Бессмертный грех

Глава 2 СЕРЕБРЯНЫЙ

В тот день настроение президента Издательского дома «Вечерний курьер» Игоря Серебряного менялось столь стремительно, что у окружающих закладывало уши от резких перепадов. А все потому, что, избавившись от одной головной боли, он почти в ту же минуту приобрел другую.

С утра Серебряный пребывал в прекрасном расположении духа, шутил и заигрывал с секретаршами.

— Свобода, девки, свобода! — восклицал он, нетерпеливо подпрыгивая, отчего его грузное тело начинало мелко трястись. — Оковы тяжкие падут…

Секретарши испуганно переглядывались и краснели с непривычки — в обычные дни президент Издательского дома не удостаивал их даже взглядом и уж тем более ласковым обращением «девки».

Под оковами, которые должны были пасть сегодня, Серебряный подразумевал главного редактора газеты «Вечерний курьер» Юрия Мохова. Действительно, принципиальный конфликт Мохова с Серебряным явно затянулся и приобрел крайне несимпатичную хроническую форму, от чего страдали не только два главных противоборца, но и весь коллектив. С точки зрения Серебряного, опальный главный редактор вел себя как последняя свинья. Вместо того чтобы уйти красиво и, главное, вовремя, Мохов встал на путь изнурительного противостояния президенту Издательского дома, то есть несколько долгих месяцев плевал против ветра и баламутил народ.

Собственно, началось все под Новый год и, как это обычно бывает, с мелкой дурацкой обиды. Президент Издательского дома пригласил главного редактора газеты к себе на дачу — посидеть по-родственному у камина, выпить глинтвейна и в узком руководящем кругу обсудить творческие планы на следующий год. А Мохов отказался, сославшись на то, что должен явиться на праздничный прием в Кремль.

— Сам понимаешь, Игорь, — виновато сказал Мохов, — такими тусовками не манкируют.

— Блин, а я-то как забыл! — хлопнул себя по лбу Серебряный. — Ладно, увидимся в Кремле, а дача никуда от нас не убежит.

Он наорал на секретаршу за то, что та вовремя не принесла ему приглашения в Кремль, и велел немедленно доставить ему почту последних трех дней. Однако, перебрав кипу бессмысленных и практически одинаковых по содержанию поздравительных открыток с пожеланиями здоровья, успехов в труде и нового счастья в новом году, никакого приглашения в Кремль Серебряный не нашел.

— Сейчас же свяжись с этими дуболомами и скажи им, что приглашение до меня не дошло! — гаркнул он на секретаршу. — Сию минуту!

— Я уже звонила. — Лицо секретарши пошло пятнами. — Они сказали, что от «Вечернего курьера» приглашен Мохов.

— Это с какой же стати?! — рассвирепел Серебряный. — Это кто ж придумал? Я — президент Издательского дома, а он всего лишь наемный служащий. Я его нанял! Я!

С таким же успехом он мог бы агитировать за советскую власть дворника, буфетчицу или грязного голубя, сидевшего на карнизе. И тот, и другая, и третий и не подумали бы возражать.

Переведя дух, Серебряный отправился к Мохову.

— Давай сверим часы, Юра, — стараясь казаться доброжелательным и беззаботным, сказал он. — Я вдруг подумал, что в предновогодние дни балов и банкетов будет немерено. Хоть один свободный вечер у тебя есть?

— Увы. — Мохов ткнул пальцем в пухлую стопку приглашений, и Серебряный на глаз определил, что она раза в три толще, чем у него. — Буквально каждый день. Может, перенесем наши загородные посиделки на начало января?

Итак, картина вырисовывалась прямо-таки зловещая. Этот наглый выскочка, этот проходимец и предатель Мохов присвоил себе славу и авторитет, то есть все то, что по праву принадлежало Серебряному. Обвешался, понимаешь, лавровыми венками и комфортно, мерзавец, себя чувствует — не колет ему нигде, не царапает. Главный он, понимаешь, редактор, творческая он, видите ли, величина! Так это он пока главный — дело-то поправимое.

