед были те же, что и раньше. Однако изменилось их поведение, то, каким образом они темы эти обсуждали. Это были не беспечные беседы, которые ведутся с лёгкой улыбкой на лице, во время которых изливаются души одна перед другой. Они просто говорили, невпопад, непрерывно, не слыша друг друга. Такое поведение выходило за рамки человеческого. Они, и в самом деле, были будто бы одержимы без одержимости. Когда Фалкан услышал это словосочетание – одержим без одержимости, он призадумался, однако эти мысли касались его личных дел.

Шолис воздвигся рядом и троими людьми, которые, не слыша друг друга, уставившись куда-то в прострацию, просто говорили, о чём они мечтают. Бессмертный вслушался в их слова. Каждый из них был зациклен на какой-то одной своей мечте и говорил постоянно о ней, составляя при этом разные предложения. Девушка говорила, что после окончания войны найдёт себе мужа. Пожилой мужчина не уставал твердить о том, что разведёт свой виноградник и будет готовить собственное вино. Молодой человек рассказывал о том, как будет разъезжать по пустым улицам на своём автомобиле. Они совершенно никакого внимания не обращали на того, кто стоял рядом с ними и слушал их. Раньше нам стоило только пройти мимо, как они теряли желание вести разговор, а их внимание приковывалось к нам. И это было объяснимо – наша сущность была противоположна их, а потому наш дух и наш внешний вид угашал пламень жизни, которым они делятся при общении. Однако теперь происходило то, что никак объяснить нельзя. Их разумы были сосредоточены на собственных желаниях. Более того, кто-то вмешивается в этот процесс, понуждая их мысли быть сосредоточенными на этом. Именно из-за этого наше присутствие не сбивает их с течения мыслей. Если бы желание общаться исходило от них самих, тогда бы они останавливали беседы, как только кто-нибудь из нас окажется поблизости. Ну и это было бы похоже на диалог, а не на то, что мы видим сейчас – на нескончаемый поток слов, когда совершенно неважно, воспринимает ли хоть кто-нибудь их слова или нет.

Катерис окликнула четверых человек, которые глядели в пустоту и в эту же самую пустоту изливали свою речь. Беседа тут же прервалась. Четыре пары глаз глянули на неё, и мы увидели, что они будто бы пришли в себя. Неприятная дрожь, обычная в таких случаях, пробежалась по их коже, но никто не осмелился сказать ни слова. Теперь всё было как встарь: их души встревожены, взоры сосредоточены, безмолвие в нашем присутствии. Молодой человек набрался смелости, чтобы спросить:

- Что-то… Что-то случилось?

Катерис, чуть помолчав, ответила ему:

- О чём вы только что разговаривали?

Мысли всех четверых тут же устремились в прошлое, чтобы воскресить в памяти их беседу и дать ответ на этот, казалось бы, простой вопрос. Однако они сделали это с большим трудом. Дополняя друг друга, все четверо, в конце концов, сумели прийти к истине – что они обсуждали свои планы в отношении того, кто чем будет заниматься, когда всё это закончится. Но после этого девушка заметила, что их беседа была какой-то странной. Катерис сказала:

- Ты всё верно подметила. Следите за собой. Это какие-то происки саткаров.

Сказав это, бессмертная развоплотилась и стала наблюдать за ними, как эти четверо поведут себя. Поначалу всё было довольно обычно – девушки и парни обсуждали это непонятное состояние, кто-то немного запаниковал, кто-то положился на защиту, которую предоставляли мы для них, но каждый заметил, что беседа была, и в самом деле, какая-то странная. Но эти замечания совсем ничего не изменили. Постепенно их беседа снова перешла в непрекращающийся гвалт, так что они опять сделались как будто бы одержимыми. Они вроде бы продолжали как обычно жить: ели, пили, прогуливались, однако их слова были странными. Мы заглядывали в их мысли, чтобы видеть, как это происходит, как они превращаются в одержимость, однако не видели этой черты. За то удостоверились, что кто-то, и в самом деле, направляет их. Обычно мысли человека беспорядочны, даже когда они сосредоточены. А здесь мы видели небывалый порядок – кто-то или что-то, какое-то неведомое существо или незримая сила берёт их мечты и зацикливает, так что люди не могут ни думать, ни говорить о чём бы то ни было, кроме лишь собственных грёз. И первое, о чём мы подумали, был Терваигон.

