— И шторы, шторы тоже закрой! — прошипел дядька из угла, помогая себе жестами. Чтобы я уж точно понял, как именно мне нужно поступить.
Я пожал плечами, сделал серьезное лицо, подошел сначала к одному окну. Бдительно в него выглянул, и только потом плотно задернул тяжелые портьеры из бархата. Ткань была похожа на ту, котрую нам как-то в театре отдали. Списанная кулиса. Плотный такой бархат, но там был черный, а этот — темно-красный. Но тоже изрядно покоцанный временем. И местами выцветший.
— И второе, второе тоже! — шепотом подсказал хозяин кабинета.
«Даже если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят», — философски подумал я, задергивая вторую пару штор. Кабинет погрузился в сумерки.
— Пст, парень! — снова зашептал дядечка. Мельком рассмотреть я его уже успел. Он был невысокий, с глубокими залысинами. И довольно щуплый, если не считать круглого пузика. Одет в темно-серый костюм, серую же, но чуть светлее, рубашку. И темно-красный, в цвет штор, очевидно, галстук. И лицо такое жалостливое… Как тот мужик в «Обыкновенном чуде», кажется. Который… Блин, даже не помню, что он там делал, просто первая ассоциация.
— Фух, пронесло, — с облегчением выдохнул дядечка и выбрался наконец из своего угла. Одернул полы пиджака, приосанился и осмотрел меня с ног до головы. — Так. Ты же Вася?
— Вова, — уточнил я. — Но Васю, если что, знаю. Мы вместе работаем.
— Ага… — многозначительно протянул дядечка и вернулся на свое рабочее место. При этом опасливо поглядывая в сторону окон. — Вова… Это про рок-концерт что-то, да?
— Все так, — с улыбкой сказал я, выкладывая на стол афиши, билеты и пару аудиокассет. В этот момент снаружи раздался какой-то грохот. Мусоровоз проехал или еще какой-то тяжелый грузовик. Хозяин кабинета тут же пригнулся, почти нырнув под стол.
— Слушай, Вова… — зашептал он. — Ты когда к окну подходил, видел там на парковке серую машину?
— Волгу? — спросил я. — Она вроде была не серая…
— Да нет, длинную такую, иномарку? — снова зашептал Андрей Филлипович.
«А может и не паранойя, — подумал я. — Так-то вокруг девяностые, этому парню запросто может и реально кто-то угрожать…»
— Нет, — я покачал головой. — Только волгу старенькую.
— Фух, — Андрей Филиппович снова принял относительно вертикальную позу. — Волга — это моя. Так о чем мы?
— О рок-концерте, — напомнил я. — Группа «Ангелы С» и группа «Ян и цеппелины». И еще рок-фестиваль в Новокиневске.
— Ах да, точно! — Андрей Филиппович оскалился, пытаясь улыбнуться. Получилось нервно. И он все время косился в сторону окна. — Да-да, мне все нравится, я уже по телефону говорил… Или это я с Васей разговаривал?
— По поводу фестиваля — с Васей, — сказал я. — А насчет концерта…
— А это не одно и то же разве? — мелко заморгал он.
— Почти, — сказал я. — Василий сказал, что мы должны договориться насчет помещения, и…
— Ах да, да, — суетиливо закивал он. — Где-то я тут записывал… Сейчас!
Андрей Филиппович принялся с грохотом выдвигать ящики стола и бормотать что-то себе под нос. На окно коситься тоже не забывал.
— Так! — сказал он, торжественно положив перед собой бумажку, как будто вырванную из тетрадки в клеточку. — Помещение. У нас с вами есть вариант провести мероприятие во дворце культуры имени Ленина. Это триста мест.
— Сидячих? — уточнил я. — А перед сценой пространство освободить можно?
— А? — встрепенулся Андрей Филиппович. — Вроде бы, да… Надо посмотреть. Или вот еще вариант есть. В столовой деревообрабатывающего завода. Вы не делайте такое лицо, юноша! Столовая в историческом здании, она даже лучше актового зала в городской администрации выглядит!
