52 Гц

Глава 5

Дакота, как и Майкл, любила путешествовать налегке. Только если у него был простой городской рюкзак, в который умещалась вся нужная в дороге мелочь, то у Дакоты был веселый маленький Самсонайт в розовых векторных лилиях. Она появилась на пороге Майкла холодным январским утром, завернутая в короткую шубку и длинную шерстяную юбку. Без своего рабочего макияжа — ярких губ, густых стрелок и подклеенных ресниц — она выглядела непривычно скромно.

— Завтракать будешь? — спросил Майкл.

— Я перехватила кофе по дороге, — сказала Дакота, проходя мимо него вглубь квартиры.

Она припарковала чемоданчик у пустого камина, сбросила шубку на кресло. Поправила улитку тяжелых волос на затылке, перевоткнула шпильку.

— Там такой снегопад! Надеюсь, наш вылет не задержат.

— Я проверю, — сказал Майкл, отходя к раскрытому на письменном столе ноутбуку. — Задержат — посидишь с нами.

— С тобой и твоей зубочисткой? — пренебрежительно спросила Дакота.

— Виктории здесь не бывает, — отозвался Майкл, открывая сайт аэропорта и проверяя расписание рейсов. — Эван сегодня вернется.

Она взяла журнал со столика, пролистала и отложила, не найдя ничего интересного. Сбросила полусапожки, положила ноги на диван и пристроила голову на подлокотник.

— Расскажешь, что с тобой стряслось в "Киприани"? — спросила она.

Майкл молча скроллил список вылетов, делая вид, что ничего не услышал.

— Майкл? — позвала она. — Это был он?

— Давай не сейчас. Не хочу говорить об этом.

Она тихо хмыкнула, явно делая очевидные выводы. Майкл хмуро вдохнул и выдохнул, сосредоточился на поиске номера рейса.

Они были знакомы лет пять — не так долго, чтобы считать себя лучшими друзьями, не так мало, чтобы быть просто приятелями. Дакота осталась единственной подругой из того сумасшедшего времени, когда Майкл, почувствовав себя полностью свободным от любых обязательств перед Джеймсом, ударился во все тяжкие. Он плохо помнил, что было в том промежутке между осознанием, что Джеймс не вернется — и подписанием постоянного контракта с агентством «Айзенберг Фенимор Ли». Та пара лет слилась в памяти в одну сумбурную мигающую полосу, словно витрины, фонари и светофоры на проспекте, когда гонишь по нему под сотню миль в час, с хохотом сигналя тем, кто от тебя уворачивается.

Он тогда много пил. И много работал. У него вышло семь фильмов — четыре хороших, кассовых, три проходных. В каждом он выложился так, будто тот был последним. Со съемочной площадки он уезжал на чужие вечеринки, пил, танцевал, блевал в кусты, снова пил. Утром его будил звонок. Майкл продирал глаза, вылезал из-под очередной девицы, закидывался энергетиком, зажевывал пиццей и ехал работать. А вечером все повторялось. Он неделями не появлялся дома. Чтобы переодеться, достаточно было по телефону наорать на секретаря Зака, и один из курьеров агентства мчался к Майклу домой за свежей футболкой и джинсами, а потом летел через весь город ловить Майкла по чужим адресам и отелям.

Деньги не кружили ему голову — он так и не привык к ним. Даже обзаведясь домом на Хиллгров драйв, он толком не знал, куда их девать, и жил по привычке скромно. А вот свобода… свобода от Джеймса вышибла ему мозги. Он тогда оглянулся, оценил свою жизнь: гонорары, возможности, громкие имена приятелей. Свою молодость и внешний вид, свой успех. Он был на вершине. Он стал звездой — той самой, с личной гримеркой и табличкой на двери, он стал тем, кем не стать тысячам прочих, незаметных, второстепенных, безымянных. Он добился, он выгрыз себе место под солнцем, встал в полный рост, заставил смотреть на себя, — и ему вдруг показалось, что к этому месту под солнцем прилагался бесплатный бонус.

Безнаказанность.

Разве он не был чужой мечтой, кумиром, вожделенным предметом чужих грез? Разве его имя на афише не стояло крупными буквами? Разве интервью с ним не печаталось в глянце, разве его лицо не смотрело с обложек?

Разве он не мог позволить себе все, что хотел?..

Конечно, мог.

