Бессмертный грех

Глава 22 АЛЕКСАНДРА

— Опять окурки? — Я чуть не заплакала. — Издеваешься? Интересную роль ты мне придумал в нашем расследовании — пепельницы чистить. Мог бы и более интересную работу предложить, например, пустые бутылки собирать. Здесь их много.

— Пустые бутылки я сам соберу, — уперся противный Вася. — Их сдать можно и деньги получить.

— Корысть не красит человека! — с осуждением воскликнула я.

— Да? — удивился Вася. — А я думал, что человека не красит прыщ на лбу или синяк под глазом.

Честно говоря, помогать Васе мне не хотелось. Он практически отстранил меня от расследования, но это бы ладно! Коновалов ничего мне не рассказывал, только загадочно хмыкал и пускал глубокомысленные пузыри. А раз так, то пусть сам собирает улики.

— Понимаешь, — продолжил свой натиск Вася, — я бы сам с удовольствием раскурил трубку мира с Колосом, а потом изъял бычок, но мое появление его почему-то нервирует. Вызывает нездоровые ассоциации.

— Оно всех нервирует.

— Вот именно. А ты — девушка во всех отношениях приятная, можешь затащить его к себе, поболтать, покурить, а когда он уйдет — достать из пепельницы необходимый для расследования вещдок.

— Вась! — Я искренне поражалась его тупости. — Неужели ты всерьез думаешь, что лично Колос бросал батарею, убивал бомжа и залезал в окно к Пожарскому?

— Саня! Я просто хочу все проверить.

— Мне надо подумать, — капризно сказала я. — А ты не хочешь рассказать, как идут дела?

— Никак. — Вася грустно развел руками. — Опять уперлись в тупик имени Коммунизма.

— Я подумаю, — повторила я. — Но не задаром. Ты мне обещал альбом с фотографиями.

— Согласен! — обрадовался Вася. — Сначала окурок, потом альбом.

— А наоборот нельзя? Альбом-то у тебя уже есть.

— Можно. Но пока не будет окурка, не видать тебе альбома.

Вася послал мне воздушный поцелуй и гордо удалился. Вот гад! Человек, который так блестяще завалил расследование и не продвинулся ни на сантиметр, мог бы вести себя поскромнее.

Колос на мое приглашение покурить отреагировал неожиданно доброжелательно, видимо, он еще не забыл наш с Неволяевым подвиг во время обыска — мы же так и не подписали протокол об изъятии ножа.

— Давай покурим, — кивнул Колос. — А у меня нельзя?

Я выразительно осмотрела стены и углы его кабинета.

— Мне не хотелось бы разговаривать ЗДЕСЬ.

— А-а-а, вот ты о чем? — Колос вздохнул. — Хотя… с них станется. Прослушивать, подглядывать, лезть в душу. Ну, пойдем.

Перекур растянулся почти на час, и практически все это время Колос жаловался на судьбу. Он искренне недоумевал, как такое могло с ним случиться.

— Понимаешь, все одно к одному. Никто меня перед убийством не видел… Кому я помешал?

— Тому же, кому помешали Мохов и Пожарский, — уверенно сказала я.

— Не знаю. Мохов и Пожарский — ключевые фигуры. Не будет их — не будет и газеты. А я-то? Не понимаю.

— Вы — второй человек после Пожарского…

— Нет, милая, я второй человек только до тех пор, пока есть Пожарский. Выше головы не прыгнешь, надо знать свой потолок, и я его знаю. Я только исполнитель, не более.

— Но со стороны же не видно, кто что может, — промямлила я. — Встречают по одежке и по должности…

— Да ну! — отмахнулся Колос. — Все знают, кто на что способен.

Я утешала его как могла, но он все равно ушел очень расстроенный.

Ссыпав в пакетик богатый урожай (целых шесть окурков, подавись, любитель вторсырья!), я отнесла добычу Васе и вернулась к себе с альбомом семейных фотографий четы Пожарских. По дороге я заглянула к Лизе, и она радостно присоединилась ко мне.

