Лазло с поразительной быстротой повернулся и поднял левую руку, чтобы прижать ее к стене рядом с дверью, бормоча что-то неразличимое насчет «выключателя». Ник прыгнул на него и повернул в сторону, подняв задницу Вильгельмины, даже когда он развернулся, и ударил ею по блестящему виску Ласло. Это был не самый эффективный его удар; Лазло корчился с ловкостью отчаяния и поймал прикладом пистолета в плечо, которое Ник ранил на «Дакаре», и пронзительно закричал в ночь. Ник выругался себе под нос и снова ударил его. Лазло смялся и упал. И когда он упал, что-то длинное и похожее на змею схватило его за шею, потащило на фут или два во двор и подбросило высоко в воздух. Какого черта! У Ника было время подумать про себя, когда он быстро, недоверчиво оглядел пышный, засаженный растениями двор, тускло красивый в мягком свете звезд, но в основном затененный четырьмя высокими стенами вокруг него. Затем наощупь чего-то, пахнущего зарослями джунглей, плотно обвилась вокруг его руки с пистолетом и потянула.


Ник ахнул и потянул назад. Откуда-то раздался хлыстовой удар, и кожаные ремешки обернулись вокруг его талии, сбив его с ног и подняв вверх, чтобы повесить высоко над землей. Проклятые растения! Все отвратительные из них - а они заполнили весь двор, если не считать узкой дорожки от садовой двери до другой, отделанной медью, двери напротив - качались и махали в ужасном балете смерти, некоторые из них были немногим более дюймов в высоту, а другие - десяти. , двенадцать, четырнадцать футов высотой и ужасающий с угрозой. Он увидел, что огромные кольца сворачиваются над бессознательным - может быть, мертвым - Лазло, и усики, унесшие подергивающуюся змею в ужасный сад, освободили его и свободно колыхались над его головой, как будто торжествуя.


Ник отчаянно боролся в хватке удава. Его правая рука все еще держала Вильгельмину, хотя его рука была поймана, но в таком месте она была для него бесполезна. Он нашел Хьюго левой рукой и лихорадочно ткнул в стягивающую ленту на талии. Существо, которые держало его удушающей хваткой, отскочило, как испуганная лошадь, и болезненно скорчилось, но все еще держались. Хьюго резал и резал. Одно из щупалец отпало, а другое мгновенно заняло его место, мучительно сжавшись вокруг его талии. Ник ударил его ножом, и он, казалось, вздрогнул, но сжал его еще сильнее. Все эти тянущиеся, вьющиеся, цепляющиеся предметы было невозможно ударить. Единственным преимуществом рубящего ножа было то, что он, казалось, производил своего рода рефлекторное действие - это движение подбрасывания гривы, которое на мгновение раскачивало его, как на трапеции.


И, возможно, он сможет использовать это движение. Лазло попытался сказать что-то о сигнале и выключателе, а затем потянулся к стене двора, рядом с дверью. Что-то должно было контролировать эти вещи. Они были живы, да, но все же их нужно было контролировать. Может быть, был неслышный звук, заставивший их корчиться и раскачиваться, или, может быть, какой-то черный свет или невидимый луч держал их в этом ужасно возбужденном состоянии как стражей двери внутреннего двора. В любом случае, должен быть какой-то способ деактивировать отвратительные вещи; Лазло, очевидно, знал об этой мерзкой ловушке и


пытался спастись, дотянувшись до… чего-то… на… той стене. Ник снова ударил ножом и заставил сжимающийся усик повернуть голову. В тусклом свете, сквозь огромные стручковые листья, извивающиеся усики и странно извивающиеся тени, он увидел на стене небольшой выключатель - что-то вроде кнопки звонка или выключателя лифта. Это могло быть так. Может быть, все это проклятое место залилось светом, если бы он дотянулся до этой штуки и толкнул ее, но это был шанс, которым он должен был воспользоваться.


Он нанес удар с новой решимостью и сильно качнул своим телом, когда почувствовал начало трапециевидного покачивания. Удар и замах… удар и удар… удар и удар… Ему казалось, что он набирает обороты и увеличивает дистанцию, как ребенок, поднимающийся выше и быстрее на качелях на детской площадке. Он побуждал свое тело к еще большим усилиям и думал, что чувствует, как щупальца напрягаются и посылают подкрепление, чтобы удержать его. Лазло был полностью вне поля зрения - как будто он больше не имел значения. Ник качнулся. Близко. Ближе, ближе, черт тебя побери, Картер! Его ступня промахнулась на несколько дюймов. Удар, замах, удар. Удар, замах, удар.


Пинок связан.


Ник скорее почувствовал, чем услышал легкий щелчок кнопки, когда она вошла в стену и снова щелкнула. «Двухкнопочный переключатель», - подумал он, откидываясь назад и продолжая наносить удары. Что бы он ни делал, одну кнопку можно включать и выключать.


Похоже, это ничего не дало. Никаких огней не загорелось; ни звука, ни остановки, ни запуска. Но в атмосфере произошла неопределенная перемена. Почти незаметно стягивающая хватка на его руке и талии, казалось, ослабла. А потом то, что пыталось обвить его шею, поникло, как умирающий папоротник, и потеряло к нему всякий интерес. Толстый усик вокруг его талии, как обычно, вздрогнул, когда он разрезал его, но его метательный рефлекс был вялым и бессильным. Постепенно все усики раскрылись. Ник легко упал на землю. Его глаза окинули взглядом двор и дом, пока он пытался отдышаться. Одна дверь в противоположном конце узкого прохода, по бокам два окна с решетками. Одна дверь за ним. Две совершенно глухие стены - нет, не совсем пустые; Поначалу трудно было заметить за этой массой смертоносных растений в джунглях, но вот она - лестница на крышу. За одним из зарешеченных окон горел тусклый свет. Ник помчался к лестнице и достиг последней ступеньки, когда яркий прожектор залил двор.


Он бросился вниз, осторожно выглянул через край крыши и ахнул от того, что увидел в ярком белом свете. Высокие, ужасные растения слабо раскачивались, а их огромные листья открывались и закрывались, как очень, очень медленно хлопая в ладоши. Затем они оставались открытыми, и корча прекратилась. Лазло на мгновение повис в подвешенном состоянии, зажатый в одной из них, как уродливый ребенок в какой-то кошмарной колыбели на верхушках деревьев, его глаза расширились и смотрели в лицо, которое было еще зеленее, чем когда-либо. Затем он очень медленно соскользнул с разворачивающегося листа и рухнул на землю.


Долгое время стояла тишина и тишина. Затем медленно отворилась большая бронзовая дверь в дом. Что-то очень осторожно двигалось внутри, и ждало, и ждало, и снова двигалось.


В дверном проеме стоял огромный мужчина, глядя в свой залитый прожектором ужасный сад; безмерная, колоссальная непристойность, гора выпирающей, перекатывающейся плоти, которая по сравнению с ней делала мадам Софию прямо-таки сильфидной. Он держал в руках длинноствольное ружье, которое, как знал Ник, было столь же мощным и смертоносным, как и они сами, но на фоне огромной массы валяющегося жира оно выглядело нелепой игрушкой-спичкой.


Мужчина тяжело ступил на тропинку и посмотрел на распростертую фигуру, лежащую под вялыми и вялыми растениями.


"Лазло!" - сказал он, и тон его был полон отвращения и отвращения. "Ты глупый дурак!" Человек-гора приблизился к упавшей фигуре. «Так тебе удалось его выключить, а, придурок?» Одна бесформенная нога ударилась о тело и приземлилась. «Вставай, ты ...» Вдруг толстяк превратился в каменный памятник. Только его глаза двигались. Они уставились на мертвое лицо Лазло и на обломки растений, оставленные там хлеставшим Хьюго, а затем он очень медленно повернулся к открытой двери своего дома.


Ник знал, что как только толстяк закроет за собой огромную дверь из дуба и латуни, его собственные шансы когда-либо попасть в этот дом с решетками были очень малы. Он вырастил Вильгельмину. Но, медленно и осторожно, пока толстяк двигался и являлся такой же огромной мишенью, угол был неудобным, а толстый рост - который он, казалось, прижимал как можно плотнее для укрытия - заслонял его. Ник выстрелил. Но не у толстяка.


Он выстрелил в единственный выключатель с двойной целью, и даже инструктор AXE F. B. I. Инструктор неохотно признал бы, что выстрел


это был хорош. Он врезался в выключатель. Где-то внизу Ник услышал удивленный вздох и отчасти увидел, как огромное тело развернулось и принялось искать стрелка. Он решил помочь и послал два выстрела в открытый дверной проем. «Это должно заставить его колебаться, прежде чем он бросится и убежит», - мрачно подумал Ник. Если он успеет.


На этот раз он заметил, что растения начали реагировать. Свет и звук по-прежнему не менялись, но снизу к нему доходили самые слабые колебания. Он все еще не знал, чем это было вызвано, но это не имело значения. Усики зашевелились. Ник произвел три медленных, точных выстрела в входную дверь, чтобы отвлечь, и увидел, как большие листья начали открываться и закрываться, опять же, как медленно хлопающие огромные руки. И тут толстяк завизжал: крыса попалась в его же ловушку. Растения внезапно стали очень и очень заняты. Крика не было, но была серия мычаний, задушенных дыханий и обширная молотьба. Странный сад обезумел от стремительных движений, извивающихся, сжимающих рук, хлопающих в ладоши, а звуки становились все более безумными - громкие звуки, тяжелые звуки, приглушенные звуки, настойчивые звуки, как будто совокупляется пара слонов.


Казалось, на это потребуются годы. Но тогда этот человек был до неприличия огромным. Медленно чудовищные растения дергались, сплетались и задыхались ... затем начались булькающие крики. Их заглушали вздохи и шорохи.


Наконец, когда все было кончено, Ник пересек крыши соседних домов и спустился на улицу. Его часть работы была сделана. Теперь ему просто нужно было убедиться, что ни в чем не повинные люди из внешнего мира не забредут в этот адский сад, и тщательно обыскать это место. Он запер дверь внутреннего двора снаружи с помощью своего специального «Взломщика», а затем сбежал сквозь жуткую ночь, чтобы вступить в контакт с Нашим человеком в Марокко. Затем он позвонит Лиз.


Аэропорт Касабланки в день прощания может быть таким же жалким местом, как и любое другое место в мире. Сегодня его ревущие, гудящие звуки были голубыми нотами ухода, полутонами говорили о делах, которые казались незаконченными только потому, что все было кончено, за исключением последних прощаний.


Ужасный сад толстяка поддался - ужасно извиваясь - огнеметам, а его дом выдал свои секреты. Книги, в основном; Лазло был почти прав. Учебники по обучению партизан и использованию суеверий; копии Корана, переписанного коммунистами; планы сельскохозяйственных станций с китайскими инструкторами; пособия по ниспровержению африканских учителей и лидеров в пропагандистов красного Китая; брошюры об употреблении наркотиков, чтобы ослепить разум и купить поддержку; а также множество зацепок, которые позволят марокканцу AX и его недавно прибывшим помощникам с энтузиазмом работать в течение нескольких недель.


Ник и Лиз стояли рука об руку, как подростки, слыша, как взлетают и взлетают самолеты, и глядя друг на друга. Через несколько минут она сядет на свой самолет в Абимако через Дакар. Он прилетит в Лиссабон, а затем переедет в Нью-Йорк. Она подумала: «Я больше никогда его не увижу». И волна тихого отчаяния захлестнула ее.


«Пора», - мягко сказал Ник. «Не забывай меня. Есть будущее, и… кто знает?»


Она подняла руку и слегка погладила его по щеке.


«Я не забуду тебя», - прошептала она. «И, пожалуйста, тоже помни». Затем она быстро повернулась к своему самолету.


Ник смотрел ей вслед, его глаза были полны ее огромной красоты, а его сердце было полно ночей, которые они провели вместе. Потом он тоже пошел к своему самолету.


Прикосновение ее пальцев все еще покалывало его лицо.




============================

============================

============================


Фройлейн шпион




Аннотации



Шпион, смешавший любовь и долг.


Женщина дразнила его, причем так искусно, что он чуть не потерял контроль, прежде чем сообразил, что может заранее планировать каждое ее провокационное движение!


Несколькими годами ранее в одном из восточных портов он представился морским офицером и открыл для себя «Небеса тысячи и одного наслаждения». Его жители были изысканными представителями древнейшей профессии ... особенно обученными использовать свои уловки против иностранных чиновников, чтобы заставить их работать на дело красных китайцев.


Эта женщина не была влюбленной секретаршей: она была шпионкой.


Что ж, в эту игру могут сыграть двое. Ибо мужчина тоже был шпионом. Фактически, это был Ник Картер, агент, известный как «Киллмастер» в сверхсекретной разведывательной организации Америки AX. А стройное тело, овладевшее всеми мыслимыми науками об убийстве, могло сравниться с этой натренированной гаремом красавицей и в ее собственном искусстве.


Ник Картер решил, что в этом конкретном задании любовь и долг будут смешаны ...






* * *




Ник Картер


Старый аромат, новая опасность


Смерть и утешение


Два вниз… И еще впереди?


Томатный сюрприз


Человек, которого там не было


Красавица и звери


Птица должна летать


Сделка в Бомбее


Встреча и разлука


Особый сюрприз номер один


Взлет в Тадж-Махал


Особый сюрприз номер два


Требуется помощь, мужчина


А слева от вас, дамы и господа, труп


Картинки с выставки


Экскурсия с гидом


В пещере в каньоне






* * *






Ник Картер


Killmaster


Фройлейн шпион





Посвящается людям секретных служб Соединенных Штатов Америки.









Старый аромат, новая опасность





Герр Фридрих Хаузер уставился на него. Стакан с виски с грохотом упал на твердую дубовую столешницу, и нежная жидкость фонтаном потекла по его костлявой руке.


«А теперь минутку, мой хороший друг», - хрипло сказал он. «Пожалуйста. Я думаю, тебе придется повторить для меня, как ты пришел к такому выводу». Его левая сухая рука нашла шелковый носовой платок в нагрудном кармане, а правую неуклюже вытерла. «Возможно, я слишком много наслаждаюсь этим таким великолепным напитком, что вы были достаточно хороши, чтобы прислать мне, но по какой-то причине я не могу следовать за вами». Он засмеялся каким то бульканьем, которое странно контрастировало с костлявым худощавым телом, но, казалось, хорошо сочеталось с невнятными тонами слишком большого количества виски и благополучия. Ник сильно его не любил.