И он позволял. Позволял себе срываться на всех, кто делал его жизнь удобной, на десятках тех неудачников, которые даже возразить ему не могли, не рискуя потерять работу. Они кормились от его доходов и чаевых — и они улыбались, молчали, кивали — помощники, менеджеры, гримеры, водители, секретари, курьеры. Если уж режиссеры его терпели, то всякая мелочь не имела права даже рта раскрывать.

В те безумные годы Майкл редко появлялся на площадке трезвым или без похмелья. Он приезжал помятый, едва продравший глаза, не успевший протрезветь с вечера, а иногда еще и добавивший по дороге. Иногда он не помнил, как называется фильм и кого он играет. Но стоило ему пробежаться по страницам сценария, освежая память, стоило оказаться под камерами — он забывал и похмелье, и недостаток сна, головную боль, жажду, тошноту, свой мерзкий характер. Он оставлял за пределами площадки себя и свою невыносимую жизнь. Он делал все, чтобы вылезти напрочь из своей шкуры и влезть в чужую, чтобы на несколько часов забыть обо всем, перестать быть Майклом из Хакни, Майклом с Хиллгров драйв.

Его звали Джо Карлайл, он был циничным, озлобленным солдатом Конфедерации, который одинаково ненавидел Север и Юг. Он уходил в безнадежный бой за чужую свободу, за маленький тусклый городок, и умирал, глядя в мутное небо, глотая собственную горячую кровь.

Его звали Адам Дарлинг, он был утонченным, задумчивым психопатом, который пытался вернуть свое детство, похищая чужих детей и запирая их в своем доме. Он рассказывал им на ночь сказки, собирал каждое утро на завтрак за огромным столом, но привязанность к ним не исцеляла его, а калечила все сильнее.

Рейндер ван Алем был блестящим офицером гестапо, который медленно и страшно разочаровывался в величии своей страны.

Уильям Блай был храбрым и несчастливым капитаном, низложенным с «Баунти».

Он был Лаэртом. Он был Орсино.

Он работал со страстью религиозного фанатика, даже в самом непотребном состоянии не пропуская ни одного съемочного дня. Преданный делу, ответственный, серьезный — говорили о нем в интервью коллеги. "Майки, завязывай жрать текилу, если хочешь работать, а не мотаться по рехабам до конца жизни", говорил ему Зак — единственный, кого вообще волновал бешеный темп жизни Майкла и единственный, к кому Майкл в итоге прислушался.

Именно в то безумное время он и встретил Дакоту.

Ну, как — встретил… Он ее снял.

Он плохо помнил, как это вообще получилось, что под рукой не оказалось ни одной девчонки, как ему пришла в голову мысль позвонить в эскорт-агентство. Но он позвонил. К моменту появления Дакоты в его номере он был уже настолько пьян, что с первой же попытки стало ясно: не встанет, можно даже не стараться. Зря гонял девчонку туда-сюда.

Но время все равно было оплачено, так что он предложил ей остаться. Они проговорили пару часов, потом Майкл предложил ей продлить время до утра. Она согласилась. Он отрубился где-то в середине ночи головой у нее на коленях, выговорившись так, что в нем, кажется, не осталось больше ни одного слова. Утром они вместе спустились в бар выпить кофе.

— Спасибо за сеанс психотерапии, — хрипло сказал Майкл, оплачивая счет за их завтрак. — Может, я как-нибудь угощу тебя кофе нормально, а не так, на бегу?

Дакота посмотрела на него, склонив голову, немного подумала.

— А давай.

И они встретились за кофе. Потом — за ужином. Потом — за ланчем. Майкл чувствовал к ней какую-то необъяснимую симпатию. Наверное, дело было в том, что Дакота, как и он сам, пробилась в этот мир с самого дна. И она была куда честнее, чем большинство его коллег и знакомых. Ее настоящее имя было Дрогослава Марцинковская. Она приехала в Америку из Польши, когда ей было восемнадцать, и осталась, когда истек срок действия свадебной визы. В 2014 попала под амнистию Обамы для нелегалов, доказала, что имеет работу и платит налоги, и получила официальное разрешение остаться.

***

В двери повернулся ключ, Майкл вскинул голову. Эван вошел, румяный от январского мороза, с красным носом, с запахом снега и холода от огромного шарфа, укутавшего плечи.

— Майкл!.. — окликнул он с порога, сняв с плеча дорожную сумку. — Ты еще тут, я успел?..

— Я еще тут, — сказал тот, вставая с места.

— Хэй-хэй! — Дакота вскинула руку с дивана, но не пошевелилась и даже не открыла глаз.

— Вы еще не уехали!.. Привет, дорогая. Замечательно! Майкл, у нас есть чай?