Закрывшись изнутри на ключ, мы разложили фотографии на полу и углубились в физиогномический анализ.

Лариса Пожарская мне понравилась. Не своими женскими прелестями, хотя они очевидно имели место быть, а какой-то беззащитностью, что ли. И открытостью. У нее было не только красивое, но и, что называется, милое лицо. Обычно от женщин с яркой внешностью за версту несет стервозностью и самолюбованием, а Лариса, во всяком случае на фотографиях, производила впечатление доброго и простодушного человека. Впрочем, фотокамера часто врет как в ту, так и в другую сторону. Вот меня, например, фотоаппарат неизменно портит, превращает в кикимору с большой дороги, красит мои глаза в ярко-красный вампирный цвет, а черты лица искажает.

Итак, мы имели высокую платиновую блондинку с волосами ниже плеч, само собой, голубоглазую, с очень белой, почти прозрачной кожей, улыбчивую, тоненькую, гибкую.

— Ничего особенного, — ревниво заметила Лиза. — То есть выраженных дефектов нет, а так… просто смазливая рожица.

Прекрасная Лиза Стилль не жаловала красивых женщин.

— Ага, — ехидно заметила я, — свет мой, зеркальце, скажи…

— Ты хочешь сказать, что она меня милее и румяней?! — задохнулась от возмущения Лиза. — Да?!

— Нет, конечно. Но так вопрос и не стоит. Вы же не на конкурсе красоты, то есть не конкурентки.

— Во-первых, — назидательно сказала Лиза, — все женщины на свете — конкурентки. Запомни это, Александра, и мобилизуйся уже наконец, а то всю жизнь просидишь в девках. Во-вторых, вся наша жизнь — это конкурс красоты. И в-третьих, на традиционные конкурсы красоты ходят только безмозглые закомплексованные эксгибиционистки, которым нравится демонстрировать голые части тела публике.

— Не факт, что им нравится, просто правила такие, — попробовала я вступиться за бедных красавиц.

— Ага, но они добровольно идут на то, чтобы их, как племенных лошадей, водили по кругу и измеряли линейкой.

— Зато теперь народ знает, что красиво, а что нет. Лиза! Не отвлекайся и не злобствуй. Бедная женщина томится в застенках, а ты с ней красотой меряешься.

Лиза поутихла, но все же пробормотала себе под нос:

— Со мной мерься — не мерься, все равно пролетишь.

После тщательного изучения фотоархива (жена Пожарского дома у плиты, она же — на пляже в купальнике, она же — в лесу, прислонившись к березке, она же — в лодке с веслом и т. д. и т. п.) мы пришли к неутешительному выводу — она не похожа ни на Лизу, ни на меня. Я, собственно, и не претендовала, мне с красавицами тягаться — только время терять.

— Что будем делать? — уныло спросила я.

— Нанимать кого-то. — Лиза задумалась. — Знаешь, у меня есть классная подружка, актриска. Если хорошенько поработать над внешностью… Нам, собственно, нужны крупные детали — рост, вес, волосы, общий облик.

— Блондинка?

— Саня! Какая разница? Ты не знаешь, что на свете существуют парики, накладные ресницы, разноцветные контактные линзы и высокие каблуки? — одернула меня Лиза.

— То есть она — брюнетка?

— Ну и что? Коротко стриженная брюнетка с карими глазами. А в остальном — не отличишь.

— Не негритянка? — разозлилась я. — А то на свете ведь существуют еще и белила, я не говорю о карнавальных масках.

— Сань, не лезь в бутылку, — попросила Лиза. — Слава богу, в женщинах, а точнее — в их типажах, я разбираюсь получше тебя. Она высокая, тонкая, легкая, черты лица, в общем, похожи. Что мы теряем-то? Или у тебя есть кто-то еще на примете?

