— Кто полетит с ним?
— Я полечу, — мгновенно отозвался Майкл.
— Да ты сам бледный весь, — начал Шене, потянулся взять его за плечо. — Успокойся, о нем позаботятся. Ты ничем не…
— Я полечу! — огрызнулся Майкл, сбросив его руку. — И не обсуждается!
Режиссер смерил его взглядом, видимо, сомневаясь в том, следует ли его отпускать. Майкл насупился, скрестил руки. Он не собирался ни с кем спорить и никого убеждать — он полетит, и все. Даже если ему придется угнать самолет вместе с Джеймсом, приставив ему пистолет к голове.
Шене, видимо, почувствовал его настрой, отмахнулся — лети, черт с тобой.
— Возьмите с собой Марго — она позаботится о формальностях, — сказал он.
Марго, одна из его ассистенток, держалась не в пример хладнокровнее Майкла. То ли не раз уже видела травмы на съемках, то ли просто нервы у нее были крепче.
Шеймуса доставили на взлетное поле на самодельных носилках, погрузили в салон. Самолетик был больше грузовым, чем пассажирским: в нем возили зерно, поросят, ягнят, доставляли почту. Вдоль борта стоял ряд из пяти кресел, для носилок места едва хватило.
— Госпиталь в Голуэй готов принять нас, — сказала Марго, пряча телефон в карман. — Аэропорт в десяти минутах езды от него, машина скорой помощи будет ждать на месте.
— Хорошо, — автоматически сказал Майкл, хотя она говорила не с ним.
Джеймс занял место пилота, надел наушники. Уверенным жестом переключил пару тумблеров у себя над головой, оглянулся проверить, все ли устроились. Марго сидела, спокойная, как изваяние, сложив вместе колени и держа на них папку с какими-то бумагами. Майкл хотел спросить, знает ли Джеймс, куда вообще нужно лететь, но подумал, что, наверное, тот разберется. Не вызвался бы, если бы не мог разобраться.
Шеймус лежал смирно, иногда неестественно медленно прикрывая глаза и облизывая губы розовым от крови языком. Дышал он с заметным свистом, морщил брови от боли. Майкл постарался унять панику, наклонился к нему, осторожно тронул за плечо. Поводов для оптимизма было мало, но он надеялся, что они все же были. И чем быстрее они доставят Шеймуса в руки врачей, тем лучше все кончится. Майкл старался не думать о том, что кончиться все может — хуже некуда. Разрушенной карьерой. Инвалидной коляской.
Они вырулили на взлетную полосу. Шеймус заторможенно перевел взгляд на Майкла, посмотрел на него, будто не вполне узнавал.
— Эй, — шепотом сказал Майкл. — Давай, не теряйся. Будь со мной. Все будет нормально.
Шеймус издал короткий звук, не разжимая губ — то ли показывал, что слушает, то ли пытался что-то сказать, но не мог.
— Скоро будем на месте, — сказал Майкл, когда мотор заревел, набирая обороты, и самолетик мягко рванулся вперед. — Полчаса всего. Ты даже не заметишь. Держись давай, — он взял его за руку, крепко сжал. В ответ почувствовал только вяло вздрогнувшие пальцы — Шеймус то ли уже не понимал, что происходит, то ли не имел сил ответить.
Пол наклонился, Майкл почувствовал характерную невесомость в груди.
— Вот, — сказал он. — Уже в воздухе. Марго позвонит твоей семье. Просто держись, ладно? Не отключайся.
Он никогда ничего не боялся, в очередной раз оказываясь в машине скорой. Будто знал, что на нем — заживет. Как на собаке. Затянется, зарубцуется, срастется. Даже когда видел, как волнуются за него родители — сам недоумевал в глубине души: чего волноваться-то? Живой же. И сам их успокаивал. Обойдется, мол. Ему даже весело было. Вечно заигрывал с медсестрами, подмигивал им, улыбался. Потом пересказывал в красках Брану и Томми: и я такой лечу, а потом — хрясь!.. Те смеялись.
