90-е: Шоу должно продолжаться – 10

Глава 14

Я сидел в продавленном кресле, глядя на танцующих под медитативный мотив Dire Straits и думал о неслучайных случайностях, совпадениях и дежа вю. И той цепочке событий, которая меня привела в это место.

После того, как мы битый час потратили на мозговой штурм, предлагая и отвергая разные кандидатуры на пост директора «Фазенды», то сошлись во мнении, что придется дать объявку в газете и устроить конкурс на замещение вакантной должности. Слегка приуныли, потому что не придумали, как превратить это по нашей всегдашней привычке в балаган, но уныние быстро прошло, сменившись рабочим обсуждением того, кто еще нам нужен. Поржали, но в конце концов составили вполне вменяемый список из трех позиций. С которыми я и пошел на следующее утро в редакцию газеты «Молодежная правда». Потому что в нашем обсуждении мы сошлись в мысли, что бесплатные объявки на купонах, которыми мы всегда пользовались — это не то пальто. Нам нужен серьезный человек, а значит и объявление должно быть серьезным и обстоятельным. Лучше даже похожим на короткую заметку.

Перед тем, как идти, я пытался найти Ивана. Но по телефону его поймать не удалось, в кофейне «Дома журналиста» его тоже не оказалось. Так что в редакцию я пришел, можно сказать, наобум. Без протекции или чего-то подобного.

Послонялся между двумя этажами, пообщался с самыми разными личностями, которые не желали брать на себя такое ответственное решение, как платная публикация. И в конце концов поймал в лифте суетливого косящего на один глаз парня, который моей идеей заинтересовался. Он уволок меня в редакционную столовую и долго выпытывал подробности нашей деятельности. А я честно и обстоятельно рассказывал. Достаточно громко, чтобы слышали люди за соседними столиками тоже. Постепенно вокруг нас собралась небольшая тусовка, в том числе и та самая тощая рыжая девица, которая сейчас так старательно выгибается под музыку среди танцующих парами. В одиночку, бросая на меня томные взгляды через плечо.

Когда мы с косоглазым журналистом пришли-таки к взаимному соглашению, и он набросал тот вариант заметки-объявления, который меня устроил, я покинул редакцию.

Рыжая девица нагнала меня возле машины.

— Ты же Велиал, нда? — спросила она в лоб.

В редакционной столовке я Велиалом не представлялся, речь про «Ангелов» там не заходила. Но отрицать я не стал, разумеется.

Девица сказала, что ее зовут Юля, но я мог про нее слышать как про Джуну. Когда я сказал, что ни сном, ни духом, она страшно удивилась и решила, что я прикидываюсь. Дальнейший разговор был мутным и полным намеков, которые я не понял, и отсылкам к личностям, которых я не знал. Но финалом его стало приглашение на какое-то особое сборище, куда кого-попало не приглашают, так что я должен гордиться и радоваться. Я сделал вид, что горжусь, посмотрел на адрес, который она накорябала торопливыми неровными буквами. Центр, рядом с кинотеатром «Россия».

Медляк закончился, обжимающиеся под музыку пары с неохотой распались и потянулись к столу с закусками. Рыжая Джуна устремилась к моему креслу и плюхнулась на подлокотник. Обвила тонкой рукой мою шею.

— Велиал, ты обязательно должен сходить со мной на выставку Пряхина! — заявила она.

— Знаменитый художник? — иронично хмыкнул я.

— Ге-ни-аль-ный! — экзальтированно заявила она. — При коммунистах его картины запретили, потому что в них была зашифрована настоящая тяга человека к свободе! Ему пришлось бежать из страны, и только сейчас он смог вернуться.

— И выставка только для избранных? — уточнил я, не особо скрывая иронию. — Вход по паролю?

