Что нельзя, то тоже можно. Едем на сафари

Алексеев

«Сафари» — суахильское слово, в Восточной Африке так называют любую поездку. Сафари — заманчивое дело, но как его совершить? Миновав шаткий трап, соединяющий корабли, инициативная группа курчатовцев отправляется на разведку. Воображение тревожат великаны слоны, трубящие на красных дорогах, красавцы гепарды на фюзеляжах спортивных самолетов, львицы на капотах «лендроверов» — ничего не пожалеешь ради встречи с братьями меньшими, хотя неясно, насколько это выражение применимо к слону.

Накануне на корабле проведена запись желающих посетить Национальный парк, список разбухает до угрожающих размеров. Именно благодаря паркам, сохраняющим удивительный животный мир Африки (уничтоженный на большей части континента), Кения обязана притоку туристов. Число посетителей кенийских парков растет, становясь устойчивым источником валюты: цены высоки — туристические агентства справедливо полагают, что иностранцу, добравшемуся до Африки, сафари не миновать.

Однако причал, куда на двое суток пришвартован «Курчатов», не лучшая отправная точка для совершения поездки: чтобы выехать за пределы Момбасы, покинув остров, необходимо получить разрешение властей, предварительно уведомив их за две недели. Таков закон.

Но попытка не пытка. Вежливый кениец в небесно-голубой форме, отороченной выпуклым золотым кантом, с готовностью растворяет стеклянные двери. Молодой и очень деловой чиновник охотно разъясняет взявшему на себя миссию переговоров Иосифу Исаевичу: сафари предусматривает выезд, обед и ночевку в отеле. Проспекты рекламируют экзотические бунгало, поднятые на сваях над водоемом, куда в гарантированный фирмой час явятся на водопой львы, слоны и носороги. Наблюдать животных можно, не покидая собственного балкона. Прослушав «ночные голоса Африки», с наступлением рассвета, после завтрака…

Но дальнейшее не может интересовать курчатовцев. Завтра наш корабль покидает Кению. Не снимая с коричневого лица вежливой улыбки, чиновник скрывается за перегородкой, укоризненно покачивая круглой курчавой головой. Что ж, придется попытать счастья в другом месте — неподалеку находится еще одно агентство. За живой оградой — просторный тенистый дворик. Пышущий жаром асфальт расчерчен квадратами. Автомашины с откидывающимися люками и кузовами, расписанными черно-белыми. полосами — «под зебру», изнывают от безделья, томятся каждая в своем квадрате.

В вестибюле ожидаем решения проблемы. Острыми лучиками пробивается сквозь жалюзи исступленный тропический свет, в глазах рябит от расписных черно-белых панелей. Темными мотыльками бесшумно порхают служащие — изящные африканки в пронзительно-лимонных халатиках. Для ведения переговоров несколько человек удаляются в кабинет. Вскоре сияющие их лица извещают о благополучном завершении дела.

— До чего договорились?

— Как бы это сказать, разговор шел по принципу: что можно, то можно, а что нельзя, то тоже можно!

Итак, договоренность достигнута на следующих началах: поездка состоится в минимальном удалении от города, в парк, носящий звучное имя «Симба». Поскольку на суахили это означает «лев», все немедленно связывают название парка с наличием в нем львов.

Симба! Великий охотник саванны! Когда-то красавцы хищники еще водились в Северной Африке, на Ближнем Востоке и в Аравии. Ныне они истреблены. В Иране и Месопотамии насчитывают всего несколько экземпляров, в Индии — до трехсот особей. Сегодня родиной львов принято считать Африку к югу от Сахары, за границей тропических лесов.

Наша поездка на сафари начинает принимать конкретные очертания. Нас не будут увозить в островерхие отели, путешествие будет недолгим и, следовательно, недорогим. Вопрос невыезда иностранцев с острова решен просто: согласно запрету ступать на земли Кении вне пределов Момбасы до истечения положенного срока мы на них и не ступим, ибо курчатовцы от начала и до конца путешествия будут находиться в автобусе. Правда, в данной ситуации фирма не гарантирует встреч с животными — «что увидите, то увидите». Последнее несколько охлаждает общий пыл, но вновь таинственное звучание слова «симба» исключает колебания, тень сомнения испаряется, как капля воды на расплавленном асфальте. Услужливое воображение рисует львиные прайды, величаво шествующие по саванне, отягощенных царственными гривами самцов, играющих возле дремлющих самок львят.

