90-е: Шоу должно продолжаться – 10

Глава 18

— Не надо разговаривать с заведующим, — сказал Миша. На куполе медленно вращалась Туманность Андромеды, а из колонок хрипловато звучала электронно-космическая музыка. — Я тут подумал… В общем, мне кажется, что все нормально можно устроить. Только… Надо как-то…

— Переживаешь, что утром кто-то найдет пустые бутылки, и тебе вломят по первое число? — хмыкнул я.

— Ну… — замялся он. По тону стало понятно, что да.

— У меня есть одна знакомая компания, — сказал я, сползая в кресле еще ниже, чтобы звездное небо заполнило собой все. — Обычные такие парни и девчонки. Живут с родителями, работы нормальной нет. А тусоваться вместе хочется. Летом еще нормально, можно в парке встречаться. Но зимой-то особо на улице не насидишься…

— И? — спросил Миша, когда я сделал долгую паузу, засмотревшись на звездные россыпи.

— Один парень устроился работать ночным сторожем в детский сад, — сказал я. — Там же после семи вечера все уходят. Детишек приводят только утром. А ночью все это прекрасное помещение никому не нужно. Понимаешь, к чему я веду?

— Кажется… — сказал Миша.

— В общем, ребятишки были вовсе не ангелы, — сказал я. — Приносили с собой бухлишко, да и курили из них многие. Но у них было достаточно мозгов, чтобы соблюдать несколько несложных правил, чтобы утром помещение возвращалось в первозданный вид. В том смысле, чтобы детишки потом не вытаскивали из-под кроватей пустые бутылки из-под портвейна. И бычки в коробках с игрушками не находили. Собрались, побухали-покуражились, навели порядок и исчезли, как призраки на рассвете. Немного проблемно, но зато у них всегда было теплое местечко.

— Я понял, да, — медленно проговорил Миша.

— Это я, если что, к тому, что ты, конечно же, рискуешь, — сказал я. — И даже на самом нежном рок-концерте, конечно же, намусорят. Ну что ж, это означает, что по завершении мероприятия придется остаться и навести порядок до блеска.

Я приподнялся и посмотрел на Мишу. На его лице было тягостное размышление пополам. Но глаза при этом азартно блестели. Как будто он уже мысленно тратил заработанные деньги.

— Но поскольку мне выгодно, чтобы наше с тобой сотрудничество было, скажем так, неоднократным, — сказал я. — То могу честно гарантировать, что в деле наведения порядка я тебе помогу.

— А… сколько… — голос Миши снова стал хриплым до шепота. — Сколько примерно… денег?

Я назвал сумму. Миша закашлялся.

— Мало? — спросил я. — Увы, вряд ли получится больше. Тут не особенно большой зал, значит по билетам общая сумма выйдет…

— Мало⁈ — выпалил он. — Да это дофига! У меня зарплата за месяц в три раза меньше!

— А, — я засмеялся. — Ну так что, мы договорились?

— Я… эмм… — Миша заерзал, глядя на мою протянутую руку.

— Еще что-то тревожит? — спросил я. — Ты говори, говори, не стесняйся!

— Да я просто… — Миша засопел, вытер ладонь об штаны и пожал мне руку. — Просто это все как-то… не… Не знаю.

— Непривычно? — подсказал я и подмигнул.

«Рожденные в СССР делятся на два типа, — подумал я. — Одни только про деньги и говорят, а другим при упоминании денег становится стыдно».

Я вышел из планетария и потопал к выходу из парка. Конкретно этому новокиневскому парку повезло. В смутное время девяностых его не бросили на произвол судьбы, как парочку других парков, которые надолго потом превратились в постапокалиптические полигоны с ржавыми остовами аттракционов и криповыми статуями пионеров в разных закоулках. Тлен девяностых коснулся Октябрьского парка только совсем чуть-чуть. Придет в негодность и упадок фонтан на боковой аллее. Ну и отдаленные его части, те самые, с холмиками могилок, без надлежащего ухода зарастут кустами. Центральная же его часть останется для жителей Новокиневска островком досуга и радостью выходных. Как и в советское время, на пруду будут сдавать, а вренду катамараны, карусельки будут крутиться, в киосках продаваться мороженое. Сам не видел, просто рассказывали. К двухтысячному Октябрьский парк изменится до неузнаваемости. Прирастет современными качелями-каруселями, яркими скамейками и всякими симпатичными арт-объектами. Но и сейчас, в девяносто втором, он неплох. Вон, даже работники какие-то шуршат. Приводят в порядок территорию после зимы. Раздолбали остатки снега в потемневших кучах. Мусор сгребли. Свежая краска много где…

Понятно, что до будущего шика-блеска еще далеко. Но место все равно было приятным. Хотя бы потому, что кому-то было на него не наплевать.