Тусовка, в которую привела меня рыжая Джуна была прямо-таки помешана на своей элитности и интеллектуальном цензе на вход. Хотя изнутри при этом мало чем отличалась от любой другой тусовки. Тот же праздный треп, та же выпивка, те же танцы. Собственно, я купился на приглашение рыжей Джуны просто исходя из своего же правила жизни в девяностых — знакомиться и общаться с максимальным количеством людей. Даже в моем прошлом-будущем, когда информация распространяется со скоростью широкополосного интернета, люди все равно существуют эдакими замкнутыми анклавами, эхо-комнатами, и внутри каждой — своя версия реальности. А здесь, в девяностых, это разделение работает гораздо сильнее. Вроде бы кажется, что про ту же «Фазенду» уже весь город знает, ведь про нее и по ТВ «Кинева» был репортаж, и в журнале «Африка» неоднократно писали… А он уже весьма «потолстел» в смысле тиража. Как попадаешь вот в это место, где смотреть ТВ «Кинева» считается зашкваром, про «Африку» ни разу не слышали вообще, а из русского рока слушают почему-то только Башлачева и «Кино». Только зарубежный, только классику.

Эстеты, фигли.

— Только для понимающих, — со значением сказала Джуна, съехав задницей ко мне на колени. Я не препятствовал, но и не поощрял. Джуна явно считала себя роковой соблазнительницей, и назначила меня на сегодняшний вечер своей целью. Может, я ей для коллекции был нужен, а может просто понравился.

— Свобода — это самый большой обман философов, — с усмешкой заявил я. — Инструмент демагогов и жуликов.

— Какой ты еще молодоооой, — протянула Джуна, проводя пальцем по моей скуле. — Мы все покалеченные дети Советского Союза, где свободу исказили, заковали в цепи и поставили на службу пропаганде. И забыли, что настоящая свобода — она всегда внутри, в каждом сердце, в каждом…

Она приблизила лицо, коснувшись губами моей щеки. Планируя, что к концу ее пламенной тирады мы с ней сольемся в страстном поцелуе.

— Какое мудрое рассуждение! — сказал я, тоже добавив в свой голос пафоса и уклонившись от ее губ. — Я должен это записать и обдумать на досуге. Ты позволишь?

Я поднял ее со своих колен и переместил обратно на подлокотник. Поднялся, не обращая внимания на ее растерянное выражение лица. И двинул в прихожую. Типа, блокнот взять. Точнее, на самом деле взять блокнот. Ирония иронией, но сегодня волею цепи случайных совпадений я оказался в другой эхо-комнате. Похожей по вкусам на тусовку вокруг рок-клуба, но пересечений здесь не было вообще никаких. Откуда эта Джуна узнала о моем существовании, я пока что так и не выяснил. Но это было, в общем-то, неважно. Раз я здесь, значит нужно заводить новые знакомства и расширять свою «эхо-комнату».

Тусовочный «флэт» оказался, кстати, весьма даже колоритным и примечательным. В отличие от коммуналки Боржича, находился он в весьма даже приличном доме. Точнее не так. Это в моем прошлом-будущем он станет весьма приличным, когда его выкупит кто-то из олигархов, устроит в этом монументальном доме сталинской постройки крутой ремонт и распродаст ее другим таким же олигархам. Сейчас, в девяностые, он пребывал в довольно грустном состоянии и требовал капитального ремонта. Роскошные квартиры когда-то раздавали интеллектуальной элите, которая со временем измельчала и обеднела. Так что в подъездах… Хотя нет-нет, в этом доме подъезды были такими, что хотелось их назвать по-питерски «парадными». Даже с каким-то подобием грубоватой лепнины и коваными перилами у широких лестниц. И на самом верхнем этаже, седьмом по счету, и находилась конспиративная квартира для этого особо избранного общества.

Хозяина звали Андрей «Вишня» Азаров. Он вел двойную жизнь — был школьным учителем музыки в рабочее время, но в реальности, конечно же, был гением. И работал над книгой, которая, когда будет дописана, потрясет мироздание до самого основания. Это мне сообщили троица его «миньонов» с должным почтением и придыханием, когда я подошел познакомиться. Сам же Вишня на меня произвел приятное впечатление. Ему было, наверное, лет тридцать. Он носил изящную бородку и каре до плеч, лицо интеллигентное и где-то даже просветленное.