"С чего вы хотите, чтобы я повторил, герр Хаузер?" - сказал он уважительно. «Из Бонна? С ранчо? Здесь, в Буэнос-Айресе?»


«О, с Бонном все в порядке, Грубер», - сказал он великодушно. «Я понимаю, что вы работаете в журнале Achtung! Я знаю о журнале. Иногда я даже покупаю его, когда есть очень сенсационная история, понимаете, о чем я?»


Ник знал, что он имел в виду. Вот почему он выбрал Ахтунг! как его прикрытие, и почему он превратил Ника Картера из AX в ответ Карла Грубера из Западной Германии на Confidential. Ахтунг! был журналом для любителей аляповатого, для политических истериков, для жаждущих сенсаций домохозяек. Ахтунг! нашел мелкого государственного служащего, который засунул пальцы в ящик для марок и увеличил его до Рота в правительстве; Ахтунг! обнаружил, что мама целует Санта-Клауса, и назвал ее «Коррупцией в обществе»; Ахтунг! заглядывал в каждую замочную скважину и под каждую кровать и находил коммунистического шпиона - развратного и помешанного на сексе коммунистического шпиона - везде, где бродил его горячий взгляд. Все его герои были скроены из ткани, которая отдаленно напоминала довоенный, а все его злодеи имели оттенки розового и красного. В битве Запада против коммунизма, Ахтунг! не было ничего, если бы не громко.


Фридрих Хаузер снова наполнил свой стакан. Этот парень Грубер из журнала был самым щедрым в последние несколько дней. Это было долгожданное изменение - обращаться с ним как с королевской семьей; Даже в Буэнос-Айресе немцы вроде Хаузера не всегда чувствовали себя как дома. В глубине души всегда было незаметное чувство, что когда-нибудь кто-нибудь… Но не Грубер; он очень отзывчивый парень, со всеми правильными идеями.


«Теперь вы говорили мне, - сказал Хаузер с осторожной отчетливостью, - что ваш журнал преследует очень опасного коммунистического шпиона по имени Иуда. Этот Иуда, работая рука об руку с народом Восточной Германии и его русскими наставниками,


планирует уничтожить новую Германию, которая поднимается из пепла старой ».


Нику показалось, что он услышал щелчок каблуков худого человека.


«Это очень важная история», - согласился он.


"Ах!" - сказал Хаузер. «Как я и думал. И новая Германия, о которой мы оба говорим, - это не этот слабый, декадентский союз с Западом, а настоящая Германия, настоящая Германия, немецкая Германия».


«Без сомнения, немецкая Германия», - сказал Ник.


«Итак. И этот Иуда уничтожит нас, прежде чем мы начнем». Хаузер неуверенно поднялся на ноги и стоял, раскачиваясь, со стаканом в руке. «То есть, если мы сначала не найдем его. Да? Ах, в том-то и дело. Вы думали, что нашли его, да? А потом кажется, что вы потеряли его в последнюю минуту, да?»


«Да», - сказал Ник, начиная уставать от своего участия в разговоре. «И именно тогда вы попросили меня повторить историю или ее часть».


«А, отчасти. Отчасти будет достаточно», - пробормотал Хаузер, уже не такой резкий немец военного времени. Он сел напротив окна гостиной своего прекрасного, лишенного жены дома в Буэнос-Айресе и уставился в окно, как будто ему было видение прошлого или будущего.


«Иуда», - пробормотал он. «Это действительно забавно. Начни с твоего друга на ранчо, который думал, что видел человека по имени Иуда». Необъяснимым образом Хаузер начал тихонько смеяться про себя.


Ник почувствовал, как внутри него растет раздражение. Черт побери, над чем смеялся Хаузер? Может, он думал, что это забавно, что кто-то - особенно Карл Грубер из Ахтунга! - кропотливо выследил злобного главного шпиона только для того, чтобы ускользнуть сквозь пальцы. С другой стороны, Хаузер, казалось, искренне возмущался тем, что такой человек, как Иуда, должен работать над уничтожением «истинной Германии» от имени восточногерманских и российских коммунистов. Фактически, Иуда почти наверняка ничего подобного не делал, но это не касалось Хаузера. Это была полезная история для Ника и его псевдонима Грубера. Конечно, вполне возможно, что Хаузер разыграл представление, что каким-то необъяснимым образом он был связан с Иудой и наслаждался шуткой о том, что этот серьезный неонацистский репортер наводит справки о нем.


Но проверка Ником Хаузера, а также его осторожный, пытливый подход к нему, выявили человека, который бежал из Германии в последние дни войны и поселился в Аргентине, чтобы создать бизнес по продаже подержанных автомобилей, что вызывает растущую ненависть к нему. Коммунизм и надежда на возможное возвращение в Германию чудесным образом превратились в мечту Гитлера. Это могло быть тщательно продуманное прикрытие, но манеры и неосмотрительность этого парня говорят об обратном. И его пристрастие к выпивке не было прикрытием; он был близок к тому, чтобы упасть пьяным прямо сейчас. Скорее всего, он не стал бы защищать Иуду больше, чем пытался скрыть свои отвратительные идеи господской расы.


Ник попробовал еще раз.


«Как я уже говорил, я впервые встретил этого Иуду ближе к концу войны. Он притворился, что был на нашей стороне, но на самом деле он играл обоими сторонами против середины. У него не было никакой преданности, кроме самого себя. Предательства, которые он совершил против наших люди были огромны. Но я возвращаюсь слишком далеко ". Ник устроился в своем глубоком кресле с высокой спинкой, из которого контролировались две двери в комнату и которое заслоняло его от окна. "Я упоминаю об этом еще раз только для того, чтобы объяснить, что в какой-то момент в ходе своих преступлений он потерял правую руку и заменил ее стальным устройством, которое может совершить убийство пятью пальцами. Его лицо также было повреждено, так что, когда он был неприкрытым его ужасный вид неописуем. Вполне возможно, что с тех пор, как я в последний раз встретил его - и вы понимаете, что мои взгляды на него были краткими и случайными - он, возможно, улучшил свою внешность с помощью пластической хирургии. Кроме того, я понимаю, что его левая рука недавно получила тяжелую травму, возможно, в последний год или около того ". Ник знал сегодняшнюю дату и мог описать в мрачных подробностях, как именно была ранена левая рука Иуды, когда он сам бросил гранату и наблюдал, как Иуда прикрывает от нее свое ужасное лицо своей единственной здоровой рукой. "Следовательно, возможно, что обе его руки теперь искусственные, или, по крайней мере, одна искусственная, а другая настолько ужасно искалечена, что он должен прикрыть ее перчаткой. Его можно было бы легко принять за одного из нас, если бы не его адское уродливое лицо. Которое, как я уже сказал, легко можно было бы замаскировать ».


Хаузер кивнул и отпил свой стакан. Он сам, с его фасольчатым телом и трупным лицом, никогда не мог считаться «прусским быком», однако он, очевидно, знал, что имел в виду Ник, и восхищенно - с завистью - отождествлял себя с этой породой: пулевидный, широкоголовый плечевые, бочкообразные, узкобедрые, толстокожие, великолепно высокомерные, совершенно непобедимые, культурные, сильные животные. Он выпрямился на стуле.


«Итак, вы поймете, - продолжил Ник, - что, когда Ахтунг! Послал меня с этим заданием, я очень хотел проследить все возможные зацепки. Это не всегда легко, потому что задавать вопросы о коммунисте часто означает открывать гнездо гадюк ". Хаузер снова понимающе кивнул. «Тем не менее я упорствовал. В конце концов, мои расспросы привели меня в пампасы; до меня дошли слухи, что человек, который мог быть Иудой, нашел себе убежище где-то в безлюдных равнинах. Излишне говорить, что я его не нашел. Но что я сделал? найди… Ник наклонился вперед и резко ткнул в воздух указательным пальцем. "Я действительно нашел этого человека Кампоса, владельца ранчо. Он, как я уже сказал, занимается разведением мясного скота, и последние несколько сезонов он продал все свое поголовье - он занимается мелким хозяйством, как вы понимаете, так что если он получает хорошую цену, которую ему нужно иметь, чтобы иметь дело только с одним человеком - все его имущество одному человеку, человеку по имени Хьюго Бронсон. И он рассказал мне о Бронсоне, потому что я сказал ему, как выглядел Иуда ».


Ник Картер, он же Карл Грубер, решительно кивнул и откинулся на спинку стула, как будто высказал убедительную мысль. И все же он чувствовал себя далеко не таким самодовольным, как выглядел. Где-то что-то не так. Что-то столь же неправильное, как внезапный нож в спину или распахнувшаяся дверь, чтобы показать группу наемных убийц, вооруженных автоматами, которые опознали его, прежде чем он умер, как шпиона-убийцу для устранения врагоа в Соединенных Штатах.


Но ни звука, ни движения не было ни в доме, ни в единственном низком незащищенном окне, которое было приоткрыто всего на несколько дюймов, чтобы впустить струйку прохладного вечернего майского бриза. И он был настолько уверен, насколько мог, даже не обыскивая человека, что Хаузер безоружен.


"А что этот человек Кампос сказал вам о Бронсоне?" Хитрая улыбка Хаузера превратилась в открытую ухмылку.


Ник подавил импульс сжать тощее горло руками и выдавить из него секреты.


«Кампос сказал мне, - спокойно сказал он, - что иногда встречал Бронсона в Международном клубе. Что у него там были друзья. У Бронсона, как и у Иуды, необычайно широкие плечи, бочкообразная грудь и пуленепробиваемая голова. Это его лицо. гладкая и на удивление лишенная морщин для мужчины его возраста, за исключением отметин, близких к линии роста волос, которые могут быть шрамами. Кроме того, Кампос сказал, что в руках этого человека есть что-то очень странное. Бронсон всегда носит перчатки телесного цвета - это это так?"


«Верно. Я хорошо его знал. Он всегда носил такие перчатки. Иногда по вечерам черные или белые, в зависимости от случая». Хаузер откровенно рассмеялся.


Ник почувствовал волну отвращения. Внезапно он представил себе Хаузера как худощавого и голодного немецкого офицера, меняющего собственные перчатки для особых случаев… особых, невыразимых случаев. Возможно, стоило бы более тщательно изучить Хаузера. Но это нужно сохранить. Теперь вопрос заключался в том, почему Хаузер хихикал как дурак, когда упоминалось имя Иуды?


«Итак. Он всегда носит такие перчатки», - сказал Ник. «У Кампоса сложилось впечатление, что руки внутри них двигались туго, как будто они были повреждены. Или механически. Естественно, когда я услышал это, я заинтересовался. Я приехал в Буэнос-Айрес, чтобы узнать, но обнаружил, что Холодильник Бронсона был продан совсем недавно. И что Бронсон покинул страну, не оставив после себя никаких следов ".


«И к тому времени вы были уверены, что мой старый друг Бронсон был вашим Иудой, да?»


Совершенно не уверен. Но у меня были веские основания полагать, что он может быть таким. Так что было вполне естественно, что я наведу справки среди его бывших сотрудников, да? И в тех местах, где раньше часто бывал Бронсон, да? люди, которых он знал, да? "


«Да», - неохотно сказал Хаузер, словно ненавидя, что у него вырвали любимое слово. «И вот мы встретились. И мы нашли общий интерес в нашей любимой Германии. Но ты совершил ошибку, мой друг».


"А в чем была моя ошибка?" - осторожно спросил Ник. Его рука украдкой двинулась к спрятанному «Люгеру», которого он назвал Вильгельминой.


«Насчет Бронсона, - сказал Хаузер. «Конечно, это хорошо хранится в секрете. Но я знаю это, потому что его ситуация и моя были очень похожи. И я говорю вам только потому, что вы один из нас». Он сделал глоток. «Я знаю его много лет. Под именем Бронсон, под другими именами». Его взгляд остановился на свободном стуле, и он подошел к нему очень осторожно, лишь слегка пошатываясь. «Ах, нет, Бронсон не тот, кем ты считаешь его». Он рассмеялся булькающим смехом и внезапно сел. «Конечно, не твой Иуда, друг мой». Его худое лицо исказилось, а тело содрогнулось от смеха. "Это шутка, красивая, чудесная шутка!"


"Какая шутка?" Голос Ника обрушился на Хаузера. "Кто он?"


Раздался ржавый смех.


«Это Мартин Борман, мой друг! Мартин Борман стал Хьюго Бронсоном! Наш собственный великий Мартин Борман! Жив, в безопасности здесь, среди множества своих людей, которые даже не знали его! Не думаете ли вы, что это очень забавно? Иуда ! Иуда! " Хаузер от смеха рухнул.


Ник чувствовал себя очень взволновано. Мартин Борман. Нацистский лидер, правая рука Гитлера, бывший глава секретной службы гестапо. Потерянный в конце войны, исчез в безопасное место, чтобы появиться - здесь?


- Борман, - благоговейно выдохнул он. «Мартин Борман! Хаузер, ты уверен? Я мечтал об этом дне! Почему он ушел? Куда он ушел?»


Хаузер счастливо булькнул. «Где, мой Грубер? Куда ты думаешь? О, ты можешь быть уверен, что у него есть планы относительно Отечества. И можешь быть уверен, что он уехал не один».


"Не один?" - повторил Ник. "Кто пошел с ним?"


"Ага! Кто знает, кто они и сколько?" Палец Хаузера ткнул Ника. «Но я могу сказать вам это. Перед тем, как он ушел, к нему привели двух мужчин. По отдельности, но я совершенно уверен, что они пришли сюда с той же целью».


"Кто они?" В голове Ника прокатился поток удивления и недоверия. Мозг мужчины был раздут от его самомнения и выпивки Ника. Но если бы он действительно знал, где Мартин Борман и кто с ним ...


«Они были учеными, - гордо сказал Хаузер. «Наши собственные. Наши. Из старых времен. И я могу гарантировать вам, что они работают с Борманом, чтобы вернуть нас туда, где мы были!»


