52 Гц

Глава 9

Майкл, протирая глаза, запивал чаем теплый сэндвич с ветчиной и сыром. Фредди растолкала его сегодня чуть ли не в шесть утра: ей не терпелось бежать, смотреть, пробовать, трогать все, что можно трогать и глазеть на все, что трогать нельзя. Майкл сказал, что она офигела, и что раньше семи он не поднимется. Поднялся в итоге без четверти семь, но только потому, что спать все равно было нельзя: Фредди, даже стараясь быть тихой, сопела, топала, вздыхала, скрипела стулом, шуршала бумагой, так что Майкл не выдержал и встал раньше срока. Фредди первым делом попросилась в конюшню, но Майкл сказал, что первым делом будет завтрак, а потом он подумает и решит, как провести день.

На съемках работала кейтеринговая компания, поскольку паб не справился бы с наплывом желающих перекусить — он едва справлялся с наплывом желающих пропустить стаканчик. В полотняных шатрах размещался буфет и столы с закусками. Фредди нагребла себе целую тарелку салатов, Майкл посмотрел на это и взял себе только пару горячих сэндвичей. Фредди точно сама все не осилит, и ему явно придется ей помогать, так что он не соблазнился ни омлетом, ни беконом, ни картофельным пюре с сосисками.

Они присели за свободный столик под тепловой пушкой. Майкл выдал Фредди пластиковую вилку, которую та в спешке забыла, взял вторую, чтобы разорять гору овощей и зелени, которую она себе собрала. Фредди вылавливала огурцы и кукурузу из салата и болтала ногами.

— Откуда в тебе столько жадности, — сказал Майкл. — Ты же все это не съешь.

— У меня было голодное детство! — выпалила она.

— Не придумывай, у тебя было нормальное детство.

Он ткнул вилкой в салат, но Фредди молниеносно отобрала у него кусок помидорки и сунула себе в рот.

— Голодное!.. — смеясь, пробубнила она с полным ртом.

— Или жуй — или хохочи, — предостерег Майкл. — Но не все сразу.

В шатер заглянул Джеймс. Он налил себе кофе из термоса, взял кусок шоколадного торта. Майкл встретился с ним глазами, сдержанно кивнул и тут же отвел взгляд, надеясь, что Джеймсу не придет в голову светлая мысль подсесть к ним.

Впрочем, даже если бы она и пришла — его спас Коди. Не спрашивая разрешения, он упал на стул рядом с Майклом и радостно растрепал Фредди макушку:

— Привет, красотка! Вот это ты подросла! Дай пять! — он подставил ладонь, и Фредди врезала по ней со всего маху.

Они были знакомы — заочно — еще с тех времен, когда Майкл каждую неделю звонил семье по Скайпу, а Коди маячил у него за плечом и передавал всем привет, особенно вон той, рыжей, на которой он обязательно женится, как только она подрастет.

Если бы Майкла спросили, то он бы сказал, что Коди совершенно не подходит на роль его трагически погибшего друга Дэвина. Коди был высоченной каланчой с плечами атлета — бывший баскетболист, стриптизер, серфер. Громкий, веселый, как пьяный медведь. Дэвин — по крайней мере, в книге — был мечтателем и идеалистом, который верил в человеческую гуманность, разум и просвещение. Трудно было представить, что Коди способен это сыграть — у него была абсолютно не та фактура.

— Ну, как дела? — спросил Майкл. — Где сейчас работаешь?

— Да то там, то сям, — отмахнулся Коди, потом спохватился: — Работы полно! Везде зовут! У меня агент — просто зверь, такие роли мне достает!.. Я сейчас хочу сериалами заняться. Зовут кое-куда. Я серьезно думаю, знаешь, — он покачал в воздухе вилкой, — сериалы — это же будущее! Платят прилично, работа стабильная, один не взлетел — идешь в следующий. И очень прибыльно, понимаешь?

— Да, здорово, — Майкл покачал головой, поддерживая на лице улыбку. — Поздравляю.

Судя по всему, дела у Коди шли хуже некуда. Ему давно не доставалось приличных ролей, даже второстепенные становились все больше похожи на камео. А сериалы — это была кабала, как бы Коди ни расписывал их преимущества. Ты связываешь себе руки и не можешь никуда рыпнуться. В конечном итоге за год работы в сериале ты получаешь меньше, чем за несколько месяцев съемок блокбастера. А если сериал оказывается успешным — то из тебя выжимают все соки, вырывают твоему герою руки, ноги, чувство здравого смысла — что угодно, лишь бы удержать зрителя. В итоге ты вообще не понимаешь, кого ты играешь и зачем.

