90-е: Шоу должно продолжаться – 11

Глава 11

— В воскресной схватке двух йокодзун… — простонал я, падая лицом в руки. Все следом за мной, засмеялись. Кроме Наташи.

— Кого? — недоуменно спросила она.

— Йокодзун, — с видом знатока объяснил я. — Мне всегда смешно рядом с йокодзунами…

И меня опять скрутило приступом смеха. Блин, вот реально! Даже не думал, что тот ржачный ролик про диктора и чемпионат по сумо — это такая жизненная штука.

— Очень смешно, но я все равно ничего не поняла, — сказала Наташа.

— Да-да, сейчас, — я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, вытер пот со лба. — Короче, йокодзуны — это такие чемпионы по борьбе сумо.

— Какой борьбе? — спросила Ева.

— Ну, это такой японский вид спорта, — я раскинул руки и покачался всей верхней частью тела, изображая переваливание с боку на бок. — Там два очень толстых чувака сходятся на татами. И побеждает тот, кто вытолкнул другого.

— А! Кажется я что-то такое видела, — Наташа прищурилась. — Они еще в таких смешных трусах типа подгузников. И как, ты сказал, они называются?

Тут я снова не выдержал и грохнулся лицом в руки. И всех остальных тоже утащил за собой в приступ смеха.

— Все-все! — сказал я, как только смог говорить внятно. — Василий, не надо на меня так осуждающе смотреть. Я уже почти собрался. Сейчас отдышусь и прочитаю как надо!

Я снова посмотрел на бумажку с аккуратными круглыми буковками. Чистовая версия творческого тандема Наташи и Василия. Версия четвертая, дополненная.

«…и добро пожаловать на фестиваль „Рок-Виски-Браво“, главное событие в мире шоу-бизнеса на территории всех стран СНГ».

На самом деле, мы внезапно довольно эффективно сработали. После ступора первых минут, когда мы с Наташей сначала несколько минут просто тупили, потом кривлялись, пытаясь то изображать известных дикторов, то героев фильмов, стало понятно, что вот так, с наскока, записать нужный нам ролик не получится. Мы, конечно, мастера импровизации, но какие-то заготовки нужны. Так что мы вырубили запись и скучковались вокруг стола все. Включая Еву, которая по началу считала, что будет просто зрителем. И вмешиваться ни во что не собиралась. Но мозговой штурм — штука увлекательная, хрен увернешься. Даже Агата временно отказалась от своего командно-обиженного тона, тоже заразившись азартом и креативом.

И родился концепт перемежающейся программы. Серьезно-несерьезной. Не бог весть, какое новаторство, уверен, что в среде радийщиков для этого способа подачи информации давно уже существует отдельное название. И есть десяток-другой инструкций о том, как писать к этому тексты.

Но среди нас радийщиков не было, так что сочиняли мы на ходу. Финальный ролик должен был состоять из «серьезных новостей», когда мы с Наташей вещали эдак протокольно, будто Левитан «от советского информ-бюро», потом музыка, а потом наш развеселый треп, когда мы кривляемся и перебиваем друг друга.

Первый такой «блок» мы записали более или менее сразу. Прямо легко, с полпинка. Послушали, придрались чуть-чуть к тому, что на «протокольной» части вроде как слышно, что мы на самом деле кривляемся. А разве Левитана можно было в чем-то таком заподозрить? Нужна прямо убийственная серьезность. Настоящая и неподдельная.

И мы решили перезаписать. Текст, вроде как есть.

Вторая попытка получилась хуже. На третьей я почему-то начал спотыкаться посреди самой первой фразы. И неправильно потом себя же поправлять.

Властно вмешался Василий и сказал, что первый вариант — норм, хватит топтаться на месте. Все равно слушать это все будут через хриплый матюгальник на крыше автобуса, кто там вообще разберет, кривляемся мы или нет.

Но вирус-хохотунчик уже начал свое черное дело. И зачитать второй блок стало еще труднее.

— Не, надо переписать, — сказала Наташа, когда мы прослушали результат. — Я говорю так, будто на унитазе сижу…

— Зато звучит серьезно, — хмыкнул я. — Нельзя же на унитазе несерьезно сидеть? Это дело очень ответственное…

Мы заржали.