Сейчас Майклу было совсем не смешно. Он держал Шеймуса за руку, что-то говорил ему, поглядывал вперед, в кабину пилота. Джеймс вел самолет ровно, винты звонко гудели, рассекая воздух. Не соврал, значит, тогда, что летает? Жаль, не решился похвастаться. А может, обиделся, что Майкл не поверил?..
Майкл пытался цепляться за старую память, перекладывал ее, как пасьянс, который никак не сходился. А если бы я вот так, а если бы я эдак, что тогда было бы? А если бы Джеймс взял его с собой полетать — изменилось бы что-то, раздвинулись бы у него горизонты?..
— Шеймус! Шеймус, смотри на меня! — позвал он, когда тот закрыл глаза. Самолетик качнуло, голова безвольно мотнулась из стороны в сторону. — Шеймус!..
Тот открыл глаза, бессмысленным взглядом уставился вверх. Кашлянул, сморщился, застонал. Сглотнул. Он дышал тяжело и медленно, на губах начала пузыриться кровь. Майкл был хреново подкован в медицине, но ему хватало ума понять, что это было очень плохим знаком: в лучшем случае — травма легкого, в худшем — внутреннее кровотечение. Ему было бы легче, будь он сам сейчас на носилках. Можно было бы не винить себя. Спрятал все за простую, понятную боль — и порядок.
Он бы хотел, наверное, быть на его месте. Перестать обо всем думать, загнать чувства поглубже, лежать, пялиться в потолок, осмысляя непоправимость случившегося. Почему-то мысль о непоправимости применительно к Шеймусу разрывала его изнутри.
— Быстрее никак нельзя? — крикнул он Джеймсу.
— Быстрее она не умеет! — отозвался тот.
— Долго еще?
— Сейчас будем снижаться!
— Слышал? — Майкл качнулся еще ближе к Шеймусу. — Сейчас будем снижаться. Потерпи. Только дотерпи, ладно?
— Ла…дно, — еле слышно выдохнул тот. Майкл еще крепче сжал его руку.
— Вот. Хорошо. Держись, уже скоро.
Посадка была такой мягкой, что Майкл ее не заметил. Когда шум моторов начал слабеть, он вскинул голову, первым делом подумав, что что-то случилось — и обнаружил, что они катятся по земле. Они были на месте.
Команда скорой помощи встретила их прямо на взлетной полосе. Шеймуса переложили на каталку, им тут же занялось несколько человек. Он был уже без сознания. Майкл старался унять панику, глядя, как ему вводят в вену катетер, подключают к капельнице, фиксируют шею, как реаниматологи обмениваются короткими фразами, загружая его в машину. Чувство, что он видит его в последний раз, было невыносимым.
— Ты с нами? — он обернулся к Джеймсу, просто чтобы перестать смотреть в ту сторону.
— Нет, не сейчас, — отозвался тот, засовывая руки в карманы. — Я приеду позже, у меня здесь будет пара формальностей.
Он кивнул на здание аэропорта. Майкл угукнул. Наверное, поставить здесь частный самолет было чуть сложнее, чем припарковать машину.
— Марго, — окликнул он, — поможешь ему с формальностями?
— Для этого я здесь, — отозвалась та, уже набирая чей-то номер.
В маленьком зале для посетителей было не протолкнуться. В госпиталь доставляли эвакуированных с лайнера — напуганных, мокрых, окунувшихся в ледяную мартовскую воду. Врачей на всех не хватало. Плакали перепуганные дети, кто-то куда-то звонил, кто-то требовал, чтобы к нему немедленно подошли, в этом хаосе между напуганными и легко ранеными сновали медсестры. Обстановка была хуже некуда, общее паническое безумие передавалось от человека к человеку. Майкл подпирал спиной стену, стараясь никому не мешать. Ждал новостей. Иногда нервно совался в телефон, по десятому разу проглядывая ленту и тут же забывая, что только что смотрел.