И ради чего?..

Коди жизнерадостно пел, как у него все прекрасно, сколько у него предложений, как он не знает, что выбрать, а Майкл сидел, слушал, и понимал, что Коди впихнули сюда лишь потому, что его агент, а может, они оба троекратно отсосали всему руководству студии.

Фредди, болтая ногами, внезапно пнула Майкла под коленку.

— Эй, коза, — он сморщился, улыбаясь, потер ногу, — следи за конечностями.

— Ой, — весело отозвалась она. — Извини!

Майкл машинально отыскал глазами Джеймса. Тот пил кофе с кем-то из съемочной группы, они тоже что-то обсуждали. Майкл поспешно отвернулся, чтобы Джеймс не успел перехватить его взгляд. Коди перемигивался с Фредди — она моргала ему двумя глазами сразу, дурачась, а он — попеременно, то одним, то другим. Майкл заулыбался: эти двое всегда прекрасно ладили.

— Ты лохматая, как мамонт, — сказал он и протянул руку, чтобы поправить сестре челку. — Чего косу не заплела?

— О! У меня есть расческа! — подхватился Коди. — Помочь?..

— Помочь! — приказала та.

Коди подтянул Фредди к себе вместе со стулом, распустил толстую косу, небрежно заплетенную и кое-как перехваченную резинкой. Прошелся по ней маленькой расческой. Но та была слишком мелкой, путалась в густых вьющихся волосах.

— Начинай с хвостов, — снисходительно посоветовал Майкл, который в вопросах расчесывания этой копны был почти экспертом. — Одной рукой держишь под затылком, второй чешешь. Начинаешь снизу, двигаешься выше.

Коди взялся, как было сказано — и дело пошло быстрее.

— Откуда ты умеешь плести косы? — спросила Фредди, ерзая задницей на стуле.

— А это все умеют, — небрежно отозвался тот. — Это же просто.

— А Майкл вчера чуть не подрался из-за меня! — жизнерадостно сообщила она.

— Кто тебя обидел? — грозно спросил Коди, аккуратно переплетая пряди и приглаживая пушащиеся волосы.

— Никто меня не обижал, наоборот, один человек сказал, что у меня потрясающий цвет волос, и хочу ли я стать актрисой.

— А ты что?

— А я сказала, что не хочу!

— А Майкл?

— А Майкл позвал его отойти, но я все слышала, потому что они никуда не отошли, и он сказал, что у меня будет нормальное детство и чтобы мне больше не предлагали это дерьмо.

— Фредди, — укоризненно сказал Майкл. — Что за выражения.

— Нормальные жизненные выражения! — поддержал ее Коди.

— А я все равно не хочу в актрисы, я хочу быть пиратом, циркачкой или авиаконструктором. А еще укротительницей лошадей, — добавила она спустя мгновение.

— Пиратом быть в сто раз интереснее, чем актрисой! — согласился Коди.

— Майкл обещал научить меня фехтовать! — воскликнула Фредди и взмахнула вилкой в воздухе. — Мы пойдем сразу, как поедим! Хочешь посмотреть?

— Я сам научу тебя фехтовать! — подхватил тот. — Я знаешь, как фехтую? Меня все боятся, вот как.

Он закрепил косу резинкой и опустил руки. Фредди тут же перекинула ее через плечо, придирчиво оглядела и забросила на спину.

— Я побью вас обоих, — заносчиво заявила она.

— Ирландцы сражались вот такими палками, — Майкл продемонстрировал Фредди бутафорскую трость, прокрутил ее в пальцах. — Им было запрещено носить оружие, так что они нашли другой выход.

Фредди смотрела на него во все глаза, задерживая дыхание от восторга.

— А мне можно?.. — она протянула обе руки, и Майкл передал ей трость.

— Только не размахивай во все стороны, это все-таки оружие, хоть и ненастоящее, — предупредил он. — Смотри, вставай вот так… Ноги шире, разверни носки. Колени чуть согни — нет, не так сильно.

Он поставил ее в боевую стойку, показал пару самых простых приемов, которые выучил еще на съемках «Неверлэнда». Фредди с энтузиазмом принялась их репетировать, прыгая по тренировочной площадке и вопя, что она — королева пиратов.

— Иди сюда, королева пиратов, — позвал Коди, взяв вторую трость. Они были легкими, тренировочными — с ними ставили хореографию боев, отрабатывали движения.