Устиладон вместе с Майваоном хором утверждали, чтобы мы страшились его мощи. И в воспоминаниях Устиладониса мы, и в самом деле, видели, что третий тирф отличался от двоих тем, что был находчивее их, из-за чего Кальдебарсон и Аббалитон улучшили его, так что он сделался ещё сильнее, сильнее любого другого тирфа. Но, по всей видимости, его находчивость позволяла скрывать собственную сущность от наших всепрозревающих взоров и действовать исподтишка. Мы пытались высматривать этого саткара среди безжизненных пустошей этого мира, мы старались отыскивать его следы среди людей, однако ничего не помогало. А тем временем человеческие мечтания превращались из беспорядочного гвалта в мольбы. Когда их беспорядочное словоблудие завершалось, и они расходились по собственным делам, мы видели, как они отыскивали для себя идолов, опускались перед ним на колени, а после принялись в форме молитвы просить исполнения своих желаний. Или они стали загадывать эти самые желания, когда происходило какое-нибудь событие. Раньше было так: видишь падающую звезду – обязательно загадай желание, наступил день рождения – загадай желание, сорвал одуванчик – загадай желание и сдуй все его зонтики. Но теперь они загадывают свои желания по всякому поводу: идёшь кому-то навстречу, видишь рассвет, глядишь в звёздное небо, начинаешь разговор, заканчиваешь разговор – в общем, по любому поводу и даже без повода. Становилось совершенно очевидно, что здесь, и в самом деле, орудует тирф. Да вот только наши взоры, наполненные силой смерти, не могли отследить его ни в пустующих частях этого мира, ни посреди людских лагерей. А попытки воспользоваться зора для предсказания так вовсе оканчивались тем, что будущего вовсе не было. И это весьма странное явление, ведь наша власть над частицами духа, что витают в этом мире, должна была хотя бы показать, тот момент, когда будущее перестанет существовать. Но, когда мы вглядывались в предстоящее, могущество смерти показывало нам, что его уже нет, как будто бы конец пришёл, и мира не существует именно сейчас. Согласно знаниям Устиладониса, тирф не способен на такое. Может, разве что их владыка и создатель Мергаон, который обладает ещё большей властью над мечтаниями. Однако в этом сражении участвуют лишь два саткара-владыки, и среди них нет великого исполнителя желаний. Остаётся лишь предположить, что такую власть получил Терваигон. И он всё-таки не убежал, но остался и теперь пытается применить свои силы, чтобы вырвать победу.

Поначалу просьбы людей так и оставались без ответов. Однако со временем особенно сильные желания стали исполняться. В одном из человеческих оплотов произошла трагедия – умер совершенно здоровый человек. Наши взоры показывали, что у него ни с того ни с сего остановилась работа всего организма. Более того, куда-то подевалась и его душа, как будто бы она была в один миг поглощена саткаром. Все горевали, и только один пребывал в радости. Как выяснилось, юноша был влюблён в девушку, у которой уже был ухажёр. Он настолько ненавидел своего оппонента, что пожелал его смерти. Он много раз просил приворожить объект своего вожделения. Однако этого не происходило. Как только он взмолился о гибели своего оппонента, ответ не заставил себя ждать. В тот же миг, как всё это вскрылось, прибыл тиразаил. Устиладонис материализовался в самом центре. И его присутствие тут же захватило внимание всех людей. Однако не так, как мы ожидали. Они глядели на него не с ужасом, не с трепетом и даже не с интересом, а с безразличием, как будто бы их разумами кто-то повелевает. Но не зря мы даровали ему название «похититель желаний», ведь он тут же начал забирать всё, чем люди сейчас были поглощены. Все их желания и чаянья. Бессмертный делал это и одновременно с этим наблюдал за тем, что происходит. Абсолютно каждый пробуждался от этого морока. По мере того, как эти самые желания улетучивались, к людям приходило здравомыслие. Они засматривались на существо, парящее над ними, и проникались трепетом перед ним. Когда процесс закончился, мы ещё раз внимательно осмотрели каждого живого и повстречались только лишь с неподдельным ужасом в их сердцах. Среди них не было саткара – только лишь люди. Но тиразаил наблюдал и высматривал желания. Сейчас люди не были заражены им, а страх мешал зародиться каким бы то ни было мыслям, не говоря уже о мечтах. Устиладонис переместился в другой оплот.