Майкл, прислонившись плечом к книжным полкам и сложив руки на груди, наблюдал, как тот разматывает свой бесконечный шарф, снимает перчатки и вешает на крючок пальто.

— Есть, — отозвался он, сдержанно улыбаясь. — Я заварю. Как долетел?

— Очень устал, четырнадцать часов в самолете, — Эван взмахнул рукой, предлагая не расспрашивать его о подробностях: он не любил говорить о трудностях и неудачах. — Не удалось поспать, нас ужасно трясло над океаном. Я в душ и сразу в постель, только провожу вас.

Присев на табурет, он расшнуровал высокие ботинки, взъерошил волосы, стряхивая с золотистых кудрей подтаявший снег. Майкл дождался, пока он встанет, и раскрыл руки. Эван качнулся в его объятия, прижался к щеке холодной щекой. От него пахло улицей и автомобильным освежителем воздуха.

— Ты почему такой ледяной?.. — ворчливо спросил Майкл, трогая его за лицо.

— В такси не работал кондиционер, — Эван поднял брови, будто извинялся то ли за таксиста, то ли за свою замороженность.

Майкл недовольно вздохнул и отодвинул его от себя.

— Я сделаю чай.

— И мне! — подала голос Дакота с дивана. — И теперь я хочу сэндвич!

— У нас есть сэндвичи? — обрадовался Эван. — Я бы не отказался!..

— Иди переоденься, — велел Майкл, взмахом руки указывая на спальню.

Эван послушно подхватил свою дорожную сумку, проходя мимо, невольно толкнул Майкла плечом. Тот развернулся ему вслед, подождал, пока Эван скроется в спальне. Дверь осталась полуоткрытой. Майкл встряхнул головой и шагнул к кухонной стойке.

— Как дела у Виктории? — громко спросил Эван. — Я видел вчера ваши фото — вы чудесно смотритесь вместе! Когда ты нас познакомишь?..

— Никогда! — громко отозвался Майкл.

Эван, кажется, не расслышал.

— Ты кажешься с ней очень счастливым!

— Я был счастлив, что не грохнулся с коньков и не разбил морду об лед! — крикнул Майкл и открыл кран, чтобы налить воды в чайник. — Это была абсолютно тупая идея — делать романтическую фотосессию на катке!

— Зато это модно, — подсказала Дакота.

— Знаешь, где я вертел эту моду?..

Майкл сделал кислую мину, выключил воду и поставил чайник на подставку, щелкнул кнопкой.

— Однажды тебе придется ему все рассказать, — флегматично сказала Дакота.

— Ни за что.

— Даже когда твоя пиар-служба прикажет жениться на ней?

— Я хочу, чтобы он думал что у меня все хорошо! — резко ответил Майкл. — А не так!

— Что не так?.. — Эван вышел из спальни в шерстяных носках и теплых спортивных штанах, на ходу влезая в футболку поверх лонгслива. — Я что-то пропустил?..

Майкл пожал плечами, мол, ничего особенного. Занялся сэндвичами.

В присутствии Эвана ему всегда было неуютно разговаривать об изнанке своей красивой жизни. Даже думать о ней было неприятно. Казалось, у них двоих одинаково сложилась судьба, но если вглядеться, появлялись нюансы.

Эван исполнил свою мечту и был счастлив. Он ни о чем не жалел — ему и не о чем было жалеть. В мире классической музыки нельзя было сделать себе карьеру, отсосав кому-нибудь нужному. Там требовалось и вправду быть музыкантом, потому что фальшивые ноты и ленивые пальцы не спрячешь за монтажом, гримом, сюжетными поворотами и визуальными спецэффектами. Подробностей жизни Майкла Эван не знал. Ни того, что отношения с Викторией были вписаны в контракт Майкла с «Нью Ривер Фронтир», ни того, что все их «случайные» фото готовились по указке студии и выбрасывались в сеть по расписанию рекламной кампании "Неверлэнда". Эван даже не знал, чем занимается Дакота — Майкл попросил ее поберечь нежную музыкальную психику, так что Эван считал ее кем-то из коллег Майкла, актрисой или моделью.

— У вас будет общий проект? — спросил Эван, залезая в холодильник и доставая контейнер с готовой едой. — Майкл, прости, я еще не видел твой последний фильм. Но я посмотрю, я обещаю! Это фэнтези, да?.. Сказка?.. — спросил он, пытаясь подцепить ногтями плотно севшую крышку.