Потом, отхохотавшись, принялись перезаписывать.

Потом снова перезаписывать. Потом Наташа прервалась на полуслове и схватила ручку.

— Я не могу, меня бесит эта ошибка! Тут мягкого знака не хватает. А тут запятая лишняя! — она согнулась над столом в позе атакующего богомола и принялась чиркать на листочке с текстом.

— Вот и писала бы сама, раз такая грамотная, — обиженно пробурчала Агата.

Но Наташа, кажется, вообще не услышала, что она там бормочет.

А мне в тот момент стало понятно, что получается у нас неплохо, но за сегодня мы точно все не запишем. Просто потому что у нас ни разу не получилось сделать что-то лучше, чем самый первый новостной блок. Да и наш с Наташей совместный бредогенератор оказался не настолько дрессированной штукой, чтобы выдавать смешные шутки просто так. Без публики. Там-то все было просто — делаешь какую-то фигню, все ржут. Ты находишь, за кого зацепиться, и делаешь и говоришь очередную фигню. А вот без отдачи и обратной связи это оказалось сделать сложновато. Так что пришлось наши влажные фантазии на тему, что мы отболтаемся без подготовки тоже выкинуть в мусорку. И вооружиться ручкой и бумажкой, чтобы хотя бы план примерный набросать. Будущей импровизации, ага.

Ну и еще, мне не нравился мой голос в записи, разумеется. Не в принципе не нравился, так-то нормальный голос. Не писклявый, не шепелявый. Просто слышно было, что я не профи. Даже когда изо всех сил изображаю Левитана.

— Вовчик, соберись! — скомандовал Василий, когда йокодзуновый приступ наконец-то отступил, и живот перестало крутить приступами неконтролируемого хохота. — Нам всего-то нужно часа полтора вашей болтовни, это же недолго, ну!

— Так-то мы одну песню как минимум несколько часов обычно пишем, — вздохнул я.

— Вот ты сравнил! — всплеснул руками Василий. — То песня!

— У меня идея, — сказал я. И почувствовал, что голос как-то предательски похрипывает уже. Кажется, голосовые связки давали понять, что работают уже как-то слишком долго. — Даже две идеи. Во-первых, нам с Наташей нужен горячий чай. Или хотя бы вообще вода.

— Эх, столовка закрыта, выходной сегодня, — вздохнул Василий. — Агатка, сбегай в до туалета, набери водички ребятам. А вторая идея?

— Нам-то не обязательно писать с той очередностью, с которой все это звучать будет, — сказал я. — Давайте сначала запишем все новости протокольным голосом, а потом уже все остальное.

— Хм… — Василий поскреб подбородок.

Не радийщики мы ни разу! Чем больше крутил в голове эту простую идею, тем очевиднее она казалась. Блин, да как нам вообще могло прийти в голову что-то другое? Вот же! Киношники же стопудово так снимают. Если в сценарии есть пять сцен в декорациях, скажем, вокзала, явно же их снимут подряд. И не будут таскать съемочную группу сначала с вокзала в павильон вагона, потом на берег озера, потом в какой-нибудь отель, а потом снова на вокзал.

Только очевидная мысль не всегда приходит в голову. Особенно когда ты не профи.

— Так, — веско сказала Наташа и поднялась во весь свой немаленький рост. — Вношу ценное предложение. Сейчас уже четыре часа дня.

— Сколько⁈ — Василий резким движением вскинул руку и посмотрел на часы. — Ох, ничего себе!

— Так вот, — продолжила Наташа. — Сейчас четыре. За сегодня мы точно не запишем все.

— Это к гадалке не ходи, ага, — усмехнулся я.

— Давайте разойдемся сейчас, — сказала Наташа. — Мы с Велиалом подумаем в офиче над текстами.

— Я возьму пару уроков у Гертруды, — снова вставил я.

— И назначим время, — продолжила Наташа. — Один день поставим для записи новостей, и еще парочку — для бреда. Ну как?

— Звучит разумно, — кинвул Василий.

— Я бы, кстати, предложил как раз наши протокольные новости отложить на самый край, — добавил я.

— Я принесла воды! — воскликнула Агата. — Правда мне сначала пришлось эту вазу отмыть, потому что там кто-то явно когда-то цветы забыл… Но другой емкости не нашлось… Так. А вы что, уже собрались уходить?