Появившись в самой середине этого неумолкающего общества, он привлёк внимание только лишь троих валирдалов, которые выказывали непередаваемый ужас оттого, что они испытали не себе лёгкое прикосновение нематериализации, ведь бессмертный тирф источал это поле. А, когда они взглянули на него, то поддались ещё большему страху, ведь и внешность его была ужасающая. Тиразаил не торопился действовать в соответствии со своим названием. Он всматривался и пытался понять, где находится источник всех этих желаний. Сомневаться не приходилось: таким образом действует Терваигон. Именно он, получив безграничную силу от своих господ, мог воздействовать на всех людей так, чтобы взывать к их желаниям, усиливать их, а после выборочно исполнять их. Несмотря на то, что исполнилась только лишь одна из загаданных грёз, это не конец. И благодаря Устиладонису мы это знали. Нужно отыскать саткара быстрее, нежели он напитается чужими желаниями. Однако распутать этот клубок человеческих грёз было не так уж и просто. Не было среди этих потоков мыслей каких-то скверных, потому что все, кто поддерживали такие мысли, уже погибли. Остались только те, кто придерживались относительной чистоты. И Устиладонис помнил, что у тирфов нет власти диктовать другие желания. Саткары не могут заставить людей мечтать о том, что выгодно им. Они лишь способны взращивать грёзы, которые уже есть в существе. И то, что исполнилась мечта об убийстве, как раз таки показывало это. Терваигон, по всей видимости, настолько усилил мечту молодого человека о девушке, что это переросло в нечто большее и совсем неблагородное – зависть, эгоизм, ненависть. Исполнив эту мечту, Терваигон получил силы как от самой мечты, так и от поглощённой души. Либо он копил эти силы для себя, либо для своих владык.

Пока тиразаил пытался через людские мечты отыскать тирфа, в другом человеческом оплоте исполнилось ещё одно желание. Маленький мальчик пожелал, чтобы из мёртвых вернулись его родители. И он их получил. Двое одержимых полуразложившихся мертвецов явились перед ним и зверски растерзали, а после попытались напасть на других людей, которые были настолько сосредоточены на своих желаниях, что не видели этой угрозы. Но двое бессмертных схватили этих двоих с помощью своей жуткой силы и стали удерживать. Тут же явился Устиладонис и принялся отыскивать источник силы, который пробудил их таким образом. След привёл его в другое человеческое поселение. Однако там он и оборвался. Саткар хитёр и ловок. Умело прячется и берёт то, что ему потребно. Тиразаил вновь сосредоточился на том, чтобы вести поиски, изучая желания людей в этом оплоте. Мы все также принялись рассматривать то, о чём мечтают и какие желания загадывают все, кто нас окружали. Валирдалы не ощущали на себе чего-то подобного, а потому они молча следили за тем, что происходит. Мы пытались отыскивать грёзы, которые переходят границы здравомыслия или склонялись к какому-нибудь неблагородному делу. Сначала было принято решение, что Устиладонис будет самостоятельно исследовать каждого такого человека, но после того, как стало понятно, что Терваигона подобным образом не получится выследить, мы стали поступать иначе – чтобы не свершилось неблагородного дела, которое напитает исполнителя желаний, мы станем пресекать такие мысли ужасом. Бессмертный тирф тем временем будет продолжать всматриваться в сплетение желаний, чтобы найти наконец-то самого саткара.

Процесс этот оказался достаточно долгим. Желания постоянно пересекались, путались, уходили в другой человеческий оплот, но потом возвращались и порой приводили в тупик. Количество мечтаний, приближающихся к исполнению, с каждым днём становилось всё больше и больше. Но мы их вовремя подмечали, а после искореняли, так что Терваигону так и не удалось набрать ещё больше сил.

Спустя ещё два дня Устиладонис понял, что у человеческих желаний нет начала и нет конца, но они каким-то невообразимым образом переплетены друг с другом. Да, это было невероятно, однако всё, абсолютно всё человеческое общество так или иначе было связанно. Даже те, кто не могли знать о существовании друг друга. К примеру, один человек в одном оплоте мечтал создать семью с девушкой из другого, который находится на совершенно противоположной стороне планеты. И он при каждом случае загадывал это желание. Или двое, опять же, проживающих на разных концах этого мира, грезят объединить усилия, чтобы организовать одно прибыльное дело. Они отчётливо знают о существовании друг друга, хотя ни первый, ни второй своего собеседника в лицо не видели. Маленькие мальчики из разных точек планеты мечтают стать разными супергероями, но для того, чтобы создать из этих супергероев один отряд. Движение их мыслей и грёз достаточно отчётливо указывало на то, что Терваигон имеет над ними полнейшую власть. Но вот с помощью этого самого отчётливого движения было невозможно определить место положения самого саткара. Тиразаил не оставлял попыток приблизиться к своему бывшему собрату, чтобы пожрать его. Однако пока что получалось только лишь блуждать в лабиринтах его сущности.