Разговор перешел в конструктивный. Что там за циклопическая столовая, которую мне так старательно пытался «поженить» Андрей Филиппович, я пока плохо себе представлял. Но вот что такое «тысяча посадочных» мне было отлично понятно. В голове заработал калькулятор. По всему получалось, что выгоднее, конечно же, брать столовку. Вот только есть нюанс — взять-то несложно. Но нужно еще собрать это самое количество. За проценты чиновник работать отказывался. Только гарантированная сумма, только хардкор.
В принципе, подход понятен. Процент — это неизвестно, сколько, там можно и по деньгам влететь. А тут все четенько, предсказуемо. И главное — пофиг, сколько там народу соберется в этом зале. Придут две калеки, а денежки все равно в кармане.
— По рукам, — сказал я.
Андрей Филиппович радостно встрепенулся и даже вскочил, чтобы пожать мне руку.
— Очень приятно, Владимир, очень приятно, — сказал он. — Значит, все документики я подготовлю как раз к вашему приезду. И разрешение на выступление в центральном парке, и насчет столовой…
— А по прямому назначению она не используется разве? — уточнил я.
— Работники завода в бессрочном отпуске, — развел руками Андрей Филиппович. — Так что, крутимся как можем!
«Прикольно, — подумал я. — Похоже, эти денежки он все положит себе в карман. А с директором дворца культуры пришлось бы делиться».
Впрочем, меня это так себе волновало. Я старательно записал адрес этой самой столовой, мы еще раз пожали друг другу руки, и я направился к двери.
— Эээ… Вова! — окликнул меня Андрей Филиппович. — Скажи там Аллочке, чтобы она никого больше ко мне не пускала!
Но было поздно. Как только дверь приоткрылась, внутрь мимо меня протиснулась обширная дама в бордовом пальто. Ну как, протиснулась… Влетела, чуть с ног меня не снесла. И не жарко ей сегодня в пальто-то? На улице уже градусов двадцать пять, не меньше…
— Андрюша, что это еще за новости⁈ — пронзительно заголосила она, вообще не обращая на меня внимания. Я бросил взгляд на «Андрюшу». Тот обреченно ссутулился и втянул голову в плечи.
«Удачи… — подумал я. — Ну хоть не громилы с паяльником и волынами. Есть шанс, что доживет Андрей Филиппович до нашей следующей встречи».
В холле управы ситуация кардинально поменялась. Когда я заходил, там было пусто и сонно. Скучал одинокий охранник и томилась над любовным романом гардеробщица. Сейчас тут было не протолкнуться. К одному из кабинетов выстроилась очередь. У придвинутого к окну стола была толчея вокруг каких-то картонных коробок. По центру группа решительно настроенных мужичков младшего пенсионного возраста развернула коряво нарисованный транспарант «Даешь достойную оплату труда! Гоните прочь воров и дармоедов!»
'Это как цунами, — подумал я, вдоль стены пробираясь к выходу. — Сначала вода уходит от берега, оголяя дно. А потом набрасывается высоченной волной. Так и с людьми здесь, похоже…
Я вышел наружу, ожидая увидеть митинг, забастовку и вообще все, что угодно. Но ничего подобного. Перед зданием администрации было все тихо. На парковке кроме нашей машины стояла все та же волга, прохожих больше не стало. Разве что Ева и Жан выбрались из салона и болтали, облокотившись на капот.
— Ну как, мчим дальше? — сказал Жан, заметив мое приближение.
— Ага, — медленно проговорил я. — Афиши только расклеим и мчим…
'Блин, тысяча человек, — подумал я. — Жидковата рекламная кампания получится, если только афишки наклеить.
— Жан, можешь по-быстрому рекламную статейку о нашем концерте написать? — спросил я.
— Большую? — спросил Жан деловито.
— Ну… В четверть полосы, — прикинул я. — Максимум. И фотка еще будет.
— Ага, понял! — понятливо кивнул Жан и метнулся к заднему сиденью машины.
— Что-то пошло не по плану? — безмятежно спросила Ева.
— А я предупреждал, — усмехнулся я. — Не факт, что мы до выходных вернемся обратно в Новокиневск.
— Если будет срочно, просто брошу вас и уеду на электричке, — Ева махнула рукой и подставила лицо солнечным лучам.
Если задуматься, то рекламную кампанию неплохо было бы заранее продумать. Все-таки, и Закорск, и Онск, и Змеиный Камень — это все-таки города, хоть и небольшие. А вовсе не деревни, посреди которых торчит клуб, а вместо радио — матюгальник на столбе.