— А можно я с вами? — спросила Агата, когда на крыльце остались только мы с Евой. Василий сорвался с места и бросился ловить такси, как только мы вышли. Наташа попрощалась с нами и умчалась на остановку. Ей нужно было в «Фазенду». Куда мы с Евой тоже собирались подскочить, но потом, вечером. Уже когда сама вечеринка будет. А сейчас мы обсуждали, что надо бы пойти пообедать. И как раз сошлись во мнении, что пельмешка на площади Советов нам как раз подойдет. И идти недалеко, ну и в принципе, она прикольная. А лично мне так вообще нравилось туда ходить, потому что где-то совсем скоро эта пельмешка в прежнем виде существовать прекратит, а мне тамошняя атмосфера ужасно нравилась. Душевная такая.

Я посмотрел на Еву. Агату мне было немного жаль. Она сегодня изо всех сил старалась. Ну, то есть, манера этого старания у нее была бесячая, но понятно же, что девочка просто пытается свою полезность со всем рвением показать, так что к тону можно и снисходительно отнестись. Но решение было за Евой. Я бы, наверное, предпочел отшить Агату и пойти обедать со своей девушкой. Но сегодняшний день получился насквозь рабочим, хоть и веселым. Особого романтического настроя у нас вроде как не было, так что…

— Конечно, — безмятежно улыбнулась Ева. — А ты пельмени больше с маслом или сметаной любишь?

— Вообще-то, с уксусом, — сказала Агата. — А когда была совсем маленькой, то любила макать пельмени в молоко.

— Ой, и я! — обрадовалась Ева. Девушки взяли друг дружку под руки и двинули вперед, весело болтая.

В пельмешке народу было по самую крышу. Логично, так-то. Воскресенье, обеденное время, все дела. Но отступать было поздно, так что мы пропихались к раздаче, пристроились в конец очереди.

— Только по одной порции в одни руки! — выкрикнула тетка на раздаче.

— Эй, чегой-то? Я одной не наедаюсь, всегда же можно было двойную!

— Вас много, пельменей мало! Смотри, народу сколько? Думаешь, остальные не хотят?

— Так советская власть — тю-тю, можно на всех поровну и не делить больше! Ну можно мне двойную, а?

— Не давайте ему!

— Хитрожопый какой!

— Я сказала, по одной в одни руки! Тебе с маслом или со сметаной?

— И того, и другого!

— Только одно можно!

«Обожаю это место!» — подумал я. Почему-то только здесь грубоватое обаяние теток на раздаче воспринималось именно как обаяние, а не как трамвайное хамство. Они были такие свойские, что вежливые заученные улыбки в их исполнении видеть не хотелось.

Так что мы дождались своей очереди, забрали по порции чуть раскисших пельмешей. Со сметаной у меня и Евы, без добавки — у Агаты.

Мы удачно впихались в самый угол за один из столиков, оттуда как раз вылезли трое мужиков, освободив места. Так мы с Агатой оказались на одной стороне, а Ева — на углу с другой стороны от меня.

Агата удивительно много улыбалась. И даже свое фирменное выражение лица «вы все тут мне должны и не лечитесь» спрятала в какой-то дальний шкаф подсознания. Мало того, что по дороге она болтала с Евой, как будто с лучшей подружкой. Улыбалась, глаза блестели. И это несмотря на то, что Василий несколькими минутами раньше устроил ей натуральную такую выволочку, еще и на херах оттаскал. После того, как она попыталась возмутиться, что ее за водой сгоняли без причины. И что никому эта вода на самом деле не нужна, а она только зря эту дурацкую вазу оттирала. И вот тут-то Василий и напомнил ей, кто тут на самом деле босс. Пару крепких выражений мне за ним даже записать захотелось.

Агата прижухла, глотая слезы, а Василий так же быстро вернулся в нормальное расположение духа, как и вышел из него. Я думал, что Агата будет нам плакаться и жаловаться. Но нет. Ничего такого. Вообще ни полслова даже про несправедливость босса. Я даже на секунду вспомнил, почему в свое время она меня так очаровала. Тогда, в старшей школе.