«Герр Хаузер, то, что вы мне рассказываете, чрезвычайно интересно, - спокойно сказал Ник. «К сожалению, если это правда, то она носит такой секретный характер, что ее нельзя использовать в печати. ​​Если это правда. Однако, если вы можете задокументировать свою историю - предлагать имена, даты, места и т. Д. - тогда может быть способ, которым вы можете принести большую пользу движению. Вы, конечно, понимаете, что такой журнал, как Achtung! - это не всегда просто журнал ». Он говорил осторожно, хотя и говорил ерунду, и видел, как залитые алкоголем глаза Хаузера понимающе моргнули. И жадность. Ник стремился к жадности. «Он также не ожидает, что лояльные немцы будут оказывать свои услуги бесплатно. Нас осталось немного. Мы должны работать вместе и должны получать справедливое вознаграждение за свою работу. движения, великие вещи могут случиться для всех нас. Однако сначала я должен знать - и вы должны понять, что я не сомневаюсь в вас, - но я должен знать факты. Где Борман? Кто такие ученые? Как они были доставлены здесь? Или ты не можешь мне сказать? "


Хаузер неуверенно поднялся на ноги. «Конечно, я могу тебе сказать! Ты думаешь, я ничего не знаю?» Он безвольно махнул рукой в ​​ответ на протест Ника. «О, я могу вам сказать, хорошо. Конечно, это правда! Во-первых, где сейчас Борман? Это легко. Он…»


Стекло разбилось. Осколки летели на толстый ковер и, мерцая, лежали, пока Фридрих Хаузер недоверчиво смотрел в окно. Ник Картер выскочил из кресла и прижался к стене у окна. Снаружи было малейшее движение. Ник дважды подряд выстрелил. Уголком поля зрения Хаузер покачивался уже не как пьяный, а как срубленное дерево в лесу. Один из его глаз покраснел и увеличился в размерах, и из него исходил самый странный звук в мире, живой звук из горла мертвеца. Ник снова выстрелил в ночь, когда Хаузер упал, целясь в общем направлении первого выстрела. Он услышал приглушенный визг и подошел ближе к окну. Осторожно выглянув с поднятым пистолетом, он увидел маленькую фигурку, прыгающую через лужайку Хаузера к низкой стене, за которой ждала машина. Вильгельмина Люгер плюнула в уклоняющуюся фигуру. Из машины раздалась ответная очередь. Ник отстранился и почувствовал, как осколки стекла рвутся к его руке. Вильгельмина попыталась еще раз, но рука, которая вела ее, была разорвана и кровоточила. Ник выругался и сунул пистолет в левую руку. Хлопнула дверь машины; визжали шины под гоночный мотор. Вильгельмина еще раз плюнула в убегающую машину, и Ник услышал далекий стук ее поцелуя о толстый металл. Машина продолжала ехать.


Фридрих Хаузер лежал на полу, его затылок был бесформенным, сочился чем-то красновато-серым.


Ник обернул носовым платком свою разорванную стеклом руку и принялся за работу, чтобы выяснить, как Хаузер мог узнать то, что, казалось, он знал на самом деле, и был ли кто-нибудь еще в этом городе интриг и романтики, кто мог бы узнать личность и местонахождение Мартина Бормана.


Или все-таки Иуда?






Смерть и утешение





«Марк, дорогой, ты невозможен…» Елена Дарби остановилась на полуслове и укусила ее. «Мне очень жаль, доктор Гербер. Это было очень сильно для меня. Просто иногда вы меня раздражаете, как… ну, я как ..."

Доктор Марк Гербер ухмыльнулся ей в свете приборной панели, когда он вел свой компактный автомобиль по одной из автомагистралей, питающих Лос-Анджелес и его пригороды. Елена действительно была необычайно красивой; намного декоративнее - и умнее - чем милая, но похожая на корову Барбара, которая вышла замуж около трех месяцев назад.


"Как что, мисс Дарби, дорогая?" - сказал он легко, с крошечной вспышкой старого духа.


«Как брат», - решительно сказала она. «Как упрямый упрямый младший брат. Во всяком случае, не как отец. И не такой упрямый, чтобы я когда-либо отказывался от того, чтобы ты называл меня любимым», - сказала она, не подозревая, как и он, о темно-сером "Шершне". который осторожно последовал за ними в поворот. «Доктор Гербер, я серьезно. Вы должны видеть, что ваша работа пострадает, если вы будете продолжать так усердно водить машину. Вам просто нужно взять отпуск, чтобы отдохнуть».


«Ну, по крайней мере, ты можешь называть меня Марком», - сказал он. «И я полагаю, доктора Харрисон и Лейбовиц снова прижались к вам, чтобы оказать на меня давление, не так ли?» Он взглянул на нее, его лицо было искажено усталостью. «Ты не думаешь, что я могу позаботиться о себе - в чуть более чем вдвое твоем возрасте?»


«Это не вопрос возраста». Елена нетерпеливо покачала головой, и ее рыжие волосы заблестели в свете уличного фонаря. «Практически каждый может время от времени воспользоваться маленьким непрошенным советом. Почему ты все время говоришь мне, сколько тебе лет? Ты не старый. И я не собираюсь скучать с людьми из-за того, что тебя к чему-то принуждать. Я говорю, что вы врезаетесь в землю, и все это знают. Вы должны остановить это. Это все, что я говорю ".


Он немного грустно улыбнулся. «Это старая история. Анна говорила мне это все время».


"Ваша жена?" Елена посмотрела на сильное лицо, которое смотрело на дорогу впереди, как будто это было пустое будущее. «Она бы сказала тебе то же самое сейчас, будь она здесь. Марк, Universal Electronics не развалится, если ты возьмешь перерыв. Но ты можешь, если не сделаешь этого. Я знаю, что я всего лишь ваш секретарь, но если я вмешиваюсь, то только потому, что ... "


«Моя дорогая Елена. Пожалуйста!» Гербер вывел машину на широкий бульвар и набрал скорость. Серый «Шершень» позади них плавно повернул, как будто хорошо знал перекресток, и позволил компактному автомобилю Гербера вырваться на несколько блоков вперед, прежде чем мягко ускорился. «Не говори мне, что« я всего лишь твой секретарь »». Его слабый немецкий акцент приятно сочетался с его американской манерой. «Я не обвиняю вас во вмешательстве. Я ценю ваш интерес. Но работа - это все, что у меня осталось». Он сосредоточился на дороге впереди. "Теперь это следующая улица направо, не так ли?"


"Да это оно." Она задумчиво посмотрела на него. «У меня в холодильнике есть два хороших стейка. Почему бы тебе не поужинать со мной?»


Гербер сделал поворот. «Елена, ты очень милая, но ты же знаешь, что я вышел только за той быстрой чашкой кофе, которую ты мне обещал. Мне нужно вернуться в лабораторию».


«Вот и мы», - сказала она. Они остановились перед красивым садом. Гербер соскользнул со своего места и подошел к ней, чтобы открыть дверь. Елена вышла, изящно выставив ногу, что Гербер не мог не заметить.


«У меня есть медленный кофейник и быстрый бройлер, - сказала Елена, - так что к тому времени, когда кофе будет готов, мы уже сможем съесть наш ужин. Где теперь вы можете получить лучшую сделку, чем это?» Она решительно захлопнула дверцу машины.


Гербер улыбнулся и легко взял ее за руку.


«Пожалуйста, Марк, - сказала она.


Он посмотрел ей в глаза и медленно кивнул. «Спасибо, Елена. Я буду наслаждаться обедом с тобой».


Они прошли по усаженной цветами бетонной дорожке к ее квартире на уровне улицы. Никто из них не заметил, что серая машина проехала мимо них, пока они разговаривали на тротуаре, и свернула в переулок. Ни один из них не видел темно-синего Cruisemaster, который был припаркован на углу, ближайшем к дому Елены, занятым человеком, чьи глаза были сосредоточены не на спортивной странице его газеты, а на них.


Не прошло и нескольких минут, как час спустя, доктор Марк Гербер покинул квартиру Елены, чувствуя прилив благополучия, которого он не ощущал после внезапной смерти Анны.


К тому времени, как Гербер завел машину, синий круиз-мастер медленно отъезжал на полтора квартала, двигаясь так, словно искал номер дома.


Гербер прошел мимо.


Через два-три квартала он за ним набрал скорость. Серый «Шершень» вылетел из переулка и занял позицию для наблюдения за круиз-мастером.


Водитель сел и стал ждать.






* * *



По крайней мере, Нику не нужно было беспокоиться об отпечатках пальцев. Не то чтобы он намеревался допросить в полиции; просто он некоторое время назад решил не оставлять свои отпечатки разбросанными по всему миру.


Я хотел, чтобы полиция разных стран улавливала сцены насилия, хранила для дальнейшего использования или перекрестного досье с Интерполом, а затем триумфально заявляла о его смущении, когда он появлялся в какой-то более поздней сцене и свидании в другом обличье. Редакционный отдел AXE разработал пару невероятно реалистичных перчаток, которые для всего мира выглядели как кожа здоровой человеческой руки. Здесь были почти все замысловатые завитки, короткие волосы, ногти, крошечные складки и жилки; но кончики пальцев были гладкими, а ладони имели собственный персонализированный узор Редактора.


К сожалению, похожие на кожу перчатки были настолько тонкими, что не могли защитить от летящего стекла.


Плотно обернув платком окровавленную руку, Ник наклонился над Фридрихом Хаузером для молниеносного поиска. Он не удивился, когда не нашел ничего интересного. Однако Хаузер был Хаузером до мозга костей.


Мартин Борман…! Что ж, это было неожиданно, но не невозможно. В течение многих лет ходили слухи, что пропавший нацист находится где-то в Аргентине. Похоже, слухи были правдой.


Ник выпрямился от грязного комка, на котором было тело Хаузера, и подошел к окну. На улице ничего не шевелилось. Звук удаляющейся машины стих, и соседи не вышли, чтобы осмотреть его место. «Наверное, все сжимают свои телефоны и кричат ​​об убийстве», - подумал Ник. Он быстро обошел гостиную и взял стакан с собой в поисках кухни и черного хода. На кухне он вымыл стекло, протер и убрал вместе с другими подобными. Полиции не понадобится много времени, чтобы обнаружить, что у Хаузера была компания, но не помешало бы их немного задержать.


Дверь из кухни вела в небольшой сад за домом, а другая - из кабинета Хаузера на мощеную дорожку, которая вела на улицу перед домом. Ни один из них не годился в качестве тыловых выходов, но они должны были пригодиться.


Ник рылся в кабинете Хаузера в тусклом свете, желая включить свет, но зная, что любое изменение освещения будет замечено наблюдателем. Держа фонарик-карандаш в больной руке, он вытащил ящики стола и быстро перебирал их содержимое. Правый верхний ящик массивного стола был заперт. «Особый отрывок», - сказал он себе и вытащил из кармана.


Почему застрелили Хаузера? - подумал он, работая. На первый взгляд кажется очевидным; может это не так очевидно. Первый вопрос: зачем Борману - если это был Борман - раскрыть свой секрет такому человеку, как Хаузер? Может, он этого не сделал. Может быть, Хаузер случайно узнал то, что не должен был знать, и уж тем более сказать. Второй вопрос: действительно ли он знал, где находится Борман, или догадывался? В таком случае третий вопрос: если он гадал, почему в него стреляли?


Ящик выдвинулся. Хорошая левая рука Ника нащупала его.


Возможный ответ номер один: его убийцы не знали, как много он знал, и не хотели рисковать. Возможный номер ответа - минутку, Картер. Если бы вы были на их месте, разве вы не ждали бы, чтобы услышать, что он собирается пролить, а затем застрелили бы Хаузера и того, кому он проливал? А может быть, им нужен так называемый Карл Грубер из Ахтунга! распространять свою отрывочную историю и либо вынашивать ее, либо распространять?


Ник покачал головой. Едва. Скорее всего, у убийцы чесался палец и он выстрелил, прежде чем стало известно слишком много правды. И тогда он, вероятно, не ожидал, что посетитель Хаузера появится на стрельбище. Поэтому он и его товарищ решили уйти оттуда.


В ящике лежали личные письма и несколько бумаг, касающихся бизнеса Хаузера по продаже подержанных автомобилей. Ник взял их. Но вряд ли они казались достаточно жизненно важными, чтобы оправдать заключение в тюрьму. Его пальцы проникли в ящик и вверх, чтобы погладить нижнюю часть стола. К нему был приклеен небольшой листок бумаги. Он разобрался с этим.


«Если бы я был на их месте, - подумал он про себя, - у меня были бы сомнения по поводу того, чтобы оставить в живых этого парня Грубера». Может, он видел что-то из того окна, когда стрелял в ответ; может, он узнает стрелявшего. И с этой мыслью, что бы я сделал? Думаю, я мог бы вернуться очень тихо и еще раз раскритиковать Грубера до или после того, как он поговорит с полицией.


Бумага была с кодом. Ник посветил на нее карандашом. Мой Бог. Что за дурак. Хранит свою безопасную комбинацию в ящике стола. Теперь где сейф? Без сомнения, за картинкой.


И я обязательно приложу все усилия, чтобы добраться до полиции. Я предполагаю, что Грубер позвонил им и ждал их - или что он сделает именно то, что делаю я. И я поймаю его на этом, если он не торопился.


За серым натюрмортом, который висел под прямым углом к ​​внешней стене с боковой дверью и одним высоким окном, был сейф. Пальцы Ника, прикрытые перчатками, взяли кодовый замок.


На улице все еще было тихо.


Что на самом деле Хаузер сказал о Бормане…? Он определенно произвел впечатление, что Борман мог уехать в Германию. Впечатление на кого? Любой слушатель, в комнате или вне ее. По логике вещей можно было ожидать, что Хаузер вскоре ответит: «Он в Шварцвальде, мой друг!» Или Гамбург, или Мюнхен, или Берлин, или Бонн, или по ту сторону Стены, но в Германии.


Циферблат мягко щелкнул.


Поэтому в него стреляли, чтобы он не сказал, где в Германии. Или его застрелили, потому что место, которое он собирался назвать, не было Германией. Слишком коварен, Картер. Лучше ехать вместе - пока у вас не будет веских оснований полагать обратное - с мыслью, что он был убит, чтобы помешать ему сказать правду, и что осторожные убийцы заметают свои следы.


Сейф распахнулся.


Сама идея о том, что Борман жив и, возможно, вернется в Германию с парочкой ученых, может быть опасным кусочком предположения, который можно носить с собой. Это было для Хаузера. И это мог быть писатель Карл Грубер.