У меня на примете никого не было, и пришлось сдаться. К тому же работать с артистами во время расследований мне всегда нравилось — сколько раз мы с Васей пользовались услугами столичных театров? И не упомнишь всего.

Следующим пунктом нашего безумного плана, который мы с Лизой придумали накануне, шел Пожарский.

Но просто попросить у него ключи от квартиры было невозможно, поэтому мне пришлось пойти длинным путем и прибегнуть к помощи посредников. К счастью, Гоша оказался на месте.

— Это любимый народом поэт Малкин? — подхалимски спросила я.

— Народом? Хм, хм. — Гоша довольно засопел. — Скорее слугами народа, Санечка. Наши доблестные сыщики не избалованы хорошей поэзией и потому крайне неразборчивы.

— Не скромничай, Гоша. Я, например, не милиционер, а стихи твои очень ценю.

— Ты, лапуля, почти милиционер, если учесть, сколько времени ты проводишь на Петровке. Судя по всему, я тебе для чего-то нужен?

— По-за-рез!

— И что же ты задумала?

— Гоша, клянусь, ничего плохого. Правда-правда!

— Не верю, но если смогу помочь…

— Гошечка, попроси у Пожарского ключи от его квартиры. Я там кое-что хочу проверить. Только посмотрю — и все.

Гоша надолго замолчал, видимо, в свойственной ему манере взвешивал все «за» и «против».

— Ты ничего там не устроишь? — настороженно спросил он наконец.

— Конечно, устрою. Но так, самую малость — перебью всю посуду и затоплю нижних соседей. Но кроме этого — ничего.

— Ладно, — сдался он. — Только… умоляю тебя.

— Торжественно клянусь!

— Что от меня требуется? Позвонить ему?

— Да, и сказать, что похитители скорее всего позвонят насчет выкупа и поэтому вы собираетесь поставить его домашний телефон на прослушку.

— А если он захочет лично присутствовать при установке аппаратуры?

— Вот! В том-то и дело, что у него через десять минут начинаются очень важные переговоры. Я у секретарши узнала.

— Я попробую… — Гоша тяжело вздохнул. — Перезвоню.

Гоша оказался молодцом, и уже через двадцать минут мы с Лизой неслись на такси к дому Пожарского.

— Мне неловко вас затруднять, Саша, — сказал мне Пожарский, протягивая ключи, — но я сейчас совершенно не могу отлучиться.

— Ерунда, Валентин Семенович, — бодро откликнулась я. — Все равно я сейчас еду в прокуратуру. Заодно и ключи передам.

Лизе квартира Пожарских не понравилась, слишком все строго и правильно. И слишком мало лишнего.

— Где уют-то? — негодовала она, расхаживая по комнатам. — Где слоники на комоде, где кружевные салфеточки? И где, кстати, сам комод? Казарма, чистая казарма.

— Неудивительно, Пожарский — бывший военный.

— Хорошо, — не сдавалась Лиза. — Вместо слоников мог бы украсить помещение игрушечными танками — большой, поменьше, еще поменьше и малюсенький.

— Ты думаешь, он служил в танковых войсках?

— Я фигурально рассуждаю. Пусть не танки, пусть самолетики или зениточки. Всяко уютней получилось бы.

Я не разделяла Лизиной уверенности, что военная техника в миниатюре, расставленная на кружевных салфетках, способна придать дому уют. Но спорить не стала. Только заметила ворчливо:

— Мы вообще-то пришли сюда не по поводу интерьера.

— Да! — Лиза с увлечением набросилась на платяные шкафы. — Поехали! Для начала нам нужно напрячь мозги и догадаться, в каком виде она бегала на свидания.

— Чего тут напрягать? Бегала она в отсутствие мужа, то есть днем. Прикрывалась наверняка парикмахерскими, фитнес-клубами и прочими глупостями. Значит, одежда была самая демократичная.