Звонок от Марго заставил его занервничать еще больше.
— Майкл, ты еще там? На месте? — спросила она. — У нас тут проблема.
— Какая проблема? — спросил Майкл, чувствуя мутный холодок в животе. Как будто ему сегодня мало было проблем. День шел кувырком с самого начала, с той самой минуты, как Майкл открыл глаза. Какая еще могла быть проблема? Джеймса арестовали за неправильную парковку Цессны?..
— Со страховкой Шеймуса.
— Что с ней не так?
— Понимаешь, — напряженно сказала Марго. — Фактически ее нет. Он не каскадер, по документам он работает у Кеннер конюхом.
— И что? — спросил Майкл.
— Страховая отказывается брать на себя его лечение. Ему не дадут умереть, конечно, но в остальном он сам по себе.
— В смысле — сам по себе? — переспросил Майкл. — Это же травма на съемках! Это был рабочий процесс! Как это вообще получилось? Убеди их, ты же умеешь!
— Майкл, я не знаю, как это вышло, мы будем разбираться, — сказала Марго. — Но получается, что он не имел права дублировать тебя. Он должен был ухаживать за лошадьми. Я не знаю сейчас, кто облажался — мы или Кеннер. Кто пустил его на площадку, если по документам он нанят конюхом.
— Господи, — Майкл вытер холодный лоб.
— Мне очень жаль, — с сожалением сказала Марго.
— Стой-стой, не клади трубку, — велел Майкл. Вскинув голову, краем глаза заметил в другом конце зала Джеймса. Тот оглядывался, явно прикидывая, как будет пробираться через взбудораженную толпу. В руках у него был стаканчик с кофе. Майкл опустил глаза, сосредоточился на разговоре. — Ладно, у него нет страховки, но студия же может все оплатить?
— «Нью Ривер Фронтир» не будет в этом участвовать, — уверенно сказала Марго. — А остальные не могут. Контракт Шеймуса подписан с «Нью Ривер».
— Только не говори мне, что ничего нельзя сделать, — потребовал Майкл. — Если это студия облажалась с его контрактом, то она и должна отвечать.
— Он может подать на них в суд, — согласилась Марго. — Но ты сам понимаешь, чем все это кончится. Он будет судиться лет двадцать и в итоге заплатит штраф в пятьдесят тысяч за то, что кто-то не в том месте поставил галочку. Мне жаль, Майкл. Я попробую что-нибудь сделать, но…
— Хорошо, — сказал он. — Спасибо.
Он опустил телефон. Закрыл глаза, прислонился затылком к стене. Еще одна разрушенная жизнь, еще один человек, которого пережевало и выплюнуло. Он не мог с этим смириться. Беспомощность грызла его изнутри, как зародыш Чужого, прокладывая путь через внутренности. Он должен был что-то сделать. Подключить Зака, найти адвокатов, позвонить в страховую компанию, прийти туда, в конце концов, и пусть ему в лицо скажут, что им плевать на человеческую жизнь.
— Как он? Есть новости? — спросил Джеймс, возникая рядом. Майкл открыл глаза, загнанно посмотрел на него.
— Видишь, какая суета, — он кивнул на людей, заполнявших маленький зал. Кто сидел на стульях, кто под стеной. — Его готовили к операции час назад, больше ничего не знаю.
Джеймс протянул ему кофе.
— Держи. Я взял по дороге.
Майкл машинально взял, машинально сказал «спасибо». Обхватил пальцами теплый картонный стаканчик, прислонил к груди.
— Я попросил кинуть льда, — сказал Джеймс. — Ты же не пьешь горячее.
Майкл сначала не понял, о чем речь. Потом догадался.
Когда-то давно, дурачась и выхватывая из рук Джеймса стаканчик с кофе, он вечно обжигал то язык, то губы. В самый раз ему было только то, что Джеймс называл «ужасно остывшим». Когда они брали кофе на вынос, Джеймс пил свой сразу, а Майкл выжидал, неприязненно щурясь на горячий пар и пробуя температуру кончиком мизинца.