— Дай я, не порть руки, — Майкл отобрал у него контейнер и отжал крышку. — И кончай извиняться. Я тоже редко бываю на твоих концертах.

— Посмотреть твой фильм в кино проще, чем попасть на мой концерт, — без всякого хвастовства сказал Эван и лизнул покрасневшие кончики пальцев. — Вот если бы ты играл в гастрольном театре, мы были бы равны.

— Я не собираюсь играть в театре, — сказал Майкл. — И никогда не собирался. Крупные постановки — это каторга. Все нормальные театральные актеры ссутся в штаны от радости, когда им предлагают роль в фильме.

— Я же образно.

— Да я тоже, — Майкл дернул плечом, типа, нечего тут обсуждать.

Он нарезал готовые сэндвичи треугольничками, сунул в духовку и включил гриль. Переложил из контейнера в тарелку какое-то рагу с курицей и бамбуком, сунул в микроволновку, установил время. Эван привычно оттеснил его, перевел регулятор с пяти минут на три, сменил режим подогрева. Чайник, закипев, отключился. Майкл разлил кипяток по кружкам, отнес их на стол. Эван подорвался за ним, сунул подставки под горячее, чтобы не оставить кругов на столешнице.

— Не хочешь с нами на западное побережье? — спросила Дакота, садясь за стол.

— Нет, я немного отдохну — и в Лондон, — отозвался Эван. — У меня там семья, родители, а я с ними на Рождество даже не виделся. Очень хочу домой. О, я же совсем забыл!..

Он исчез в спальне, зашуршал там какой-то бумагой, вернулся с сувенирным магнитом и пристроил его на холодильник.

— Сядь уже, — ворчливо дернул его Майкл, доставая подрумянившиеся сэндвичи и рагу. — Поешь, выпей чаю и иди спать.

— Когда вы улетаете?.. — спросил Эван.

— Сейчас. Самолет часа через три. Я просто хотел тебя дождаться, — честно сказал Майкл. — Соскучился.

Эван посмотрел на него с благодарной улыбкой. Подошел, обнял, укладывая голову на плечо.

— И я. Я так рад тебя видеть.

Майкл смущенно хмыкнул. Шутливо растрепал ему волосы, отстранил от себя.

Он был всего год в ЛА, когда однажды увидел лицо на афише. Там был парень на фоне оркестра — улыбающийся, золотоволосый, высокий и тонкий. Ужасно похожий на Эвана потусторонним взглядом куда-то ввысь. Майкл тогда затормозил у тумбы, поглазел на него. Подумал — интересно, где Эван сейчас, как он там. Потом скользнул взглядом на имя. Моргнул, прочитал дважды. Трижды.

— Ты где застрял? — Коди вернулся за ним, пихнул плечом. Обернулся на афишу, чтобы понять, что так заняло Майкла. Оценивающе цыкнул: — О, ничего такой. Я бы вдул.

— Да пошел ты!.. — Майкл оттолкнул его, рванул куда-то — и сразу вернулся. Переписал себе на ладонь, чтоб не забыть: Эван Хантингтон, Ройс Холл, фортепианный концерт Брамса, двадцать пятое февраля.

Еле дождался. Сидел в третьем ряду, пожирал глазами точеную фигурку за роялем. Концерт не запомнил — так, урывками что-то упало в уши. Плевать ему было на музыку.

За кулисы его не пустили. Эван взлетел к музыкальному Олимпу, без аккредитации к нему было не подобраться. Майкл, не стесняясь, дождался у заднего входа вместе с маленькой группой фанатов. Эван выглянул к ним — усталый, с шампанским в руке. Майкл окликнул. Шампанское грохнулось, вспенилось на асфальте. Они обнялись. Стояли, покачиваясь, держась друг за друга, не в силах ни оторваться, ни сказать хоть что-то. Эван в детстве был сильно ниже Майкла, а вымахал с ним вровень. Даже всхлипнул разок-другой.

Они уехали к нему в отель, просидели всю ночь в баре. Эван все повторял, что не может поверить, как случайно они встретились. Рассказал, что из той манчестерской школы укатил прямиком в Венскую консерваторию. Выпустился, стал открытием года, отправился в первый тур… и взлетел. Теперь так и летал по миру. С Майклом они обычно пересекались в Нью-Йорке. Иногда на неделю, месяц, иногда — на пару часов, как сейчас.

— Моим передай привет, — попросил Майкл. — В феврале у меня съемки в Ирландии, выберусь к ним наконец.

— Все передам, — пообещал Эван и зевнул, прикрывшись ладонью.