— Товарищи! Отправляемся немедленно!

— Но я не взял фотоаппарат!

— А как насчет обеда, если мы не вернемся сегодня на корабль?



Какая мелочь — обед. По Брэгу, так голодать просто полезно. Фотоаппараты? Что может быть благодарней зрительной памяти? Робкие сомнения тонут в однозначном энтузиазме. Едем безотлагательно! Сейчас! Во дворе, на капоте «зебры», в кружевной тени старой мимозы, казначеи собирают деньги. В дорогу! На сафари!

И вот уже нас ведут к воротам. Вместо удобных маленьких машин медленно подруливает махина автобус, поблескивая свежевымытыми, также расписанными «под зебру» боками. Оснащенный звонками, автоматическими дверями и кондиционером, с наглухо закрытыми, затемненными стеклами, автобус прочен и надежен, как сейф. Вместе с нами погружаются в его недра флегматичный круглолицый африканец — гид и стайка девушек. Широко улыбаясь, оглядывает гид столь неожиданно свалившихся (выражение «как снег на голову» несколько неуместно в Африке) «блицтуристов».

Задержка за водителем, но, прежде чем отправить курчатовцев в путь, судьба заготавливает нам действительно экзотическое зрелище.

На площадке перед агентством появляется группа туристов под предводительством широкоплечего парня. Голубоглазый тяжеловес давно небрит. Над спутанной белокурой бородой дымит трубка, в ухе болтается кольцо серьги. Голову венчает помятая, с обвисшими полями и встрепанным пером егерская шляпа, распахнут на груди неизвестной эпохи замшевый камзол, рваной бахромой отделаны кожаные брюки. К африканской сумке из шкуры леопарда приторочен новейшей марки фотоаппарат, из ножен торчит рукоять ножа, пригодного для схватки с целым прайдом.

На месте туристического агентства я бы запретил ему выходить из машины и даже выглядывать наружу. И у хищников есть нервы, зверь есть национальное достояние, и его нужно беречь.

Плахова

Современная кенийская архитектура не имеет специфических национальных черт, новые здания Момбасы возводятся по проектам английских и итальянских архитекторов. Раздвигая тупым носом встречный транспорт, ползет автобус по левой стороне улицы, зеркальные стекла отражают сразу обе ее стороны. В старой части города ворота и стены изукрашены арабскими резными орнаментами, низкие строения оживляет стрела мечети и сияющий белизной индийский храм наподобие храма Гора Абу в Раджастхане с цветными венчающими вход панелями: Кришна с двумя белыми коровами, колесница, влекомая оленем, бог Луны, восседающий на цветке лотоса…

Справа проплывает древняя фаллическая башня. Фаллические минареты мусульманских мечетей не встречаются больше нигде в мире (кроме Индонезии). Есть предположения, что подобная форма навеяна традиционными культами кенийских народов.

— Пожалуйста, расскажите историю памятника, — просьба обращена к гиду.

— Историю памятника? Она неизвестна. Собственно говоря, есть много теорий его происхождения, — переведен ответ.

Деликатные курчатовцы не рискуют просить об уточнении хотя бы одной из многих теорий, и мы катим дальше. Вскоре автобус упирается в полноводный синий залив, где готовится к отправке огромный паром, регулярно совершающий рейсы с людьми и транспортом.



Сплошным потоком течет к парому толпа. Счастливые, не знающие портных женщины задрапированы в яркие ткани, складками ниспадающие к ногам. В красочную толпу диссонансом врываются мрачные пятна — отдельные группы похожи на стаи темных птиц, закутаны головы и лица, лишь сверкают белки глаз, за спинами крыльями развеваются черные покрывала.

Кажется, переправе нет конца. Медленно течет иссиня-голубая вода, и, хотя ширится расстояние от берега, противоположная сторона все так же далека, так же высока серая исполинская башня цементного завода с надписью «Баобаб» по вертикали. Украдкой делаем наброски, стараясь сохранить в памяти облик попутчиков. Худышка девочка с выпирающими из выреза блузы остренькими лопатками склонилась над железными поручнями, расширенными зрачками всматривается в воду. На тонкой шейке будто выточенная головка с множеством мелких, туго притянутых к коже косичек.