— Зачем ты об этом помнишь? — жалобным шепотом спросил он.
Как будто ему сегодня было мало. Он уже даже не сопротивлялся, не злился. Просто смотрел на Джеймса, подняв брови. Тот пожал плечом, будто сам смутился, посмотрел в сторону.
На другой стороне зала возникла небольшая суета, там появилась пара человек с камерой и микрофоном — местное телевидение приехало снимать репортаж о севшем на мель лайнере. Майкл глянул на них без интереса, глотнул кофе. Теплый — такой, какой надо.
— Никогда ни к кому не приезжал в больницу, — сказал Майкл. — Хотел, когда у отца инфаркт был — но не смог, не выпустили со съемок.
— У него был инфаркт? — тревожно спросил Джеймс. — С ним все в порядке?..
— Да, давно уже. Я помог, ну… деньги-то уже были.
Он замолчал, будто говорить о финансовой стороне успеха ему было неловко.
— И как ощущения — по эту сторону палаты? — спросил Джеймс.
— Жутко, — честно сказал Майкл. — Очень.
— Я знаю, — тихо сказал Джеймс.
Майкл посмотрел на него, прикидывая — каково ему было, восемнадцатилетнему золотому мальчику, который кровь-то наверняка видел только по телевизору — увидеть, как Майкла вышибло из седла в полете, кувырнуло и швырнуло на землю, а потом по нему проехался чужой байк?.. Майкл нашел однажды запись тех гонок — много лет спустя. Увидел со стороны, как это выглядело. На мгновение и сам затаил дыхание — встанет?.. не встанет?.. Человек в черно-красном встал, развернулся к толпе у финиша, махнул им рукой. Добежал до своего байка, дурак, рванул на себя — и повалился лицом вниз, зарываясь шлемом во взбаламученный песок. Что Джеймс пережил в эти минуты, пока Майкла не вытащили с трассы?.. Как он не поседел прямо там?.. Как он силы в себе нашел потом с ним по-человечески говорить, а не добавить еще по печени и по ребрам, чтобы больше так не пугал?.. Майкл тогда извинился, конечно, — но, честно говоря, не очень-то он тогда понимал, чего там было бояться.
— Простите?.. — рядом с ним вдруг оказались телевизионщики. — Майкл Винтерхальтер?.. Телеканал «Комьюнити Голуэй», можно с вами поговорить?
— Да, конечно, — автоматически ответил он, отлепляясь от стены и сгоняя с лица все ненужные там сейчас выражения. — Без проблем. Давайте.
— Скажите, вы тоже были на «Глории Дэй»? — спросил парень, наклоняя микрофон в его сторону.
— На лайнере? Э… нет, — с короткой заминкой отозвался Майкл. — Нет, я не был. Мы работаем над фильмом, у нас… произошел несчастный случай на съемках, нужно было доставить коллегу в больницу.
— Мне очень жаль, — отозвался репортер. — Он сильно пострадал?
Майкл глянул поверх голов, чувствуя, что теряет нить разговора. Его немного трясло. Громкие голоса людей, нервные выкрики, камера, направленная в лицо, необходимость говорить о том, что случилось, сейчас, когда он еще даже не знал, насколько все это серьезно, страховка Шеймуса, разговор с Винсентом — все навалилось на него в один момент, он пожалел, что не может ненадолго стать невидимкой. Что бы с ним ни творилось — люди хотят его видеть, хотят знать, что он тут делает.
— Мне еще не сказали результаты диагностики, — с трудом выговорил он. — Он мой дублер. Он выполнял трюк вместо меня, и… и вот я здесь, — Майкл криво улыбнулся. Он почувствовал, как затряслись руки, опустил их, чтобы не попали в кадр.
— Вы приехали навестить его?