Вообще здесь, в девяностых, я частенько вспоминал теорию разбитых окон. Во многих смыслах, не только в самом прямом и очевидном. В моем прошлом-будущем иллюстрации этого правила случались уже реже, зато более очевидно. Вот, к примеру, два дома — два двора. В одном — милота и порядок, детская площадочка аккуратная, скамейки покрашены, цветочки на клумбах. В другом — ржавая горка, бычки в песочнице и кучи битого стекла. Дома по соседству, никаких тебе элиток против хрущоб. Просто таков уж человек. Идет, курит. Видит кучу бычков и думает: «О, пепельница…» Другим можно, значит и мне можно.

В обратную сторону, кстати, тоже работает.

Я вышел из монументальной арки входа в парк и свернул на улицу Текстильщиков. Можно было пройти по аллейке прямо и выйти на проспект Ленина в районе кафе «Сказка», а можно свернуть вдоль парка, прогуляться до спорттоваров, потом мимо «Детского мира», и тоже оказаться на площади Октября. Второй путь короче, хотя выглядит куда более извилистым. Хотя выбрал я его как-то автоматически. Просто ноги так понесли. Недавно так ходил и еще удивлялся, что правая сторона Текстильщиков как-то внезапно превратилась в стихийный базарчик. Такими сейчас весь Новокиневск заполнился, причем в самых неожиданных и неочевидных местах.

По началу уличная торговля как-то тяготела к рынкам и остановкам, а сейчас распространилась по всему городу. Как эпидемия.

«А ведь это тоже своего рода проявление теории разбитых окон», — подумал я, останавливаясь рядом с разложенными на ящике книгами. Восьмитомник Жюля Верна, у нас дома такой же. И тоже «Таинственный остров» выглядит зачитаннее других.

Справа от книжного лоточка бабуля продавала семечки стаканами. А рядом с миской жареных семечек лежали три пачки распакованных сигарет. Поштучно.

Слева — два хитромордых парня старшего студенческого возраста с десятком журналов с полуголыми красотками на обложках. Купить — одна цена, полистать — другая цена.

Дальше в рядочек продавали вязаные носочки, банки с соленьями, жвачки и шоколадные батончики, водку в «чебурашках», какие-то шмотки… И так почти до самого «Детского мира».

«Интересно, кто пришел сюда первым?» — подумал я, перекладывая томики на прилавке у мужика. Тот молчал, насупившись. Смотрел в сторону. Никаких тебе «вам что-то подсказать может быть?»

— Скажите, пожалуйста, а почему вы именно здесь решили начать торговлю? — спросил я, поднимая голову.

— Ну… а где еще? — растерялся мужик.

— Это же просто улица, — сказал я. — Причем далеко не самая многолюдная. Тротуар не самый широкий, машины близко ездят. Лужа еще эта. Какой-нибудь лихач все забрызгать может.

— У меня полиэтиленовая пленка есть, могу прикрыть, — сказал мужик.

— Вы давно здесь торгуете? — спросил я.

— А ты чего прицепился, волосатый? — сварливо вмешалась бабка с семечками и сигаретами. — Или в проверяющих уже и волосатых набирают?

— Я журналист, бабушка, — улыбнулся я. — Хочу статью про уличную торговлю написать, вот и интересуюсь мотивацией…

— Покупать будешь что-нибудь? — перебила меня бабка. — Что молчишь? Денег нет? Вот и мотай отсюда тогда. Мотивацию ему, ишь, слово-то какое…

— Ну, люди уже тут стояли, вот и тоже решил, — сказал мужик с книгами. — Раз другим можно, значит кто-то уже узнавал или что…

— А кто был первым, не знаете? — спросил я.

— Да не разговаривай ты с ним, Антон Никитич! — снова влезла в разговор бабка. — Хорош разнюхивать и место тут занимать. Пока ты тут лясы точишь, может другой бы у него что купил.

— Я вот эти две книжки Чейза возьму, — сказал я, забрав с ящика два потертых, но еще вполне блестящих и глянцевых томика. Протянут мужику пару купюр.