С того самого дня Серебряный объявил Мохову войну. Нет, конечно, он никому не сказал, из-за чего вдруг невзлюбил главного редактора СВОЕЙ газеты, понимая, что его праведный гнев не совсем приличен. Поэтому Серебряный постарался сделать вид, что у него с Моховым идейные разногласия.

На первый взгляд, задача казалась трудноразрешимой — «Вечерний курьер» стабильно набирал обороты, входил в число самых влиятельных и самых читаемых газет, и, строго говоря, придираться к Мохову было не за что. Так никто и не собирается придираться! Простенький план Серебряного сводился к тому, чтобы спровоцировать Мохова и вынудить его первым ввязаться в драку. Для этого потребовалось всего-навсего, не ставя главного редактора в известность, разместить в «Курьере» несколько провокационных статей, за которые Мохову будет стыдно. И по поводу которых Мохов начнет качать права.

План удался с блеском. Статьи вышли, Мохов возмутился, Серебряный занял оборонительную, но жесткую позицию: «Я определяю политику газеты!»

В пылу схватки сами собой родились лозунги: «И вообще надо делать другую газету! Надо повышать тираж! Надо нравиться читателям!»

Собственно, уже в первые часы после начала боевых действий Мохов понял, что ни договориться с президентом Издательского дома, ни тем более победить его он не сможет. А значит, надо уходить. Понял — так уходи. Но Мохов повел себя в высшей степени странно. Он затаился, почти отошел от дел, на политику газеты влияния оказать не пытался, с Серебряным отношений не выяснял, но ожидаемого заявления об уходе не писал.

Полностью дезориентированные журналисты метались между главным редактором и президентом, пытаясь понять, что происходит. Всеобщая нервозность грозила перейти в народные волнения. О нездоровой обстановке в «Курьере» уже говорила вся журналистская Москва, а Мохов не уходил. Месяц, второй, третий, полгода…

И вот сегодня он наконец-то собрал свои манатки, попрощался с коллективом и отбыл. Облегчение, которое испытал в этот момент Серебряный, сравнить было не с чем — ни с отъездом любимой тещи в Воронеж, ни с действием самых мощных слабительных.

Мохов, правда, не постеснялся забрать из «Вечернего курьера» лучшие кадры, но Серебряный отнесся к этому по-философски: «Пусть подавится!» И простил журналистов, которые предательски метнулись вслед за Моховым, — что с них, продажных, возьмешь? Профессия, как говорится, обязывает. Если честно, Серебряный даже обрадовался, когда редакцию покинули моховские выкормыши, которые всегда преданно смотрели ему в рот и астматично дышали от восторга, слушая его указания. Зачем Серебряному эта пятая колонна? Пусть уходят, скатертью дорога, слава богу, с журналистскими кадрами в Москве проблем нет, наберем новых. Зато теперь никто не будет ему мешать делать СВОЮ газету.

По случаю «праздника освобождения» Серебряный собрал в своем кабинете, именуемом в редакции «каминным залом», двух ближайших соратников и предложил отметить уход Мохова.

— Помянем, старики, безвременно оставившего нас Юрия Сергеевича, — радостно предложил он, разливая виски по стаканам.

— Безвременно? — хмыкнул ответственный секретарь «Вечернего курьера» Владимир Бороденков. — По мне, так давно уже пора ему было отвалить.

— Да, пусть уж теперь сам, без нас, — подхватил директор коммерческой службы Вячеслав Савельченко. — А мы, соответственно, без него. Любой брак хорош тем, что всегда остается надежда на развод. Радует, что удалось развестись без драк и раздела имущества.

В тот момент Савельченко еще не знал, как сильно ошибается.