— Я до союзпечати, — сказал я. — Надо купить карту города. А то ни хрена я его на память не знаю…
В результате Онск нас задержал почти до пяти часов вечера. Мы обклеили афишами все стратегически важные места, договорились с местом проживания — рабочей общагой все того же деревообрабатывающего завода. По началу сунулись, было, в гостиницу «Онск», но передумали уже в фойе. И по совету Андрея Филипповича остановились на общаге, частично пустующей. Уровень комфорта — два сортира в коридоре, душ в подвале, но комнаты ничего так, просторные. Пообщались с главредшей местной газеты «Онские вести». Главную скрипку в этой беседе играл Жан, а я честно выполнял роль кошелька. И коробку конфет с бутылкой шампанского утомленной дамочке вручил. Главредша расслабилась, а когда прочитала текст статьи, еще и заулыбалась. Творчество Жана с моими исправлениями пришлось ей по вкусу. Внутрь столовой нам попасть не удалось, пришлось довольствоваться внешним осмотром и заглядыванием в окна. Андрей Филиппович не соврал, здание было действительно впечатляющим. Даже советский ремонт его величественность не особо испортил. Ну да, оно было, конечно, потрепанным. Сцену туда пристроили уже много позже, чем возвели это роскошество. И больше всего эта краснокирпичная махина походила на церковь. Потолки со сводами, люстры… У дальней стены — склад рядов стульев. По центру — дешманские столовские столики.
— Прикольное место, — резюмировал я, выключив камеру.
— Какое-то оно слишком пафосное, — сказала Ева. — Рок-концерт в нем будет смотреться странно.
— И отлично вписывается в мои планы, — заявил я.
Планетарий, музей, церковная трапезная… Потрясающий выйдет гастрольный видеоряд. Не только же на помойках нам выступать.
— Может, тут переночуем, а в Змеиный Камень поедем уже утром? — предложил Жан. — Все равно там все сейчас уже с работы уйдут…
— Лучше не так, — покачал головой я. — Сейчас мы тут пообедаем, доедем до Змеиного Камня, это часа три дороги. Там заночуем, утром встретимся с тамошним контактом. А потом в Волчайск сразу же.
— Да, давайте тут не ночевать, — поддержала меня Ева. — А то у меня от этого города мурашки…
— А вдоль дороги — мертвые с косами стоят! — страшным голосом сказал я.
— И тишина! — закончил фразу Жан, и мы все вместе засмеялись, погрузились в машину и поехали искать столовую треста номер тринадцать, которую нам посоветовала компашка студентов рядом с афишной тумбой. Они живо интересовались концертом, который мы рекламировали. А мы воспользовались случаем и спросили, где тут можно безопасно поесть.
В столовку мы попали уже почти перед закрытием, так что богатство ассортимента блюд оценить не смогли, выбор оказался не так уж и велик — щи из кислой капусты, макароны с бефстроганов, чай с молоком и подсохшие плюшки без начинки. Компот кончился, расстегаи и прочие пирожки тоже. Впрочем, то, что осталось, было вполне съедобно, так что мы смолотили все это, не особо придираясь, и помчали дальше.
— Эх, надо было записать рекламный ролик! — сказал Жан, когда мы уже покинули пределы города. — Тогда можно было бы еще на местное телевидение попробовать пролезть.
— Почему пролезть? — пожала плечами Ева. — Тут уже есть частное. Так что просто заплатить за показ рекламы, и нормально.
— И аудиоролик тоже нужно было, — кивнул я, не отводя взгляда от дороги. После Онска она стала откровенно такой себе. Асфальт тут, конечно, был, но вот его качество… В паре мест казалось, что трассу переезжали на танках. А может и не казалось, вроде бы и есть где-то в этих краях танковый полигон.
Пейзаж вокруг был скучноватый — бесконечные поля, редкие своротки в какие-то крохотные и не очень населенные пункты.
— Скрестим пальцы и надеемся, что общественная жизнь в младших братьях Новокиневска достаточно бедная, чтобы наша не особо обширная рекламная кампания все-таки сработала, — сказал я.