Но, помимо этого некоторые оплоты людей подверглись нападению саткаров. Конечно, расправиться с ними труда не составило. Без присутствия предводителя они были достаточно слабы. Да, сомневаться не приходилось, что это всё происки Терваигона, что это именно он направляет проклятых к нам, пытаясь отвлечь внимание, однако пока он не явит себя в своём физическом воплощении, этим краснокожим ни за что не стать для нас хоть какой-нибудь явной помехой. По всей видимости, он таким образом хотел, чтобы сражения с незначительными войсками отвлекли нас, и он смог исполнить ещё одно нечестивое желание. Однако господство первородного ужаса не позволяло как человеческому разуму распаляться грёзами, так и саткарам успешно проникать в человеческие поселения и творить в них всякие нечестивые дела. Устиладонис на такие уловки совсем не вёлся. Он продолжал распутывать нити чужих мечтаний, пытаясь добраться до этого саткара. Он уже сумел выявить закономерность, по которой может определить, куда приведёт та или иная мечта. По тому, как люди впадают во всё большее исступление, высказывая друг другу свои мечты, становилось понятно, что тиразаил подбирается к исполнителю желаний всё ближе. И наступил такой момент, когда Терваигон решил явить себя, потому что было очевидно, что скрываться ему так и не удастся. Но пришёл он отнюдь не воплоти.

Вдруг все люди одновременно замолчали. Мы, отслеживая движение их мыслей, видели, что мечты никуда не подевались. Они продолжали кипеть в их головах. Но вот только что-то удерживало их уста от непрекращающегося гвалта. Мы внимательно наблюдали, что затем последует. Недолгим было это затишье. Люди посмотрели на нас, и все, как один единым хором заговорили с нами:

- Желания – это сила. Оно побуждает действовать, оно же заставляет остановиться.

Один из разорада сказал:

- Терваигон, нечестивый тирф, где бы ты ни спрятался, мы отыщем тебя.

Люди, через которых говорил тирф, рассмеялись, а после ответили всё таким же синхронным хором:

- Вы не понимаете. Мы и есть Терваигон.

В этом выражении сокрыто было нечто большее, чем то, что Терваигон управляем ими через их желания. Устиладонис понял, что саткар сейчас не находится в конкретном месте и скрывается от нашего взора, ведь нет такого места, где можно было бы запропаститься и скрываться от всепрозревающего взгляда разорада. Тирф превратился в желания, раздробил себя на множество частей и поселился в умы людей. Теперь он обитает в каждом из этих смертных существ. Да, он пытался убивать некоторых, чтобы получать их душу и таким образом усиливать себя. Но у него это не получилось, потому что мы не позволяли их разумам сосредоточиться на собственных мечтах, чтобы тирф мог исказить их, а после использовать для обогащения самого себя. Однако ж, как оказалось, не это был его основной замысел. Он всё это время равномерно распределялся по человеческому разуму и, согласно предположениям Устиладониса, таким образом всё равно усиливал себя. Но, что было самым главным, он попытался скрыться от нашего взора, чтобы мы не могли сокрушить его, подобно тому, как саткарал Сенона и разорад некрополиса просто повстречали Майваона и Устиладона, после чего их как раз таки не стало. Но сейчас мы не можем уничтожить его одним махом. Тиразаил не может просто проглотить его. Что ж, получается двое тирфов не зря предупреждали нас о могуществе Терваигона. Мы подтвердили вердикт, что эти исполнители желаний опасны не своей прытью или магической силой, а собственным разумом, который может породить самые необычные идеи.