— Нет, я…
— Мы привезли его, ему нужна была срочная помощь, — Джеймс встал рядом, мягко оттесняя Майкла плечом и переключая внимание на себя. — Все вертолеты спасательных служб были заняты эвакуацией людей с «Глории Дэй», так что нам пришлось действовать самостоятельно, у Шеймуса была серьезная травма.
— Я был просто сопровождающим, — сказал Майкл, — а этот парень — он пилот, я надеюсь, потом Шеймус скажет ему спасибо за то, что так быстро попал в руки врачей.
Он почувствовал, как Джеймс пихнул ему в руки что-то твердое с острыми уголками — пачку сигарет, явно намекая на то, что Майклу сейчас лучше свалить из кадра, раз он не может связать и двух слов. Майкл молча кивнул, извиняясь, шагнул из кадра, протиснулся к выходу, перешагивая через чьи-то ноги.
Оказавшись на улице, он отошел подальше от дверей, приткнулся к яркой машине скорой помощи, прислонился к борту. Закурил чертов мерзкий «Голуаз», затягиваясь во все легкие. Его колотило так, что зубы едва не стучали. Докурив одну, он сразу начал вторую. Из дверей госпиталя вышел Джеймс. Майкл махнул ему от машины, Джеймс быстрым шагом приблизился. Майкл отодвинулся подальше, чтобы их было не особенно видно, вернул пачку. Джеймс курить не стал — просто шагнул вплотную и обнял, положил ладони на напряженную спину. Он сам был весь, как струна, как пружина. Майкл бросил незаконченную сигарету, обхватил Джеймса в ответ.
— Ты подумал, что это я?..
Джеймс вздрогнул, вцепился в Майкла.
— Я знаю, что нельзя так говорить, это гнусно — так говорить, но какое счастье, что это не ты, как хорошо, что это не ты!.. — шепотом выпалил он.
Они стояли, вцепившись друг в друга, прижавшись друг к другу. Майкл не мог ни говорить, ни дышать. Просто держал его, комкая в кулаках его свитер. Знал, что если отпустит — не обнимет уже никогда.
— Спасибо… спасибо, что умеешь летать.
— Не говори ничего, Майкл. Просто молчи.
Они судорожно дышали — почти в унисон. Без слез. Майкл не заметил, как его рука оказалась у Джеймса на затылке. Поглаживала, успокаивала.
— Спасибо, что выгнал меня оттуда. Я бы наговорил…
— Заткнись, Майкл!..
Новости появились лишь ближе к вечеру. Толпа с лайнера медленно рассосалась. В основном здесь были легко пострадавшие: с переохлаждением, с ушибами, куда больше напуганные, чем травмированные. Теперь в зале была тишина — никто не орал, не требовал, не рыдал. Лишь несколько человек шепотом переговаривались, наклонившись друг к другу.
Майкл поднял голову, когда из дверей отделения вышел врач, с ожиданием посмотрел на него, готовый к тому, что его и сейчас не окликнут. Но врач смотрел на него, и Майкл вскочил на ноги.
— Как он?.. Есть новости?
— Обнадеживать вас не буду, — устало сказал тот. — Травма очень тяжелая.
— Есть шанс, что он… — начал Майкл, но не дал себе договорить.
— У него сложный перелом со смещением, был задет спинной мозг. Каковы будут последствия, пока предсказать сложно, но опасности для жизни нет.
— Черт, — выдохнул Майкл.
Именно этого он и боялся. При такой профессии — да при любой профессии, для любого человека! — перелом позвоночника — это почти приговор. Страшнее, наверное, только рак. Это что же, Винсент его, что ли, спас?.. И не Майкл лежал там сейчас, холодея от ужаса, что не чувствует рук или ног, а Шеймус, тоже актер, тоже ирландец, очень похожий на Майкла, но — не Майкл.
