90-е: Шоу должно продолжаться – 10

Глава 19

Наташа хмурилась и шевелила губами, будто проговаривала свои аргументы до того, как высказаться вслух.

— Наташ, ну ты что молчишь-то? — потормошил ее Бельфегор.

— Отстань, я считаю… — Наташа вскочила, отвернулась от всех, отошла к стене и уткнулась в нее лбом.

Все притихли. Как будто каждый задумался о чем-то своем, и все разом отвлеклись от общего разговора.

Лично я задумался, что надо зафигачить штуки три камерных концерта подряд — один здесь, в «Буревестнике», второй в «Фазенде», и третий… Неважно где. И все три их провести по разному «сценарию». Этакие генеральные репетиции перед гастролями. С минимумом зрителей. Но не совсем при пустом зале. Обстановка должна быть приближена к «боевой».

А еще я подумал, что денежный выхлоп гастролей может оказаться куда меньше, чем хотелось бы. Особенно в тех деревнях, которые прямо деревни-деревни. Денег-то у селян сейчас не густо… Впрочем, не проверишь — не узнаешь. Так что…

— Все, я все решила! — громко заявила Наташа. — Я поеду. И переведусь нафиг на заочку.

— Ооо, супер! — Бельфегор победно вскинул руки вверх. — Бросаешь кулек?

— Не бросаю, — мотнула головой Наташа. — Возьму академ и переведусь на заочное. А то мешает ужасно.

— Можно подумать, потом не будет мешать, — сказал один из «цеппелинов». — Блин, ну где там Ян, вообще⁈

— Может быть, будет, — Наташа пожала плечами. — Но это будет еще через год. А год в нынешние времена — это очень долго. Год назад еще Советский Союз вообще был. А время мне нужно прямо сейчас, а не когда я… Хм…

Наташа замолчала и замерла. Уставилась на потолок.

— Получается, что потом я собираюсь работать библиотекарем… — медленно проговорила она. — Нет, вот серьезно, как так? Я дома говорю: «У меня мероприятие в 'Фазенде». А мне говорят: «Тебя выгонят из института за академическую неуспеваемость, что ты тогда делать будешь?» А я говорю: «Обрадуюсь…» А мне говорят: «Тебя тогда никто на нормальную работу не примет!» А я говорю… Слушайте, я зарабатываю больше, чем мамина зарплата и бабулина пенсия. И мне все равно, получается, нужна какая-то нормальная работа. Библиотекарем… Тетя Галя работает библиотекарем, им уже три месяца зарплату не платили. И библиотекарь — нормально, а вот то, чем мы с вами занимаемся — фигня из-под коня. Не понимаю…

— У меня тоже предки считают, что я фигней занимаюсь, — сказал один из «Цеппелинов». — Да как у всех, наверное. Пришлось работу даже найти, чтобы успокоились. Ночным сторожем.

— А я не хочу бросать универ, — сказал Бельфегор. — Мне там интересно.

Поднялся шум, все заговорили разом. Животрепещущая тема оказалась. Рокеры из «цеппелинов» в целом были постарше «ангелочков», но тоже относились к категории «молодежь». И конфликт этот, был, сдается мне, вечным. Дело было не в только что рухнувшем Советском Союзе, и всяких там шаблонах. Можно подумать, в будущем что-то изменится…

Сам я к теме обсуждения относился неоднозначно. Вышки у меня не было, но иррационально-благоговейное отношение к дипломам откуда-то взялось. Из дремучего детства или… Да хрен знает, откуда. Почему-то казалось, что променяв студенчество на военную службу, я потерял какую-то важную часть жизни. Причем рассудок мне твердил, что это чушь, анекдоты про дипломированных филологов и «двойной чизбургер, колу и жареную картошку» казались вполне смешными, но… Но убеждать кого-то из своих, что вузы — это фигня, и надо бросать, чтобы освободить время для нашего шоу-бизнеса, я не пытался. По тем самым иррациональным причинам. Высшее образование — это святое. И чуть было не принялся отговаривать Наташу от ее опрометчивого шага. Но вовремя заткнулся, оставив аргументы насчет «академ и заочка» — это все равно, что бросить' при себе.

Ян вернулся как раз в самый разгар дискуссии. И вот тут уже я вмешался до того, как была открыта первая бутылка, и погнал «цеппелинов» на сцену.

— С каким сиропом? — жизнерадостно улыбнувшись, спросила девушка за стойкой.

— С сиропом шиповника, — подмигнул я.

