Время для атаки было выбрано идеально. Борьба за «Оскары» в этом году шла еще жестче — конкуренты Ларри перенимали его методы, осаждали киноакадемиков со всех сторон. Ларри пытался продвинуть сразу три своих фильма, захватить максимум номинаций и максимум наград, потеснив другие студии. Он, как и всегда, вливал в гонку огромные деньги: покупал мнение влиятельных критиков, которые расхваливали фильм, впихивал своих звезд на все вечерние шоу на всех каналах, устраивал вечеринки по самому крошечному поводу, который только можно было пристегнуть к теме фильма. Матерые звезды его студии восхваляли молодых звезд, и ни днем, ни ночью никто не знал покоя.
Под руководством студий скандалы то вокруг одного, то вокруг другого фильма вспыхивали постоянно, не успевал утихнуть один, как уже разгорался другой.
То кто-то вытаскивал на свет божий старые твиты с рискованными шутками, и номинанту приходилось каяться, извиняться и посыпать голову пеплом. На следующий день про это все забывали: вдруг выяснялось, что награждение лауреатов из категорий монтажа и операторской работы не будет показано в прямом эфире — для сокращения хронометража их наградят в рекламных паузах — и монтажеры и операторы выкатывали гневный протест Академии. Но на следующий день с Академией начинала выяснять отношения Гильдия актеров, и про предыдущий скандал уже успевали забыть. А на следующий день ведущий церемонии награждения отказывался от участия, потому что… никто не успевал понять, почему — на следующий день скандал разгорался вокруг байопика, режиссер которого, как внезапно выяснялось, исказил ключевые факты биографии главного героя.
Именно в этот момент Фабьен дала огромное интервью «Нью Йорк Таймс».
— Как вы впервые познакомились с Ларри Блуменсдейлом?
— Ларри был одним из первых людей, с которым я познакомилась в Голливуде, — сказала она. — Я была достаточно знаменита на родине, но мне были интересны американские проекты, мне хотелось поработать с новыми режиссерами, приобрести новый опыт. Когда нас знакомили, его представили мне как «самого могущественного продюсера Голливуда».
— Где это было?
— В Каннах. Нас посадили за один столик на церемонии награждения. Конечно, мне было лестно такое знакомство. В каком-то смысле я вновь была новичком, и мне были нужны связи.
— Кто был с вами?
— Я была со своими друзьями, Ларри распорядился посадить к себе часть нашей компании.
— И каким было ваше первое впечатление от знакомства?
— Мы все были полностью очарованы им — он казался умным, интересным, веселым. Он сказал мне, что он сразу видит настоящий талант — и что меня ждет большое будущее в Лос-Анджелесе. Он был очень обаятельным, и это совершенно обезоруживало.
— Каким был ваш дальнейший опыт общения с ним?
— Второй раз мы встретились с ним после съемок фильма «Сон в летнюю ночь». Он сказал, что его очень впечатлила моя работа и он хотел бы поговорить со мной о моей дальнейшей карьере. Я была очень взволнована. Внимание такого влиятельного человека, который руководит такой крупной студией, может полностью изменить жизнь.
— Где вы встретились?
— Он пригласил меня на деловой ужин с представителями студии, но потом оказалось, что мы будем только вдвоем. Я сразу заметила, что его поведение стало другим. Он буквально пожирал меня глазами. Его обаяние совершенно исчезло, он стал деспотичным, пытался распоряжаться всем — что я буду есть, что буду пить. Когда я заказала себе сок, он заставил официанта принести мне водку с содовой, сказав, что если он платит за обед — значит, он и решает, что я пью. И мне принесли водку, хотя я настаивала, что не хочу. Он отпускал непристойные комментарии, даже не стесняясь, что за другими столиками его мог кто-то услышать.
— О чем вы говорили на встрече?
— Ларри сказал, что у него здесь, наверху, над рестораном, есть частный номер. И что мы может закончить встречу там. Я ответила, что мне больше нравится есть в ресторане. Он сказал, что я не должна быть такой наивной. Что если я хочу быть актрисой, мне нужно уметь делать некоторые вещи вроде этих. Он сказал, что встречался со многими знаменитостями — которых он и сделал знаменитыми — и назвал имена. Очень громкие имена, я была поражена.