Он заразился этим суеверным бредом от Виктории, не иначе. Это случайность, трагическая случайность. С чего он взял, что это случилось бы с ним, если бы он не поехал с Винсентом выяснять отношения?.. Может, наоборот, все обошлось бы — сделали бы нужный дубль быстрее, Джинджер бы не взбрыкнула, все бы пошло не так, все были бы целы…
— Какие могут быть последствия? — спросил Майкл, стараясь сохранять спокойствие. — По шкале от «полный пиздец» до «будет играть в футбол»?
— Мы сделаем все, чтобы сохранить ему ноги, — без улыбки ответил врач. — Но многое будет зависеть от восстановительного периода и реабилитации.
— А к нему можно? Можно его увидеть?..
— Он сейчас спит, — сказал врач. — Если хотите, можете подождать здесь.
— Мы подождем, — мгновенно ответил Майкл. — Его жена скоро будет здесь. Я ее встречу.
— Мы подождем, — подтвердил Джеймс.
Хирург ушел, попросив их держаться. Майкл вернулся на свое место, опустился обратно на кресло. Они сделали, что могли — все, что от них зависело. Майклу все время казалось, что этого мало. Ему казалось, он должен был сделать больше. Он покосился на Джеймса. Вот кто сделал для Шеймуса больше всех. Майкл — так, суетился вокруг, волновался. И все.
— Я дождусь, пока его жена приедет, — сказал Майкл. — Ты иди, если устал. В отель, там…
Его прервал телефонный звонок. Майкл не глядя ответил на вызов.
— Майкл! — громко сказала бабушка Мейрид, будто говорила не в телефонную трубку, а кричала через дорогу. — Иисус Мария, мы видели тебя в новостях! Эйрин сказала, ты попал в больницу! Что с тобой случилось?
— Я не попал в больницу, мой коллега попал в больницу! — отозвался Майкл.
— Дева Мария! — воскликнула бабушка. — Я так и знала, что Эйрин что-то напутала! С чего бы тебе попадать в больницу у нас в городе?
— Она не напутала с тем, что я в Голуэй, — сказал Майкл. — Просто в больнице не я, а мой знакомый.
— Так почему бы тебе не зайти к нам на чашечку чая? — спросила бабушка Мейрид. — Приходи, когда сможешь, раз уж такое дело.
Джеймс с любопытством смотрел на него, подняв брови. Кажется, он что-то понял по интонациям голоса Майкла. Люди обычно разговаривают со своими бабушками совершенно особенным тоном — видимо, Джеймс был в курсе.
— Я загляну на минуточку, — сказал Майкл. — Я здесь не один, мне нужно еще помочь другу найти отель.
— Приходи вместе с другом! — потребовала бабушка Мейрид. — Ты что думаешь, мы не найдем для него щепотки чаю! Царь небесный, да кем ты нас выставляешь перед своими друзьями!
— Я приведу его, — сдался Майкл. У него не было сил ни с кем спорить. — Мы зайдем на чашечку, если ты так хочешь.
— Благослови тебя Бог, — сказала бабушка. — Тебя и твоего больного друга. Я испеку ему пирог к завтрашнему дню, чтобы ты отнес — нет такой болезни, которую не одолеет хорошая домашняя еда.
— Да, бабушка, — сказал Майкл.
Джеймс заулыбался, глядя в сторону. Майкл подумал, что, наверное, им обоим не помешало бы выпить не только по капельке чаю, но и по капельке чего-нибудь покрепче.
— Ты тоже идешь, — сказал Майкл, убирая телефон в карман.
— Нет, это очень неловко, — Джеймс закрутил головой. — Не стоит, я просто пойду в отель.
— Нельзя отказываться.
— Я так не могу! Скажи, что я тоже заболел. Что у меня скрутило живот или придумай еще что-нибудь! Я не могу навязываться, Майкл, я же просто чужой человек!..
— Если ты не придешь, — со значением сказал Майкл, — они решат, что ты просто брезгуешь их ирландским гостеприимством. Что ты английский сноб, который воротит нос от их дома.