— Говорят, у него уже все готово для издания новой газеты, — пробубнил Бороденков. — Вот и ребят от нас увел сколько…

Володя Бороденков, будучи по природе конформистом и потому лояльным любому начальству и любой власти, тем не менее с некоторой опаской относился к переменам в редакции. Он прекрасно понимал, что уход Мохова — это серьезная потеря. Но президент Издательского дома отдал приказ радоваться уходу главного редактора, и Бороденков с готовностью приступил к выполнению. Он широко улыбнулся и потянулся к Серебряному — чокаться.

— Нет-нет. — Серебряный спрятал стакан за спину. — На поминках не чокаются. Что касается собственного издания Мохова… Ой, вряд ли. Возможно, он гениальный редактор, как нам без конца твердят на всех углах, но уж мы-то с вами знаем, что в финансовых делах он полный идиот. А хорошей газете, как и хорошей женщине, прежде всего нужны деньги.

— Я не исключаю, что деньги он найдет. — Бороденков выпил и крякнул. — Не последний человек в журналистском мире.

— Володя, он не умеет искать деньги, — оборвал ответсека Серебряный. — Не умеет. Он не знает, где они лежат и кого надо за ними посылать. Ему бы сидеть на троне и управлять творческими процессами, а деньги ему должны приносить на блюдечке с голубой каемочкой. «Игорек, мне столько-то надо, Игорек, и еще столько». Удобная позиция, ничего не скажешь.

— А вдруг они его сами нашли? — не унимался Бороденков. — Такой вариант вы исключаете?

— Кто «они»?

— Те, у кого деньги.

Серебряный расхохотался.

— Так не бывает, старик. Карась сам в садок не прыгает, нужно удочку закинуть и червячка насадить.

…Плохие вести прибыли чуть позже, когда усилиями руководителей Издательского дома литровая бутылка виски была практически опустошена. Позвонили из приемной одного из спонсоров «Вечернего курьера» и сухо сообщили, что со следующего месяца финансирование газеты будет прекращено.

«Вечерний курьер» существовал на деньги трех крупных финансовых компаний, так что отказ одной из них еще не означал краха, но очень и очень существенно портил общую картину. Поэтому ярость Серебряного, в которую он впал после звонка, всеми была признана уместной и обоснованной.

Не составило особого труда выяснить, кто увел спонсора и, главное, куда. Оказалось, к Мохову. А вот кто? Тут-то и всплыло имя Валентина Пожарского, до недавнего прошлого генерального директора Издательского дома «Интерьер». Ему, видишь ли, надоели журналы про мебель и коттеджи, его, видишь ли, потянуло к более содержательной издательской деятельности. А тут Мохов бродит по свету неприкаянный, как не подобрать такое сокровище? Да и спонсор оказался давним приятелем Пожарского. Короче, грязное дельце обтяпали за пару недель.

Серебряный еще пытался спасти положение, он помчался к спонсору, просил, доказывал… Не помогло. Оставалось признать, что Пожарский лихо обошел его на повороте и что долгожданный уход Мохова обошелся Серебряному, в прямом смысле слова, очень дорого, а именно — в треть редакционного бюджета.

Вернувшись, Серебряный собрал в кабинете узкий круг приближенных и велел всем серьезно задуматься над тем, как рассорить спонсора и Пожарского. И как вообще воздействовать на Пожарского. Существовала реальная опасность того, что и два других спонсора дрогнут и сбегут — к Пожарскому или к кому-то другому. Достаточно одной крысе сбежать с корабля, чтобы все остальные грызуны серьезно задумались — не присоединиться ли?

Члены узкого круга согласились, что уход спонсора — это дурной знак и вполне может стать началом конца. Они наморщили лбы и пообещали что-нибудь придумать.

— И найдите мне Первозванного, — скрежеща зубами, велел Серебряный. — Срочно.