В нащупывающей руке Ника появился бинокль. Он быстро его изучил. Большой, старомодный, но очень мощный. Сделано в Германии двадцать пять-тридцать лет назад. Зачем хранить бинокль в сейфе? Возможно, для Хаузера они были драгоценным напоминанием о старых добрых временах. И он мог дотянуться до сейфа, сделать пол-поворота направо и посмотреть прямо в высокое окно на… Верно. Ник исследовал его пару дней назад, еще до встречи с Хаузером. Дом Брэнсона, тот Брэнсон, которого он считал Иудой.


Ник поднял бинокль. Уголок соседнего дома попал ему в глаза. Глухая стена. Он медленно повернул вправо огромные мощные линзы. Боковой дверной проем, похожий на тот, что был рядом с ним, резко увеличился почти с трех кварталов. Расположение домов между ними и угол наклона того, который он наблюдал, позволили ему получить беспрепятственный вид в профиль двух людей, которые стояли, разговаривая и жестикулируя в двери кабинета того, что раньше было домом Брэнсона. Один из незнакомцев, очевидно, был пользователем кабинета, а другой - посетителем. Если бы человек, назвавший себя Бронсоном, встречал посетителей у боковой двери - скажем, парочку ученых - Хаузер и его бинокль могли поймать их так же ясно, как если бы они стояли за его собственным окном.


Ник оставил бинокль на столе. Полиция может захотеть примерить их на размер. Его уши напряглись для любого изменения тихих ночных звуков, он продолжил поиски в сейфе.


Деньги. Связки банкнот в нескольких иностранных валютах. Паспорт; Фотография Хаузера, но другое имя и национальность. Большой конверт из манильской бумаги, набитый фотографиями, потрепанными и выцветшими копиями застывших групп, позировавших, пока их медали были блестящими, а их форма еще свежей. Сапоги и свастики. Армейские машины на параде. Платформа для обзора. Крупные планы жестких лиц. Гражданские и военные за столами для переговоров. Группы мужчин в обтягивающей одежде и более улыбающиеся. Знакомые, ненавистные лица, некоторые из них; некоторые из них неизвестны Нику.


Он взял то, что, по его мнению, будет иметь ценность для AX, а остальное оставил полиции. Он менял паспорт и деньги, когда услышал тихие шаги в саду за домом. К тому времени, когда шаги достигли кухонной двери, тусклая картина вернулась на место, а ящик стола был заперт.


Ник вбежал в крошечный задний коридор и прислушался. Любой, кто знал его как довольно томного Карла Грубера, был бы удивлен, увидев настороженность мягкого лица и сдержанную и безмолвную грацию высокого, раскрепощенного тела. Они тоже были бы удивлены, узнав скорость, силу и превосходное состояние этого великолепного тела; но это было бы ничто по сравнению с их удивлением, узнав, что товарищи-агенты этого человека и его враги назвали его Киллмастером, самым смертоносным и опасным человеком из всех смертоносных и опасных людей в специализированной службе AX.


Из задней двери раздался мягкий свист, будто что-то - наверное, целлулоид - проскользнуло мимо замка. Ник ждал в темноте, тихонько заправляя добычу из сейфа Хаузера за пояс брюк и закрепляя ее курткой. Если этот парень задержится, чтобы попасть внутрь, возможно, появится возможность быстро осмотреть спальню. Ник сделал пару тихих шагов по коридору в сторону спальни и услышал, как задняя дверь открылась со слабым скрипучим вздохом. Он повернулся и почувствовал легкий порыв ветра на своем лице.


Мягкие туфли на каблуках медленно, бесшумно приближались к нему. Если повезет, он сможет немного поговорить с этим парнем, прежде чем они будут прерваны. Вильгельмина скользнула в его готовую руку.


Он услышал сирену на целых две секунды раньше маленького человечка, который осторожно входил в задний коридор, и с сожалением понял, что время вопросов закончилось еще до того, как началось. Вильгельмина повернулась в его руке и превратилась в урезанную дубинку вместо люгера военного времени.


Мужчина услышал сирену, на мгновение поколебался, затем поспешил в освещенную гостиную. По-видимому, он предположил, что Грубер сидел с трупом и что у него еще было время вышибить мозги Груберу, прежде чем сирены остановились у входной двери.


Ник прижался к стене и вытянул длинную подвижную ногу и длинную мускулистую руку. Человечек взвизгнул от удивления и тревоги. Его ноги метнулись под ним, и его пистолет был направлен в потолок на одно бесполезное мгновение, прежде чем упасть на пол. Он сглотнул и прошипел какое-то гнусное слово. Ник стремительно и безжалостно опустил ногу ему на живот, схватил Вильгельмину в свою неразрезанную руку и решительно обрушил ее на висок мужчины. Было действительно плохо, что он не смог бы вывести его из игры, не пометив его, но не было времени на тонкости.


Он перешагнул через маленькую смятую фигурку и направился к задней двери. Сирены звучали так, как будто они были примерно в двух кварталах. Это было нормально. Это дало Нику время нырнуть через задний двор Хаузера в чей-то сад , прежде чем окна начали открываться.


Через полчаса он вернулся в Международный клуб, свое первоначальное место встречи с Хаузером, остановившись в скромном гостиничном номере, который он держал под другим именем, и прибрался. Самостоятельная уборка заключалась в том, чтобы удалить и спрятать украденные бумаги и обработать порезанную руку, прежде чем натянуть половину запасной пары спецперчаток.


Он сидел в баре, пил виски и лениво разговаривал с парнем, которого знал только как Рупперт, одним из многих бизнесменов Буэнос-Айреса, которые оставались на периферии немецкой общины, не рассказывая слишком много о своем прошлом. Ник надеялся, что каким-то чудом ему удастся получить какие-то сведения о Бронсоне, прежде чем ему придется скрываться от полиции, которая рано или поздно собиралась проверить автора журнала, который был так дружен с Хаузером последние пару лет. дней.


"Вы будете здесь долго?" - спросил Рупперт, не особо заботясь.


Ник покачал головой, думая об Иуде, Бормане и Хаузере.


"Завтра уезжаю."


"О. Короткое путешествие. Нравится?"


Ник пожал плечами. «Всегда хорошо возобновлять старые знакомства».


Рупперт с любопытством взглянул на него. «Вы нашли много? Возможно, вы знали Хаузера раньше?»


«Хаузера? Нет, только что с ним разговаривал. Хотел узнать, где связаться с Хьюго Бронсоном - я его передаю. Кстати о Хаузере, интересно, где он? Я должен был встретиться с ним здесь сегодня вечером».


Рупперт одновременно приподнял бровь и ноздрю.


«Боюсь, Фридрих не всегда помнит свои встречи. Но если все, что вы хотели, - это послать привет Бронсону - вы сказали от берлинских друзей? Или вы из Бонна?»


«Я из Бонна», - ответил Ник. «Сообщение пришло от друзей из Швейцарии. Фон Рейнеков», - быстро изобретал он.


«Фон Рейнеке? Фон Рейнеке? Интересно, слышал ли я, что он упоминал это имя?» Рупперт сдвинул брови и потянул за подбородок. «Ах, ну, неважно. У него много друзей». Рупперт полез в карман и вытащил небольшую записную книжку. «Он у меня где-то здесь». Он пролистал страницы. «Ах! Забота о Поле Циммере, Вильгельмштрассе 101Б, Берлин. Конечно, в Западной зоне».


Ник смотрел. "Э ... это адрес Бронсона?"


Рупперт взглянул на него с легким удивлением. «Конечно. Кто еще? Ты ведь этого хотел, не так ли?»






Два вниз… И еще впереди?





«О, я рад, что это есть», - искренне сказал Ник и сделал большой глоток виски. «Фон Рейнекки будут так довольны. Вы хороший друг Брэнсона?»


Рупперт небрежно приподнял одно плечо. «Знакомство через Клуб. Мы все его знали».


«Хммм», - сказал Ник, гадая, как далеко он сможет задвинуть все возникающие вопросы. «Вы были первым человеком, который смог сказать мне, где я могу его найти».


Рупперт снова пожал плечами. «Знаешь, я даже не уверен, что твой Бронсон - тот, кого я ищу», - задумчиво сказал Ник. «Хаузер что-то сказал о том, что его руки были искалечены. Вы знаете, как это случилось? Я не помню, чтобы фон Рейнекки что-либо говорили об этом».


Глаза Рупперта немного сузились.


«Как я уже сказал, мы были знакомыми, а не друзьями. И никто не спрашивает о таких вещах».


"Нет?" - сказал Ник. «Полагаю, что нет. Простите меня. Но моя профессия приносит с собой естественное любопытство».


Рупперт виновато захохотал. «Я не имел в виду, что вы не должны спрашивать. Я просто имел в виду, что не спрашивал. И если вы задаетесь вопросом, почему я должен знать его адрес, он просто спросил, возьму ли я его на случай, если кто-то спросит об этом».


«Ясно, - сказал Ник. Он изучал Рупперта краем глаза. То, что он увидел, было пузатым баварцем с вздернутыми бровями и серьезными, довольно тусклыми глазами, которые все еще казались тусклыми, даже когда они сузились в мыслях.


Ник тщательно обдумывал другой вопрос, когда шестое чувство предупредило его об инопланетянах в комнате. Он осушил свой стакан и огляделся. Он почувствовал запах копа.


Он видел копа. Широкий мужчина с сильным лицом примерно его возраста и роста стоял наверху покрытой ковром лестницы, ведущей в клубный холл, и разговаривал с помощником менеджера. Небольшая волна осознания и напряжения прошла по комнате. Ник почти почувствовал, как она обрушилась на него.


«Еще один для меня», - сказал Ник, делая вид, что сдерживает зевок. "Присоединяйся ко мне?" Рупперт нетерпеливо кивнул. Ник заказал и предъявил поддельную клубную карту, мысленно подсчитав свои преступления на сегодняшний день: подделка, выдвижение себя за другое лицо, списание с клубных долгов, уход с места убийства, фальсификация улик, нападение, грабеж, простая и вымышленная ложь ... Он быстро пил, снова зевнул и подписал свою записку.


«Ну, на сегодня все, - сказал он. «Мой самолет вылетает рано. Спасибо за компанию, герр Рупперт». Он увидел, что высокий полицейский вошел в комнату и что-то спрашивал у группы мужчин, скопившихся вокруг заполненного напитками стола. Рупперт небрежно попрощался, и Ник ушел быстрым шагом, который выглядел медленным, но удалит его оттуда - он надеялся - быстро.


Вокруг ходили и другие люди, и он поднялся по лестнице, зная, что никто не обращает на него особого внимания. Затем он снова почувствовал волну напряжения. Когда он был на полпути вниз по лестнице, он услышал голос, зовущий: «Сеньор! Сеньор!» Он небрежно поднял глаза, увидел авторитетного незнакомца, идущего за ним, и продолжал идти, как будто знал, что звонок не для него. В конце концов, он был из Бонна, не так ли, и он не знал этого парня, не так ли?


Он уже вышел на тротуар возле клуба, когда мужчина догнал его и сказал по-английски: «Герр Грубер? Простите меня, я не говорю по-немецки. Лейтенант Гомес. Поговорите с вами, пожалуйста».


Ник повернулся. "Лейтенант?" - повторил он с восхитительным удивлением. "Полиции, не так ли?"


«Это правильно, - решительно сказал Гомес. «Мне необходимо задать вам несколько вопросов относительно Фридриха Хаузера. Не могли бы вы вернуться в Клуб?»


"Хаузер?" Ник нахмурился. «Я едва знал этого человека. Что-то не так?» Он отметил, что улица и тротуары были забиты людьми.


«В него стреляли», - тихо ответил Гомес. «Насколько я понимаю, вы видели его в последнее время. Поэтому я должен вас спросить…»


"Выстрел!" Ник вздохнул, придумав выражение восхищенного ужаса, которое, по его мнению, должен носить писатель Карл Грубер. "Происшествие?"


«Пожалуйста, герр Грубер. Будьте добры, войдите в клуб. На улице негде обсуждать это». Гомес терял терпение. Нику нравился его внешний вид. Сильное лицо с намеком на хмурый взгляд; живые умные глаза и широкий твердый рот.


Одно из кардинальных правил AXE четко сформулировано: никогда, никогда, никогда не связывайтесь с полицией другой страны и, желательно, даже с вашей собственной, если вы заранее не подготовили неприступное прикрытие, которое включает сотрудничество с ними. И этого Ник определенно не сделал. Карл Грубер не был реальностью в Бонне или даже адресом в Буэнос-Айресе. Он «гостил у друзей»; один друг, собственно, имя Ник Картер.


«Лейтенант, я был бы рад. И, конечно, я хотел бы лично знать, что случилось с бедным Хаузером, а также желаю сотрудничать, насколько это возможно. Но - по причине, которую я объясню, когда мы поговорить наедине - я предпочитаю не возвращаться в Клуб после того, что вы мне только что сказали ". Напряжение нетерпения в глазах Гомеса сменилось искрой интереса. «И еще, - продолжил Ник, - как вы, наверное, знаете, я должен успеть на ранний рейс утром. Так что, если это вообще возможно…», и он заставил себя говорить очень разумно и искренне »… Я был бы признателен Если бы вы могли сопровождать меня до того места, где я остановился. Я могу начать готовиться, пока мы разговариваем; или мы можем поговорить по дороге. У вас есть машина? Или всегда есть такси ". Его голос был резким и энергичным, голос преуспевающего журналиста, жаждущего рассказать историю и привыкшего проводить интервью на ходу между полетами на самолете.


Гомес внимательно посмотрел на него. "Где ты остановился?" "С друзьями." Ник дал адрес в ближайшем пригороде, который, как ему казалось, был тихим, особенно в это время ночи.


Гомес медленно кивнул. «Хорошо. Моя машина». Он жестом указал направление и сделал один быстрый шаг по тротуару.


Секунда - это долгое время, даже если она разделена на две части. Нику хватило времени, чтобы подумать: как же плохо. Хороший парень. Картер добавляет в список преступлений и убивает копа.


На долю секунды возникло малейшее затишье в шуме проезжающих машин, и в это же самое время Гомес оказался между Ником и улицей.


Выстрел и испуганный вздох Гомеса были почти одновременными. Ник увидел, как Гомес завис в воздухе, и время для следующей из этих долгих секунд. Он бежал, даже когда Гомес упал.