— Я шотландец! — возмутился Джеймс.
— На тебе не написано! Они будут уверены, что ты просто их презираешь, как и все англича…
— Хватит! — перебил Джеймс. — Хватит. Я пойду. Ладно.
Они ушли, дождавшись появления жены Шеймуса. Майкл дал ей свой личный номер, попросил звонить, если будут новости. Хороших новостей он не ждал — но очень надеялся, что они будут.
Они вышли из госпиталя в мокрую ночь, блестящую от дождя. Свет фонарей сиял и дрожал в лужах, с неба капало, как из неплотно прикрытого душа. Они пешком добрались до дома бабушки Мейрид — и там, разумеется, оказалось, что никакой капелькой чая дело не ограничится.
Дедушка Галлахер был уже наполовину глухим, большую часть времени передвигался на кресле-каталке, когда ноги совсем не держали, но был все еще бодр и грозился со дня на день начать ухлестывать за молодыми девчонками. Бабушка Мейрид грозилась выставить его на улицу, чтобы он начинал ухлестывать уже прямо сейчас и перестал морочить ей голову. Тетя Эйрин пришла с кавалером и свежими кудряшками. Она всегда была кокеткой, никто и не удивился, когда хирург, который делал ей операцию на колене, начал за ней ухаживать. В доме хватало и людей, и детей, все галдели, вертелись, перебивали друг друга, младшие во все глаза пялились на Джеймса, старшие хвастались тем, кто кого поколотил, но когда в ответ на невинный вопрос о своих занятиях Джеймс, улыбаясь, сказал, что писатель — за столом на мгновение воцарилась потрясенная тишина.
— Писатель!.. — со священным трепетом выдохнула бабушка Мейрид.
— Ты попал, — вполголоса сказал Майкл.
Они сидели рядом, прижатые друг к другу с обеих сторон.
— Душа твоя светлая, и какие же книги ты пишешь?..
Джеймс в замешательстве глянул на Майкла, явно не понимая, какого ответа от него хотят.
— Он написал книгу об Ирландии, по которой мы делаем фильм, — сказал Майкл. Бабушка Мейрид благоговейно сложила ладони на груди.
— Господи Иисусе!.. — повторила она. — Писатель!.. Ты должен прислать нам свою книгу!
Джеймсу ничего не оставалось, как только пообещать это сделать.
Их накормили до отвала, явно рассчитывая на то, что общий вес съеденного окажется достаточным, чтобы они больше и шагу не сделали из этого дома. В атмосфере веселого обожания Майкл чувствовал себя пьяным, хотя за весь день ни разу ни к чему не приложился, ограничился только парой глотков виски. Джеймс несколько раз порывался сказать, что уже поздно, и ему пора искать ближайший отель, но его затыкали, непреклонно требуя, чтобы он остался ночевать здесь. Когда речь зашла о том, чтобы отдать ему лучшую комнату в доме, выгнав мальчишек спать в гостиную, Джеймс уперся, что в гостиной он будет спать сам. Ему, конечно, никто не позволил.
Задача перетасовать по четырем комнатам десять человек была нетривиальной. Майкл сказал, что на спальню бабушки с дедушкой никто посягать не будет. Оставалось три комнаты и восемь человек: трое взрослых и пятеро детей. Одну комнату отдавали Джеймсу, и это не обсуждалось, но поделить двух взрослых и пятерых детей между двумя оставшимися комнатами было практически невозможно.
— Пусть Майкл спит со мной! — отчаянно предложил Джеймс, когда все попытки повлиять на ситуацию не сработали.
— Я дам вам лишний матрас, — решила бабушка Мейрид, ставя точку в ожесточенном споре.
Спальня была маленькой. Майкл бросил на пол скатанный в рулон матрас, положил на него стопку чистого постельного белья.
— Кровать твоя, — сказал он. — Я на полу.
— Почему это ты на полу? — спросил Джеймс.