Известного скандального журналиста со скромным псевдонимом Андрей Первозванный, специализирующегося на «чернухе», «порнухе» и «разчлененке», Серебряный переманил в «Курьер» совсем недавно. Причин на то было две. Первая — Серебряный испытывал болезненную тягу к звездам и непременно хотел руководить ими. Президенту Издательского дома было абсолютно наплевать, на каком небосклоне взошла та или иная звезда, единственным критерием оценки являлась известность. Скандальная? Пусть. Порочная? И ладно. Главное — звезда, а значит, ей позволено мерцать любым светом — от небесно-голубого до тухловато-желтого. Вторая причина, подтолкнувшая Серебряного к покупке Первозванного, — желание лишний раз насолить Мохову и еще раз подтолкнуть его в спину: «Ну иди уже, иди отсюда». Таких журналистов, как Первозванный, Мохов на дух не переносил и уверял, что у него на них аллергия.

Первозванный с неделю поломался, но, когда Серебряный предложил ему непомерно большую зарплату, тут же согласился, выторговав себе попутно свободный режим работы: когда хочу — прихожу, когда хочу — ухожу, по номерам не дежурю — для этого попроще люди есть.

Вот и сегодня его традиционно на рабочем месте не оказалось, и найти Первозванного смогли только к вечеру.

Он по-свойски ввалился в «каминный зал», плюхнулся в кресло и устало закрыл глаза:

— Проблемы, Игорь? Извини, я не в форме после вчерашнего.

— Проблемы — не то слово, — мрачно произнес Серебряный. — Меня кинули.

— Кто ж посмел? — оскалился Первозванный.

— Мохов.

— Чудны дела твои, господи, — пожал плечами Первозванный. — Я-то, грешным делом, считал, что это ты его кинул. Или выкинул? Так народ говорит.

— Твоему вонючему народу верить нельзя! — заорал Серебряный.

— Твоему? — усмехнулся Первозванный. — Или все же — нашему?

Дальнейший разговор показал, что народная тема в данный момент волновала президента Издательского дома меньше всего. Не удостоив собеседника ответом, он перешел к сути дела:

— Мохов ушел не с пустыми руками. Людей увел и денег прихватил.

— Вскрыл сейф? — Первозванный приоткрыл глаза и с любопытством глянул на Серебряного.

— Хуже. Спонсора перевербовал. Теперь НАШ спонсор финансирует ЕГО будущую газету.

— А я при чем? — Первозванный опять пожал плечами.

— Напиши заметочку. Страшную. Чтобы им долго отмываться пришлось.

— Им?

— Мохову и, главное, Пожарскому.

Первозванный почесал в затылке:

— В принципе и у того и у другого с репутацией все в порядке.

— Вот именно! — Серебряный шарахнул кулаком по столу. — А я хочу, чтобы ты запятнал их репутацию. Я хочу, чтобы ты так им на репутацию насрал, чтобы не отмыться. Я хочу, чтобы ты накопал ломовой компромат на этих ублюдков.

— Копать — не строить, это мы могем. Вопрос — где? Пальцем покажи. Где у них слабое место?

— Ну, не накопаешь — так придумаешь.

— Да? — Первозванный оживился. — А судебные издержки за чей счет?

— Вот только о такой ерунде не беспокойся.

— Понял.

…Статья вышла через три дня. Первозванный, как и было заказано, обрушил дубину своего специфического дарования на голову Пожарского и обвинил его во всех смертных грехах. Надо отдать Первозванному должное — не приведя ни одного внятного факта и ни одного доказательства, он напустил такого грязного тумана, сквозь который Пожарский смотрелся далеко не в лучшем виде.

Основываясь на том, что Пожарский много лет был военным и дослужился до подполковника, Первозванный приписал ему связь со спецслужбами, и у читателя вполне могло возникнуть ощущение, что бывший офицер регулярно пишет доносы на всех своих коллег. Помимо этого, Пожарский был назван «сапогом» и «ничего не смыслящим в финансовых делах» солдафоном. Первозванный намекал на то, что Пожарский ушел из Издательского дома «Интерьер» вовсе не потому, что его потянуло на более серьезные медиа-проекты, а потому, что, развалив финансовые дела «Интерьера», ему просто ничего другого не оставалось, кроме как спрятаться за авторитет Мохова. А вот здесь-то, ерничал Первозванный, ошибочка и вышла, потому что пресловутый моховский авторитет — абсолютно дутый. Ха-ха, ха-ха.