Лица широкогубые, с выпирающими скулами и характерным глубоким вырезом ноздрей, жесткие шевелюры — головы курчавые и гладкие, как бильярдный шар, лица смешливые, сосредоточенные, непроницаемые, открытые…

Какое неисчерпаемое содержание ухитряется вложить природа в человеческое лицо с его бесконечной сменой выражений… Прическа или украшения, расцветка одежд или расположение складок — для посвященных рассказ о человеке, принадлежности его к определенному племени, положении в обществе. Увы, для нас это книга за семью печатями, и время не позволит научиться ее читать.

Тяжело съехав с парома, автобус устремляется по хорошо утрамбованной красной дороге с асфальтовым покрытием лишь на подъемах. В облаках пыли проносятся навстречу грузовики, с помощью тента переоборудованные для перевозки пассажиров.

Подавляющее большинство жителей Кении проживает в поселках, где располагаются административные центры, полиция, школы, небольшие магазины и. лавки, базары. В группе хижин обычно размещается одна семья — пятнадцать, двадцать человек. Они вместе ведут хозяйство, обрабатывают прилегающее поле.

Домики-хижины растут как грибы. Подступают к дороге круглые, как корзины, плетеные каркасы, вместо гвоздей и веревок скрепленные лианами. Сквозь глиняную обмазку проглядывает плетение, и побеленные стенки кажутся прошитыми выпуклыми стежками. Верхний слой земли аккуратно снят для мазки, гладкие площадки возле строений придают деревеньке опрятный вид.

Как следует из справочника, современная архитектура деревенских жилищ разнообразна. Кикуйю, меру и эмбу строят круглые каркасные хижины, покрытые конусообразной крышей. В одной части дома содержится скот, другая, с очагом в центре, служит жильем. На побережье Момбасы, у племен суахили, преобладают прямоугольные строения, также обмазанные глиной, но с двускатной, крытой пальмовым листом крышей, фасады часто расписывают геометрическими рисунками. У кочевников — легко разбирающиеся шатры из шкур или верблюжьей шерсти либо конусы травяных шалашей, обмазанные кизяком, с узкой, похожей на лаз дверью.

— Смотрите, ведь это школа!



За окном автобуса под открытым небом мелькает красно-синий цветник. Алые блузки и синие юбки девочек, красные шортики и синие рубашки мальчишек. К стволу могучего дерева пристроена классная доска, вбиты в землю столы и лавки.

— Это школа для глухонемых детей! — переведены слова гида. — С малышами работают специалисты-преподаватели.

Ребят в эту школу привозят не только из Момбасы, но из всех районов. Дети живут в интернате постоянно, и только на каникулы родители забирают их домой…

Короткая остановка возле деревенской площадки. Полдень, закрыты ставни лавок, на ступенях дремлет шоколадно-коричневая коза. Недалеко источник, на иссушенной красной земле — характерный натюрморт: традиционные сосуды для воды, калебасы, соседствуют с анилиново-яркими полиэтиленовыми канистрами. Неожиданно мелодичные, похожие на голоса флейт звуки и глухие удары барабана нарушают тишину, заглушая ленивое жужжание насекомых. Возле ручейка, в густой тени, репетирует деревенский оркестр. Среди членов экспедиции находятся знатоки экзотических инструментов, и они охотно удовлетворяют наше любопытство. Таинственно именуемая «литунгу» — полутораметровая лира — всего-навсего деревянная рама со струнами из сухожилий животных, «адеудеу» — с резонатором из дубленой кожи жирафа, нередко используется как барабан. Самый же удивительный инструмент, именуемый «абу», — из выращенной особым образом полой тыквы, укрепленной на конце двухметрового рога. Играют на нем лишь в особо торжественных случаях.

— В каждой деревне есть собственный оркестр и свой барабанщик! — комментирует гид. — Жители Кении очень любят пение и танцы под ритмы барабанов. Наши музыка и танцы всегда связаны с традиционными праздниками. И хотя в отличие от большинства стран Африки тамтам у кенийцев не пользуется популярностью, все же барабанщик обязательно есть в каждом оркестре!

Чернокожий наш водитель кивком курчавой головы подтверждает сказанное, он сам барабанщик в оркестре, хотя живет не в деревне, а в Момбасе. И мы едем дальше по оранжево-красной дороге Африки.


Загрузка...