Фредди с кровожадным криком бросилась в атаку. Коди, смеясь, отбивался, легко парируя удары, она наседала, гоняя его по всей площадке, хохотала, радуясь каждой маленькой победе. Майкл не выдержал — включился в игру. Рыжий вихрь окружал их со всех сторон, только успевай поворачиваться. Фредди хохотала звонко, задиристо. Когда безудержная инерция унесла ее к краю площадки, Майкл и Коди переглянулись, выпрямились.

— Задала жару, да? — сказал Коди, локтем вытирая лоб. — Вот же счастливый ребенок. Хотел бы я быть таким в ее возрасте.

— Хотел бы я, чтобы она всегда была такой, — сказал Майкл.

— Сзади!

Трость врезалась ему под колени, ноги рефлекторно подогнулись, он упал на колени. Фредди, ахнув, бросила палку, прижала обе ладошки ко рту, с ужасом глядя на него.

— Ты в порядке?.. — Коди тут же оказался рядом, навис. Майкл кое-как сел, согнулся, растирая ушибленное место. Болело адски, отдаваясь аж в щиколотке, колени ныли — кажется, Фредди случайно попала в очень неудачное место. Майкл закатал штанину, ощупал место ушиба. Фредди всхлипывала от ужаса, глядя на него.

— Что ж ты делаешь, — морщась, сказал он.

— На вид ничего страшного, — уверенно сказал Коди. — Просто синяк будет. Я принесу лед.

— Прости, прости меня пожалуйста!.. — Фредди, отмерев, кинулась Майклу на шею, прижалась к шее мокрым лицом.

— Да ладно, ничего, — тот погладил ее по спине. — Все в порядке.

Ушиб пульсировал и горел, Майкл растирал его, пока Коди не принес холодный компресс.

— Очень больно?.. — жалобно спросила Фредди.

— Не очень, — сказал Майкл. — Никогда так больше не делай, ладно? Ты же видела, что я не смотрю на тебя. Что на тебя нашло?

— Я не знаю, — Фредди испуганно надула губы. — Оно само…

— Ничего не «само», — сказал Майкл. — А если бы ты мне в лицо попала? В глаз?..

У Фредди дрожали губы, она всхлипывала и утирала нос. Майкл притянул ее к себе, обнял.

— Сейчас все обошлось, — негромко сказал он ей на ухо. — Но иногда одной секунды хватает, чтобы ничего уже нельзя было исправить. И всем становится плохо. И тебе, и тем, кто рядом с тобой. Так что думай, что творишь, ладно?.. И не реви, — Майкл отстранил от себя Фредди, вытер ей глаза. — Ты меня не убила. Но мы больше так не играем.

Та хлюпнула носом, кивнула.

Майкл попытался подняться на ноги, но с первой попытки не смог. Коди протянул ему руку, чтобы помочь, Майкл уцепился, подтянулся рывком. Прошелся, прихрамывая.

— Ладно, — сказал он. — Жить буду. Но теперь только мирные экскурсии.

Съемки должны были начаться лишь через пару дней, так что на мирные экскурсии времени у них было — вагон. И Майкл показал ей свою жизнь — ту ее часть, которая придавала смысл всему, что он делал. Он познакомил Фредди с гримерами, ей разрешили посидеть в кресле перед зеркалом и нарисовали пиратский знак на щеке.

Отвел в костюмерную, где Фредди дали влезть в подходящее платье, чтобы сделать пару фото. Показал реквизит, неотличимые от настоящих пистолеты, ножи, драгоценные ожерелья. Рассказал, как идет работа, как снимаются дубли. Фредди было интересно все: попрыгать на репетиции танцев рядом с группой из массовки, поваляться на матах, поглядеть на камеры и мониторы, пока операторская группа пристреливалась к местности и делала планы, влезть в каждое занимательное место старинного дома, от подвала до чердака. Майкл даже рассказал ей историю с призраком, от которой Фредди была в полном восторге.

Читку сценария делали в танцевальной зале поместья. Владельцы не жили здесь, сдавая старинный дом туристам, свадьбам и студиям. Его аккуратнейшим образом подготовили: уже перестелили полы, чтобы не повредить драгоценный столетний паркет, заменили антикварные шелковые ковры имитацией, проложили рельсы для камер, расставили световые пушки. Декораторы все еще работали в комнатах, художественно покрывая картинные рамы и полки пылью. Владельцев дома предупредили, чтобы примерно месяц в доме не делали уборку, чтобы он выглядел в нужной степени запущенным, но естественная запущенность, конечно, не шла ни в какое сравнение с художественной.