Несмотря на то, что мечты этих людей исполнили свою роль целиком и полностью, теперь они послужат ему иным образом – своими жертвами. Погибнув, они накормят саткара своими душами, после чего он соберётся воедино и явит себя в своём полном величии. Терваигон подумал, что таким образом перехитрил нас, что он не оставил разораду никакого выбора. И ведь он почти что всё рассчитал. Нам либо придётся уничтожать людей, чтобы высвободить его, либо оставить всё, как есть, чтобы уже он уничтожил людей, и этот мир достался Кальдебарсону и Аббалитону. Для того, чтобы подтолкнуть нас к этому истреблению, он даже натравил всех людей на нас. Они, лишённые собственной воли и не способные остановиться, кидались на бессмертных. Так как сариномы ушли, забрав с собой всё лазерное оружие, то люди кидались в бой с голыми руками или же с тем, чем можно нанести удар. И даже то, что мы обратились незримыми и неосязаемыми тенями Пустоты, не нарушало планов Терваигона, ведь как только мы терялись из виду, он стравливал людей друг с другом. Устиладон сказал, что Терваигон, если бы только мог, сделал так, чтобы каждый убил самого себя, и таким образом получить все эти души себе. Но по той причине, что он повелевает не мыслями, а желаниями, то и не способен заставить сделать их это. Ведь никто не хочет причинять себе боль. Куда легче с помощью желаний стравить людей друг с другом, чтобы они пожелали убивать того, кто оказался поблизости. Поняв всё это, мы снова предстали перед ними и пытались навеивать им всяческие дурные видения, а также вызывать к их паранойе, чтобы мешать им грезить. Но тирф не позволял, чтобы наша кошмарная аура и наши зловещие силы угашали их желания. Наоборот, он усиливал эти самые желания, так что люди превозмогали ужас и рвались биться с нами. Бесконечно усиливать свою кошмарную сущность мы не могли, ведь у всего есть предел. И человека можно испугать таким образом, что у него откажет сердце. Но выход всё-таки был – проклятья. Чтобы человек не способен был причинить вред кому бы то ни было, мы наслали на них немощь. Уставшие, изнемогшие и валящиеся с ног, они были неспособны собраться с силами, чтобы сделать хотя бы что-то. Лишённые зрения, слуха и осязания, люди всё равно оставались во власти тирфа, горя всего одним желанием – убивать. И сейчас, когда они обездвиженные лежат на земле и не могут ничего поделать, саткар заговорил через них. Голоса звучали вразнобой, но всё-таки вторили тому, что хотел нам сказать Терваигон:

- Должен признать, вы сильны. Из пожирателей плоти и алчущих крови вы стали самым настоящим бедствием, несущим смерть. А ведь когда-то нам, саткарам, не было равных во всех мирах. Наша мощь и наше количество были настолько велики, что никакой враг не выстоит против нас. Но это всё не утеряно. Все эти дары живут внутри нас. И мы вырвем победу из ваших костлявых рук.

Стоит отметить, что в отличие от других двух тирфов, когда мы настигали их, а после уничтожали, Терваигон не имеет привычки высказывать высокомерные слова, возвеличивая себя и унижая всех вокруг. Это говорило о том, что, даже будучи стеснённым, он держится достойно. В нём есть сила, в отличие от его собратьев.

Наше проклятье было непреодолимо, наша сила настолько велика, что исполнитель желаний не мог вырваться из нашей хватки. Он не мог заставить всех этих людей подняться с земли, чтобы продолжить выполнять его желания. И можно подумать, будто бы и он, и мы находимся в безвыходной ситуации. Да вот только у нас был Устиладонис. Тиразаил проносился над людьми и пожирал их желания. А так как сейчас их разумы заняты Терваигоном, получалось так, что бессмертный понемногу пожирал самого саткара. Чудовище медленно проплывало мимо людей, которые были беспомощны, и незримые потоки сущности саткара тянулись за ним следом, пока разумы жертв исполнителя желаний не оказывались полностью очищенными от каких-либо мыслей. В таком случае человек мог уже мыслить самостоятельно. Ни личность, ни воспоминания не были искажены. Поэтому, чтобы у очищенных не было никакого страха, тиразаил также снимал с очищенных проклятье, чтобы человек мог подняться с земли и не испытывать трепета. Недоумение, конечно же, было, ведь он поднимался с земли, как будто бы пробуждаясь ото сна, а после видели вокруг себя других людей, которые лежат, объятые немощью, как мимо них пролетает некто жуткий, после чего люди поднимались на ноги, пребывая в таком же недоумении.