— На прилавок положи, — сказал тот. Я выполнил, не удивляясь. Среди моих знакомых и в будущем тоже встречалось это суеверие. Что нельзя деньги из рук в руки брать.

— А семечек не надо? — тут же сменила пластинку бабка.

— Вкусные? — с усмешкой спросил я.

— А то как же! — гордо приосанилась бабка. — Сама жарила, подсолнухи с моего огорода, крупные вон смотри какие!

— Уговорили, — улыбнулся я. — Давайте стаканчик.

— В кулечек или в карман сразу насыпать? — засуетилась бабка.

— Так что насчет моего вопроса? — напомнил я. — Кто первым сюда вышел, не помните?

— Так всегда вроде… — тут бабка замерла и задумалась. — Машка была первой, точно!

— Это какая Машка? — подключился к беседе продавец водки. — С учительского дома?

— Ну да, она! — бабка всплеснула руками. — С остановки шла с двумя ведрами яблок, устала, поставила их сюда вот на бордюрчик. А тут к ней подскакивает мужик какой-то. Почем яблоки, мол. А потом во двор уже пришла и похвасталась. Вот мол, представляете, тащу эти яблоки проклятущие, руки уже все оттянули. Делать с ними уже не знаю что, повидлом весь шкаф забила. А тут — денежка. Ну и в следующий раз она уже сама тут встала.

— Да ну, не она это была! Это Вася с Димкой Прохоровы тут еще промышляли!

— Да я еще когда пацаном был, мы сюда бегали за серкой и кедровыми орешками!

— Вот ты вспомнил, это когда было-то!

— Так он же про первых спрашивает!

— Не настолько же первых! Может тут еще при Сталине кто-то торговал, их тоже вспомнишь?

Народ спорил, сыпал именами и товарами. Руками размахивали, позиции аргументировали. А я вспоминал про тот случай, когда мы с Генкой и Димоном ездили в Питер, и как-то так все сложилось, что наш питерский кореш Митя сблатовал нас сгонять в Финку, раз уж у нас загранники с шенгеном. А от Хельсинки на пароме до Стокгольма. Приключение на пару дней, впечатлений море… И вот на этом самом пароме случилось одно наблюдение. Дело было зимой, на новогодних каникулах, так что на плавучем городе, курсирующем между Хельсинки и Стокгольмом, соотечественников было довольно много. А зима, хоть и теплая. Так что на верхней палубе гулять — желающих немного. Так что когда мы туда вышли — Генка и Митя покурить, а мы за компанию, там было совершенно пусто. Три сотни столиков и никого. Мы облюбовали один из столов, мужики закурили. Сидим, болтаем тихонько. Настроение было такое — на негромкие философские разговоры. И тут открывается дверь, и на палубу выходит русская семья. Мама-папа и двое тоддлеров. Они оглядывают пустую палубу, о чем-то переговариваются и устремляются четенько к нам. За соседний столик. Чем им остальные двести девяносто девять не угодили — непонятно…

Так и здесь, видать. Кто-то торгует. Дай-ка и я рядом пристроюсь!

Получается, что у теории разбитых окон, кроме девиза «если другим можно, то почему мне нельзя?», есть и еще один — «А что, так можно было что ли⁈»

Хотя, может это просто я пытаюсь все в одну кучу свалить. И на самом деле, это совсем другая история.

Я сунул кулечек с семечками в карман, забрал с прилавка два томика Чейза и неспешно пошел своей дорогой. Слушая, как за моей спиной все еще гудит растревоженный базарчик. Радостно ухватившись за возможность пообщаться.

— Да почему нельзя-то? — Астарот опустил микрофон и топнул ногой. — Это же тоже наши песни!

— Астарот, ты когда-нибудь был в деревне вообще? — спросила Наташа, сидящая на спинке кресла в первом ряду.

— Ну, был, — буркнул Астарот. — У меня там бабушка живет, я там до четвертого класса каждое лето проводил.

— Мозгом подумай тогда, — Наташа постучала себе по лбу согнутым пальцем. — Сельский клуб, в котором до сих пор танцы под баян дяди Вани проходят. А тут вы, такие: «Сатана, кровища, уоооо!» Да вас там же на костре и сожгут на всякий случай.

— Зато такой репортаж можно будет потом написать, — мечтательно проговорил Жан. — Рок-группу из Новокиневска сожгли на костре инквизиции в Усть-Ильменке…

— Жан, тебе что, заняться нечем? — набычился Астарот.