За окнами лил зимний дождь, внутри было тепло и уютно. Все сидели большим кругом — пока еще обычные люди, в скором времени — соперники, любовники, враги и союзники. Без грима и костюмов они казались будничным собранием вроде какой-нибудь группы поддержки. Майкл не знал, что выйдет в итоге. Что получится, когда они возьмутся за работу, включатся, вложат в свою роль часть души? Предвкушение волшебства будоражило его.

Фредди хотела посидеть с ними, но Майкл предложил ей остаться в трейлере и подождать его — или побыть на конюшне под присмотром Элис. Фредди выбрала конюшню, и Майкл убедительно попросил ее вести себя прилично и сказал, что он надеется, что она не вляпается в приключения и никуда не свалит оттуда, где он ее оставит. Фредди сказала — «без проблем».

К Майклу подсел Питер, они кивнули друг другу, не здороваясь. Каст был незнакомым — практически на все роли взяли актеров, о которых Майкл если и слышал, то краем уха. Несколько французов, большинство — ирландцы. Кто-то засветился в сериалах, кто-то регулярно мелькал на заднем плане, у кого-то были маленькие роли в маленьких фильмах. Среди них он был единственной серьезной знаменитостью, так что на него посматривали с любопытством и вежливым интересом. Майкл смотрел в ответ, машинально оценивая, кого можно будет подцепить. Там было трое симпатичных девчонок — рыженькая, блондинка и брюнетка. Каждая сдержанно улыбалась, сохраняя незаинтересованный вид. Рыжая Миллиган должна была играть его сестру. Блондинка Аланис — невесту. Брюнетка Коти — несостоявшуюся любовницу. Каждая была интересной и по-своему привлекательной, и они переглядывались, улыбаясь друг другу. Майкл гадал, которая из них клюнет первой.

Джеймса не было, и Майкл почти был ему благодарен за это. Видеть его лишний раз было бы слишком, тем более сейчас, когда они начали серьезную работу. Джеймс бы отвлекал его одним своим присутствием.

Каждый член каста, конечно, уже прочитал сценарий, но им, полутора десяткам людей, предстояло работать вместе, играть на камеру страсть, горе, радость и гнев. Предварительных репетиций не было, они все собрались вместе только сейчас, и, начиная с этого момента, им предстояло творить волшебство. Искать линии взаимодействия между героями, наполнять слова смыслом, напитывать их своей кровью и своим потом. Майкл раскрыл сценарий на первой странице, положил на колено. Питер сделал так же.

Режиссер поднялся с места, завел короткую речь. Он был французом, так что Майкл понятия не имел о его прежних работах — хорош тот был или плох, как он работал, чего требовал. Майкл прослушал его имя, уловил только «Шене», но было это имя или фамилия, он так и не понял. Режиссер был другом Боннара — одного этого факта Майклу хватало, чтобы смотреть на него предвзято и пропускать его речь мимо ушей. Это, конечно, было зря, но он не мог сфокусироваться ни на одной его фразе — он включился, когда все захлопали. Потом Шене дал знак начинать. Питер кашлянул, прочищая горло, глотнул воды.

— Мистер Эксфорт, — сказал Майкл, вкладывая в голос легкую неприязнь. — Я Эрик МакТир.

— Эрик, — отозвался тот, чуть более испуганно, чем стоило бы.

— Коляска ждет вас, — бросил Майкл.

Они читали долго — пока просто читали, не прерываясь и не останавливаясь. Майкл слушал разноголосый хор и мысленно уплывал в те времена, в ту холодную, истерзанную Ирландию. Это было особое чувство. Когда он ловил его — он знал, что его герой подчинится ему, позволит влезть в свою шкуру, вложит в голос все нужные чувства, поможет одними глазами на неподвижном лице передать смертную муку.

Он не сказал бы, что погружается в роль. Нет. Роль всасывала его без остатка, оставляя одну сухую истрепанную оболочку. А потом наполняла ее чужими мыслями, чувствами и словами. И когда это происходило, когда он позволял себе отступить и рассматривал новую, едва рожденную личность поближе, присваивал ее — чтобы потом с легкостью накидывать ее на себя, как рубашку.

Так и сейчас, проникаясь своим героем все глубже, он сам замечал, как голос становится сочнее, как в нем прорезается старый акцент, как на языке сама появляется сладкая горечь от едких слов. Он заражал других, он слышал, как они подтягиваются, как меняется дыхание у Питера, как священник говорит резко и холодно, а в голосе старшей сестры концентрируется яд.

Волшебство начиналась.