Хороший полицейский, хороший парень приземлился с глухим стуком и один раз перекатился. Ник упал на колени в хвостовой части припаркованной машины и увидел, что пробка в движении приближается. За ним завел мотор фургон новостей. На один невероятный момент водитель высунул голову и пистолет из окна и выстрелил в то место, где стоял Ник. Вместо этого он попал в водителя другой машины. Машина взбесилась и врезалась в дальнюю сторону машины, за которой нырнул Ник.


Его охватила волна черно-красного гнева. Он бросил осторожность к чертям там, где она принадлежала, и встал, высокий и незащищенный, цель умоляла, чтобы ее поразили. Водитель фургона увидел его, замедлил ход, прицелился, выстрелил. Ник соответствовал ему: наблюдал за ним, ждал, целился и стрелял. Но он выстрелил первым и увидел, как твердое, невыразительное лицо превратилось в маску ужаса из разбитой красной мякоти. Фургон остановился. Ник побежал - ныряя и пробираясь сквозь колеблющуюся дорогу. Вокруг него была улица с любопытными приглушенными звуками, небольшими паническими звуками, пронизывающими общую ошеломленную тишину; и тела трех мужчин - одного убийцы, одного полицейского с приличным лицом и одного невинного прохожего. И он, Ник Картер, убил двух из них.






* * *



Глава AX сидел за своим огромным столом в одном из внутренних офисов штаб-квартиры Amalgamated Press and Wire Service на Дюпон-Серкл в Вашингтоне, округ Колумбия. Его стол, тщательно очищенный с полуночи до восьми утра, представлял собой организованный хаос отчетов. телеграфные сообщения и выпуклые папки. Сам этот человек больше походил на крутого, но покладистого редактора сельского еженедельника, чем на руководителя самого смертоносного контрразведывательного агентства в его стране. По сути, AX не была агентством по поиску информации; его оперативники, получившие справочную информацию от других подразделений секретных служб, двинулись в проблемные районы, сосредоточились на своих целях, быстро нанесли удары, зачистили и исчезли только для того, чтобы нанести еще один удар в другое время в других местах. Как подразделение американских сил безопасности по поиску и устранению неисправностей оно должно было действовать быстро, эффективно и безжалостно. В его распоряжении были все технические достижения высокоразвитого технологического общества, а также отобранная группа опытных, упорных людей, обученных думать «на ногах», использовать все сложное оружие из доступного им обширного арсенала, командовать своим телом для достижения цели. почти сверхчеловеческие подвиги и убивать, когда необходимо. В объединенных службах безопасности было известно, что когда человека от организации ТОПОР отправляли на работу, это означало, что те, кто послал его, были убеждены, что смерть была наиболее вероятным решением проблемы.


Тем не менее, в ходе специализированных, но разнообразных операций AXE столкнулся с определенными людьми и ситуациями, которые потребовали длительного и личного расследования со стороны собственного персонала AXE. Один из таких людей был главным шпионом и жестоким убийцей красных китайцев, человеком, кодовое имя которого было Иуда. Его махинации и махинации его хозяев были непосредственной заботой AX. И человеком, который знал его лучше всего, был специальный агент Картер, который заработал себе титул убийцы. Картер отвечал только перед Хоуком. Хоук, организатор и управляющий AX, подчинялся только Совету национальной безопасности, министру обороны и президенту Соединенных Штатов.


Хоук задумчиво жевал холодную сигару и изучал отчет ФБР. чья работа в эти дни, казалось, все больше и больше пересекалась с его собственной. Его худощавое худощавое тело и добродушное кожистое лицо мало намекали на огромную энергию и стойкость этого человека. Только его резкие, безотходные движения и ледяные глаза наводили на мысль, что он был кем угодно, только не фермером из сельской местности, каким казался.


На его столе зазвонил зуммер.


"Да?"


Сладкий женский голос сказал: «У A-4 есть N-3 на скремблере из B.A.»


«Спасибо», - сказал он и встал из-за стола.


Предпочтение милым женским голосам было одним из немногих


Это казалось несвойственным тем, кто действительно знал Хока. Для него место женщины было в доме, а дом принадлежал в пригороде, свободном от AX, вместе с детьми, стиральными машинами и другими вещами, которые давно были потеряны из собственного мира Хока. Но он признал, что есть определенные работы, на которые мужчины не должны тратить зря, и настаивал на том, чтобы их выполняли умные молодые женщины с привлекательными голосами и соответствующими физическими качествами. И все же его отношения со своим «гаремом» были такими же четкими и деловыми, как и его отношение к самым суровым из своих закоренелых мужчин-оперативников.


А-4 передал ему одну из гарнитур в центре управления связью, которая называлась «Телетайп». Хоук согласно кивнул и дал сигнал.


Сообщение Ника Картера пришло из Буэнос-Айреса - это беспорядочная битва бессмысленных вибраций в радиоволнах, которые были переведены в нормальные человеческие звуки сложным механизмом приемного устройства.


Хоук серьезно слушал, то и дело хмурясь. Наконец он сказал: «Нет. Я пришлю оперативника занять ваше место. Дайте мне контактный адрес и держитесь подальше от глаз, пока он не доберется до места. Я пришлю ему подробные инструкции».


Звуки проходили по проводам и передавались голосом Ястреба через приемник в скромном гостиничном номере в Буэнос-Айресе. Лоб Ника наморщился. "Почему замена?" - спросил он, и его слова были пойманы его посланием и перетасовывались до неузнаваемости, пока не достигли его сестринского набора в Вашингтоне. «Я на месте. Дайте мне пару дней, чтобы создать новую легенду, и позвольте мне покопаться в этом».


«Нет. Дайте мне пару дней», - перебил Хоук. «Я хочу, чтобы там был еще один человек, кто-то, кто приходит с неразрывной историей. Это слишком велико, чтобы рисковать. А теперь. Есть предложения для нового человека?»


Краткое молчание, затем ответ Ника.


"Тогда аккредитованный следователь. Кто-то, кто будет работать с полицией. Скажите, что мы - вы, то есть - особенно заинтересованы в Хаузере, что он подозревается в бегстве преступника, что его убийство, похоже, перекликается с каким-то делом в Штатах. . Или та же история с Грубером, если хотите - они будут его искать. Но я бы сказал, что было необходимо сделать это по типу Интерпола. Я уже сложил все материалы из сейфа Хаузера в Здесь может возникнуть что-то еще. Особенно две фотографии, которые я отметил. Но дайте нашему человеку официальное прикрытие, о котором ему не придется беспокоиться. Они захотят поймать людей, которые послали убийцу за Гомесом; мы Придется им помочь. Есть какая-то причина, по которой мне не следует оставаться здесь и работать под прикрытием с новым человеком? "


«Да, есть. Вы собираетесь в Берлин».


«На одном фальшивом сообщении? Почему бы сначала не исследовать Рупперта?»


«Рупперт будет расследован. И это не единственная зацепка. Пока вы следили за слухом об Иуде, в мире происходили еще одна или две вещи». Тон Хоука был сухим, неуклюжим. «Мы думаем, что знаем, кем могут быть двое ваших ученых. Вполне возможно, что есть и другие. Но один из них пропал в лаборатории английского университета в течение нескольких недель. И у нас только что был отчет, в котором говорилось, что его заметили в Западном Берлине. Он Конечно, немец, как и тот, кто пропал без вести из Австралии. А теперь. Этот ваш Кампос, владелец ранчо, который направил вас к Брэнсону. Вы в нем уверены? "


"Положительно. Я знаю его много лет. Он думает, что я частный сыщик с какой-то личной вендеттой против Иуды. Я дважды, трижды проверял его. Он в чистоте. Но я думаю, что сердце дела здесь в Аргентине, несмотря на указатель на Берлин ».


«Мы следуем указателям, - сказал Хоук. «Сейчас. Мы хотим начать это, не дожидаясь вашего письменного отчета. Скажите мне, что именно вы взяли из дома Хаузера и что было на фотографиях, которые вы отметили».


Ник сказал ему.






Томатный сюрприз





Мужчина в затемненном наверху офисе Universal Electronics в Большом Лос-Анджелесе сдвинул наушники и сел, чтобы слушать.


Он знал почти все, что можно было знать о Марке Гербере: как он покинул родную Германию со своей прекрасной женой более двадцати пяти лет назад, когда нацистская угроза угрожала его неспокойной земле - и всему миру. Как Герберы обосновались в Калифорнии, подняв голубоглазую смеющуюся маленькую рыжую голову, которую они назвали Карен. Как Гербер стал одним из ведущих ученых Америки, известным во всем мире своим вкладом в области ядерной физики. Как Карен стала женщиной только для того, чтобы умереть в той шокирующей автомобильной катастрофе за несколько недель до свадьбы, и как через несколько дней за ней до смерти последовала жена Марка, Анна.


А также о том, как Гербер после двойной трагедии работал днем ​​и ночью, в выходные и

праздники, пытаясь отвлечься от своих горестей.


Прошло час ночи, и они снова начали бить его. На этот раз это было что-то о вечеринке, которую он пропустил, о социальном обещании, которое он нарушил. А теперь они хотели, чтобы он отправился в какое-то путешествие. Они сказали, что это отпуск.


Этажом ниже доктор Марк Гербер сидел за своим столом и смотрел на двух своих опоздавших. Один, Рик Харрисон, вечеринку которого он пропустил; другая, Елена, которую он обещал взять на вечеринку. А потом он как-то забыл об этом. Он почувствовал необоснованный укол зависти, когда увидел их вместе, хотя знал, что Рик был счастлив в браке. Он должен был стоять там с Еленой, чувствуя это единство, вместо того, чтобы проповедовать.


«Очисти свой разум», - говорил Рик Харрисон. «Возьми отпуск на несколько недель. Это принесет тебе все хорошее в мире».


"Будет ли это отпуск!" Марк резко рассмеялся. «Совершить поездку в одиночку - ты думаешь, это для меня дела? Извини, что ничего не делаю. У меня тут есть над чем поработать. Ради всего святого, Рик, я знаю, что ты пытаешься помочь, и я не делаю этого. Мне не нравится углублять свои страдания перед тобой, но разве ты не понимаешь, насколько одиноким может стать мужчина? "


Он посмотрел на Елену. Почему-то в ее прекрасных глазах стояли слезы.


«Я понимаю, Марк, - тихо сказал Рик. «Мы оба это делаем. Вот почему мы пытаемся помочь. Мы бы поехли с тобой, если бы могли».


Елена внезапно подняла глаза. «Марк! Почему бы и нет? Рик не может, я знаю, но, возможно, смог бы. Почему люди должны разговаривать? Я твой секретарь! Послушай, почему бы не совершить кругосветное путешествие? Я хотела сделать это сама - я сэкономила. У тебя будет компания. Я бы поехала, и я все еще могла бы вести твои записи. Почему бы и нет, Марк?


Он посмеялся. «Ты несерьезно». Но в его глазах был намек на интерес.


Они пробыли там около часа, а потом все трое вместе ушли.


Мужчина в темной комнате наверху зевнул и щелкнул переключателем в положение «Выкл».


Три дня спустя, за ужином с Еленой в доме Харрисонов, Марк Гербер начал думать, что было бы неплохо отправиться в путешествие в компании привлекательной молодой женщины. А через несколько дней после этого в своем офисе он сказал: «Хорошо. Хорошо, ты уговорила меня. Куда нам идти?»


Через полчаса после того, как он впервые поцеловал Елену и согласился облететь с ней кругосветное путешествие, мужчина за столом за много миль от него знал об этом все.


Мужчина выслушал телефонный отчет и кивнул.


«Хорошо», - сказал он без выражения лица. «Оставайтесь с ними как можно ближе. Не давайте им абсолютно никаких поводов для подозрений, даже если это означает, что они время от времени испытывают их. Я не хочу, чтобы их тревожили или предупреждали. Я хочу, чтобы они были в этом самолете. турагент, да? Хорошо. Получите все, что вы можете, об организации гостиницы, других пассажирах и т. д. Что это? Я думал, что это был один из тех организованных туров. Хм. Хорошо, я позабочусь о этом в конце я сам. Может быть, нам даже будет удобно, если они заберут других пассажиров по пути. Что-нибудь еще? Очень хорошо. Выкопайте каждую унцию справочной информации, которую сможете, и быстро передайте ее мне ».


Он повесил трубку и достал стенограмму отчета, доставленного через микроточку из Пекина. За считанные секунды он переключил свой разум с своей карьеры в Лос-Анджелесе на полупустынную равнину на другом конце света.


Вильгельмштрассе 101B был узким двухэтажным домом, который чудом уцелел во время бомбардировок и избежал лишней косметики, которую перенесли его соседи. Соседние постройки сжимали его так сильно, что казалось, что он затаил дыхание; у него больше не было собственных сторон, а только фасад, выходивший на обсаженную деревьями улицу, и задняя часть, выходившая на место, где когда-то был еще один дом.


Ник осмотрел его через дорогу. Два часа после полуночи было странным временем для того, чтобы позвонить, но никто не ответил, когда он - как «продавец -» открыто звонил в дверь в течение дня - даже несмотря на то, что дверь была открыта для пары других абонентов в течение дня. Может быть, был сигнал, два длинных и короткое, типа пароля. Так или иначе, двое мужчин вошли и трое вышли, и с тех пор в доме было темно и тихо. Если Пол Циммер был невиновным частным лицом - а, судя по всей доступной информации, так оно и было, - он, возможно, даже не узнал бы о своем ночном бродяге. А если бы он не был… визит может быть неудобным ни для него, ни для Ника.


Сзади была водосточная труба, специально построенная для ночных посетителей. Ник знал, что в ней может быть электрический ток, способный убить лошадь, но это было маловероятно; не считая того, что это было совершенно смертоносно, это казалось лучшим выбором, чем двери или окна первого этажа.


Ник переходил из тени в тень на своих ребристых резиновых туфлях с жесткой внутренней подкладкой и огибал конец квартала к задней части дома Пола Циммера.


Если бы его намеренно привели по этому адресу, тот, кто отказался бы ответить на звонок в дверь, вполне мог ожидать, что он попробует еще раз каким-нибудь менее ортодоксальным способом.