— Отличный выбор! — просияла юная бариста. — После зимы полезно иммунитет восстанавливать.

Давненко я не был в кофейне дома журналистов, где Иван устроил этакий островок двадцать первого века. Там было по-прежнему царил многолюдный творческий хаос. Юные пираньи пера были горластыми и задорными, активно перемещались по холлу, где было устроено это заведение, бурно обсуждали всякие свои городские дела, устраивали диспуты и мозговые штурмы. И все это перемещалось от столика к столику и перетекало одно в другое. Я созвонился с Иваном, узнать, когда я смогу забрать афиши для наших гастролей из типографии, но он настоял на личной встрече. Мол, заодно сам все и принесет. Мол, дело есть, надо обсудить. Ну а я, со своей стороны, чтобы совместить приятное с полезным, здесь же назначил встречу с Лялей. И явился на нее чуть ли не за полчаса, просто чтобы повариться в этом котле.

Я сидел на подоконнике, пил свой кофе с сиропом шиповника. Вспомнил в очередной раз, как когда-то в глубоком детстве эту густую коричневую жижу выдавали в мензурках вместе с таблетками, порошками и микстурами, когда мне случилось лежать в больнице. На всю жизнь этот вкус запомнил. Как нечто очень радостное. Странно, что мне во взрослом возрасте не пришло в голову его в кофе добавить.

— Людка, на первое мая ты будешь с площади Советов репортаж писать?

— Ну я. Только с Илюхой вместе, а то там буча может быть, мне одной туда страшно идти.

— Ой, как на кладбище ночью сатанистов ловить так не страшно было!

— Так то сатанисты… А там коммунисты собираются чуть ли не на штурм.

— Да не будет ничего, скукота одна! Погорланят и разойдутся, как всегда.

— Спорим! На шоколадку!

— Не буду я с тобой спорить! Ты за шоколадку там сама революцию устроишь!

— Ой, что нам в универе препод рассказывал! Про одного американского редактора и войну на Кубе. Там войны не было никакой, а редактор считал, что писать о том, что там ничего не происходит — скучно. Так что в газете война была. Сначала только на бумаге, а когда это до Кубы дошло, там настоящая началась. А вы говорите, политические новости — скучные.

— Ты смотри там, научишься плохому!

Я слушал разговоры, оглядывался. Из новшеств, которые возникли за то время, которое меня здесь не было, заметил, что на стене растянули веревку, и прищепками прицепили к ней полароидные фотографии. Судя по заднику — снималось все здесь же.

Еще один штрих в атмосферу двадцать первого века.

В общем-то, я понял, почему так редко сюда хожу. Объективно, мне здесь очень нравилось. А вот субъективно я испытывал неоднозначные чувства. Слишком здесь все было другое. Девчонки, которые варили кофе, приветливо улыбались, атмосфера расслабленная такая. Благополучная. Приходишь сюда, и как будто даже забываешь, где находишься. Я еще в ранние свои визиты понял, что в эту кофейню можно приходить, чтобы отдохнуть от девяностых. Неулыбчивых, хамоватых, безнадежных. От тоски на лицах прохожих, от замотанных и злых продавцов, от гнетущей атмосферы, в общем. Вот только я не хотел от этого отдыхать. Подстегивало ощущение, что если расслаблюсь, то потеряю связь с этим временем. Чушь, конечно. Но кто знает, кто знает…

Лялю в нерешительности остановилась сразу у порога. Распахнула глаза во весь их огромный размер, прижала руки к груди. Отшатнулась испуганно от мчавшего как локомотив очередного молодого журналиста.

— Ляля! — позвал я и помахал рукой. — Иди сюда!

Маленькая цыганка протиснулась к моему подоконнику и устроилась рядом со мной. Торопливо сняла с плеча сумку и полезла в нее.

— Подожди, — остановил я ее. — Хочешь кофе с булочкой?

— Ой, нет… — она помотала головой, но вдруг остановилась. — Хотя… А можно лучше чай?

— Можно, — кивнул я. — Посиди тут, подержи место. Я сейчас.

Я вернулся к стойке, попросил девчонок соорудить чаю с мандариновым сиропом и пару их фирменных булочек. Лавируя между молодыми журналистами, вернулся обратно к своему подоконнику. Вручил Ляле стакан с чаем. Та схватила его обеими руками и сделала глоток.

— Я даже не знала, что здесь есть такое место, — сказала она, чуть освоившись. — Столько раз мимо ходила.

— Они не афишируют, — усмехнулся я. — Место для внутреннего использования, так сказать.