— Я могу работать над книгой только по ночам, — говорил он, растягивая гласные. Эта манера была похожа на лениво-неспешный говор Сэнсея. И даже голос немного похож. — Потому что только ночью можно уловить истинные вибрации человеческих чувств. Когда люди спят, они не могут врать, днем же эта реальность заставляет нас носить маски…

«Какой бред он несет…» — подумал я, оглядывая лица кучкующихся рядом с его креслом поклонников. Вот они-то точно не прикидывались, ловили каждое его слово с преданностью ручных собачек.

— Вчера ночью я писал эпизод, в котором мой герой становится пророком, — продолжал хозяин квартиры. — И он смог это сделать как раз именно потому, что не спал по ночам и мог СЛЫШАТЬ, понимаете? Наш мир не случайно устроен так, что любой человек, для которого нормально не спать по ночам, чувствует свою чуждость…

Хрен знает, как этому парню достались четырехкомнатные хоромы с собственным выходом на чердак. Видимо, родители или их родители были из той самой элиты, которым полагалось жить в этом доме, а потом что-то случилось — или они умерли, или переехали куда-то, оставив жилплощадь единственному наследнику. А может он вообще сквоттер. Кто его разберет?

Но квартира была хороша не только своими размерами. В каком-то смысле, она была идеальным «флэтом». Прямо как из какого-нибудь байопика о зарождении культовой рок-группы. Стены в коридоре были от пола до потолка изрисованы картинками и надписями. Концепт был понятен — каждый гость должен был оставить свой след на этих стенах. Но за долгое время существования флэта как тусовочного места, все эти надписи слились в единый узор. Прямо-таки атмосферную текстуру.

Дверь в одну из спален была сплошняком заклеена этикетками от выпивки. Детально разглядеть у меня пока возможности не было, но там явно были и весьма экзотические.

А стены гостиной, опять-таки, от пола до потолка, были отданы под постеры зарубежных рок-групп. Мебели во всех этих хоромах было не особо много, в основном это были кресла из совершенно неподходящих друг другу гарнитуров. Кажется, хозяин просто притаскивал к себе каждое, которое выбрасывали на помойку.

Вишня поймал мой ироничный взгляд и подмигнул.

— Велиал, правильно? — спросил он.

Я кивнул.

— А вот скажи мне, ты сова или жаворонок? — спросил он. И взгляды его поклонников выжидающе уставились на меня. Готовые немедленно начать осуждать, если я признаюсь, что жаворонок, или одобрять, если скажу, что сова.

— Однажды к великому учителю дону Хуану пришел другой великий учитель, назовем его доном Диего, — многозначительным голосом начал я. — Дон Диего давно хотел попасть в пещеру дона Хуана, но раньше его сюда не пускали, так что в этот раз ему пришлось прикинуться простым паломником и замотать лицо тряпкой. Иначе ученики дана Хуана прогнали бы его ссаными тряпками. И вот затесался, значит, дон Диего в толпу и слушает, как дон Хуан вещает всякие мудрые вещи. А сам незаметно их в книжечку записывает, чтобы потом было что обдумать на досуге. Дон Хуан заметил это дело и спрашивает: «Эй ты, в третьем ряду! С какого конца надо разбивать яйцо?»

Я замолчал, подмигнув Вишне.

— А дальше? — спросила одна из девушек.

— А дальше у дона Диего отобрали его записную книжку и выгнали ссаными тряпками, — усмехнулся я.

— Но что он ответил-то? — не унималась любопытная девушка.

— А ты бы что ответила? — спросил я.

— С тупого, — сказала девушка. — Там такая пустая полость, с нее чистить удобнее.

Все зашумели, кто-то начал с ней спорить и доказывать, что как раз это неудобно, кто-то, что вообще сбоку разбивает, а кто-то вспомнил про лилипутов и Гулливера.

— Прикольно, — сказал Вишня, встал и пожал мне руку. — Нам нужно с тобой выпить.