Утром следующего дня, то есть через сутки после выхода газеты с названной публикацией, Валентин Пожарский позвонил в «Вечерний курьер», удостоверился, что Первозванный в редакции, и немедленно приехал. Зайдя в комнату обозревателей, Пожарский вежливо поздоровался со всеми и тихо спросил у референта Леночки, кто из присутствующих носит псевдоним Первозванный. Леночка, не поднимая головы от бумаг, ткнула пальцем в угол и сказала: «Вон тот, с косичкой». Пожарский кивнул, подошел к Первозванному, а затем твердой подполковничьей рукой взял автора нашумевшей статьи за воротник, вытащил из-за стола и приступил к экзекуции. Развернув Первозванного к публике задом, Пожарский зажал его голову между колен, резко сдернул с Первозванного джинсы до уровня коленок, и взору присутствующих неожиданно открылись белые трусы в голубой цветочек. Это трогательное и столь не подходящее скандальному журналисту белье тоже было приспущено, после чего Пожарский достал из портфеля толстый солдатский ремень и в течение минуты размеренно порол известного журналиста, не обращая внимания на его протестующие крики. Зрители ошарашенно взирали. Затем Пожарский освободил пленника, неторопливо убрал ремень и достал из того же портфеля ножницы, при виде которых Первозванный резко побледнел и стал оседать на пол, вероятно полагая, что его сейчас начнут резать на мелкие кусочки. Но Пожарский всего лишь под корень отрезал косичку, которой так гордился журналист, и засунул ее Первозванному за шиворот.

— Еще раз такое напишешь, — спокойно сообщил Пожарский, убирая инвентарь в портфель, — убью.

И, поблагодарив присутствующих за внимание, чинно удалился, оставив на столе у Леночки свою визитку, где на черном фоне золотыми буквами было написано: «Новый издательский дом». Генеральный директор Пожарский Валентин Семенович».

Первозванный, как только болевой шок прошел, вызвал милицию. Прибывший оперативник из местного отделения, слушая потерпевшего, прилагал нечеловеческие усилия для того, чтобы остаться серьезным, но пару раз все же сорвался на истерический смешок. Просьба показать «ушибленное место» вызвала у Первозванного гневный протест, который он мотивировал тем, что «в помещении дамы». Оперативник резонно возразил, что дамы уже видели «поврежденный орган», так что смущаться нет никакого практического смысла. Первозванный потребовал медицинской экспертизы, на которую и отбыл в сопровождении милиции. Недоброжелатели тут же распустили слух, что, когда оперативник распахнул перед потерпевшим дверь милицейского «газика» и сказал: «Садитесь», Первозванный завизжал: «Вы что, издеваетесь?» — и залился горючими слезами. Те же недоброжелатели утверждали, что весь путь от редакции до травмпункта Первозванный провел на четвереньках на полу машины.

Положение усугубил еще и тот факт, что в момент порки Первозванного в редакции «Вечернего курьера» случайно оказалась съемочная группа первого канала. И хотя на саму экзекуцию телевизионщики не попали, за что поносили себя последними словами, последствия заснять все же смогли. Кадры с трясущимся от злости и размахивающим косичкой Первозванным, который кричал, что совершено покушение на свободу слова и на гласность в России, безусловно, украсили вечерний эфир.

Телевизионщики не поленились доехать до места работы Пожарского и задать ему главный вопрос: «Почему вы его били… как бы сказать… не по лицу?»

Пожарский любезно согласился на интервью и заявил, что вызвал бы этого подонка на дуэль, но законодательство не дает такой возможности. Но любой мужчина имеет полное право защитить свои честь и достоинство, так что пришлось воспользоваться старым дедовским способом. Что касается лица, то, как сказал Пожарский, «никакого лица на данном конкретном субъекте я не заметил, так, пошлая рожица». К тому же, добавил он, «удар у меня тяжелый, еще зашиб бы ненароком».