— Что вы ответили на его предложение?
— Я отказалась. Он уточнил, понимаю ли я последствия своего отказа. Я была настойчивой. Он сказал — тогда мы здесь закончили. И он просто ушел. На следующий день я узнала, что роль, которая предназначалась мне, была отдана другой актрисе. Мой агент сказал мне в тот день, что не стоило злить его. Он предложил все уладить, сказал мне, что если я буду более покладистой, он простит меня. Но я хочу сказать… Только представьте. Ларри Блуменсдейл — один из тех людей, с которыми вы обязательно столкнетесь, если вы работаете в этой сфере. Рано или поздно, причем скорее рано, чем поздно, потому что он постоянно находится в поиске новых лиц. И вы встречаетесь с ним, с этой влиятельной фигурой, и он говорит вам: «Здесь так устроено». И куда бы ты ни кинула взгляд, ты видишь, как каждый соглашается с ним, уступает ему, заключает с ним сделку. Это везде. Я не думала, что это может измениться. Я не думала, что кто-то вообще хочет что-то менять. Поэтому я вернулась на родину, чтобы быть как можно дальше от него и таких, как он.
Ларри, как всегда, открещивался от обвинений и говорил, что его не так поняли, что он ничего подобного не предлагал, а роль, которую он предлагал Фабьен, отдали другой актрисе только потому, что та лучше для нее подходила.
— Все окончательные решения по кастингу принадлежат команде, — вторили ему представители студии. — Естественно, что когда мы отсматриваем презентации сотни людей и выбираем из них двух, остальные девяносто восемь остаются разочарованными и даже обиженными. «Нью Ривер» и мистер Блуменсдейл никогда не выражали в адрес актрис, занятых или не занятых в наших картинах, ничего, кроме профессионального уважения. Мы сохраняем со всеми корректные и дружеские отношения, и все обвинения в запугивании, принуждении или непристойных предложениях просто абсурдны и являются ложью.
Но у Дакоты и Зака была стратегия. Через несколько дней в другом интервью Ларри упомянули снова.
— Когда мы встретились с мистером Блуменсдейлом, я была моделью. Он хвастался, что встречается с актрисами, но для меня все это звучало так, будто он просто выдумывает. Он с самого начала оказывал мне знаки внимания, предлагал устроить частное прослушивание на роль в сериале, который он делает. Но я не планировала менять профессию и не проявила интереса.
— Как он на это отреагировал?
— Мы были на яхте у одного из моих знакомых. Мистер Блуменсдейл настоял, чтобы я взяла диск с сериалом. Он пригласил меня в свою каюту и сказал, что я должна посмотреть его, прежде чем принимать решение. Я согласилась из вежливости, но в каюте он повалил меня на кровать. С ним было трудно бороться — он крупный мужчина, у меня не хватало сил оттолкнуть его. Я начала кричать, только тогда он отпустил меня. Когда я рассказала об этом друзьям, с которыми была на яхте, они только пожали плечами и сказали: это же Ларри.
Зак и Дакота действовали по плану. Они заручились поддержкой своих влиятельных знакомых, они нашли девушек, которые согласились поделиться своими историями — и столкнули лавину. Если бы Дакота говорила лишь о проблемах девочек из эскорта, толку от этого было бы мало — но с помощью Зака она взяла шире.
Они подняли тему эксплуатации женщин в шоу-бизнесе — и заговорили о том, что для влиятельных и богатых мужчин любая девушка рядом — актриса, модель, стилист, парикмахер, гример, костюмер, горничная, — кажется доступной лишь потому, что находится на расстоянии вытянутой руки. Они заговорили о том, о чем все всегда молчали — о «приватных прослушиваниях» в номерах отелей, о принуждении, о сделках в обмен на роли, о «кушетках для кастинга».
— По решению продюсеров фильма почти вся линия моей героини превратилась в камео, — говорилось в другом интервью. — Во время съемок у меня была второстепенная, но достаточно значимая роль. Ее вырезали почти полностью, оставив только две сцены. Поэтому, когда мой агент сказал, что представители «Нью Ривер» приглашают меня на встречу, я с радостью согласилась. К моему удивлению, мистер Блуменсдейл встретил меня один. И на нем было только полотенце. Он сказал, что хочет проверить, знаю ли я, как вести себя во время съемок эротических сцен. Что он хочет предложить мне фильм, в котором их будет несколько, и хочет быть уверенным в моем умении играть. Он сказал: — Не бойся, я просто хочу узнать, насколько ты хороша в этом. Все через это проходят, это просто этап кастинга. И он снял полотенце и предложил мне начинать импровизировать. Я вылетела из номера в полном ужасе.