— Нам «самая демократичная» не годится. Нам нужно нечто особенное, чего нет у каждой второй московской бабы, потому что в нашем случае встречать ее будут именно по одежке. — Лиза углубилась в огромное нутро шкафа. — Вот! — Она достала замшевые брюки бледно-фиолетового цвета с накладными карманами. — Редкая вещичка, подойдет.

— Если, конечно, она хоть раз надевала их на встречу с любовником.

— Знаешь, у тебя сегодня какое-то склочное настроение! — напустилась на меня Лиза. — Разумеется, мы рискуем. И тычем пальцем в небо. Но небо-то маленькое, есть шанс попасть.

К фиолетовым штанам Лиза подобрала светло-сиреневую широкую блузку:

— Судя по фотографиям, она любит игру полутонов. Ты заметила? К коричневым штанам она надевает бежевые кофточки, а к синим — голубые. Мне кажется, мы идем правильным путем.

По поводу верхней одежды нам не пришлось ломать голову — текущему осеннему сезону соответствовал только черный кожаный плащ, черные же ботинки на высокой рифленой подошве и черно-желтый зонт на длинной нескладывающейся ручке.

Из аксессуаров мы забрали темные очки в форме кошачьих глазок и серебристый шарфик.

Упаковав ворованное, мы отбыли к Лизиной подружке — актрисульке, которая с нетерпением, свойственным всем творческим натурам, ждала нас у себя дома. Бросив прощальный и по-прежнему неодобрительный взгляд в глубь квартиры Пожарских, Лиза пробормотала себе под нос:

— Или маленькие кирзовые сапожки. Один — в натуральную величину, а самый маленький — с наперсток. Но обязательно на кружевных салфетках!

Актрисульку звали Лера. Судя по всему, маленькие роли во второразрядном театре порядком ей наскучили, во всяком случае, она набросилась на нас, как голодный журналист на дармовой фуршет. Ей хотелось сыграть роль! Роль, а не эпизод, и это меня слегка насторожило, поскольку по нашему плану она должна была строго держаться самой границы кадра и не приближаться на опасное расстояние к партнеру. Мелькнуть вдали — и исчезнуть, опять мелькнуть — и опять пропасть.

Поразительно, но парик действительно сделал ее похожей на Ларису Пожарскую!

— Лицом к нему без нужды не поворачивайся, — учила ее Лиза, пока Лера примеряла одежду. — Спина — надежней.

— А он не выстрелит мне в спину? — с надеждой в голосе спросила Лера.

— Исключено! — отрезала Лиза. — Он тебя любит и хочет на тебе жениться.

Лера разочарованно вздохнула.

— К тому же мы будем тебя прикрывать, — для пущей убедительности добавила Лиза и хлопнула себя по боку, намекая, вероятно, на то, что под туго обтягивающей ее тело водолазкой спрятан пистолет.

— А что я ему должна говорить?

Бедняжка, она еще не знала, что роль-то без слов. Зато с запахами. Лиза купила маленький пузырек духов «Кензо» с грейпфрутовым ароматом.

— За тобой должен тянуться шлейф привычных раздражителей, — говорила она, обильно поливая Леру духами. — Влюбленный мужчина реагирует на запах любимой женщины, как кошка на валерьянку.

Три адреса, всего три адреса. И каждый требует особого к себе отношения. Володя Шелест ездит на машине, которую оставляет в соседнем дворе на охраняемой стоянке. Значит, Лере нужно «мелькнуть» около арки, через которую Шелест пойдет к себе во двор, и быстро устремиться к автобусной остановке. А там — вся надежда на Севу и на его подержанный «Форд».

— Ты точно не ездил на нем в редакцию? — допытывалась Лиза. — Они точно не узнают твою машину?

— Не ездил, успокойся. Мой «фордик» весь месяц простоял в мастерской. А раньше, если ты помнишь, мы с вашими подозреваемыми работали в разных местах.