Ник обнял стену возле водосточной трубы и стал ждать. В доме было тихо, как в склепе, и, насколько он мог судить, пусто. Но у него не было возможности узнать, кто мог приходить и уходить через заднюю дорогу, пока его глаза были прикованы к передней. Он даже не знал, как выглядел Пол Циммер. По словам властей Берлина, он приехал из Гамбурга около года назад и выглядел порядочным, порядочным гражданином. У них не было ни его фотографии, ни отпечатков пальцев; у них не было причин для этого. По словам его соседей и ближайших кладовщиков, Циммер был обычным человеком средних лет, который жил один, лишь изредка принимал посетителей, хотя получал довольно много почты и всегда сам приносил свои продукты.


Что-то закипело у ног Ника. Из водосточной трубы выскочила здоровая на вид мышь, увидела странную ногу, поднятую, словно угрожая, и поспешила обратно в трубу. Спустя несколько мгновений она снова вышла, и, прежде чем броситься обратно, она огляделась. Она была жива, здорова и нетерпелива. Ник был доволен; по крайней мере, водосточная труба не была под током. Он проверил трубу на прочность. Она казалась достаточно крепкой, чтобы удержать его. Он начал подниматься, упершись ногами в стену, сильные руки тянули его вверх так, словно он был островитянином, взбирающимся на кокосовую пальму.


Его последние несколько дней в Аргентине были разочарованием в ожидании прибытия агента C-4. К тому времени, когда Ник ушел, произошло всего две вещи: убийца, которого он ударил в заднем коридоре Хаузера, задушил себя в своей камере; когда C-4 принес ему увеличенные и опознавательные изображения фотографий, отмеченных Ником.


Он пробрался мимо окон нижнего этажа. Ни одно существо не шевелилось, даже мышь. Плотные шторы были неподвижны, и инстинкт подсказывал ему, что в комнатах никого нет. И все же у него было ощущение, что где-то в доме кто-то есть.


На одной из фотографий был изображен сам Хаузер в униформе в составе группы, в которую входили такие нацистские светила, как Гитлер, фон Риббентроп, Геббельс, Гиммлер, Борман и несколько других, которых Хоук идентифицировал для него. Кто-то, предположительно Хаузер, очень легко обвел головы Бормана и Хаузера. На второй фотографии была запечатлена группа мужчин в штатском, сидящая за столом для переговоров. На нем тоже были обнаружены две слабые карандашные отметки. По словам Хоука, это изображение было групповым исследованием ведущих ученых Германии военного времени, и двумя фигурами, указанными карандашными отметками, были Конрад Шойер и Рудольф Дитц. Конрад Шойер уехал в Британию, преподавал и проводил исследования в лаборатории английского университета в течение последних нескольких лет - пока он не исчез загадочным образом, чтобы вновь появиться так же загадочно (и гораздо более кратко) в Западном Берлине. Дитц уехал в Австралию после войны; теперь он тоже пропал.


Ник добрался до водосточной трубы и потянулся своим гибким, натренированным йогой телом к ​​окну справа.


Подразумевалось, что Хаузер идентифицировал Шойера и Дитца как двух ученых, которые посетили Бронсона-Бормана через дверь кабинета, так ясно обнаруженную в мощный бинокль Хаузера. А Шойера с тех пор видели в Западном Берлине, но он исчез так же таинственно, как и появился. Немецкий информатор, сообщивший о том, что произошло, Эйксу, слышал это от кого-то, кто знал кого-то, кто разговаривал с кем-то, кто кого-то видел… и начало следа потерялось в тумане слухов. Но кто-то был уверен, что Шойера видели. Ник изучал увеличенные изображения до тех пор, пока не почувствовал, что узнает каждую фигуру на картинках, если возраст и маскировка полностью не изменили их; и он шел по следу информатора, пока тупик не заглянул ему в лицо, и он направил свои поиски на Вильгельмштрассе 101В и нелюдимого Пола Циммера.


Он присел на подоконник и, прищурившись, сквозь заляпанные грязью оконные стекла увидел полутемную площадку наверху. По-прежнему нет звука изнутри. Окно было закрыто, но приоткрылось с небольшим убеждением. Ник вошел и подождал в темном углу площадки, пока его глаза привыкнут к густой темноте.


Вниз вела устланная ковром лестница. На лестничной площадке было четыре закрытых двери. После долгого прислушивания и осмотра Ник подошел к первой двери и открыл ее. Ванная комната. В нем есть сверкающая сантехника, мягкие полотенца, толстый коврик для ванной и шкаф, полный косметики, в том числе мыла для бритья, ароматных порошков и жидкостей. Ник понюхал


Очень женственно; очень дорого.


Вторая дверь со скрипом открылась, и он замер, положив одну руку на Вильгельмину. Но после этого жалобного крика не было ни звука, и когда он вошел после зондирующего луча своего карандашного фонарика, ему было не на что бросить вызов.


Это была мужская комната, обставленная для мужчины и полная его личных вещей. И все же они не были настолько личными, чтобы рассказать что-либо об отсутствующем обитателе: купленные в магазине костюмы с берлинскими лейблами, небрежно начищенная, но прочная обувь, нижнее белье, носовые платки. Ни почты, ни бумажника, ни ключей, ни денег, ни писем… Это было для всего мира как комната в пансионе или временном отеле, за исключением того, что даже временные жители обычно оставляли более разоблачающие мелочи разбросанными по сторонам. Пустое ничто комнаты странным образом контрастировало с роскошью ванной. Комната Пола Циммера или его гостя? Невозможно сказать. Ничто не привело ни в Буэнос-Айрес, ни в Мюнхен.


Ник вышел из комнаты и скользнул по площадке. Еще две двери. Одна из них была гардеробной, заваленной бельем, пальто и чемоданами. И все же не было ни этикеток, ни ярлыков, ни небольших бесплатных подарков, которые указывали бы на личность их владельцев.


Четвертая дверь, ведущая в комнату, которая, как он знал, должна была выходить на фасад дома, открылась без малейшего звука. Ник ступил на мягкий ковер и вдохнул ароматное эхо ароматов ванной. Тусклый свет с улицы разбавлял темноту, так что он мог видеть мебель. Его глаза сосредоточились на одном из них, в то время как его разум перебирал две мысли: во-первых, он мог бы поклясться, что занавески закрывали окно на протяжении всей его осады через улицу, а теперь они были открыты; и два…


Мебель, которая привлекла его внимание, была завораживающей. Это была кровать, и она была занята. Что занимало его, так это соблазнительное расположение холмов и изгибов, которые лишь частично скрывались одним покрывалом и были несомненно, великолепно, щедро женственными.


Сердце Ника поднялось на ступеньку выше, и он улыбнулся в полумраке. Жизнь шпиона была отвратительной и дикой, но она имела свои компенсации - сладкие сюрпризы, ловушки, пропитанные медом, восхитительные обходные маневры в игре с красотой ... Он закрыл за собой дверь. Ближайший стул двинулся под его безмолвной хваткой и застрял под дверной ручкой.


Он молча прошел по ковру и задернул занавески на окне. Следующая остановка - огромный шкаф, полный женских украшений и нескольких мужских костюмов, внутри никого не прячется; немного гардеробной и побольше платьев с глубоким вырезом. Затем вернулся в спальню, тихо и ровно дыша, и карандашный фонарик нацелился на кровать.


Покрывало представляло собой не что иное, как мягкую простыню, доходившую до талии. Над ним были две великолепно округлые груди, мягкое гладкое горло, каскад шелковистых желтых волос и лицо спящей богини.


Она была одной из самых невероятно красивых женщин, которых Ник когда-либо видел, и его опыт был огромен.


Форма под листом была формой Венеры; обнаженные двойные холмы были приглашением к невероятным удовольствиям; мягкая кожа, аккуратно сформированные черты лица, невероятно длинные ресницы и покрасневшие губы были идеальным моментом.


Прекрасные груди вызывающе приподнялись, и из приоткрытых губ раздался вздох. Изысканное тело двигалось на кровати, и протянулись прекрасные руки. Богиня заговорила.


«Хьюго, моя любовь… моя милая…» - пробормотал волнующий голос. «Наконец-то ты вернулся. Иди ко мне, мой дорогой».






Человек, которого там не было





«Мммм, - сказал Ник.


Он позволил свету мягко струиться вокруг нее. Его луч упал на необычно хорошо оборудованный ночной столик; в ведре со льдом было две бутылки шампанского, и только одна из них была открыта. Если подумать, для мая было довольно тепло, и он немного хотел пить.


"Пожалуйста, liebchen". Низкий голос пронзил его. "Ты не пойдешь спать?"


"Уммммм." Ник сексуально зарычал в горле. У этого Хьюго действительно должно быть что-то; его любовница не могла дождаться. На подносе с шампанским стояли два бокала. Один был снизу вверх и казался неиспользованным, а другой выглядел влажным и располагался там, где лодка снов могла бы положить его после глотка.


Ник ткнул фонариком по комнате, по углам, даже под кроватью. Ничего не шевелилось, кроме томной фигуры, неадекватно прикрытой - восхитительно открытой - штамповкой.


«Хьюго, милая, что ты делаешь? Иди спать, любовь моя, и дай мне почувствовать тебя рядом со мной. Или сначала мы выпьем немного?»


«Ага», - сказал Ник и попытался произнести голос человека, который снимает брюки.


«Тогда сделай это», - пробормотало сонное видение. "Ты по


- Угу, - пробормотал Ник в куртку. "Ты."


«Ааааааааааааааааааааааааааааааа лучше лучше». Небесное существо вздохнуло и пошевелилось. Ник погасил луч фонарика и стал ждать.


В густой темноте он почувствовал, как она тянется к прикроватной лампе.


«А потом мы займемся любовью вместе», - прошептала она, у нее перехватило дыхание от предвкушения. Свет залил кровать и поистине красивую женщину, которая полулежала на ней.


"Вы действительно думаете, что мы должны?" - с надеждой спросил Ник.


Она ахнула. Одна изящная рука без кольца прыгнула к ее рту, и огромные, прикрытые ресницами глаза превратились в лужи встревоженного удивления.


"Ты не Хьюго!"


«Нет», - согласился Ник. «Я не Хьюго. Но, может быть, я подойду, пока не появится Хьюго? .. Не пугайся; Хьюго всегда говорил, что любой из его друзей был моим другом. Ты собирался налить?»


"Ох ох!" Шелковистые локоны падали вперед, когда прекрасные глаза смотрели вниз на два великолепно обнаженных холма, которые так много украшали пейзаж. Она схватила простыню и потянула ее вверх, чтобы прикрыть свою роскошную грудь - задача не из легких, потому что покрывало было тонким, а щедрость ее не часто встречалась. Ник восхищенно наблюдал.


"Как ты вообще сюда попал?" Блестящие глаза широко проснулись и излучали гневный огонь.


«Я думал, что здесь будет Хьюго, и я должен был прийти незамеченным. Очень важно предупредить его об опасности. Вы знаете, где я могу его найти?»


"Опасность?" - повторила она. Простыня упала на пару дюймов.


Ник небрежно присел на край кровати. «Я уверен, вы знаете, что у него есть враги», - сказал он, глядя на верхнюю часть листа. «И с его стороны очень небрежно оставлять тебя здесь без защиты». Он сузил глаза и сделал свой тон жестким. «Это еще кое-что, о чем я должен его предупредить».


Она пристально посмотрела на него и увидела поразительно красивого мужчину со стальными серыми глазами, щедрым ртом и властным видом. «Но у меня есть… то есть он ушел…» - и ее слова слабо оборвались.


Ник мягко рассмеялся. Но в его тоне был намек на угрозу. "Эти люди внизу?" Она кивнула. «Мне так жаль разочаровывать тебя, моя любимая», - легко сказал он. Значит, где-то внизу были мужчины. «Но они не такие, как вы думаете, и не то, что о них думает Хьюго. А когда вы сказали, что он вернется? Не то чтобы я так сильно торопился, когда увидел вас». Он очень нежно улыбнулся ей, наблюдая, как ее глаза встречаются с его, и без всякого тщеславия знал, что она оценивает и одобряет его физические характеристики.


«Да ведь я думал, он будет… ну, я жду его с минуты на минуту». Простыня опустилась еще на одну выемку, открыв щель, в которую можно было упасть. «Вы подождете? Но как вас зовут? Кто вы?»


«Клаус», - сказал Ник. «Как в Николаусе. И я друг, как я тебе сказал». Но его тон сумел показать, что он был немного больше, чем друг, что он был в некотором роде выше Хьюго и чем-то недоволен, хотя и не Великолепной. "Как тебя зовут?"


«Бриджит», - сказала ослепительная. «Пожалуйста, не сердитесь. Он скоро вернется. Может, вы хотите бокал шампанского, пока ждете?»


«Это будет очень приятно, - сказал Ник. Она потянулась к открытой бутылке, и простыня соскользнула до талии. Ее тело было розово-кремовым, и она выглядела готовой… практически ко всему.


«Но я думаю, это свежая бутылка», - сказал Ник, чудесным образом разделив свое внимание между чудесными вершинами, ведерком со льдом и ее теплыми голубыми глазами. Соблазнительные холмы покорно дрожали, бутылка была восхитительно холодной, а в глазах Бриджит, казалось, светился крошечный свет торжества. Зачем? - подумал он. Микки в запечатанной бутылке, а не в открытой?


Он был уверен, что ни проволока, ни пробка бутылки раньше не снимали. Отсутствие ложного дна бутылки; не самая маленькая дырочка в пробке. Ник приоткрыл бутылку с легким хлопком.


Он налил два полных стакана и чокнулся своим. «К безопасному и быстрому возвращению Хьюго», - сказал он и запрокинул голову. Она выпила первой; жадно и жадно. И быстро. Он потягивал и смотрел на нее.


Некоторое время они молчали, а затем он сказал: «Как Хьюго удалось найти кого-то столь же милого, как ты? Он определенно сумел держать тебя в секрете от меня».


Бриджит засмеялась. «Он мало разговаривает, не так ли? Даже со мной. Со мной он, кажется, не чувствует потребности в разговоре». Она сделала большой медленный глоток шампанского. Набухшие груди поднялись от движения ее руки; вяло, неосторожно она натянула простыню, чтобы почти прикрыться. «Ты медлит», - сказала она, протягивая ему пустой стакан. "Имей больше."


Ник поставил оба стакана и потянулся за бутылкой.


"Хьюго хорошо к тебе относится, не так ли?"


«Изумительно», - промурлыкала она.


"Ха," сказал Ник. «Я не особо думаю о его заботе о выборе телохранителей для вас. Что вы знаете об этих тупицах внизу?» Он налил.