— Есть чем! — живо отозвался Жан. — Я про вас статью пишу, как вы гастрольный концерт готовите.

— Вот и… — Астарот сжал губы и повернулся к «ангелочкам». — А вы что молчите? Они нас тут критикуют в хвост и в гриву, а вы заткнулись, как эти самые…

— Ну… Наташа права, мне кажется, — растерянно сказал Бельфегор. — Не насчет костра, конечно, но накостылять нам деревенские могут.

— И что нам теперь, попсу петь? — фыркнул Астарот.

— Не попсу! — Наташа всплеснула руками. — У вас полно отличных песен. Плюс каверы. Плюс еще «Цеппелины».

«Цеппелины» чинно сидели в первом ряду кинозала «Буревестника». Все, кроме Яна, который на убежал в ближайший магазин за «топливом» и сигаретами. Тут же были Наташа и Жан. Я сидел рядом с выходом из зала. Караулил Наталью Ильиничну. Чтобы, если вдруг она надумает пойти наверх, ее перехватить. Сегодня я был «дежурным по директрисе», а Ирина просила по возможности не пускать ее наверх, у них там ответственная запись какая-то.

Так что в обсуждении я участие принимал опосредованно, хотя сама репетиция была моей идеей. «Ангелочкам» и «Цеппелинам» нужно было притереться. Все-таки, гастроли совместные. Я уже даже примерный маршрут прикинул. Но пока только теоретический, его еще только предстояло проехать. И со всеми договориться о концертах. Но это я тоже уже более или менее распланировал.

— А прикольно было бы сделать концерт типа спектакля, — сказал Кирилл. — Ну вот как с «Темными тенями» получилось на Масленицу…

— Предлагаешь толкиенистов с собой взять? — усмехнулся Макс. — Вместо подтанцовки.

— Подтанцовка — это прикольно, — с довольным видом сказал Бегемот, выбираясь из-за барабанной установки. — Можно взять еще пару девчонок, чтобы они вместе с Пантерой типа подпевали…

— Нафиг иди с такими идеями! — огрызнулась Надя. — Вот так у нас натурально получится попса.

— А если правда что-то театральное добавить? — поддержал Кирюху Бельфегор. — Ну, наверное, в целый спектакль мы уже не успеем все превратить, но вот если во время «монаха» Бес будет ходить по сцене в черной рясе, а кто-то из его девчонок…

— Нам икарус тогда для гастролей понадобится, — сказал один из «Цеппелинов» с первого ряда.

— Ну почему сразу икарус-то? — насупился Бельфегор. — Ну вот нас шестеро, вас пятеро… Ой, ну в смысле, с Яном тоже шестеро. Двенадцать, получается. Плюс Велиал. Плюс Кристина. Четырнадцать. А в пазике мест… эээ… Сколько? Больше двадцати же. Можем и взять еще кого-нибудь. Велиал, что ты думаешь?

— Идея интересная, — сказал я. — Концерт-мюзикл — прикольно, театральная подтанцовка — тоже хорошо.

— Ага, возьмем с собой Беса, он там склеит какую-нибудь деревенскую красотку, а нам всем потом накостыляют, — Бельфегор хихикнул.

— Да что ты, блин, заладил — накостыляют, накостяляют, — взвился Астарот. — Может это мы накостыляем!

— Какой концерт без драки, — пробормотал я.

— Что? — хором переспросили сразу несколько голосов. И из «ангелочков», и из «цеппелинов».

— Да ничего, проехали, — засмеялся я. — Кстати, раз уж вы все равно не поете. У кого-нибудь есть знакомые или родственники в Мухортино?

«Ангелочки» синзхронно покачали головами.

— У меня есть, там батин брат живет, — сказал Жан.

— Ха… — я задумчиво посмотрел на карту Нововиневской области. — И как оно? Большой населенный пункт?

— Ну как… Клуб там есть, если ты об этом, — сказал один из «цеппелинов».

— А народу много живет? — спросил я, но тут же махнул рукой. — Ладно, вопрос снимается. Просто Мухортино нам по дороге, получается. Ну, километр всего в сторону от трассы. Вот я и подумал…

— Я могу дядьке телеграмму дать, — предложил Жан. — Тогда можно будет с ним и договориться.

— Слушайте, у меня идея! — воскликнул Бельфегор.