Я аккуратно извлек дужку замка из гнезда и открыл дверь на крышу.
— Путь свободен, милая, — я подал руку Еве, помогая ей забраться. Это место я знал, когда еще в старшей школе учился. Резонно подумал, что прошло не так уж и много времени, и выход на крышу должен был сохраниться. Проверил, перед тем как привести сюда Еву. И не ошибся.
— Свидание на крыше? — хихикнула Ева и огляделась. — А нас отсюда не выгонят?
— Выгонят — сбежим, — я пожал плечами и повел ее ближе к тому краю, откуда вид был лучше. На старый центр Новокиневска, Киневу и мост. Серой громадиной справа высился элеватор. Закатное солнце одним своим краем уже коснулось горизонта. После сегодняшних разговоров с Астаротом, Кристиной и Яном мне чертовски захотелось какой-нибудь оголтелой романтики.
— Красиво как, — сказала Ева, когда мы устроились на бетонном поребрике. — Я даже не думала, что это здание такое высокое. Отсюда кажется, что вообще выше всех… А откуда ты знал, что тут замок открывается?
— Один знакомый показал, еще в школе, — сказал я и полез в карман. — Вот, держи. Я подумал, что они здесь просто необходимы.
— Мыльные пузыри? — засмеялась Ева.
— Надеюсь, у тебя нет предубеждений против такого детского развлечения, — я откупорил крышку тубы, вытянул пластмассовую петельку и выдул вереницу мелких радужных пузыриков.
— Мы в детстве соревновались, кто сумеет выдуть пузырь больше, — Ева последовала моему примеру. — А лично мне всегда нравилось, когда пузырей сразу много.
— Большие пузыри удобнее всего было выдувать трубочкой из раскрученной ручки, — с видом эксперта заявил я.
— Не расскажешь, что случилось сегодня? — спросила Ева.
— Конечно, расскажу, — усмехнулся я. — Можно сказать, я за этим тебя сюда и привел.
— Что, все настолько плохо? — Ева пустила в сторону заката еще вереницу переливающихся пузырей. Солнце окрасило их бока в розовый и оранжевый.
— Даже не знаю, — хмыкнул я. — На самом деле, все скорее хорошо, чем плохо. Астарот с Яном договорились. Ян передавал тебе привет и вообще был прямо-таки образцом дружелюбия.
— Это же хорошо? — осторожно спросила Ева.
— Хорошо, — я окунул петельку в мыльный раствор и подул мееееедленно. Чтобы надуть один большой мыльный пузырь. — Да нет, все правда хорошо. Обстановка разрядилась, расстались Ян с Астаротом уже даже почти приятелями. Каких-то общих знакомых нашли, договорились на рыбалку летом сгонять.
— Я бы на месте Астарота не соглашалась, — хихикнула Ева. — А Кристина?
— А вот тут как раз и есть некоторая головная боль, — сказал я. — Над которой я думаю, мина это замедленного действия, или все-таки ерунда, утрясется.
— Она правда беременна? — спросила Ева.
— Нет, — покачал головой я. — Она это выдумала, чтобы Астарота напугать. Но он в результате обрадовался и сейчас изо всех сил трындит о свадьбе. И сначала она ничего не сказала, потому что растерялась от такого поворота событий. А вчера упрашивала меня ни в коем случае Астароту не говорить, что это все туфта.
Пузырь, который я удерживал на пластмассовой петельке сначала потерял радужные цвета, а потом разлетелся на мелкие брызги.
— Погоди, серьезно⁈ — глаза Евы стали большими и круглыми. — А я думала…
— Извини, надо было тебе сразу сказать, — хмыкнул я.
— Дурацкая идея, — фыркнула Ева. — Я думала, что Долли как-то умнее поступит… И она хочет, чтобы ты ее поддержал?
— Говорит, что Астарот стал таким лапочкой, — сказал я. — Квартиру отдраил, на руках ее носит, заботится. Завтрак готовит. Яичницу сжег, конечно. И бутеры неровные принес, но сам факт!
— В принципе, никто ей не мешает по-настоящему забеременеть, — пожала плечами Ева.