***

— У меня собака, — предупредил Майкл, когда они подъехали к дому. — Дружелюбный придурок — страшный, но безобидный. Не бойся.

— Не волнуйся, я постоянно имею дело с придурками, — отозвалась Дакота. — Ты один из них, кстати.

Майкл фыркнул и улыбнулся.

Его дом стоял высоко в холмах Беверли Хиллз, окнами на юго-восток. По утрам солнце пробивалось даже сквозь плотные жалюзи, а по вечерам с террасы на втором этаже были видны безумные океанские закаты. Чтобы содержать его в порядке, требовалось человек пять. Дом был модный, с бетонными стенами, стеклянным камином в перегородке между гостиной и столовой зоной, с гроздьями круглых ламп, похожих на елочные украшения. На стенах висел современный авангард, который Майкл не выбирал, но к которому привык как к обязательному маркеру жизненного успеха. Ему нравилось это постоянное напоминание о своем положении.

Высунув голову из окна машины и приспустив на нос солнечные очки, Дакота беглым взглядом оценила серые стены и наружные декоративные панели.

— Коробка из-под холодильника, — сказала она. — Неуютно живешь.

— Зато просторно, — флегматично сказал Майкл. — Раньше я жил в коробке из-под печенья. Тут хотя бы повернуться можно.

— Так и вижу, как ты целыми днями ходишь и поворачиваешься.

Майкл засмеялся. Дакота даже не улыбнулась.

Широкая створка ворот с жужжанием поднялась, пропуская машину. В гараже было прохладно. Несколько парковочных мест были пустыми, одно занимал белый с черной отделкой Кенигсегг последней модели. Машина, которая в Нью-Йорке смотрелась бы неуместным выпендрежем, в Лос-Анджелесе была в самый раз — тут если споткнешься о модный низкорослый спорткар, так это обязательно будет Бугатти, Ламборгини или Феррари. Рядом с ним стоял сверкающий сталью и хромом Харлей.

— Катаешься? — с интересом спросила Дакота.

— Редко. Времени не хватает.

Майкл вышел из машины, негромко хлопнув дверцей. Достал из багажника свой рюкзак и чемоданчик Дакоты.

— Устала? — спросил он. — Хочешь выпить?..

— Хочу переодеться, — сказала она, подбирая тяжелую длинную юбку, чтобы подняться из гаража. Когда они улетали из Нью-Йорка, там была метель. Здесь палило январское солнце с безупречного неба. — А потом можно и выпить.

— Я дам тебе комнату. Идем, провожу, — сказал Майкл.

— Расслабься, мне не нужна твоя галантность, — отозвалась Дакота, перехватывая у него чемоданчик. — Не Лувр, гостевую спальню найду.

Он не стал спорить. Дакота терпеть не могла мужской помощи, а раз так, играть с ней в гостеприимного хозяина Майкл не стремился. Они поднялись из гаража на первый этаж, в коридор рядом с закутком для прачечной. Из гостиной доносился громкий мужской голос.

— …и мы этот тест запороли! Кто вообще заложил время только на один прогон? Я знаю, что у нас сроки! Значит, надо было нанять больше людей!..

Майкл удивленно поднял брови.

— У тебя завелся сквоттер-стартапер? — с интересом спросила Дакота.

— Нет, все нормально. Иди, я разберусь, — Майкл кивнул на запасную лестницу на второй этаж.

Дакота сложила ручку своего чемодана и перехватила его одной рукой:

— Не переживай, если вы начнете бить друг другу морды — я вмешиваться не стану.

В огромной гостиной мебель была сдвинута к стене, в центре стоял широкий обеденный стол, а на нем полукругом — три широкоформатных монитора с интерфейсами и кусками разноцветных кодов. Под столом громко жужжали системные блоки, по полу вилось переплетение силовых кабелей, уходя в распахнутые двери на задний двор. Бран, с гарнитурой в ухе и планшетом в руках, стоял над канатом кабеля, расставив ноги, как над задушенным питоном.

— …значит, его отдел будет работать без выходных, — жестко сказал Бран. — Каким еще индусам?.. Я его сам индусам на аутсорс отдам!.. Скажи Пачану, если до завтрашнего утра у меня не будет рабочего алгоритма дозаправки, пусть собирает свои гребаные кактусы и валит из офиса, пока я сам не приехал и не выкинул его вместе с его оправданиями. Посади к нему Джудит, Беверли, блядь, хоть Тони Старка!.. Я знаю, что она занята! Санчес, у нас две недели до конференции, пусть подвигает что-нибудь… Член свой пусть подвигает, если больше ничего не может!.. Санчес. Так, вот только не начинай ныть. Нет, мне плевать. Нет, перебьется. Какие сверхурочные? Это его косяк! Он будет разгребать его за свой счет! Это все? Хорошо. Перезвони, когда поговоришь с ним. Поставь задаче красный приоритет, чтоб светилась, как жопа бабуина. Все.