Они не останавливались и не делали пауз. Майкл следил за репликами Питера, но в сценарий почти не смотрел — он знал его наизусть, и поверхностно бегал глазами по строчками, перелистывая текст в голове, подмечая, что вносили от себя другие актеры — и как ему придется реагировать на это. Финал был их с Питером. Тот под конец начал говорить в нос, сипловато от сдержанных слез. Актеры, чьи персонажи к этому моменту были уже мертвы, живописно лежали на полу, наглядно напоминая о потерях.

Они обменялись последней парой реплик, и Шене зачитал финал сцены. Повисла недолгая тишина, а потом кто-то начал хлопать. Все влились в аплодисменты друг другу, «мертвецы» поднялись и вернулись на свои стулья, зашелестели страницы закрываемых сценариев.

Они справились.

Кажется, они справились. Питер рядом хлопал и шмыгал носом. Финал, впрочем, тронул многих — Майкл видел увлажнившиеся глаза. Хороший знак. Режиссер подытожил прочитанное, устроил короткий разбор, оценивая работу. Он прошелся по каждому, даже по Майклу, и тот, оценивая его реплики, мысленно одобрил то, что тот говорил. Наверное, работать с ним будет не очень дерьмово.

Фредди сидела в конюшне на увязанных в тюки соломенных брикетах, сложенных в лестницу. К неудовольствию Майкла, рядом с ней нашелся и Джеймс. Они сидели, как старые друзья, болтали — и Фредди даже выглядела вполне мирной и почти спокойной. Она не вертелась, как ужаленная, не подпрыгивала, не болтала ногами.

— Я никуда отсюда не уходила! — довольным тоном сообщила она, будто выполнение обещания с ее стороны было хорошо продуманной каверзой.

— Ты молодец, — сказал Майкл и подставил руки, чтобы Фредди спикировала в них с высоты своего насеста. Фредди без колебаний спрыгнула с высоты, он поймал ее, подкинул, перехватывая, чтобы удобнее устроить на руках, подхватив под задницу. Та обхватила его руками за шею, прижалась щекой к макушке, глядя на Джеймса. Тот смотрел в ответ и улыбался, каков говнюк.

— Как все прошло? — спросил он.

— Хорошо. Спасибо, что приглядел за ней, — сказал Майкл.

— Без проблем, — Джеймс пожал плечами. — Мы отлично провели время.

«Они отлично провели время!.. — с досадой подумал Майкл. — Скотина какая».

— Ладно, я — мне нужно идти. Уложить ее спать, — сказал Майкл.

— Я пройдусь с вами, мне по пути, — сказал Джеймс.

Над площадкой светились вереницы лампочек. Тропинка шла под ними — и дальше, в темноту, к трейлерному парку. Майкл нес сестру на руках. Фредди сначала вертелась, потом притихла, потом устроила голову ему на плечо, потом засопела, заметно потяжелев. Заснула. Майкл сбавил шаг, чтобы не разбудить. Зверски хотелось курить, аж зубы чесались. Он терпел. Шли молча. Джеймс следовал рядом, будто ему было в ту же сторону, хотя Майкл прекрасно знал, что тот разместился в одном из подновленных домов с полным комфортом. Обычному сценаристу вряд ли выделили бы целый дом, но он же был консультант, друг режиссера, без пяти минут муж продюсера, так что отношение к нему было особым. Майкл шагал, сжимал зубы.

Джеймс знакомым жестом сунул руку в карман куртки, достал пачку сигарет. Как будто угадал, как будто хотел дополнительно поиздеваться!.. Майкла мутило без сигареты, ему казалось, его уже подташнивает от никотинового голода. Он вытерпел еще несколько шагов, с десяток, кажется, потом остановился.

— Можно?.. — глухо спросил он. — Пожалуйста.

Джеймс глянул на него удивленно, потом спохватился:

— Да, конечно. Бери.

Протянул «Голуаз». Майкл профессиональным жестом выудил одну, перехватил Фредди одной рукой. Та крепко дрыхла у него на плече, беззвучно и тихо.

— Тебе не в эту сторону, — негромко сказал Майкл.

— Я хотел прогуляться.

Он щелкнул бензиновой зажигалкой, поднял, чтобы Майкл не наклонялся к огню. Красивая вещь. Стальной корпус, какой-то парусник на крышке. У Майкла когда-то тоже были такие: стильные, с первого взгляда видно — вещь. Он все растерял, и даже не помнил — где. А одноразовые, с потертыми принтами и исцарапанным боком, неоново-желтые, красные, розовые, служили ему годами.

Он прикурил, затянулся. Табак был крепким, с незнакомым вкусом. Блядские французские сигареты. Он вдохнул полной грудью, выдохнул в сторону. Зашагал дальше. Тянуло поговорить, но о чем?.. Они друг другу уже все сказали. Уже все выяснили. И Майкл молчал.