— А просто с улицы сюда пускают? — Ляля надкусила булочку. — Ой, а у меня есть рецепт таких! Меня подружка в школе еще научила. Только дома я их печь не могу, там духовки нет.

Она еще что-то болтала, а я наблюдал за ее лицом. И вообще за реакцией. Просто было любопытно, как именно воспринимает эту кофейню случайный человек. Сначала она сжалась и напряглась. Но буквально за несколько минут и половину чашки чая, лед был пробит. Она заметно расслабилась. И даже заулыбалась, глядя на девчонок за стойкой и слушая болтовню журналистов.

— Ой, ты же вторую, наверное, для себя купил! — Ляля сжалась и положила надкусанную булочку обратно на блюдце.

— Свои две я уже съел, — заверил я. — Так что вторая тоже твоя. Одной тут всегда мало. Хорошо, что сегодня можно. Когда посетителей особенно много, они продают только по одной булке в одни руки. И вот тогда ужасно обидно.

— Так сейчас, получается, еще немного народу? — снова округлила глаза Ляля.

— Средненько, — оглядевшись, сказал я.

Ляля фыркнула и чуть чаем не подавилась.

— Ой, чуть не забыла… — Ляля снова полезла в сумку, когда булочка закончилась. — Фотографии. У меня получилось двадцать три штуки. Вот…

Ляля вручила мне бумажный конверт и замерла, схватив обратно свою чашку.

Я помнил, какой эффект в прошлый раз произвели на меня фотографии Ляли. Так что мне хотелось немедленно разорвать конверт. Но я сдержался, мысленно сосчитал до пяти. Аккуратно извлек большие глянцевые фотографии.

Ооо… Крупным планом Астарот, на заднем плане — размытый пейзаж. Далеко внизу — еще скованная льдом Кинева. Ляля как-то подловила момент, когда у Астарота либо было как будто в тягостном раздумии. Хмурое, сумеречное, но очень живое.

Бельфегор с Максом жмут друг другу руки на фоне бетонной беседки.

А вот они статуи…

Еще Макс, смотрит вдаль на двух других «ангелочков», идущих по аллее. Непоятно, каких именно, просто темные силуэты.

А вот и еще Астарот. И две девушки. Те самые, одна в клетчатом пальто и ее некрасивая подруга. Кристине это фото показывать нельзя, вот что. Просто чтобы не напоминать лишний раз.

Кирюха отличный. С хитрой улыбкой сидит на лестнице, мнет в руках рассыпающийся в крупу весенний снег.

Бегемот и Бельфегор вместе. Обнимаются, смеются.

Прямо-таки, идеальные иллюстрации для какого-нибудь обширного интервью.

— Очень здорово, — сказал я, усилием воли заставив себя оторваться от листания фотографий. — Слушай, Ляля, есть еще одно дело. Для тебя, как для фотографа.

— Я ничего обещать не могу! — глаза девушки стали испуганными.

— Можешь пока не обещать, — махнул рукой я. — Не развалимся, если ты не сможешь. Просто не будет фотографий из планетария.

— Из планетария? — встрпенулась Ляля.

— У нас там будет концерт, — сказал я. — Стас будет снимать видео. Но и фото было бы неплохо. Сможешь?

— Я… — Ляля замялась. — А когда это будет?

Я назвал дату и время.

Ляля надолго задумалась. А я, чтобы не отвлекать ее от мыслей, снова начал пересматривать фотографии. Что-то в них было изумительно-завораживающее. У «ангелочков» на ВДНХ не было с собой музыкальных инструментов. Они были без своих сценических костюмов и боевой раскраски. Но все равно было ясно, что они музыканты. Как будто черно-белые фотографии передавали и музыку тоже. Какими-то неуловимыми знаками. Или просто это я знал, что на фото изображены музыканты?

— Эй, парень! — я окликнул невысокого юношу в джинсах и клетчатой рубашке. Он не был вовлечен ни в один из диспутов, просто стоял и читал развернутую на середине газету.

— Я? — встрепенулся он.

— Да-да, подойди сюда, пожалуйста, — сказал я и приглашающе махнул. — Смотри, вот у меня тут есть фотокарточки. Давай я тебе покажу одну, а ты скажешь, чем занимаются ее герои? Первое, что в голову придет, ладно?

— Хорошо, — парень сложил газету и сунул за ремень джинсов сзади.

Я протянул ему одно фото. На нем были разом все «ангелочки». Они забрались на круглую бетонную конструкцию и махали оттуда руками. Лица смеющиеся у всех, кроме Астарота.