— Когда я с кем-то знакомлюсь, особенно с коллегой, актрисой, и нам предстоит совместный проект — конечно же, мы начинаем общаться, — сказал Майкл, когда его попросили прокомментировать разгоревшийся скандал. — И рано или поздно в разговоре с ними я обязательно слышу одну фразу. Рассказывая о своем опыте, о своей карьере, об успехах и неудачах, каждая обязательно добавляет: — Нет, я не «такая девушка». Я ни разу не слышал, чтобы это говорил мужчина. «Нет, я не «такой» — мне пришлось много работать, чтобы пробиться».
Только подумайте — эти девушки стараются оправдаться. Будто любому, глядя на них, само приходит в голову, что они добились своего положения не талантом, а сексуальными услугами. Но все эти «такие девушки», я уверен, предпочли бы делать карьеру иначе. «Такие девушки» оказались уязвимы к манипуляции и угрозам, к физическому насилию, которого они не ожидали. Они стали жертвами — и их же за это и осуждают.
Быть актером — значит иметь совершенно иной уровень личных границ. То, что для каждого человека является интимным, здесь зачастую выставляется на публику. И я говорю не только о публичности в личной жизни. Съемки в любовных, эротических сценах, когда перед толпой совершенно посторонних людей тебе нужно обнажиться и сыграть страсть, а потом твою грудь, твой голый зад увидят миллионы — все это заставляет как-то иначе относиться к себе, к своему уровню допустимого. Границы здесь размываются. И поэтому когда кто-то назначает тебе встречу в отеле, у себя дома, на своей яхте — ты приезжаешь, потому что знаешь: мы все — занятые люди, и ты готов уважать чужое время. И ты не ждешь подвоха.
Связавшись с крупными изданиями, Дакота помогла подготовить несколько разоблачительных материалов. Ее сомнительная репутация заставила общество обрушить на нее шквал критики, мол, кто в своем уме будет доверять свидетельствам проститутки?.. Но Дакота ждала этого шага.
— Как удобна эта позиция, — говорила она, — для тех, кто относится к девушке из эскорта как к вещи. Как удобно оправдывать насилие тем, что оно применено к проститутке. Как удобно, что если ее изнасиловать — она не пойдет в полицию. Преступления словно и нет, если жертва зависима от насильника. Она может быть проституткой — и она будет молчать. Она может быть актрисой — и она будет молчать. Потому что обе они совершенно одинаково боятся заговорить.
Зима стала жаркой, когда случилось то, чего и добивалась Дакота. Скандал вышел из-под контроля. Осмелев от чужих примеров, актрисы заговорили сами. Заку уже не требовалось кого-то искать и договариваться: они начали действовать сами. Они рассказывали, как приходили на прослушивания в номера отелей, где Ларри встречал их в халате на голое тело. Как Ларри вынуждал режиссеров добавлять в фильмы эротические сцены и лично присутствовал на съемках. Как он угрожал, что отказ будет стоить им карьеры.
Отрицания и заверения, что его «не так поняли», больше не помогали. В адрес Ларри полетели судебные иски. Адвокатские конторы жужжали, как пчелы по время сбора нектара, Лос-Анджелес затрясло.
Ларри был арестован. Потом выпущен под залог. Его торопливо исключили из членов Академии. Никто больше не понимал, что будет с «Оскаром» в этом году.
Майкл смотрел на это и понимал, что все это было большой игрой, в которой были задействованы сотни пешек. И он, и Дакота, и Зак, и Фабьен — все они лили воду на мельницу тех, кто оставался в тени. «Нью Ривер Фронтир» была не единственной крупной студией — но Ларри был единственным, кто решил, что ему все позволено. Он привык вынуждать поступать по-своему актрис, режиссеров, продюсеров — всех тех, кто был от него зависим. А когда и этого ему оказалось мало, он решил завести друзей в Вашингтоне, чтобы подняться еще выше. Но другие студии не намерены были прощать ему наглость и беспринципность, с которыми он вел бизнес в последние годы. Они воспользовались моментом — и каждый, кому Ларри когда-то наступил на больную мозоль, каждый, кого он когда-то подставил, подвинул, кому перешел дорогу — каждый встал против него.