Джеймс теперь чужой. Чужой жених, чужой муж. Майклу он больше не принадлежал — он семь лет прожил с другим человеком. Любил его, наверное?.. Не любил бы — не согласился бы на свадьбу.

Майкл чувствовал внутренний ропот от одной только мысли, но сам останавливал себя. Джеймс не обещал ему сидеть и ждать, как принцесса в башне. Да Джеймс, так-то, вообще ничего ему не обещал. Говорил, что любит — но любовь, штука такая. Проходит. Кончается. Вот и у него кончилась, видать. Что теперь, так и бегать друг от друга?.. Делать вид, что незнакомы?.. Как дети, ей-богу.

— У тебя очень красивая сестра, — сказал Джеймс.

— Ага, — сказал Майкл.

— Она тебя очень любит.

— У нас в семье все всех любят.

Джеймс запнулся, огонек его сигареты мигнул в темноте. Майкл невовремя вспомнил, что не перед тем решил похвастаться. У Джеймса в семье, как он помнил, все было не радужно.

— Извини, — сказал он. — Я не подумал.

— Ничего, — ровным тоном сказал Джеймс. — Я знаю, ты иногда просто не думаешь.

— Я извинился! — вспылил Майкл, потом вспомнил про Фредди, спящую на плече, про то, что вообще-то сам виноват, и нечего тут… Насупленно повторил: — Извини. Я не хотел тебя задеть.

— Я помню, ты говорил как-то, что хотел бы сестру, — сказал Джеймс.

— Я много чего говорил, — буркнул Майкл.

Дым, подсвеченный фонарями, желтым облаком уносило в сторону от дороги. Ветер был сырой, игривый — то бросался порывом в спину, будто пытался всадить нож, то плевал моросью в лицо. Потом фонари кончились, началась темнота. Луна пряталась за облаками, очертания кустов у дороги еле различались глазом. Майкл пялился в темноту, чтобы не пропустить поворот к трейлерному парку.

— Значит, будешь здесь до конца съемок?.. — спросил он, просто чтобы не молчать.

— Да, — отозвался Джеймс. — Все четыре месяца.

— Четыре — это если график не сорвется. Природа, погода… катаклизмы. Человеческий фактор.

— Я останусь здесь, пока буду нужен, — спокойно сказал Джеймс.

Майкл почти не видел его в темноте, но слышал его голос. Голос был не мальчишеский. Но, привыкая, прислушиваясь к нему, Майкл начинал узнавать. Так бывает, когда встречаешь кого-то через много лет: сначала не понимаешь, что это тот же самый человек, он кажется совершенно чужим. Но сейчас Майкл вдруг начал узнавать. Наверное, темнота помогала. В темноте фигура Джеймса, если не глядеть на него прямо, казалась такой же, как раньше. И голос. Можно было прикрыть глаза и притвориться… Что он тот же самый. Иллюзия вдруг показалась такой четкой, что Майкла кольнуло в сердце. Он остановился, переводя дыхание.

— Потерялись? — спокойно, даже с любопытством спросил Джеймс.

— Нет, — хрипло отозвался Майкл. — Почти пришли. Просто рука занемела.

— Хочешь, я ее понесу? — предложил Джеймс.

— Справлюсь, — ворчливо отозвался Майкл. — В ней весу, как в курице.

В кустах возник просвет, в нем показалось свечение — дорога поворачивала к трейлерному парку. Майкл свернул, зашагал по хрусткому гравию.

— Знаешь, — сказал он. — Давай просто поработаем вместе. Мы сможем. Я люблю это, — он кивнул вперед, в сторону освещенной стоянки. — Хочу сделать все хорошо. Как можно лучше.

— Я тоже, — негромко сказал Джеймс.

— Я не хочу вместо работы выяснять, кто в чем виноват, — сказал Майкл, не глядя на него. — Давай просто не будем. Я уверен, тебе есть что мне сказать, я бы тоже, наверное, выговорился… Но это уже неважно, да? Поставим точку и разойдемся.

— Неважно, думаешь?

— Да.

Джеймс молчал как-то многозначительно. Насмешливо даже. Оскорбительно. Майкл насупился.

— Не судьба, — мрачно сказал он, предваряя возражения Джеймса. — Неважно, жаль, не жаль… Давай просто начинать даже не будем.

— А что?.. — спросил Джеймс. — Боишься?

— Чего я боюсь? — угрюмо спросил Майкл.

— Того, что можешь услышать.