Она улыбнулась ему, лениво и комфортно, как кошка. «Ничего. Это он оставил их здесь. Тебе лучше спросить его. Но могу я тебя кое о чем спросить?» Длинные ресницы, удивительно темные по сравнению с ее желто-светлыми волосами, падали на теплые голубые глаза.


"Да, что?" Ник взял ее стакан и протянул ей.


«Нет, оставь это, пожалуйста. Всего на мгновение». Глаза Бриджит - магнетические, похожие на сирену, гипнотические - скользили по его лицу. Ник поставил стакан и посмотрел на нее. Что-то шевельнулось внутри него. Когда она заговорила, ее голос был хриплым умоляющим шепотом.


«Я уродлива? Ты такой хороший друг Хьюго, что можешь просто сидеть и - и даже не смотреть на меня? Хьюго смотрит на меня». Она сдерживала малейшую дрожь. «Но ты. Ты ледяной, как шампанское? Я тебя возмущаю?» Она посмотрела на него так, что его пульс забился, как от кувалды; во взгляде, в котором тоска смешивалась со страхом, нерешительностью и дерзостью.


«Не искушай меня, Бриджит. Я далек от льда. Но даже если бы я был, ты бы заставил меня растаять».


«Тогда растай - хоть немного. Ты знаешь, что Хьюго…» Она закусила губу и опустила глаза. «Вы сказали, что не так торопились с ним увидеться. Нет нужды быть таким холодным». Ее рука скользнула по его щеке, скрываясь под простыней. «Или ты такой важный и такой жесткий, что разучился целоваться?»


«Я не забыл», - мягко сказал Ник. Он наклонился над ней и стянул простыню, обнажив ее великолепие до бедер. Она ахнула и подняла руки, чтобы обнять его, когда он прижался к ее губам. Она целовалась, как ведьма, пылающая пламенем желания; целовалась, как страстная женщина, встречающая своего любовника после месяцев мучительного отсутствия; горела против него, как будто она сварила их двоих вместе своим экстазом. Чувства Ника пошатнулись. Он был почти невыносимо возбужден. Ее духи окутывали его, как сладкое успокаивающее, и от ощущения ее тела он чувствовал резкость внутри. Ее язык делал с ним то, что предполагало союз гораздо более близкий.


Но ее правая рука, похоже, не совсем соответствовала духу момента. Левый цеплялся за двоих, а правый делал что-то очень неприятное над столом. Ник увидел, как один глаз частично открылся и снова закрылся, когда рука вернулась и крепко обвилась вокруг него. Ник горячо впился поцелуем в ее требовательный рот и ненадолго отстранился, чтобы вдохнуть и обхватить одну из ее нетерпеливых грудей не слишком нежной рукой. Его быстрый взгляд на стаканы на столе уловил проблеск небольшого дополнительного шипения и чего-то белого и пудрового в его стакане.


Он снова наклонился над ней, на этот раз ближе, так что его тело прижало ее к подушке. И он поцеловал так, как никогда раньше не целовал, в то время как его руки легли под простыню, гладили и прощупывали, пока она не задрожала и не обнажилась. Затем медленно, с небольшими ложными наводящими движениями движениями, он высвободил одну руку, а она взяла другую и направила ее туда, куда она хотела. На мгновение ее тело поддерживало его, пока она продолжала взбираться на пик страсти, а его свободная рука бродила по столешнице. Осторожно, не торопясь, он передвинул сначала ее стакан, а потом свой. Затем он крепко обнял ее обеими руками и корчился по ее телу.


Внезапно он выпрямился, тяжело дыша.


«Нет, - сказал он. «Нет, Бриджит. Не так. Подожди, пока я закончу с Хьюго. Тогда мы сделаем любовь собственностью». Он провел рукой между ее ног и провел по ее телу, позволяя ей расслабиться под возбужденной грудью.


«Не останавливайся сейчас», - выдохнула она, прижимая его руку к себе. «Давайте будем неподобающими! Любите меня сейчас и любите сильно!» Ее глаза искрили его.


Он снова поцеловал ее. «Позже», - пробормотал он ей в волосы. «Позже, когда мы будем уверены, что нас не побеспокоят. Тогда я буду заниматься с тобой любовью так, как ты никогда не забудешь». Он освободил одну руку и потянулся за стаканом, который обменял на свой. «Ты дал мне жажду, я должен остыть. К нам!» Он поднял к ней свой стакан и сделал один длинный, медленный глоток, который казался намного больше, чем был на самом деле. «Прекрасная Бриджит…»


Она томно приподнялась и провела одной рукой по его ногам в брюках. Ему казалось, что она с интересом следит за отправкой его напитка.


«Значит, ты не хочешь заниматься со мной любовью сейчас. Когда будет позже, Клаус? Сколько позже?» Она потянулась за своим стаканом и тихо рассмеялась. «Если ты думаешь, что сейчас хочешь пить - подожди. Просто подожди. Я буду любить тебя, чтобы ты был истощен и высох. Тогда мы выпьем, и ты захочешь любви.


"Она выпила." Почему вы не забываете о Хьюго? Я вижу, что вы заперли дверь. Если он придет, я позову его, чтобы он ушел - я не в настроении для него сегодня вечером ».


"И Хьюго берет у вас такие вещи?" - спросил Ник.


Бриджит выглядела задумчивой. Ее темно-синие глаза, казалось, думали. «Он забирает у меня все», - сказала она в конце концов. «Слишком много, я думаю, иногда. Ты знаешь, кто он», и между ее глазами появилась небольшая отметина. «Тяжело. Слишком тяжело. Почти жестоко. И уже не так молодо. Знаешь». Она проглотила холодную пузырящуюся жидкость. Ник отхлебнул и серьезно кивнул. «Но из-за того, что он старый, - продолжала она, - он меня немного боится. Когда я говорю ему, держись подальше, он не будет. В противном случае…» Она весело рассмеялась. «Никакой любви завтра вечером, или следующей ночью, или следующей ночью. Значит, он должен вести себя, не так ли?» Она отбросила отбросы и протянула Нику свой стакан. «Еще. Заканчивай свое. Наполняйся; будем крутыми». Она снова рассмеялась, когда Ник допил свой стакан и подумал про себя, что она находит в этой ситуации что-то необычайно забавное.


Он снова наполнил стаканы, думая: могла ли она нажать на двойной переключатель?


«Скажите мне, - сказала она, - откуда вы узнали, куда идти. Хьюго сказал, что только своим друзьям в Южной Америке он сказал, где он будет. Вы из Южной Америки? Вы не выглядите так, как будто вы из Южной Америки. . "


Ее слова были немного невнятными. К его облегчению, Ник почувствовал себя таким ясным, словно только что вышел из холодного душа.


«Похоже, Хьюго в последнее время совершил ряд мелких ошибок», - мягко сказал он. «Но самое худшее, я думаю, оставляло тебя, чтобы я его нашел. Что заставляет старого дурака думать, что он когда-нибудь вернет тебя? Вот твой стакан. Еще немного…»


«Хорошо», - пробормотала она. «Очень хорошо. Да, еще, пожалуйста».


Площадка за ее дверью и комнаты напротив были темными и тихими. Этажом ниже было тихо, как в могиле. Но под ним, в затхлом винном погребе, выложенном камнем, за столом сидели трое мужчин и играли в карты. Двое, молодые и коренастые, казались слегка взвинченными. Третий был старше, и, хотя его одежда была испачкана и в беспорядке, от него исходил холодный авторитет. Карты хлопнули.


Один из молодых людей, Дитер, нетерпеливо отодвинул стул. «Это слишком медленно, Пол. Как мы узнаем, что он делает наверху? Как мы можем узнать, какой успех у девушки?»


Пол Циммер неприятно улыбнулся. «Молодые люди всегда нетерпеливы. Вы не понимаете тонкостей тщательного планирования. Мы знали, как только он вошел, не так ли?» Он взглянул на сигнальную доску на стене - хитроумно придуманное приспособление индикатора звонка в кладовой старого дворецкого. Рядом с цифрой 5 светился синий свет. «И мы знали, что до второго, когда он пересек холл, вошел в ванную, вошел в мою комнату, вошел в другую, не так ли?»


Дитер кивнул. "Да, но…"


«А что, по-твоему, он сейчас делает, дружище? А? Свернувшись калачиком с хорошей книгой?» Циммер рассмеялся. «Все идет по плану, можете быть уверены. Что может пойти не так, а? Вы скажите мне - что может пойти не так?» С его тонкими губами, изогнутыми назад над желтыми зубами, он был больше похож на волка, чем когда-либо.


Дитер угрюмо пожал плечами. «Ничего, я полагаю. Только я думаю, что мы должны подготовиться».


"Джа, что нам теперь делать?" другой массивный молодой человек, Ганс, гортанно заурчал.


Циммер согнул руки в уродливые, похожие на когти формы.


«Подумай, Ганс. Не слишком много, чтобы не поранить себя. Подумай о своих мышцах и о том, как ты собираешься их использовать». Глаза Циммера заблестели. «Выпрыгни крысу из ловушки и затащи ее сюда, где мы все сможем насладиться им, каждый по-своему. Как тебе это, Ганс?»


Ганс ухмыльнулся и покоробил плечевые мышцы. «Мне это нравится. Но как насчет женщины? Мы ее тоже разделим?»


Дитер фыркнул. «Боже, послушай дурака. Это животное, с которым ты дал мне работать, Циммер?»


«Ты ошибаешься, Ганс. Женщина не для этого. Одна рука на ней, и ты тот, кого нужно разделить. Понимаешь?»


«Джа, я только спросил», - сказал Ганс с очевидным добродушием.


«Но человек», сказал Циммер. Любой, кто пристально наблюдал за ним, заметил бы, как из уголка его рта выходит капля слюны. «Человек, с которым мы делаем то, что хотим… пока мы сохраняем ему жизнь, пока он не расскажет нам все, что мы хотим знать». По его подбородку стекала слюна.


Наверху было намного теплее.


«Еще немного», - напевала Бриджит. «Еще немного. И поцелуй меня, любовник. Люби меня, люби меня, люби меня… ммммм! Но дай мне сначала стакан. Ле выпьет нам. Мы в постели!» Она тихонько усмехнулась.


Ник снова наполнил ее стакан. Бриджит была действительно восхитительно навеселе. И в отличие от других


женщины, когда их было на один, два или три больше, она выглядела еще моложе и красивее, чем раньше. Ее поразительно голубые глаза блестели от восторга, а кожа слегка покраснела. Она улыбнулась, и милые маленькие ямочки выступили на ее щеках. Интимные исследования ее трепещущих рук, безразличие ее прекрасного обнаженного тела, очевидное рвение ее сладострастной груди - все казалось без лукавства или стыда, которые сделали бы ее похотливой. Сексуально, да, потрясающе. Похотливый… почему-то нет. Кукла. Лолите плюс шесть-семь лет.


Она внезапно наклонилась вперед, плеснув несколько капель шампанского на колено Ника, и поцеловала его в нос.


«Красивый», - пробормотала она. «Сильный. Хочу, чтобы ты меня изнасиловал».


Ник поцеловал ее в ответ и пощекотал ей ухо.


«Что это за забавная штука, которую ты добавляешь в мой напиток, Бриджит, детка?» пробормотал он. «Заставляет меня чувствовать… заставляет меня чувствовать себя очень хорошо». Он немного пощупал, просто чтобы доказать свою точку зрения.


Бриджит хихикнула. «О, это. Это должно заставить тебя рассказать мне историю своей жизни, мой Николаус, мой Ники».


Скопаламин, пентотал натрия, что-то в этом роде. Конечно, это произвело на нее странное впечатление.


«Утомительно, пусто, пустая трата времени, пока я не встретил тебя», - задушевно ответил он. «Бриджит, милая, как тебя зовут на самом деле, хм? И что ты здесь делаешь?»


Она снова усмехнулась. «Эльза Шмидт», - пробормотала она. «В клубе думали, что Бриджит - такое возбуждающее сексуальное имя. Хьюго тоже так думал. Хьюго! Таша смеется!» Она сообразила действие со словами и громко рассмеялась. «Шо, в любом случае, они позволят мне уйти. Сказал им, что у меня больная тетя. Ха! У меня нога болит. Мертвых три года. Но больше денег, чем пение, ши? Она умоляюще посмотрела на Ника.


«Да, я понимаю», - сказал Ник, и теперь он почти увидел. "А что такого смешного в Хьюго, дорогая?" Он лениво гладил ее грудь.


Бриджит громко рассмеялась. «Нет никакого Хьюго. Никогда не знал человека по имени Хьюго за всю свою жизнь. Хьюго не вернется сюда сегодня вечером, завтра вечером или в любую другую ночь, мой привет, потому что никакого Хьюго нет!»






Красавица и звери





"Нет ... никакого ... Хьюго?" - осторожно повторил Ник. «Милая, ты забываешь, что я его знаю. Ты пытаешься сказать мне, что он использует другое имя?»


«Нет, нет, ты не понимаешь». Бриджит решительно махала стаканом, капая последние несколько капель на свой голый животик. «Ох! Холодно! Говорю тебе, здесь нет никакого Хьюго. Этот человек, Циммер, однажды ночью шокировал меня в клубе, ши, и нанял меня, понимаете? что он шайд. Поместите меня сюда, хорошее место для отдыха, шампанское перед сном ... и все, что мне нужно сделать, это рассказать немного о человеке по имени Хьюго и ашке несколько крошечных маленьких кешунов. Мол, откуда вы. Что вы хотите . Все это."


"Как вы узнали, кого ожидать?" - спросил Ник. "Этот Циммер описал меня вам?"


"Нет!" пробормотала она. «Я думал, ты станешь каким-нибудь сморщенным подлым лицом, как старый Циммер». Она внезапно зевнула. «О, я очень хочу спать. Уже очень поздно. Ты пойдешь со мной в постель, Ники? Потому что ты, блин, Хьюго никогда не придет».


Бриджит слегка потянула Ника за рукав. Ее глаза были почти закрыты.


«Нет, но Циммер может», - мрачно сказал Ник. "Он внизу?" Бриджит лениво кивнула. "Где?" «Подвал», - сонно пробормотала она. "Сколько с ним?" Ник настаивал. «Два. Знаю только о двоих. Шафе там внизу. Поднимайся только тогда, когда я подаю тебе знак спать. Не побеспокою нас, Ники, Клаус, любовник…»


"Какой сигнал?" - резко спросил Ник.


