И вот лихие времена настали.
Но я не бросил ту, что умерла,
пронзенная лучом из дальней дали —
свирепым, сумрачным посланцем зла.
Во всеоружье тензорных умений
богине грудь я вскрыл, ища исток —
чудесный центр искусств и утешений,
но починить богиню я не смог.
У фоноглоба голос был заглушен,
и сенсостат поломки не избег,
и беотийский дух[11] вконец разрушен —
убито все — и бог, и человек.
А тут еще дурацкие издевки
ломившейся ко мне толпы людской.
Я оказался как бы в мышеловке,
и без того израненный тоской.
Шефорк[12], жестокий деспот Аниары,
обрушил на меня насмешек град.
Суля для виду и суды, и кары,
на самом деле был он злобно рад.
Значенью своему на космоходе
мистический он придал колорит,
чтоб накрепко уверились в народе:
дорога наша — это путь в Аид.
Шефорку помогал в его стремленье
всеобщий страх пред ясностью пустот.
К ничтожеству, затем — к уничтоженью
Шефорк ведет отныне свой народ.