— Это рок-группа какая-то? — почти в то же мгновение спросил парень.

— В ябочко! — хохотнул я. Значит все-таки магия мне не почудилась, и Ляля каким-то своим странный способом запечатлела музыку.

— А что за группа? — заинтересованно спросил парень, косясь на остальные фотографии в моих руках.

— «Ангелы С», — ответил я.

— О, так это они! — обрадованно воскликнул парень. — Я песню «Темные тени» на кассету с радио записал. А у тебя случайно нет их альбома?

— Случайно есть, — усмехнулся я и достал из кармана кассету. Давно взял за правило брать парочку с собой каждый раз, когда выхожу из дома.

— Сколько? — глаза парня радостно загорелись.

— Бери так, — махнул рукой я. — Считай, что в лотерею выиграл.

— Что Паша выиграл в лотерею? — раздался рядом со мной голос Ивана.

— О, привет, — сказал я. — Не заметил, как ты пришел.

— Я уже давно тут, — сказал Иван. — На втором этаже был, в кабинете. О, это же твои «Ангелы» на фото/ Дай глянуть…

Иван забрал у меня из рук фотографии и принялся их вдумчиво рассматривать. Я оглянулся. Ляля все еще сидела неподвижно на подоконнике.

— Обалденные фото, — сказа Иван, не отрываясь от просмотра. — С фотографом познакомишь?

— Тебе повезло, — я подмигнул. — Она здесь.

— Спасибо за кассету еще раз! — сказал Паша. — Слушай, а можно у твоих «Ангелов» интервью для «Молодежной правды» взять?

— Да, можно, — кивнул я. — Вот моя визитка, позвони мне на днях. Лучше прямо сегодня после девяти вечера. Сможешь?

— Конечно! — просиял Паша и бегом умчался из кофейни по лестнице наверх.

— Паша неплох, — сказал Иван, провожая его взглядом. — Хоть и внештатник пока. Потенциал есть. Так что с фотографом?

— Пойдем, — я подвел его к нашему подоконнику. — Ляля, это Иван. Человек со всех сторон положительный, увы, понятия не имею, какую должность и где он занимает, но каждый раз, когда я его вижу, я вспоминаю детский стишок про мистера Твистера. Помнишь, там было «владелец заводов, газет, пароходов»? Насчет заводов и пароходов я не уверен, а вот газеты — это точно про него.

— Очень приятно, Ляля, — Иван протянул девушке руку с серьезным видом. Та сначала отпрянула и спрятала руки за спину. Но потом шмыгнула носом совсем по-детски, и осторожно протянула ему узкую ладошку.

— Очень приятно, — сказала она тихо.

— Ляля, ты не хочешь для газеты пофотографировать? — без всяких предисловий спросил Иван.

— Я… Я пока только учусь… — робко сказала она.

— Эй, что происходит? — шутливо возмутился я. — Иван, ты хочешь сманить моего гения? Это я ее нашел!

— Не сманить, а дать возможность заработать, — с самым серьезным видом сказал Иван. — Ляля, скажи, а ты просто город фотографируешь? Для себя? Людей? Животных? Вывески? Пейзажи?

— К-конечно, — медленно кивнула Ляля.

— О, так это отлично! — Иван сел рядом с ней на бывшее мое место. — Эти фотографии могут нам пригодиться. Если бы ты, скажем, раз в неделю заглядывала к нам сюда со своими новыми фотографиями, то я мог бы некоторые из них выкупить. Хорошие городские кадры всегда пригодятся. Сможешь?

— Я… — Ляля посмотрела на меня. — Я подумаю…

Иван жестом фокусника извлек из внутреннего кармана своего вельветового пиджака визитную карточку.

— Если надумаешь, звони по этому телефону и сообщай, — сказал он. — Ответит девушка, но я ее про тебя предупрежу. Хорошо?

— Хорошо, — Ляля забрала визитку и посмотрела на меня. — Володя, я… А на концерте в планетарии звезды будут показывать?

— Обязательно будут, — заверил я.

— Тогда я приду, — сказала она и спрыгнула с подоконника. — Мне пора уже идти!

И девушка стремительно умчалась к выходу. Иван смотрел ей вслед.

— Гениальные фотографии, — скзазал он. — Даже Михась так не умеет. Откуда ты ее взял?

— Где взял, там больше нет, — отшутился я. — Так что там с моими афишами?

— Ах да, кстати об этом! — встряхнулся Иван. — Пойдем поднимемся ко мне. Заодно мне еще с тобой кое-что обсудить нужно.