— По-настоящему она не хочет, — сказал я. — Боится фигуру испортить, и вообще у нее другие планы. И просит, чтобы я ей кайф не обламывал.
— А потом она сделает вид, что у нее случился выкидыш, — медленно проговорила Ева.
— Ага, она так и сказала, — кивнул я.
— Умно… Наверное, — Ева выдула длинную вереницу пузырей. — Но все равно глупо. Ну, то есть, когда она изобразит выкидыш, он все еще будет носить ее на руках и оберегать, но это как-то… некрасиво, что ли. Манипуляция.
— Так их отношения — с самого начала договорняк, ты же помнишь, — сказал я.
— Это другое, — сказала Ева. — Блин, ну вот! Теперь я загрузилась и думаю об этом!
— И что именно думаешь? — спросил я. — Технически, если оставить все идти, как идет, то через месяц вся эта комедия закончится. Кристина разыграет трагичное завершение беременности, Астарот какое-то время посокрушается, и все вернется на круги своя. Уже к лету все про это забудут.
— Пожалуй, — медленно кивнула Ева. — Но это все равно неправильно же!
— Ты лучше знаешь, ты же психолог, — без улыбки сказал я. Смотрел на нее, не отрываясь. И чувствовал, как будто внутри грудной клетки лопаются щекочущие пузыри нежности. В общем-то, мне было все равно, что если вмешаться в ситуацию, то скорее всего последует драматичный разрыв Астарота с Кристиной, дальнейшие события предугадать вообще сложно. Саня может как уйти в запой и депрессняк, так и наоборот — убиться об работу. Скорее, кстати, первое. Астарот в принципе склонен к жалости к себе, несчастному. А тут… Но я же не просто так Еве все рассказал. Мне было действительно важно, что она думает. И ее мнение для меня было много важнее, чем мнение кого угодно другого. Она моя муза, мое вдохновение, мой стимул двигаться вперед и вверх.
— Я думаю, что… — Ева замолчала, глядя мне в глаза. — Знаешь, наверное, не надо ничего говорить. Пусть радуется завтракам в постель, ничего плохого в этом нет.
Губы Евы дрогнули, едва обозначив презрение.
— Ева, — начал я.
— Погоди, — она положила руку на мою руку. — Я в таких ситуациях как тот слон в посудной лавке. Могу во имя правды наломать таких дров. Но ведь на самом-то деле и правда никто не пострадает.
— Фиг знает, — я пожал плечами. — Я поэтому и спрашиваю. Чувствую некую… гм… пограничность ситуации.
— Мда, моральная дилемма, — усмехнулась Ева. — А прикинь, сейчас подключатся родители, начнут к свадьбе готовиться… Гостей позовут.
— Они же не на публичные роды гостей позовут, — хмыкнул я.
— Публичные роды! — фыркнула Ева. — С гостями и тостами! Выпьем за первую схватку!
Ева засмеялась и закрыла лицо руками. Я обнял ее за плечи и прижал к себе. С минуту мы сидели молча, потом Ева снова посмотрела на меня.
— Знаешь, мне все равно кажется, что… — сказала она. — В общем, это, наверное, правда глупо. Но надо, чтобы она ему сказала правду. Не кто-то из нас сказал, а именно она сама. Если мы с тобой вмешаемся, то это тоже будет неправильно. Министерство не твоих собачьих дел какое-то. Надо с ней поговорить.
— Как скажешь, милая, — кивнул я.
— Я думаю, о таких вещах все-таки врать не стоит, — продолжила Ева. — Одно дело, если бы Астарот на эту новость испугался и начал блеять, что он совсем не то имел в виду и все такое, то было бы поделом. Но тут… Как будто ребенка обидели. Нельзя так.
— Согласен, — кивнул я.
— Ты правда так думаешь или из вежливости соглашаешься? — кулачок Евы уперся мне в грудь.
— Правда так думаю, — сказал я. — Я же тебя призвал в качестве моей совести. Совесть сказала, что так нельзя, и я ей полностью доверяюсь в этом вопросе.
— Что скажете? — сказала Ирина, когда экран потух. — Как вам программа нашего первого вещания?