Он с рыком выдохнул во всю мощь своих легких, снял гарнитуру с уха, шваркнул в угол. На центральном мониторе в проектном менеджере вспыхнула красным самая верхняя строчка.

— Ты кто такой и что ты делаешь в моем доме? — спросил Майкл.

Бран развернулся.

— А ты кто такой нахрен и что ты делаешь в моем офисе? — сурово спросил он, складывая руки на груди.

— Я вызывал сиделку для собаки, а не тестовый образец человекообразного робота, — враждебно сказал Майкл.

— Ах, сиделку!.. — протянул Бран. — А мне послышалось, ты просил своему бегемоту перделку поправить, вот я и занимаюсь.

— Так, он не бегемот, — обиделся Майкл. — Это просто такая порода, он крупный.

— Продул, — флегматично заявил Бран. — Иди щелбан дам.

Майкл шагнул к нему, раскрывая руки, они обнялись.

— Нет, серьезно — я не думал, что ты еще здесь, — сказал Майкл, когда Бран отпустил его, от всей души врезав пару раз по спине.

— Да я бы задолбался кататься сюда каждый раз, как твоя псина пернет, — тот пожал плечами. — Мне все равно, откуда своим пиздюли раздавать.

— А где он? — Майкл огляделся. — Спит, что ли?..

— Твой латинос его поссать вывел.

— Так что, полицию можно не вызывать? — спросила Дакота с площадки главной лестницы. Она успела переодеться, сменив теплую юбку на рубашку и шорты. В руке у нее был тонкий Киндл в яркой обложке.

Задрав головы, Майкл и Бран посмотрели наверх. Бран приоткрыл рот, кажется, хотел что-то сказать, но поперхнулся и кашлянул. Коротко глянул на Майкла, то ли растерянно, то ли сердито, снова уставился на Дакоту.

— Привет, — хрипло сказал он.

— Это Бран — это Дакота, — сказал Майкл и хлопнул его по плечу, считая свою миссию по доставке отпадной девчонки законченной. — Знакомьтесь, я нам чего-нибудь налью.

Он ушел на кухню, снял с барной полки бутылку джина. Взял стаканы.

— Так вы, — хрипло начал Бран, кашлянул, продолжил смелее: — Вы типа коллеги?

— Типа нет, — сказала Дакота. Он не отрываясь смотрел, как она спускается с галереи. — Или типа да, это как посмотреть.

— Снимаетесь вместе? — спросил Бран после паузы, когда догадался, что Дакота не собирается продолжать.

— Нет.

Она встала в распахнутых дверях, уперев руки в бока, оглядела пространство заднего двора и бассейн, будто прикидывала, где именно и в какой позе она проведет ближайшую неделю. На лежаке у бассейна? В плетеном кресле на террасе под полотняным тентом? На траве?..

— А я занимаюсь роботами, — сказал Бран, встав рядом. Он небрежно оперся плечом на раздвижную створку — и она уехала в сторону, Бран едва устоял. Он прочистил горло, выпрямился, приосанился.

Дакота посмотрела на него непроницаемым равнодушным взглядом.

— Да ну.

— А ты?

— А я шлюха, — спокойно сказала она.

Бран опешил на миг, кинул возмущенный взгляд в сторону Майкла, но тот был слишком далеко, чтобы заметить.

— Понятно.

— Нисколько, — спокойно сказала Дакота.

— А?..

— После этого все всегда спрашивают, сколько я беру. Сразу: нисколько. Я в отпуске.

— Ясно, — сказал Бран. — А после отпуска?..

Дакота неопределенно подала плечом. Майкл вернулся с тремя стаканами джина и льда. Бран взял, не глядя, громко глотнул.

— Так вы с этим козлом… — начал он, качнув стаканом в его сторону.

— С этим козлом мы просто друзья.

— Эй! — возмутился Майкл. — Я же принес нам выпить!

Дакота позвенела кубиками льда, попробовала, протянула обратно Майклу:

— Будь другом, добавь столько же мартини.

— Может, за стойку пойдем, чтобы я не бегал? — ворчливо спросил тот, забирая стакан.