Это цунами в очередной раз принесло к Майклу Викторию. Она изменилась — в ней больше не было ни прежней дерзости, ни прежней наглости. Шли разговоры о том, что Ларри покинет руководство студией, а может быть, и сама студия перестанет существовать, поскольку сумма исков к Ларри уже достигла астрономических чисел и продолжала расти. Было ясно, что студия объявит себя банкротом гораздо раньше, чем сумеет расплатиться со всеми, кто жаждал крови.
Виктория была похожа на запуганную мышь. Она выглядела настолько жалко, что это уже не было похоже на игру. Ей и правда было безумно страшно. Ее будущее висело на волоске. Рядом с Ларри она могла быть уверена, что у нее будут фильмы, будет работа и миллионные гонорары. Без него, без его поддержки она боялась остаться никем.
Майкл понимал ее лучше, чем хотел бы. Когда-то у него был тот же самый панический страх вернуться в нищету и безвестность. Сейчас этот страх делся куда-то, и куда — он не знал. Хотя он тоже мог прогореть. Из отчаяния Виктория могла бы утопить его вместе с собой, выставив себя жертвой сразу двух мужчин. Одного — который вынуждал ее спать с собой, второго — который молчал об этом. Она могла повернуть историю так, что они оба пользовались ее зависимостью и страхом.
Майкл не хотел с ней встречаться, тем более после всего того, что она говорила о нем и как подавала их разрыв. Но она подкараулила его в коридорах студии, куда он приехал на вечернее шоу, и когда они столкнулись, поздно было делать вид, что они незнакомы.
— Майкл, надо поговорить!.. — воскликнула она, преграждая ему путь.
— Нам не о чем говорить, — сказал он, но остановился.
У нее дрожали губы.
— Помоги мне!.. Журналисты звонят и спрашивают, какие у меня были отношения с Ларри. Все знают, что он меня продвигал!.. Теперь меня спрашивают, какой ценой!.. Я ничего не могу им сказать, ты же понимаешь! Я не хочу, чтобы все говорили, что я шлюха, что я получала роли только из-за него!.. Что я бездарность!.. Что мне пришлось сосать ему, чтобы сниматься!.. Я этого не хочу!..
— А чего ты хочешь? — спросил Майкл.
— Скажи, что у нас были прекрасные отношения, — попросила Виктория. — Скажи, что хотя мы расстались из-за разногласий, меня ничего не связывало с Ларри. Что я была только с тобой!
— Мы расстались, по твоим словам, из-за моего алкоголизма, — напомнил Майкл. — Из-за того, что я издевался над тобой, унижал тебя и говорил то, что ни одна женщина не должна слышать. Я вообще удивлен, что ты набралась смелости со мной встретиться — тебя же так пугает мое лицо. Оно вызывает у тебя панические атаки, ты говорила.
— Он заставлял меня!.. — взмолилась Виктория. — Ты знаешь, как это работает! Я говорила, что он приказывал!.. Мне было некуда деться!
— Ты выставила меня чудовищем. А теперь я должен называть это прекрасными отношениями?
— Я скажу, что погорячилась!..
— Вот так просто?..
— Скажу, что из-за нашего разрыва у меня была депрессия и я видела все в черном цвете, но теперь понимаю, что преувеличила эмоциональную оценку, что на самом деле те, кто тебя защищал, были правы, ты прекрасный человек!
— А потом кто-то другой прикажет тебе снова облить меня грязью — и твоя эмоциональная оценка снова поменяется? — спросил Майкл. — И ты скажешь, что поддалась желанию верить в лучшее в людях, но ошиблась — я все-таки чудовище?
— Не будь таким злопамятным!.. Я же прошу тебя!..
— Вик, между нами все кончено.
— Если мы скажем, что помирились и снова вместе, меня не будут спрашивать про Ларри!..