Вот как раз этим…

Она расспрашивала Еву про ее академию. И слушала с таким искренним вниманием. Глаза блестят, «ой, правда⁈», «обалдеть!» и «дааа, прямо завидую тебе…».

В школе та же фигня была. Она спрашивала, а потом слушала с таким азартным огнем в глазах, что чувство собственной значимости прямо-таки пело от счастья. А на следующий день приходишь, ожидая снова увидеть эти блестящие глаза, этот воодушевляющий взгляд… А тебя ушатом холодной воды: «Корнеев, тебе чего?»

Ну, как в песне, короче. Из «Собаки на сене».

«…и в этой пытке многократной рождается клинок булатный».

— … ой, да, Вова меня удивил, — блестящий взгляд Агаты переместился с Евы на меня. Пока я вспоминал школьные годы, закусывая пельменями со сметаной, разговор девчонок перешел на мою персону. — Я сначала думала, что он просто позер и выпендрежник. А оказалось… Вова, скажи, а как тебе вообще пришло в голову стать продюсером?

— Случайно, — я неопределенно хмыкнул и сунул себе в рот еще один пельмень. И стал сосредоточенно жевать, кивая восторженному взгляду Агаты.

И мысленно считал еще, сколько времени Агата будет следить за тем, как я жую. Вот этим вот своим взглядом, типа «какой ты умный! Как интересно ты рассказываешь!»

Досчитал до девяти, потом Агата опомнилась и снова повернулась к Еве.

«Интересно, а эти вот все уловки — это сознательная стратегия?» — подумал я.

Как-то за всю жизнь я так и не смог определиться, продумывают женщины свое поведение, или это инстинктивно, на генетическом уровне.

Вот, например, сейчас… Агата вела себя очень похоже когда-то. Понятно, что она пытается понравиться. И тогда пыталась, когда у нас с ней случился школьный роман. И сейчас. Правда, сейчас она, кажется, больше на Еву нацелилась.

Наверное, это было легко объяснить. Так-то лучшей подругой Агаты была шизанутая Джуна, которая мало того, что на несколько лет старше, так еще и агрессивно доминирующая. А Ева при первом знакомстве выглядит мягкой и искренней. Косичка отличницы, довольно скромная юбка в складку, очки…

Если бы я был Агатой, то тоже попытался бы сменить Джуну на какую-нибудь другую лучшую подругу.

Мысленно усмехнулся.

Хрен там, конечно. Сроду я никогда не выбрал себе удобных и беспроблемных друзей. И не пытался найти замену неудобным.

Да и, в сущности, не принципиально мне было, расчетливо Агата «дозирует» свое дружелюбие в рамках какой-то конкретной стратегии, или это у нее автоматически получается. Просто мне было прикольно наблюдать за ней трезвым, так сказать, взглядом. Не затуманенным подростковой гормональной бурей. Ну, то есть, гормоны у меня, конечно, играли. Но у меня была Ева. И всякие уловки других девушек в свой адрес я практически не воспринимал.

— А что значит Велиал? — быстро спросила Агата, дождавшись паузы между пельменями.

— Это тебе надо поговорить с одним нашим общим знакомым, — усмехнулся я.

— О да, Сэнсей каждый раз новое определение выдает, — подхватила Ева.

— Сэнсей? — спросила Агата, и глаза ее заблестели. — Это же солист группы «Папоротник»? Семен Вазохин? Вы правда с ним так близко знакомы?

— Он довольно общительный парень, — улыбнулась Ева.

Восторженные глаза Агаты сияли и смотрели на Еву. А я нацелился на очередной пельмень, чтобы не отвечать Агате. На самом деле, чертовски действенная стратегия. Сначала ты посмеиваешься над наивными вопросами и прикидываешь, сколько она тренировала вот этот самый взгляд, а потом как-то незаметно для себя начинаешь болтать, раздуваясь от самомнения. И пофиг тебе, играет на самом деле собеседница или нет.

Надо бы взять на вооружение. Нам в скором времени предстоит принимать на своей территории кучу гостей разной степени популярности. А это, пожалуй что, не самый худший способ «дрессировки».

— Между прочим, ты так и не сказал, что такое «Велиал», — Агата снова посмотрела на меня. А еще я почувствовал ее руку на своей коленке.