Майкл снял покрывало со старинной железной кровати, переложил его на письменный стол. Вопрос был странным. Он покосился на Джеймса, не понимая, что здесь обсуждать и о чем спорить.
— Ну, потому что ты… — начал он и остановился, не зная, что тут объяснять, когда все очевидно.
— Потому что я — что? — с вызовом спросил Джеймс.
Майкл кинул в него сложенной простыней и снял одеяло.
— Потому что ты — на кровати. А я могу на полу.
— А я на полу, по-твоему, не могу? — возмутился Джеймс.
— Можешь! Но мне проще! — раздраженно сказал Майкл. Вот только этого ему еще не хватало для прекрасного завершения дня — споров о том, кто где спит!
— Иначе твоя брутальность пострадает, если ты поспишь на кровати?.. — с издевкой спросил Джеймс и взмахнул простыней, чтобы застелить матрас.
— Ты сейчас допрыгаешься, — угрожающе предупредил Майкл.
— До чего?
— Ни до чего!
Майкл яростно забил две подушки в наволочки и швырнул их в изголовье. Джеймс обладал каким-то уникальным талантом его бесить. Непревзойденным просто.
— А по-моему, это обыкновенный сексизм, — сказал Джеймс. — Ты ни капли не изменился. Тебе вечно хочется примерить на меня другую роль.
— Я сейчас примерю на тебя кляп! — огрызнулся Майкл. — Сколько ты будешь мне это помнить!.. Десять лет прошло — а ты все не успокоишься!
— А тебе больше нечего мне возразить?
— А я не собираюсь перед тобой оправдываться.
— Почему?
— Потому что ты меня заебал! — не сдержался Майкл. — Ты будешь спать на кровати, потому что ты гость! Может, я люблю спать на полу! Может, у меня больная спина!
— А может, ты просто упрямый баран, которому плевать на чужие желания! Ты сам гость! — отозвался Джеймс, явно заводясь следом. — Ты на таком же положении, как и я!
— Нихрена нахрен подобного! Это дом моей семьи, я здесь почти хозяин!
— А у меня как у гостя нет права голоса? — язвительно спросил Джеймс. — Вот так выглядит твое ирландское гостеприимство?
Он словно зажегся. Обычно такой ровный, спокойный, рассудительный — он сейчас прицепился к такой идиотской, абсурдной мелочи, что Майкл не знал, как это понимать. Но он понимал одно: ему нравится такой Джеймс. Таким ему быть лучше: колким, с горящими глазами, с вернувшимся на лицо румянцем. Ему шла подвижная мимика. Он будто оживал, стряхивал с себя сонную пыль и серость.
— Ладно, — сказал Майкл. — Хорошо. Мне плевать. Спи на полу, раз тебе это так важно.
— Нет, — после короткой паузы сказал Джеймс. Он заправил одеяло в свежий пододеяльник, взмахнул им, так что порыв воздуха шевельнул Майклу волосы. — На самом деле я ненавижу спать на полу. Я буду на кровати.
Майкл перестал застилать матрас, изумленно посмотрел на него.
— Что?.. — переспросил он. — Какого хрена ты выебывался тогда?!
Джеймс замер на мгновение, будто в нем что-то переключилось.
— Да, прости, — сказал он виноватым тоном. — Я завелся, не знаю, почему. Не надо было. У нас был тяжелый день… Это все очень глупо. Извини, пожалуйста.
Майкл взбил подушку, кинул себе под ноги.
— Ну вот, взял и все испортил, — ворчливо сказал он. — Нормально же разговаривали.
Джеймс посмотрел на него искоса, растерянно улыбнулся — как человек, который абсолютно не ожидал такой реакции и теперь не знает, что делать дальше, как себя повести. Так и не решив, он начал раздеваться, складывая одежду на стул под окном.
— Когда ляжешь — нимб не забудь выключить, — добавил Майкл. — В глаза бьет, я спать не смогу.
Джеймс тихо хмыкнул. Потом рассмеялся. Негромко.