— Вик, оглянись, — сказал Майкл. — Посмотри, что творится вокруг. Ларри не удержится. Все меняется. Воспользуйся этим, расскажи, через что он заставил тебя пройти, помоги его завалить.
— Чтобы потом все обсуждали, что я с ним трахалась?! Ты хоть представляешь, как это унизительно?..
— Это твой шанс освободиться от него.
— Ты бы рассказал на моем месте? — с вызовом спросила она. — Тебе бы понравилось говорить о таком перед чужими людьми? Может, система была и говно, но она работала!.. Все в ней были, ты в ней был! Где ты был, такой принципиальный, когда сам согласился прикрывать Ларри?
— Я не оправдываюсь. Если до этого дойдет — я врать не буду. Но ты можешь стать свободной, — сказал Майкл.
— Если ты не поможешь — расскажу, что ты все знал и молчал, — пригрозила Виктория. — Расскажу, что ты использовал меня для прикрытия, а сам все это время трахался на стороне с мужиками — и тебя просто сожрут.
— Тебе это ничем не поможет.
— Мне уже ничто не поможет, — зло сказала она. — Мне нечего терять!
— Позвони Дакоте, — ответил Майкл. — Она это начала. Поговори с ней. Не спасай то, что рушится. Больше не будет таких Ларри, не будет таких, как я. Эта система умрет, ты ничего не вернешь, как было. Ищи что-то новое.
— У меня была прекрасная карьера! — отрезала Виктория. — Меня все устраивало!
— Так ты потому так рыдала, что ненавидишь мужиков, что тебя все устраивало? — спросил Майкл.
Виктория не ответила.
— Просто позвони ей, — сказал Майкл. — Я тебе не помогу. А вот она — сможет.
Майкл валялся на кровати, когда Джеймс позвонил. Майкл поднял над собой телефон, поправил под головой подушку. Между ними было восемь часовых поясов и почти девять тысяч километров.
— Хочу тебе показать — я нашел нам прекрасный диван, — сказал Джеймс.
— Диван?.. — довольно переспросил Майкл. — Зачем?.. Там уже есть один. Красивый и черный.
— А еще есть пустая стена у дальних окон, где сейчас только паутина и дохлый паук, — сказал Джеймс. — Я хочу сделать там уголок с книжными полками, поставить туда письменный стол и диван.
— А, то есть, это будет твой рабочий уголок?..
— Мне нужно тихое место для чтения. Я отгорожу его стеллажом от пола до потолка. Наверху будут стоять цветы, плющ или папоротник, внизу — альбомы и крупноформатные книги, а между ними на полках — что-нибудь декоративное.
— Ладно, — протянул Майкл.
Он не сопротивлялся изменениям в своем — их! — доме и ворчал только для приличия, видя, как стремительно меняется его территория. Он бы позволил Джеймсу даже сломать там все стены, если бы они там были, и выкрасить потолок в розовый.
— Смотри!.. Видно?.. — Джеймс переключился на фронтальную камеру.
Майкл прищурился. Когда изображение подстроилось под просторный, как ангар, мебельный салон, он увидел ряды диванов и кресел, уходящие в бесконечность.
— Ну и что из этого ты хочешь впихнуть нам в квартиру?..
Майклу доставляло необъяснимое удовольствие это «нам». «Мы». «Наше». Он отчаянно скучал по Джеймсу, но ему казалось, что начинать совместную жизнь вот так, с расстояния — безопасно, а то еще можно поехать крышей от счастья. Совместную, мать его, жизнь. Как они мечтали тогда, наивными пацанами, только сейчас — начать на самом деле, по-взрослому. И можно не высчитывать, сколько процентов скидки даст студенческая карта Джеймса, можно не искать съемное жилье — можно купить чертов диван в собственную квартиру — а потом валяться на нем, трахаться на нем, жить с ним в одном пространстве и времени, Господи!..
— Что думаешь насчет этого?.. — серьезным тоном сказал Джеймс, показывая один экземпляр, синий в шотландскую клетку.
— Нет, — тут же отозвался Майкл сварливым тоном. — Нет!.. Ты что? У него мягкие подлокотники.
— Что в них плохого?..
— Ты не сможешь опереться на них локтем, не поставишь банку пива и не положишь книжку.
— Я не будут пить пиво во время чтения.