Мы с ним переместились к столу. Он познакомил меня с еще несколькими местными «функционерами». Тусовка «избранных» была в целом постарше, чем я, в смысле Вова-Велиал. Вузы они уже закончили, у большинства была работа. И в основном — в культурной среде. В музеях, библиотеках, школах и вузах. Все они считали себя невероятно прогрессивными и очень образованными. Обсуждали с огнем в глазах какие-то статьи и книги, о которых я был ни сном, ни духом. Но чтобы высказываться в таких компаниях, далеко не всегда нужно быть в курсе. Достаточно уметь вовремя ввернуть дискуссионную фразочку. И в промежутках записывал контакты тех, кто привлек мое внимание. По своей привычке я прикидывал, чем все эти знакомства могут быть полезными. И пока они спорили об ущербности субъективного идеализма, я обдумывал серию концертов «ангелочков» в разных не очень подходящих для этого местах. Например, в краеведческом музее. Или в том же планетарии. Один из этой компании как раз там работал. И пока он высказывал свое ценное мнение, я представлял, как «ангелочки» поют, а в это время купол планетария бороздят космические корабли и всяческие астероиды. Хм. Или, скажем, библиотека. Рок-концерт среди стеллажей с книгами…

В принципе, сами по себе подобные мероприятия не то, чтобы очень денежные, конечно. В самый большой зал того же краеведческого музея вряд ли влезет разом больше тридцати человек, но антураж, каков антураж! Притащить туда с собой Стаса с его ассистентом, и в две камеры они снимут кучу классного видеоматериала. А поскольку у нас теперь есть телевидение, то этот концептуальный видеоряд можно будет пускать в эфир вообще без проблем.

— Записывал в книжечку, говоришь? — иронично хмыкнул у меня над ухом Вишня.

— Понимаешь, какое дело, дорогой новый друг, — сказал я, обняв его за плечи. — Новые места и знакомства ведут к образованию в голове огромного количества новых идей…

— Везет тебе, — сказал Вишня, протягивая мне стопку с какой-то выпивкой. — А я вот чувствую, что моя книга начинает буксовать на середине. Наверное и впрямь настало время замотать лицо тряпкой и сходить к какому-нибудь другому «великому учителю». А, что скажешь?

— Ценная мысль, — энергично кивнул я.

— Я тоже! Я тоже хочу с вами выпить! — между нами втиснулась Джуна с бутылкой в руках. — Велиал, ты должен познакомиться с Агатой! Она моя лучшая подруга, и она так прекрасно поет, ты бы слышал! Гораздо лучше этой вашей малолетки!

— Джуна, что за дела? — удивленно спросил Вишня. — Кто поет и где?

— Вишня, это же Велиал! — всплеснула руками Джуна, чуть не стукнув бутылкой по голове парня, который стоял к нам спиной и с жадностью поглощал бутерброды. — У него группа есть, «Ангелы С».

— Джуна, ты же знаешь, как я отношусь к местным музыкантам, — Вишня выдал снисходительную улыбку.

— А я тебя слушать и не заставляю! — Джуна отхлебнула прямо из горлышка. — Велиал, слушай… Это Агата…

«Надо же, какая ирония судьбы…» — подумал я, глядя на эту самую Агату. Прикол в том, что это была не Агата ни разу. Это была Ирка. Та самая моя одноклассница, драматичная школьная любовь, у дома которой я недавно забирал Беса. Она отрезала свои длинные роскошные волосы под суровое каре, была накрашена в стиле «героиновый шик» и, кажется, здорово похудела. Во всяком случае, в моей памяти она сохранилась чуть более… гм… фигуристой.

— Ира? — спросил я, приподняв бровь. Ну, просто чтобы убедиться, что это точно она, а не какая-то очень похожая на нее девушка.

— Я не люблю, когда меня так называют, — она гордо вздернула острый подбородок. Она, точняк. — Но вроде мы раньше не встречались?

«Лучшая подруга?» — подумал я, посмотрев на Джуну. Ирке сейчас столько же, сколько мне — девятнадцать. Джуне не меньше двадцати пяти. Приличная разница, особенно для этого возраста.

— Не встречались, — я покачал головой. — Показалось, что я тебя видел раньше, вот и спросил. И не ошибся, судя по всему.

— Не называй меня так никогда, я это имя ненавижу! — сказала Ира-Агата. — Меня даже по паспорту больше так не зовут!