«Больше никаких разговоров, Ники. Я очень устала». Она откинулась на подушки с закрытыми глазами и скользнула ресницами по щекам. Но она не так устала, чтобы у нее не оставалось сил на одно маленькое хихиканье и стремительный захват молнии на брюках Ника. Он схватился за штаны, как смущенный мальчик, и ухмыльнулся самому себе, когда ее рука безвольно упала, а голова покатилась набок на подушке.


Какой-то наркотик. Правда, секс, сон. И что потом - предположим, он взял его, и она подала сигнал? В сыром подвале Дитер нетерпеливо зашевелился. «Мне это не нравится, Пол». Он нахмурился. «Это занимает слишком много времени. Я думаю, мы должны подняться».


«Ах, да», - сказал Ханс, оторвавшись от утюга в форме кочерга, который он нагревал. "Слишком долго."


Пол Циммер захохотал и посмотрел на часы.


«Хорошо, тогда иди. С таким же успехом можешь, если собираешься стоять здесь и ерзать. Но помоги мне сначала подготовиться». Он достал из кармана что-то мягкое и гибкое. Дитер снял веревку с того, что когда-то было винной полкой. «Но не переусердствуйте. И помните, если он полностью спит…»


"Я все помню

- прорычал Дитер. - Все будет очень просто, когда он окажется у нас в руках.


На верхнем этаже дома снова воцарилась тишина. В душистой спальне не было ни звука, кроме ровного дыхания девочки и незаметного открывания ящиков.


В ящиках ничего не было обнаружено, и костюмы в шкафу ничего не выдавали. Комната выглядела, подумал Ник, как та, что была оборудована для женщины, которую содержал мужчина, который не хотел ничего знать о себе, или мужчина, который очень редко посещал это место. Или даже человека, который сюда вообще не приезжал.


Только картинка была слишком фальшивой. Два убийства, за которыми следует слишком легко произнесенный адрес, ловушка, наживленная одним из самых ярких кусочков женственности, которые он видел за многие годы, и мягкий, пропитанный шампанским голосом, говорящим Светлячка, Хьюго нет ... Может быть, там не было; не здесь.


Он был у двери спальни, снимая баррикадный стул, когда услышал чуждый звук, доносящийся откуда-то через комнату. Слабый царапающий звук, за которым последовал удар. Ник повернулся и вытащил Вильгельмину из ее укрытия. Хьюго на шпильке был на высоте, когда знал, с чем бороться. Пьер, смертоносная газовая гранула, оставался в запасе для особых случаев. Вильгельмина была разносторонней и талантливой женщиной, способной справиться с большинством чрезвычайных ситуаций.


Ник выслушал звук. Он доносился из крошечной гримерки и становился все громче. Приглушенные удары. Тяжелое дыхание. Он прижался к стене. Его уши сказали ему, что двое мужчин, один намного тяжелее другого, и из-за открытой двери они могли видеть кровать и того, кто на ней спал. Им бы это не понравилось. Третий мужчина мог попытаться открыть запертую дверь спальни - и, подумав, он быстро оглядел комнату. За одну долю секунды невнимания к двери гардеробной он потерял часть своего преимущества; дверь распахнулась, и фигура, которая, казалось, была сделана из смазанной жиром молнии, промелькнула мимо вытянутой ноги Ника и бросилась к дальней стороне кровати. У Ника было немного времени, чтобы сильно хлопнуть дверью перед приближающимся вторым мужчиной.


Он услышал крик ярости из-за двери и увидел, как фигура напротив кровати подняла голову и направила на него пистолет. Пистолет заговорил с гневным воем, когда он бросился в сторону, упал на одно колено и прицелился. Вильгельмина взорвалась гневом. Другой выстрел снова дико выстрелил; штукатурка упала с потолка над головой Ника, и боевик за кроватью скрылся из виду. Одновременно дверь рядом с ним распахнулась, и гигантская фигура бросилась на него с рычанием животной ненависти. Ник был готов, но недостаточно. В середине прыжка он почувствовал, как гигантские руки ужасно скручивают его тело. Вильгельмина снова рявкнула, но тут же вылетела из его рук. Потеряв равновесие, он упал, ударившись головой о стену. В красном тумане внезапной боли и головокружения он увидел, как огромные руки снова тянулись к нему. Он вцепился вверх, ища мягкую часть толстой бычьей шеи, и почувствовал, как его голова откинулась назад от удара в трахеи, заставившего его заткнуться и увидеть тысячу слезящихся глаз звезд. Смутно он знал, что его снова поднимают, как если бы он был младенцем в руках какого-то монстра из фильмов ужасов, а затем казалось, что его кружили на много миль над землей, а затем яростно швыряли в каньон, выложенный с зубчатыми скалами. Он на мгновение отключился.


Затем он медленно плыл из огромной глубины, которая казалась пещерой, наполненной клубящимся туманом. Туман медленно рассеялся, и он увидел, как комната снова принимает форму. В этой пещере не было камня; просто куча ноющих костей и избитой плоти. Его собственной.


Огромный мужчина с выпуклыми плечами и длинными руками склонился над кроватью и дышал на маленькую куклу из шампанского с восхитительным телом, предназначенным для любви. Большие руки обхватили великолепную грудь. Бриджит зашевелилась. Одна из рук двинулась, чтобы что-то сделать с распухшими брюками. Когда он снова переместился к мягкой груди, он с неприличной ясностью раскрыл намерения большого человека.


Ник похолодел, и его глаза резко сфокусировались.


Существо тяжело соскользнуло на кровать и опустилось на девушку. Большие руки сжали мягкую плоть, и голос загрохотал: «Не для меня, эй? А… Только для меня. Проснись». Он раздвинул ее ноги и тяжело маневрировал.


Болезненное тело Ника медленно повиновалось, но повиновалось. Хьюго выскользнул из его рукава. Ник был у изножья кровати, рядом с почти обезглавленным телом бандита, когда гигант почувствовал его движение, соскользнул с мягкого белого тела и повернулся к нему, неудовлетворенное желание все еще пылало в нем, как раскаленная кочерга.


«Ааааа! Женщина моя!» - прорычал он. Его глаза блеснули страстью и ненавистью, и он сделал выпад.


Ник низко присел и толкнул Хьюго вверх с


всю свою силу. Ноги гиганта споткнулись о окровавленное тело его товарища-убийцы и сильно ударили его о пронизывающий живот Хьюго клинок ледоруба. Ник выдернул смертоносную сталь и отступил, готовый к второму уколу. Здоровяк качнулся к нему через упавшее тело, прижимая одну руку к проколотому животу, а другую огромной клешней, цепляясь за горло Ника. Ник увернулся и нанес удар. Острая как бритва сталь вонзилась в толстую шею сбоку, как горячий нож в масло.


Ник отступил и позволил второму телу неуклюжей грудой упасть на первое.


Бриджит тихо застонала, и ее глаза открылись. Она посмотрела на Ника, посмотрела на смятые тела и широко открыла рот для того, что обещало быть пронзительным криком.


"Будь спокойна!" Ник спросил. "Есть еще один, не так ли?"


Она молча кивнула, глядя ей в глаза.


«Тогда держи этот красивый рот на замке, пока я не найду его. Тогда ты можешь кричать сколько хочешь. Я спускаюсь вниз».


Он быстро повернулся к раздевалке.


"Нет!" она вскрикнула. «Нет! Вы не можете оставить меня с этими… этими… вещами! Я пойду с вами». И она спрыгнула с кровати с удивительной проворностью и бросилась на Ника во всей своей обнаженной испуганной красоте.


«Вы можете подождать в раздевалке, если хотите, - твердо сказал он, - но вы не пойдете со мной».


Посреди кровавой бойни произошла довольно приятная пауза, пока он уговаривал ее пройти в гримерную. Она свернулась в кресло, пока он осматривал люк с пневматическим приводом, через который прошла их компания, и храбро улыбнулась ему, когда он спустился по узкой лестнице.


Деревянные ступеньки вели на первый этаж и к еще одной открытой ловушке. Ник остановился, чтобы посмотреть и прислушаться, прежде чем войти в то, что могло оказаться гнездом ядовитых змей.


Это оказался очень обыкновенный погреб, освещенный самой обыкновенной лампочкой, и он был пуст. Он спустился в нее, держась одной рукой за лестницу, а другой за Вильгельмину. В комнате никого не было, и кладовые были именно такими, какими казались - хранилищами различных домашних принадлежностей. Но была дверь, которая вела в маленькую комнату.


В нем находились карточный стол, несколько стульев и стена с неглубокими полками в том, что когда-то было винным погребом. Также было несколько запертых шкафов. Устройство из проволоки и шкива простиралось от потолка почти до пола. Мало кто узнал бы его таким, каким он был, но Ник видел это раньше, когда он был молодым в O.S.S. Его тело трясло от воспоминаний об этой ужасной боли. В нескольких футах от него, на ржавой металлической решетке, находился объект, предназначенный для получения того же результата, что и провод: страха, агонии, поломки и раздачи подарков. Это был предмет в форме кочерги с необычно изогнутым крючком на конце, прикрепленный к электрическому шнуру, который был подключен к стене. Ник понюхал и почувствовал его жар; он быстро отключил его и затолкал в темный угол.


Замки шкафа можно было отложить на потом, но был один замок, который почти кричал, чтобы его открыли. Вторая дверь вела из карточной комнаты винного погреба в нечто, почти наверняка еще одну крошечную комнату. Пока не было ни знака, ни звука третьего человека. Либо он был где-то на первом этаже, либо он сбежал, либо он был за той дверью. Но дверь была заперта снаружи.


Ник осмотрел место возле люка и нашел кнопочный выключатель с изолированным шнуром, ведущим к ловушке. Он поймал себя на том, что почти толкнул ее, и остановился. Если он оставит дверь открытой, кто-нибудь может спуститься и застать его врасплох. Если он нажмет на выключатель, в котором не был уверен на сто процентов, он может вызвать скрытый заряд, который может обрушить весь дом.


Он оставил выключатель в покое и предупредил себя, что нужно хорошо помнить о возможности прихода сверху. Если уж на то пошло, он не мог быть слишком уверен в красивой Бриджит, хотя и инстинкт, и разум подсказывали ему, что она не более чем пешка, о которой говорила.


Он осторожно задвинул засов на внутренней двери, удивляясь тому, как легко она выскользнула. Вильгельмина наполнила его руку своей прохладной силой. Дверь открылась внутрь; ему навстречу хлынул запах древней земли и захваченного воздуха.


Кто-то там, в темноте, стонал.


Ник отошел в сторону от дверного проема и впустил свет в подвал.


«Нет, нет, только не снова», - простонал голос. «Убей меня и покончим с этим». Это был мужской голос, немецкий, и даже в агонии он звучал культурно и нежно.


Свет упал на грубый соломенный поддон на полу. На нем лежал седой человек в грязной и помятой одежде. Ник вошел в комнату и нащупал


выключатель света.


"Кто ты?" - спросил человек в полумраке.


Ник почувствовал покалывание, пробегающее по спине. Он знал лицо. Это был доктор Конрад Шойер, пропавший из своей английской лаборатории и ненадолго замеченный за несколько дней до этого на улице в центре Западного Берлина.


«Доктор Шойер», - недоверчиво сказал он. «Ты можешь встать? Возьми меня за руку».


Пожилой мужчина съежился. «Нет, нет! Я знаю, как вы работаете. Вы будете притворяться добрым, а потом снова причините мне боль».


«Я пришел помочь тебе», - сказал Ник. «Я не имею ничего общего с людьми в этом доме. Даже если ты мне не доверяешь, что тебе терять? Вот, дай мне руку».


Он протянул руку и крепко взял мужчину за руку. Шойер застонал и вскочил на ноги.


«Подожди минутку», - простонал он. «Свет… такой яркий… мои глаза. Где… где остальные?»


«В другой части дома», - сказал Ник. «Занят чем-то другим. Что они от тебя хотели?»


Шойер покачал головой и моргнул. «Похищение», - пробормотал он. Его глаза блуждали по Нику. «Мы должны - вы заберете меня отсюда? Может, у вас есть ... какое-нибудь оружие для меня?»


Ник покачал головой. «Оставь борьбу мне. Давай вытащим тебя отсюда. Думаешь, ты сможешь ходить?»


Шойер пытался. «Со мной все будет хорошо. Пожалуйста… иди первым. С твоим пистолетом».


Ник боком шагнул во внешнюю комнату. «Все ясно, - сказал он. Шойер заколебался и медленно прошел мимо него.


«Нам придется подняться по этой лестнице», - сказал Ник. "Можешь сделать это?"


«Я… я буду идти по лестнице, если ты мне поможешь», - ответил Шойер.


Ник кивнул. Ловушка была слишком узкой для него, чтобы провести человека через нее; ему придется подняться первым и потянуть за собой Шойера.


Он посмотрел на человека, стоящего под голой лампочкой, свисающей с потолка, на измученное лицо, грязную одежду и усталые болтающиеся руки, на шею без воротника и открытую рубашку, на которой видны рубцы и синяки, на седой подбородок, который упал на грудь.


Он ласково протянул руку и схватил профессора за плечо. «Подожди еще немного, мы уедем отсюда через несколько минут». Когда он убрал руку, его большой палец дернулся к шее Шойера и зацепился за что-то чуть ниже уха. Шойер ахнул и отстранился с удивительной ловкостью.


«Ты дурак! Разве я уже не достаточно ранен?» Он отступил без малейшего колебания.


«Я не уверен, что у тебя есть», - легко сказал Ник и выставил длинную руку вслед Шойеру. Его пальцы ухватились за подбородок старика и решительным рывком потянули вверх. Лицо Шойера ужасно исказилось и исчезло в руке Ника - мягкой, гибкой маске, созданной экспертом и носимой человеком, похожим на голодного волка.


- Полагаю, Пол Циммер, - весело сказал Ник. «А теперь представьте, что вы поднимаете руки и поворачиваетесь лицом к стене - той, где есть выход для нагревательного утюга».


"Ты неуклюжая свинья!" Циммер плюнул. «Вы испортите все, над чем я работал. В течение нескольких недель я работал над этим делом, пытаясь выяснить, что происходит с пропавшими учеными!»

Загрузка...