— Бокальчик прекрасного вина, — поправился Майкл, стараясь голосом передать, как высоко он ценит снобизм Джеймса. — Или колы. Минералки. Текилы. Просто — нет. Давай еще.
— Ты невыносим, — довольным и веселым тоном сказал Джеймс. — Ладно… смотри еще.
— Кожаный?.. — скептически протянул Майкл.
— А что?..
— Рыжий, — с сомнением сказал Майкл.
— Да, кожаный, рыжий. Смотри, какая роскошная обивка — я покажу ближе, — телефон приблизился к сиденью дивана, по нему скользнула рука Джеймса. — Ты бы знал, какой он наощупь!..
— Ты к нему приклеишься, — со знанием дела сказал Майкл.
— Почему это?..
— Потому что я выдеру тебя на этой роскошной обивке, держа задом кверху, и ты будешь отлипать от нее вот так, — Майкл изобразил губами влажный чмокающий звук, и Джеймс рассмеялся.
— Майкл!.. Какая пошлость, фу!..
— Встань на него коленками и проверь, удобно ли, — посоветовал Майкл. — Пощупай спинку, чтобы удобно было держаться.
— Прекрати, — Джеймс все еще смеялся.
— И проверь, чтобы он был длинный, — сказал Майкл. — И широкий. Чтобы мы вдвоем могли лежать там не как в гробу.
— Майкл, я выбираю диван не для того, чтобы заниматься на нем сексом! — возразил Джеймс, правда, как-то без особенного возмущения.
— Вся мебель в нашем доме будет для того, чтобы заниматься на ней сексом.
— Посмотрю, как ты это провернешь с креслом на колесиках!..
— Легко! — уверенно сказал Майкл.
— Посмотри, а вот этот?.. — Джеймс показал очередной вариант дивана, кокетливо уходя от темы.
— Ну, — протянул Майкл, пытаясь найти какой-нибудь изъян в широком сером диване, который выглядел так, что на него немедленно хотелось прилечь. — Этот ничего. Кажется удобным.
Джеймс издал довольное «Ооооо!», приземлившись на него задницей.
— Он потрясающий!.. — протянул он. — Я поеду на нем домой.
Он лег на него, вытянул ноги и расслабленно вздохнул.
— Майкл, это диван моей мечты.
— Ну, это серьезное заявление, — солидно сказал Майкл. — Диван мечты!.. Ты же понимаешь, что я не могу с этим спорить?..
— Давай поспорим насчет тарелок, — дипломатично предложил Джеймс. — Или коврика в ванную.
— У меня там есть коврик!.. — возмутился Майкл. — Зачем тебе второй!..
— Он по цвету не сочетается со шторкой.
— Так поменяй шторку!..
— Нет, я хочу поменять коврик, потому что шторка мне нравится.
— Ну и как с тобой спорить? — недовольно спросил Майкл. — Это читерство.
— Почему?.. — с любопытством спросил Джеймс.
— Потому что ты говоришь волшебную фразу.
— Какую?..
— «Мне нравится», — сказал Майкл. — Ты же понимаешь, что я не могу отказаться сделать так, как тебе нравится?..
— Эй, вчера ты еще как отказывал, когда мы выбирали обеденный стол.
— Потому что зачем нам обеденный стол на восемь человек?.. — возмутился Майкл.
— Потому что у тебя океан пустого пространства, и маленький стол не будет смотреться, нужен длинный. А еще у тебя в Лондоне полно друзей, и если мы пригласим к себе твоих родителей и еще пару человек, их будет некуда посадить за маленьким столом.
— Да кто в наше время вообще обедает за столом!.. — Майкл попытался вернуться к прежнему спору, но Джеймс, покинув скопление диванов, уже был в секции выставочных столовых. Он сунул в камеру тарелку:
— Смотри.
— Хм, — сказал Майкл. — Зеленая. А еще покажи?
— Еще, — протянул Джеймс, — вот белая, с ободком.
— Симпатично, — сказал Майкл. — А еще?
Они выбирали тарелки и салфетки, кольца для салфеток, стулья, коврики, наборы ножей, стойку для вина, столовые приборы, настенные часы — миллион самых разных мелочей, совершенно необходимых для того, чтобы в доме было уютно. Спорили, но больше смеялись. Обсуждали часами, какой цвет и рисунок лучше, шторы или жалюзи, золотистые подсвечники или медные, красные свечи или белые.