— Ничего я не боюсь, — буркнул тот. А по спине прошел холодок, будто предчувствие страшного известия. Будто тебе сейчас скажут, что кто-то умер, и ты уже знаешь — кто, и заранее винишь себя, и тебе и беспомощно, и жутко, и горько. Майкл поднял взгляд, уставился на свою дверь. С именем. Со звездой. В носу защипало, он торопливо затянулся последний раз, бросил окурок в мокрую траву. — Я пойду уложу ее, — глухо сказал он, надеясь, что Джеймс уловит намек и свалит гулять дальше без него.

Ага, щас.

— Я подожду, — покладисто сказал тот, и Майкл не нашел слов, чтобы его отшить.

Он зашел внутрь, сгрузил Фредди на кровать. Та даже не проснулась. Он стянул с нее сапоги и куртку, завернул в одеяло. Фредди перевернулась на бок, уткнулась носом в стенку и засопела. Майкл подоткнул одеяло — тщательно, очень тщательно. Выпил воды, посмотрел на себя в зеркало, провел рукой по волосам. Отыскал новую пачку сигарет, сунул в карман. Огляделся, пытаясь найти какой-нибудь повод задержаться подольше и не выходить к Джеймсу, но не нашел. Пришлось вылезать наружу. Искать слова, чтобы поддержать разговор. Слов как-то не находилось.

— Я всегда был мудаком, — сказал Майкл, разрывая целлофановую обертку и нервно распаковывая сигареты.

— Нет, не был, — спокойно поправил Джеймс. — Ты был наивным.

— Наивным мудаком, — не уступил Майкл. Руки у него мелко дрожали — странно, вроде не пил?

— Из говна и палок?.. — хмыкнул Джеймс, и Майкл чуть не выронил сигареты.

Ничего не ответил. Торопливо сунул одну в рот, выудил из кармана пластиковую зажигалку.

— Хочешь знать, почему я не позвонил? — спросил Джеймс.

— Не хочу, — буркнул Майкл и как со стороны, услышал свой сорвавшийся голос.

— Я не хотел тебя видеть, — сказал Джеймс, и Майкл удивленно поднял на него глаза.

Джеймс стоял, сунув руки в карманы, отвернувшись, глядя куда-то вдоль рядов длинных трейлеров.

— Что, все это время не хотел? — попробовал пошутить Майкл, но шутка не удалась. Джеймс повернулся, посмотрел на него, как на придурка. Улыбнулся так, словно ему было неловко из-за откровенной дурости Майкла.

— Да. Все это время.

Майклу стало не по себе. Джеймс двинулся вперед медленным шагом, и Майкл пошел за ним, как привязанный.

— Представь себе человека, который выжил в пожаре, — сказал Джеймс. — Обгорел до углей, но выжил. Кровавый такой… уголек. Черное мясо спекается, трескается, и из него постоянно что-то сочится. Представь себе ощущение, когда…

Джеймс сделал паузу, и Майкл обнаружил, что не может дышать. Он торопливо затянулся, резко выдохнул.

— Это ощущение, когда тебе больно лежать, сидеть, стоять… Больно дышать. Хочется вырвать себе горло, чтобы хотя бы вдохнуть. Больно открывать глаза. Больно все. Больно жить. Вот это был я. В то лето. Я просыпался и ненавидел свою жизнь, — сказал Джеймс. — Тебя. Себя. Своего отца. Я ненавидел, что мне нужно вставать, отскребать себя от постели. Умываться. Завтракать. Выходить из квартиры. Ехать на учебу, сидеть там, смотреть на людей. Слушать лекции. Понимать, что мне говорят. Я постоянно думал о том, где мне найти силы, чтобы покончить с собой. И, знаешь… Тот мальчик, которого ты знал — он умер тогда. От горя. От разлуки с тобой.

Джеймс не смотрел на него. Вертел в пальцах незажженную сигарету, смотрел куда-то в черные поля и холмы. Майкл сглотнул, почувствовал, как ветер леденит щеки.

— Ну, — выдавил он. — Наверное, удобно было умирать от разлуки, когда у тебя есть деньги. У меня не было времени умирать. У меня была Фредди… родители. Две работы. А так бы я тоже, наверное, умер. От разлуки.

Джеймс повернулся, посмотрел на него. Они стояли посреди пустого пространства, где-то посреди дороги никуда ниоткуда, и ничего, кроме ветра и шелеста в кустах, было не слышно.

— Да, — сказал он. — Я не мог отказаться от его денег. Психотерапевты стоят дорого. Я оказался слабее тебя, — Джеймс развел руками, будто признавал свою вину. — Я не справился. Я сломался. Если ты хочешь осудить меня за это — пожалуйста. Осуждай.