Оперативник появился в приемной Пожарского часа через три. Сначала он долго тряс «хулигану» руку со словами: «Журналисты — это и моя слабость», но потом изобразил на лице суровость и попросил дать объяснения случившемуся. Генеральный директор «Нового издательского дома» выдал представителю закона ксерокопию статьи Первозванного, которая и побудила Пожарского к столь решительным действиям, и заранее приготовленную объяснительную записку на трех листах. Оперативник ушел полностью удовлетворенный, пообещав генеральному директору держать его в курсе событий.

— Думаю, — сказал он, — дело ограничится штрафом. Вы не против?

— Да какие разговоры, — добродушно развел руками Пожарский. — Конечно. Я и лечение готов оплатить. Кстати, позвольте полюбопытствовать, каков диагноз?

— Обширный ушиб ягодичных мышц, гематома и частичное повреждение кожного покрова, — охотно ответил оперативник и все же не выдержал — захохотал.

— Ой, беда, — протянул Пожарский и тоже не удержался от улыбки.

В течение последующих нескольких дней Первозванный носился по Москве и пытался завербовать себе помощников для борьбы с Пожарским. Результат оказался нулевым, а если точнее — минусовым. Даже начальник фонда «Свобода слова», всегда помогающий журналистам и защищающий их от любых нападок, не проникся серьезностью ситуации. Выслушав Первозванного, он с тоской посмотрел в потолок, потом с отвращением на Первозванного, потом с раздражением на часы и посоветовал:

— Шел бы ты, дружок, в даль светлую. Мне еще не хватало только твою жопу на щит поднимать. Ври поменьше — целее будешь.

Но самым унизительным для Первозванного явилось то, что журналистская общественность не только не поддержала его в трудный час, но и позволила себе глумиться над его бедой. В одной из газет появилась статья о новом достижении отечественной «оборонки» — бронештанах, первый опытный экземпляр которых уже отправлен в «Вечерний курьер» Андрею Первозванному. Другая газета поместила целую подборку мнений известных людей, которым было предложено ответить на вопрос: «Можно ли таким способом защищать честь и достоинство?» Известные люди были единодушны в ответах: «Можно». А некоторые утверждали, что и нужно.

Позорную картину завершила одна известная эстрадная певица, о которой Первозванный неоднократно писал гадости. Вдохновившись поступком Пожарского, она явилась в «Вечерний курьер» и опять же при большом стечении народа с наслаждением дала Первозванному пощечину.

Инцидент, разумеется, нашел свое отражение на страницах газет.

Первозванный же маниакально продолжал искать управу на Пожарского, ломился в высокие кабинеты, требовал, доказывал… Дело кончилось тем, что в самом разгаре его безуспешных действий Серебряный вызвал Первозванного в «каминный зал» и раздраженно поинтересовался:

— Зажила задница-то? Сидеть уже можешь?

— Могу.

— А волосы растут помаленьку? Есть надежда, что рано или поздно будет у нас Андрюха-краса — пышная коса?

— Растут волосы, — недоумевая, ответили Превозванный. — Они ж не зубы.

— Вот и прекращай позорить себя и нас. Из-за тебя «Вечерний курьер» стал посмешищем. Кто только не изгаляется на тему твоих поврежденных органов.

— Из-за меня?! — взревел Первозванный. — Кто меня натравил на Пожарского?! Не ты ли, начальник драгоценный?

— Журналист — профессия опасная, — философски заметил Серебряный. — В особенности рискуют специалисты твоего профиля. Случается, и убивают. Ты еще легко отделался.

После этого разговора Первозванный замкнулся в себе, но твердо пообещал коллегам, что Пожарский еще пожалеет о содеянном, ох как пожалеет. Никто, впрочем, не поверил.