— Это лучше, чем секс по телефону, — признался однажды Джеймс, валяясь на сером диване и глядя в окошко Скайпа на ноутбуке. — Я никогда не думал, что банальная покупка вилок может быть такой захватывающей.
— Кстати о сексе по телефону, — с воодушевлением начал Майкл.
— Нет.
— Детка!.. Я же соскучился!
— Соскучился — прилетай.
Майкл попытался притвориться обиженным, но тут его мысли перескочили на другую тему:
— Знаешь, что мы забыли?..
— Что? — спросил Джеймс с нездоровым энтузиазмом.
— Прикроватные тумбочки.
— Боже!.. — тот нервным жестом вцепился в волосы, сжал их в кулаке. — Мы же выбирали!.. У тебя сохранилась ссылка?..
— Сейчас посмотрю.
Они оба ненадолго замолчали, сосредоточенно пролистывая историю сообщений.
— Нет, это было в телефоне, — сказал Майкл и потянулся за своим смартфоном. — Я помню, мы выбирали на прошлой неделе. С двумя ящиками.
— А не с тремя?..
— Или с тремя, — Майкл не стал спорить. — Это же такое место — нужно много всего хранить.
— Что ты там собрался хранить?.. — весело спросил Джеймс. — Кроме самого очевидного?..
— Мало ли мелочи может понадобиться ночью!.. — отозвался Майкл, будто список этих мелочей был само собой разумеющимся. — Жвачка, презервативы, наручники, леденцы от кашля, массажный крем, порножурнал, набор фаллоимитаторов…
Джеймс рассмеялся.
— Набор?.. — повторил он.
— Конечно! — с уверенностью подтвердил Майкл. — Ты видел, какие сейчас делают?..
— Нет, я как-то не интересовался.
— Ну, я тоже не специалист, но Дакота так рекламирует, что не захочешь — проникнешься. Тебе разве не любопытно попробовать?.. Зачем иначе нам три ящика в тумбочке, скажи пожалуйста? — с явной иронией спросил Майкл. — Что туда класть? Вставные зубы?
— Давай сначала выберем тумбочки, а потом будем решать, что там хранить, — предложил Джеймс. — Я нашел ссылку.
— Наоборот, — сказал Майкл, открывая ссылку на сайт мебельного салона. — Сначала нужно решить, что мы там храним, и потом подбираем по функционалу. О, вот эта с железными ножками — я ее помню.
— Мне нравится состаренная, из яхтенной коллекции, — сказал Джеймс. — С канатом вместо ручек.
— Тоже подойдет, — отозвался Майкл. — А давай тебе одну, мне — другую?..
Джеймс с сомнением замычал по ту сторону камеры.
— У меня скоро голова разболится, — пожаловался он. — Почему мы не наняли дизайнера?..
— Потому что в жопу дизайнера, — отрезал Майкл. — Это наш дом, и мы сами должны решить, как он выглядит.
— Хорошо еще, что ты не предлагаешь его самим построить, — пробурчал Джеймс. — Или самим сколотить мебель.
— Между прочим, — оживился Майкл, — я видел на Пинтересте отличную идею — как сделать кофейный стол из деревянных паллет. Я бы мог.
Джеймс сначала фыркнул, потом замолчал. Потом задумался.
— Знаешь, я тоже видел одну идею, — с некоторой надеждой сказал он. — И почему я раньше об этом не подумал?..
— Не забывай, я могу не только гвоздь в кирпичную стену вбить, — заносчиво сказал Майкл. — Выкладывай свою идею.
— Я хочу, чтобы книжные полки держались не на уголках, а на стальных трубах, — сказал Джеймс. — Я сейчас сброшу тебе пару картинок. Когда приедешь — мы все обсудим.
— Я у отца сварочный аппарат арендую, — сказал Майкл, разглядывая присланные конструкции. — Он как раз недавно хвастался, что новый купил. У него в гараже это — день работы. Ну, два.
Джеймс улыбнулся с озорством, глядя на Майкла.
— В гараже, да?..
Майкл посмотрел на него с осуждением. Не помогло — лицо все равно загорелось.