— Хорошо. Ты все помнишь? — наставляла Лиза Севу. — Рви когти сразу, как только Лера захлопнет за собой дверь машины. Промедление смерти подобно.

— Не волнуйтесь, хозяйка, сделаем, — уверял Сева. — Не страшны мене ни дождь, ни слякоть, резкий поворот и косогор, чтобы не пришлось любимой плакать, крепче за баранку держись, шофер.

— Да, держись крепче, — кивнула Лиза.

Игорь Ромашин добирался на работу (и, соответственно, обратно) на частниках. Тормозил первую же попавшую машину, и она подвозила его прямо к подъезду. Поэтому с ним план был несколько иной. Роль первой попавшейся машины отводилась «Волге» с мигалкой, которая недавно подвозила меня от Петровки до редакции. Веселый водитель, польстившийся тогда на мои удивительные глазки, согласился нам помочь. Кстати, в отличие от Леры ему досталась роль со словами. Именно он должен был обратить внимание Ромашина на псевдо-Ларису, а именно, в тот момент, когда Ромашин станет расплачиваться, водитель должен присвистнуть завистливо и сказать: «Е-мое, какая женщина!»

По Лизиной теории любой мужчина в ответ на такую реплику должен бросить хотя бы беглый взгляд на объект спонтанного вожделения, а Лера в тот же миг должна вскочить с лавочки в глубине двора и ломануться в сторону улицы, где Сева на «Форде»… Далее все так же.

— Пусть пропахли ру-у-у-уки дождем и бензи-и-и-ином! Пусть посеребрила виски седина-а-а! — голосил Сева.

— Так пойди и помой руки, — хмурилась Лиза, которая не разделяла Севиного легкомысленного настроя. — Желательно, с мылом.

Коля Белостоков перемещался по городу на общественном транспорте, чем создавал для нас серьезную проблему. До своего дома он мог доехать как на трамвае, так и на троллейбусе, а остановки вышеозначенных транспортных средств находились примерно метрах в двухстах друг от друга. А подъезд его дома выходил не во двор, а на улицу.

Помучившись, мы решили, что Лера выскочит из его подъезда по нашему сигналу, когда Коля будет идти от остановки, а Сева громко и навязчиво посигналит ей из припаркованного тут же «Форда». На сигнал клаксона (теперь уже по версии Севы) люди всегда оборачиваются, так что Белостоков, даже если он будет погружен в свои мысли, поднимет голову и увидит Леру, бегущую к машине.

— Я не совсем понимаю, зачем вы так усложняете, — удивлялся Сева. — Если нашу Ларису похитил кто-то из этих троих, то не проще ли обыскать их квартиры?

— Кто же тебе разрешит обыскивать ни в чем не повинных людей? — в свою очередь удивилась я.

— Саня! Только не прикидывайся шлангом! — почему-то обиделся Сева. — На моей памяти ты столько раз залезала в квартиры ни в чем не повинных людей без всякого разрешения…

— С чего ты взял, что он держит Ларису в своей квартире? Это неосмотрительно и глупо.

Лиза посмотрела на Севу с состраданием.

— Мы рассчитываем на спонтанную реакцию. Дернется — не дернется, окликнет — не окликнет. Вот представь, запер ты нашу Саньку в своей квартире, и была она в белом фраке. Приезжаешь вечером домой — а она выходит из подъезда в черном фраке. Ты бы что сделал?

— От Сани и не такого можно ждать, — не сдавался Сева. — Она — мастер мистификаций.

— Хорошо, не Саню, а обыкновенную простую Маню. Ну?

— А простую Маню я бы не стал запирать. Все-все-все! — Сева поднял руки вверх. — Больше не буду. Конечно, страшно, когда Маня то в белом, то в черном. Я уже не говорю о том, что женщина во фраке — это вообще кошмарическое зрелище.

Мы помолчали, присели «на дорожку» и оправились по первому адресу.