Дакота сняла с пояса солнечные очки, прищурилась сквозь них на калифорнийское солнце. Точным броском отправила Киндл на ближайшее кресло.

— Я пока буду здесь. Позовите, когда будете ужинать.

***

Лед в стакане почти растаял. Майкл подливал себе по глотку, стараясь не увлекаться. Утирая запястьем рот, он сидел возле бассейна, глядя на голубую воду и блики на дне. Бран сидел за своими тремя мониторами, созванивался, что-то координировал. Майкл даже пожалел, что ничего не понимает в его работе — расспросил бы, отвлекся. Но Бран был занят, Дакота, позагорав, ушла наверх смотреть какое-то шоу, и Майклу пришлось оставаться наедине с полчищем мыслей. Он выкурил уже треть пачки, но так и не успокоился.

В Нью-Йорке, в суете расписаний встреч, интервью, фотосессий он словно забыл о Джеймсе. Ему показалось, он оставил все позади и пошел дальше. Но нет. Он не мог ни понять, ни поверить, как это случилось. А главное — как ему теперь с этим жить. Как перестать думать, что Джеймс никогда не зайдет в этот дом.

Небо потемнело, во дворе включилась подсветка. Майкл, потеряв стакан где-то в траве, прихлебывал джин из бутылки. Бран вышел с зажженной сигаретой в зубах, потянулся. Хмуро глянул на Майкла, который не находил себе места.

— У тя случилось чего?..

— Нет, — машинально сказал Майкл. Подумал еще раз и сказал: — Да. Видел Джеймса.

Бран чуть не выронил сигарету, но вовремя спохватился, поймал.

— Иди ты!.. — по инерции сказал он. — И чего?..

Майкл постоял, глядя на подсвеченную лазурную воду, пожал плечами. Бран подошел ближе, взял за локоть и развернул к себе. Отобрал джин, вложил в пальцы вместо него свою сигарету.

— Ну так че?..

Майкл глубоко вдохнул и выдохнул. Слова застряли в горле слипшимся неприятным комком, который никак не сглатывался. Майкл вдохнул еще раз, подождал, надеясь, что сейчас все разрешится само собой. Выдохнул, когда оно не разрешилось.

— Ну… — сказал он. — Че. Так…

— Че он, — Бран взял быка за рога, видя, что Майклу требуется помощь с формулировкой. — Че, не это?..

И Бран мотнул головой в сторону, намекая на некие обстоятельства, не зависящие от действий Майкла.

— Ну, он, — еще раз начал Майкл, разглядывая траву у себя под ногами. — Он не хочет.

— А че он не хочет? — в полный голос возмутился Бран с явной обидой за Майкла. — Че он хочет тогда?..

— Ну, там… — сказал Майкл и сунул руки в карманы. — Там, короче. Все уже.

— Ну, охуеть теперь!.. — сердито заявил Бран. — И че он вообще тогда?..

— Да че он, — сказал Майкл. — Так получилось. По работе.

— По какой работе? Шли его нахрен! Пусть там работает!

— Не могу, — внятно сказал Майкл, обретя дар речи. — Ларри не даст. И съемки уже в феврале. И если сам уйду, то только нахер.

Он провел рукой по волосам, зажевал нижнюю губу. Глянул на Брана, который стоял, набычившись, будто его кто-то оскорбил, и он собирался кому-то как следует врезать.

Бран не поймет. Он всегда был на стороне Майкла, но он не поймет желания закончить все именно этим шагом. Совместным проектом. Работой.

Майкл оглянулся через плечо, будто мог увидеть там свое прошлое. Хотелось найти в нем что-то хорошее. Даже в этой последней встрече. Запомнить, как Джеймс выглядел. Хорошо ведь выглядел. Взрослым. Спокойным каким-то, мирным… Уверенным. И сценарий у него… Сильная вещь. Горькая, злая… тоскливая. Майкл даже не знал, что он пишет. Майкл о нем вообще ничего не знал. И что теперь?.. Найти, прочитать? Сколько у него книг вышло? Может, в них что-то сказано, почему он — так?..

— Мы решили, — сказал он, бросив под ноги дотлевшую сигарету, вдавив ее в землю всей тяжестью несбывшихся ожиданий, — пора прекращать. Никто никому не должен. Ошиблись. Бывает. Не надо было и… это все. Ждать. Зря только время тратил, — сказал он с досадой. — Понятно же было. Ничего не выйдет. Пять лет. Да кто вообще будет ждать пять лет!.. Женился бы уже давно, — буркнул он.