До Змеиного Камня мы добрались уже почти на закате. И хорошо, что вообще засветло. Я довольно оптимистично оценил нашу скорость, качество дороги как-то не учел. Если до Онска вела трасса федерального значения, за которой хоть как-то следили, то вот дорога к Змеиному Камню была… гм… Ну, не то, чтобы проселком. Но километров сорок пришлось телепать по раздолбанной грунтовке. Надо будет учесть этот момент.
А сам город начался как-то внезапно, без всяких там «предварительных ласк» в виде стелы с названием и «добро пожаловать». Просто посреди чистого поля появились блочные четырех-пятиэтажки, трасса неожиданно превратилась в улицу, светофор, опять же.
— Так, кто-нибудь знает что-нибудь про это прекрасное место? — сказал я, поворачивая по главной направо. Проверено, чтобы такие городки случайно не проскочить насквозь, нужно все время ехать по главной.
— Я была в детстве, — сказала Ева. — Когда мы в санаторий на горькие озера ездили. Но не помню ничего.
— Гостиница тут есть? — спросил я.
— Должна быть, — сказал Жан, крутя головой. — Это же город. Значит и гостиница должна быть.
— Поищем, — сказал я. — На крайняк созвонимся с Алевтиной Марковной, я с ней по телефону общался. Вроде она понимающая дама, что-нибудь посоветует.
— Да… Созвонимся… — эхом проговорила Ева, скользя взглядом по запыленной вывеске «Пирожковая», дверь под которой была крест-накрест забита досками.
Главная дорога вывела нас на обширное открытое пространство. Этакий центральный променад на максималках. С одной стороны он упирался в казенного вида здание, а другой — в берег реки. И на берегу высилась статуя женщины, поднявшей руку вверх. Большая статуя. Не Родина-Мать, конечно, но впечатляюще так доминировала. Особенно сейчас, когда на город уже наползли закатные сумерки. Возвышалась этаким черным силуэтом на фоне расцвеченного оранжевыми всполохами облаков неба.
И еще здесь было куда более многолюдно. По аллеям променада прогуливались люди, мамаши катили коляски, стайки девчонок кучковались вокруг скамеек. Разговоры, смех. И даже какая-то классическая музыка из громкоговорителей.
— Я когда на поезде ездил, меня такие вот места как-то… смущали что ли, — сказал Жан. — Останавливается поезд на перроне. Маленький вокзальчик, название какое-то, которое я впервые слышу. Вокруг пассажиров тут же начинают бегать всякие бабули с пирожками. Или, там, конфеты какие-то продавать. А я думаю: «А когда поезд уезжает, что тут вообще происходит?» Как будто я не в город, а в какую-то заводную игрушку приехал. В которой фигурки бегают по расписанию. И все остальное время они просто неподвижно стоят. Понимаю же, что это не так. Что там люди живут, и все такое. И мне от этого как-то… стыдно.
— Ну вот видишь, как полезно бывает сменить угол зрения, — сказал я. — Считай, что подсмотрел в игрушечную шкатулку и узнал, что твои куклы делают, когда ты их не видишь.
— Да ну тебя, вечно ты шуточки шутишь… — надулся Жан совсем по-детски.
— Кажется, нам нужно вон туда! — сказала Ева, указав в сторону семиэтажной «высотки» у самой набережной. На крыше ее светилась какая-то вывеска, но нам с нашей точки обзора было не видно, что там написано.
— Интересно, почему Змеиный Камень? — спросил я, выруливая на нужный нам проезд.
— Кажется, тут был рудник, — сказал Жан.
— Он вроде тут и остался, — добавила Ева. — Вроде еще до войны название города меняли. На какого-то из соратников Сталина. Но совсем ненадолго.
— Ага, он назывался Троцкий! — радостно заявил Жан.
— А памятник кому? — спросил я.
— Какой-то суровой бабе… — Жан покрутил ручку стеклоподъемника и высунул голову наружу, пытаясь рассмотреть статую. — Не видно отсюда, утром посмотрим… Интересно, а при этой гостинице ресторан работает? А то так жрать что-то хочется уже…
— Главное, чтобы там места были, — сказал я. — Пожрать у нас и с собой есть.
Я припарковал машину рядом с двумя девятками и копейкой, и мы вышли на улицу.