— А хорошо! — сказал я, встал и включил свет. Который мы выключили для полного, так сказать, погружения, когда поставили кассету. — Я бы даже сказал…
— Я ужасно волнуюсь… — Ирина уткнулась лицом в ладони. — Кажется, у меня сейчас мозг лопнет. Я просто не могу в это все поверить. На той неделе… Невероятно, как все быстро…
— Такой и был план, разве нет? — я присел на стул рядом с Ириной и погладил ее по спине. — Ты зря волнуешься, правда все отлично. Интервью с Лео Махно — просто полнейший отпад. И ты такая милашка на обращении редактора.
— Как школьница! — простонала Ирина. — Я думала, что буду взрослее выглядеть.
— А когда будет программа из «Фазенды»? — спросил Жан.
— Третья по счету, — сказала Ирина. — И сейчас у нас четвертая в монтаже, а пятую сегодня начнем снимать.
— Запас — это хорошо, — важно кивнул Жан. — Я это тоже оценил. По началу честно делал номер в номер, а сейчас у меня уже есть пул заготовок. И если какой-то материал слетает, всегда есть, что поставить на замену.
— Я просто боюсь остановиться сейчас, — нервно засмеялась Ирина. — Мне кажется, что если я хоть секунду буду ничего не делать, то просто рассыплюсь на кусочки.
— Я сейчас вдруг поняла, что на экране какая-то совсем другая я, — медленно проговорила Наташа. — Несколько раз мне хотелось спросить, а кто эта наглая девица, вообще⁈
Теперь засмеялись все сразу.
— Нет, ну правда, — Наташа встала и прошлась по комнате. Облокотилась на рояль. — А у вас так бывает? Я вот реально сейчас вообще не помню, как я с этим Лео разговаривала! Откуда вообще я эти вопросы выдумывала?
— Из своей гениальной головы, — рассмеялся я.
— Нет-нет-нет, это все очень странно, правда! — Наташа всплеснула руками и так и замерла, подняв руки к потолку. — Я чувствую себя каким-то самозванцем. Мне теперь кажется, что меня должны обязательно разоблачить! Вот будут люди смотреть эту программу и закричат: «Да она же на библиотекаря учится, какая она журналистка⁈»
— Ага, ну то есть, вести вечеринки в «Фазенде» тебе твоя библиотечность не мешает? — усмехнулся я.
— Да она мне и здесь не мешает, — Наташа опустила руки и пожала плечами. — Просто я реально не понимаю, как я так… уверенно. Если меня сейчас попросить повторить то же самое, я буду мямлить и икать.
— Вот уж вряд ли! — фыркнула Света. — Не могу даже представить тебя мямлящей!
— Это ты меня на экзамене не видела! — парировала Наташа.
— Получилось очень… театрально, — высказала свое мнение Света. — Я все думала, что мне наша программа напоминает, а потом вспомнила. Я любила в детстве смотреть по телевизору программу такую… «Час фантастики» она называлась, кажется…
— Этот фантастический мир! — воскликнул Бегемот. — «Час фантастики» — это по радио.
— Да, точно, — кивнула Света. — Там еще космонавт выступал. Помните, да? Там показывали всякие фантастические постановки. Вроде бы и кино, и нет. Вот такое же у меня и сейчас ощущение. У нас вроде бы и телепрограмма, и нет…
— Блин, это ужасно же! — Ирина снова уткнулась в ладони. — Мы что-то точно делаем не так! Настоящие телевизионщики этому учились, они знают что-то важное! Чего мы не знаем, а только прикидываемся.
— Предлагаю торжественно учредить клуб самозванцев, — серьезно сказал я. — Я ненастоящий продюсер, Света ненастоящий бухгалтер, Ирина ненастоящий директор телекомпании, Жан — ненастоящий редактор…
— Эй, а я настоящий ударник! — воскликнул Бегемот.
— В консерватории учился? — прищурился я и ткнул его пальцем в грудь.
— Нет… — покачал головой Бегемот.
— Значит тоже ненастоящий, — сказал я. — И нефиг тут!
— Клуб самозванцев, хи-хи, — Наташа прыснула и села на крутящуюся табуретку. — Звучит как хорошее название для телепрограммы. Ирка, скажи, а?