— На ком? — недружелюбно спросил Бран. Он хмуро слушал сбивчивые рассуждения, сложив руки на груди. — На ком бы ты женился — на этой своей доске для серфинга?..

— Может, на ней. Она не хуже других.

— Ты ж по Фабьен недавно иссохся весь. Все прошло уже?

— Фабьен — дура! — раздраженно сказал Майкл. — Я не знаю, чего она хочет. Год бегала от меня к бойфренду. Может, обратно еще прибежит. А я все равно ничего не могу, у меня контракт еще на один "Неверлэнд". А это минимум года два.

— Короче, — решительно заявил Бран. — Забудь мудака. Забей и живи дальше. Глянь на себя — тебе только свистнуть, чтобы на шее гроздьями кто хочешь висел.

Майкл поморщился. Гроздья ему уже давно осточертели. Он устал от беспорядочных связей, доступного секса с кем попало. Он даже стал реже изменять (если это вообще называлось — «изменять») Виктории. Он ее не любил, она его — тоже. Увлечение, сблизившее их в момент знакомства, давно рассеялось. Сейчас они были просто коллегами. Партнерами по бизнесу. Лошадьми в упряжке, скованными парой.

Иногда она даже была ему симпатична, по-человечески. Она трахалась с ним, потому что могла и потому что хотела. Она трахалась с Ларри, потому что тот предлагал ей честную сделку: взлет к вершине в обмен на раздвинутые ноги. Вынырнув из ниоткуда, из какого-то белого гетто в ЮАР, Виктория покоряла Голливуд, как умела. Она считала, что ей повезло: она понравилась Ларри. Тысячи таких, как она, трахались со своими агентами, продюсерами, режиссерами, партнерами по съемкам в надежде, что кто-то из них окажется трамплином — ввысь, к афишам, к славе, к обложкам, контрактам и гонорарам.

Ей повезло. Но Майклу повезло еще больше: его разглядел Зак. Он вытащил Майкла из независимого кино, отряхнул, отполировал, обогрел — и дальше Майкл пошел пробиваться под его руководством. Он снимался, не отказываясь ни от каких ролей, не гадая, что выстрелит. Он просто работал. Как лошадь. И будет работать дальше, потому что другой жизни он не хотел.

— Ты прав, — сказал он, привычно скользнул рукой по карману, нащупывая сигареты. — Надо жить дальше.

— Нажраться хочешь?.. — по-деловому спросил Бран.

— Нет, — Майкл покачал головой. — Не хочу. Все равно это ничего не изменит.

— И молоток, — тот кивнул, на прощание хлопнул его по плечу. — Тогда я побежал.

Он вытащил из кармана телефон, снял его с беззвучного режима, ответил на вызов, широким шагом возвращаясь в гостиную:

— Да! Санчес! Ты поговорил с ним? И что он сказал?..

Майкл глубоко вздохнул, потер грудь костяшками пальцев. Там что-то жгло — наверное, выгорали иллюзии. Он сел возле бассейна, достал телефон, бездумно сунулся в него. Бездумно открыл сообщения.

«Привет», — написал он. — «Я скучаю. Что мне сделать, чтобы мы снова встретились? Я хочу тебя видеть. Я люблю тебя».

«Майкл, отвали» — сразу же ответила Фабьен.

За домом, на подъездной дороге, раздался взбудораженный лай.

Майкл так и не приучился считать себя хозяином Бобби. Он просто заботился о нем в отсутствие настоящего хозяина. Даже если тот исчез из их жизни на десять лет, Майкл был просто временной заменой. Так он думал.

Бобби вылетел из-за дома, с радостным лаем кинулся на Майкла. Ткнулся мордой в лицо, облизал ему щеки, чуть не опрокинул в траву. Майкл обнял его за шею, прижался лбом к серой жесткой шерсти. Вот и все, что ему осталось на память. Бобби. И часы, которые он давным-давно не носил. Они просто переезжали за ним из дома в дом, из страны в страну, лежа, как в гробу, в закрытой шкатулке. Когда-то он считал их своим талисманом. Потом спрятал, чтобы не напоминали. Но Бобби — не часы, его не запрешь в сейф подальше от взгляда.

— Знаешь, друг, — сказал Майкл, ухватив пса за уши и повернув его мордой к себе, — он нас бросил.

Бобби тоненько тявкнул и боднул Майкла в скулу лобастой башкой, пристроил ему голову на плечо.

— Он нас бросил, — повторил Майкл, уверенный в своей правоте. — Больше его не жди.