Таким образом тирф попытался обмануть нас, однако ж в итоге сам оказался обманут. Находясь внутри этих существ, он планировал использовать их для того, чтобы поставить нас перед невыгодным выбором. Но всё случилось наоборот. Теперь у него был невыгодный выбор: либо погибнуть, будучи пожранным по частым, либо оставить этих несчастных людей и сразиться с нами в открытую. Бежать мы ему уже не позволим. И пока он пытался вести с нами диалог, Устиладонис поглощал его. Он заканчивал обходить уже один оплот и переместился на другой, но Терваигон всё ещё пытался купить себе свободу. Его слова были пусты, а попытки заставить сокрушённых людей подняться и продолжать нападать были тщетны. Он лишь хватал их за желания, когда как мы прижимали их к земле, ухватившись за всё их тело. Разумы сузились до того, что в них не осталось никакой мысли, тела одряхлели, из-за чего они даже стоять не смогут, если их поставить, нервы перестали проводить сигналы, дыхание стало медленным, сердцебиение практически исчезло. Эти умирающие существа не почувствуют сейчас даже укол клинка. Погибнут, даже не заметив этого. Поэтому Терваигон никак не мог их задействовать для своих ничтожных целей. И ему всё-таки пришлось оставить их, пришлось материализоваться в этом мире, чтобы возыметь шанс побороться за свою свободу.

Потоки сущности повелителя желаний тут же покинули тела людей. Да, ему достаточно долго приходилось распределяться по их разумам, но вот выбраться из них потребовало лишь пару мгновений. Точкой своего образования он выбрал пустынную равнину, наверняка надеясь на то, что ему удастся сбежать. Да, Терваигон разительно отличался от двух других тирфов, которых мы уже победили. Его сущность была настолько велика, что образовалось целых восемь рубежей его защиты. Но и каждая броня сущности была необычной. У Майваона с Устиладоном они произрастали из отдельных частей его души. У этого исполнителя желаний все его сущности произрастали из всей души. Образно говоря, они крепились на гораздо большей площади его личности. Обычное сражение с ним будет довольно-таки затруднительным делом. Для победы над ним потребуется трое или четверо, потому что это может означать, что его барьеры будут очень быстро восстанавливаться. И для удержания их в разрушенном состоянии потребуется больше усилий. Но это всё стало возможно только лишь благодаря экспериментам, проведённым над ним. Сейчас же, нажравшись людскими желаниями, он укрепил свои способности. А потому, образовавшись в этом мире, он первым делом попытался сбежать. В общем-то ход был довольно-таки разумный, ведь только упёртый фанатик будет полагать, что в этой битве у него ещё остались шансы как-то победить. Терваигон взял от этого сражения всё, что только можно было, и теперь с избытком сил он может уйти отсюда последним. Фисталуон покинул их, всё воинство саткаров разбито, остались только лишь разрозненные группки краснокожих отродий Хора, с которыми ничего не получится организовать. Однако пентаграмма, которую он образовал перед собой, в тот же миг обзавелась символами сдерживания, что, конечно же, не позволило огненному переходу даже образоваться здесь. Устиладонис был тут. В обличии тении Пустоты он ожидал саткара на этом месте. А потому не позволил огненному порождению покинуть этот мир. Тирф не паниковал. Конечно, он удивился в своей душе, откуда ж у нас такая мощь, что не даёт ему уйти отсюда, но не трепетал. А потому в его следующих словах была слышна сила и достоинство, а не насмешка, которая скрывает за собой слабость:

- Должен признать, не ожидал такой находчивости о нежити. Наверное, за последнее время вы сильно изменились. Но всё-таки предупреждаю вас: не делайте ошибки. Не выступайте против меня, ведь такого, как я, вам не одолеть.

В ответ на его речи поднялся резкий порывистый ветер, быстро нагнав сюда плотные свинцовые тучи, так что сделалось довольно сумрачно. Саткар задумчиво озирался по сторонам, ожидая, что же это значит. Его пентаграмма продолжала быть скованной символами сдерживания. Тень осторожно спустилась перед ним, однако в окружающей полутьме различить её было невозможно. А почуять нас в этом обличии практически было нельзя. Но Устиладонис материализовался перед саткаром, вызывав двойной трепет: первый своим присутствием, второй – блеском своих зелёных глаз. Немного осмотрев своё подобие, он сказал:

- С каждым разом всё интереснее получается. Как же вы смогли обратить Устиладона? У него же нет плоти и крови. Наверное, мне стоит получше изучить ритуалы смерти и воскрешения, потому что нежить становится опасным противником. Эй ты, я знаю, что ты уже не тот Устиладон, с которым мы стояли в одном строю. Поэтому не стану распинаться перед тобой, чтобы просить вернуться и подобное в том же роде. Скажу лишь одно – тебе очень идёт этот облик. Ты, и в самом деле, смотришься очень грозно. Но давай договоримся: ты не трогаешь меня, я не станут уничтожать столь уникальное существо, как ты. Убираешь эти знаки с моей пентаграммы, я ухожу, и этот мир целиком и полностью достаётся вам. Можете тут строить сколько угодно своих некрополей.