— Стоп-стоп-стоп! — запротестовал я. — Первое правило клуба самозванцев — никому не говорить про клуб самозванцев! А вы сразу по телевизору хотите все растрезвонить!
Несколько секунд все молча смотрели друг на друга, а потом резко выдохнули и расхохотались. Так громко, что с потолка известка посыпалась.
— Вооот! — сказал я, когда все успокоились. — Другое дело. До эфира несколько дней, а у нас уже все готово. Нам праздновать нужно, а мы тут устроили сеанс групповой психотерапии.
Я поднялся, обошел стул Ирины и положил руки ей на плечи.
— Здравствуйте, меня зовут Ирина, я только что сделала офигенную программу для нового телеканала «Генератор» и подозреваю у себя синдром самозванца, — подражая голосу Ирины, проговорил я.
— Да все-все, уже пристыдил, — Ирина нервно рассмеялась. — Но я все равно ужасно волнуюсь.
— Волноваться — это нормально, — сказал я. — Это где-то даже правильно. Было бы странно, если бы мы с вами не волновались. Мы все учимся. Что-то у нас получится, что-то мы обязательно запорем. Проанализируем, переделаем, пойдем дальше. Зато мы работаем, пока другие сидят жопе и страдают, что у них с первого раза обязательно выйдет неидеально.
— Но ты же сказал, что у нас все хорошо вышло? — снова тревожно встрепенулась Ирина.
— Я и сейчас уверен, что хорошо, — пожал плечами я. — Но кому-то стопудово не понравится. Только это не значит, что нужно все бросать, заворачиваться в белую простыню и медленно ползти по направлению к кладбищу.
— Володя, мне нужно с тобой серьезно поговорить! — Ирина вдруг резко встала. — Давай ты будешь на нашем телевидении вести одну программу…
— Черт, и вот тут мне тоже захотелось прикрыться синдромом самозванца и заныть, что я камеры боюсь, — засмеялся я.
— Нет, я серьезно, — Ирина подошла ко мне и заглянула мне в глаза. — Я вот тебя сейчас слушала и подумала, что можно сделать такую программу… Типа, в студию приходит человек, и ты с ним просто разговариваешь. О жизни. Или о какой-то конкретной проблеме. Шутишь, как ты умеешь. Выворачиваешь ситуацию наизнанку. Советы какие-нибудь даешь или подзатыльник.
— Пока звучит по-дурацки, — честно сказал я.
— Блин, я как-то неправильно рассказываю, — вздохнула Ирина. — В моей голове это все как-то иначе представлялось.
— А вообще… — Наташа покрутилась на вращающемся табурете, глядя в потолок. — У нас же теперь настоящее телевидение, да? И нам можно делать программы, какие мы захотим, да? Вот, например, если взять беседы с Велиалом. Ну, как Ирка предложила. Ну и что, что ты не эксперт? Не психолог там, какой-нибудь. Это может быть просто разговор. Вообще без начала и конца. Кто-то нам запретит что ли? Это же наше телевидение!
— Да, — шепотом сказала Ирина. — Наше… Я до сих пор не могу в это поверить. Пока сама не заставку «Генератора» на третьей программе, кажется, и не поверю.
— Кстати, насчет «Фазенды», — Наташа резко замерла. — Я тут поболтала задушевно с несколькими нашими студентами. Ну, насчет того, чтобы на них вечеринки переложить…
— И что? — оживился я. — Есть перспектива?
— Перспектива-то есть… — задумчиво сказала Наташа. — Но их по началу придется контролировать. Они бестолковые. Или нам нужен специальный человек, который этим займется.
— Директор «Фазенды», — захихикала Света.
— Надо дать объявление в газету, что нам требуется Луис Альберто, — сказала Ирина. — Ну, как в «Рабыне Изауре».
— А может есть кто-то из знакомых подходящий? — задумчиво спросил Бегемот. — Это все-таки «Фазенда», туда не хотелось бы совсем кого-то левого нанимать. Будем потом туда как в гости ходить, такое себе.
— Ну давайте подумаем над знакомыми, — сказал я и достал из кармана блокнот. — У кого-то есть предложения?