Майкл молчал.

— Я ненавидел тебя за то, что тебя не было рядом, — сказал Джеймс. — И ненавидел себя за то, что продолжал любить тебя. Даже после всего, что ты сделал с нами.

— Это не я запретил нам общаться, — глухо сказал Майкл.

— Это твоя глупость, — сказал Джеймс. — Твоя гордость. Знаешь, за что я ненавидел тебя больше всего?.. За то, что цена наших отношений для тебя оказалась такой мизерной. За то, что ты не пришел ко мне, не попросил ни помощи, ни совета. Ты хотел доказать мне, что ты сам справляешься с трудностями? Что ты независимый, что сам обо всем позаботишься?.. Вот, — Джеймс повел рукой вокруг себя, — вот цена твоей независимости. Ты доказал. Ты доказал, что полторы тысячи фунтов ценнее, чем наши отношения. Ты рискнул всем. Ты рискнул нами. И проиграл.

— Я не… — начал Майкл, но не сразу смог продолжить. — Я не знал, что так будет. Что твой отец…

— Ты знал, — возразил Джеймс. — Ты все знал, Майкл. Ты знал, что рискуешь. Ты знал, что за легальную работу столько не платят. И ты предпочел взяться за нее, ничего не обсудив со мной. Я понимаю, — спокойно добавил он. — Гордость не дала прийти ко мне с просьбой о деньгах. Ты хотел выглядеть в моих глазах настоящим мужчиной, которому не нужна ничья помощь. И я ненавидел тебя за то, что ты заставил меня пройти через все это… за полторы тысячи фунтов.

Майкл не мог возражать. Чудовищное чувство вины придавило его. Он старался не думать об этом. Он старался утешать себя мыслями, что Джеймс там — учится, занимается чем-то, и как и он, считает дни до их встречи. Он не знал, что все было… так.

— Все эти годы я сшивал себя по лоскуткам, — сказал Джеймс. — Стежок за стежком. Кусочек за кусочком. Винсент стал моим анестетиком. Если бы не он, меня бы уже здесь не было. Я не хотел жить. Рано или поздно я бы сделал с собой что-нибудь. Все, кого я любил, всегда выбирали что угодно, кроме меня, — с задумчивым смирением сказал Джеймс. — Мать всегда думала о своей неудачной карьере. Отец сходил с ума из-за нее, из-за работы, из-за того, как он выглядит в чужих глазах. Сара переспала со мной чуть ли не на спор. Ты… ты тоже не думал, что будет со мной, когда делал выбор. А Винсент всегда выбирал меня. Только меня.

— Ангел прям, — буркнул Майкл, чувствуя, как от стыда горят щеки.

— Да, это смешно, — зачем-то согласился Джеймс. — Это смешно, что он меня спас. Знаешь, что еще смешно?.. Как я жил тем летом. Ты вряд ли поймешь, — он вдруг прервал себя. — Ты никогда не оказывался в полной пустоте. У тебя всегда были друзья, семья. У тебя всегда были рядом люди, которые любят тебя, поддержат, поймут.

— Может, ты просто не умеешь заводить друзей? — глухо сказал Майкл.

— Может, — опять согласился Джеймс, и Майклу захотелось врезать себе по роже. — Может, не умею. Я никогда не умел. А ты умеешь. И ты не знаешь, Майкл, на самом деле, что такое — одиночество. Пустота, в которой никого нет. У меня и сейчас никого нет. Кроме Винсента. Тебя нет у меня уже очень давно.

— Я бы был у тебя, — хрипло сказал Майкл.

— Если бы что?.. — спросил Джеймс. — Если бы я пришел к тебе?.. Знаешь, я думал об этом… но понял, что я боюсь. Я мог бы найти силы, собрать все, что у меня есть, отыскать тебя. Но я понял, что если есть один шанс из миллиона, что ты, встретив меня скажешь с вежливой улыбочкой что-то вроде «о, это ты, приятно повидаться» — я не переживу этого. Я не смогу, — Джеймс покачал головой. — Наверное, я должен был бы быть сильнее. Кинуться тебе на шею, все простить, но… я не хочу.

— А чего ты хочешь? — спросил Майкл. — Зачем это все… на самом деле?..

— Я хочу положить последний стежок, — сказал Джеймс. — Обрезать нитку. Отпустить тебя. Я хочу идти дальше.

— Я ждал тебя, — невпопад сказал Майкл. — Очень.

— Больше не надо, — тихо сказал Джеймс.