Глава 9

Взвизгнули шины об асфальт. И Наташа тоже взвизгнула. Я рванул с места так, что нас вжало в спинки кресел. Выжал из своей четверки максимум, благо утром выходного дня дороги Новокиневска были абсолютно пусты. Натурально, как на Луне. Просто невозможно поверить в то, что через каких-то пару десятков лет здесь все будет забито машинами.

Я мчал на максимуме, превышая все мыслимые ограничения городской скорости. Пытался сдерживать себя, но какое там… Перед глазами навязчиво маячила другая такая же ситуация. Когда я опоздал. Моим близким другом тот парень не был. Мы просто одновременно вернулись на гражданку. Обменялись контактами, пожали друг другу руки, договорились созваниваться иногда. И однажды ночью он позвонил.

Я вписался в поворот, едва удержав машину от заноса. Трамвай оскорбленно зазвенел вслед. Парочка похмельных прохожих проводили меня удивленными взглядами.

Разговор вышел каким-то скомканным. Саня меня ни о чем не просил. Как дела, мол. Что-то не спится. А помнишь?.. Я был сонный, как-то отболтался. Положил трубку и рухнул обратно на подушку. Через час меня подбросило от осознания, что что-то не так. Я вскочил, принялся судорожно метаться по квартире, искать в своих записнухах адрес Сашки. Нашел. Закорск, частный дом, окраина. Он говорил, что его бабка там жила, домик в наследство остался. Перепугал ночевавшую у меня девицу… Катенька? Леночка? Даже не вспомню сейчас уже. Я гнал тогда вот примерно так же, как и сейчас. Подгоняемый дерьмовыми предчувствиями. И утро было тоже… Было уже светло, хотя и очень рано. Лето, июнь. Почти пустые дороги, только на выезде из города небольшое оживление. Самые ранние дачники устремились из города, чтобы миновать утренние пробки.

Я воткнул машину в парковочный карман возле знакомого подъезда. Панельный длиннющий дом, а подъездов всего два. Дом сразу строили коммуналкой. С бесконечными сумрачными коридорами и кухнями на несколько плит и раковин. Шестнадцатая квартира — это четвертый этаж. Я прыгал через три ступеньки. Заразил Наташу своим нервным нетерпением, так что она не отставала практически. Длинные ноги нашей «самки богомола» тоже позволяли длинные прыжки через много ступенек.

Тогда я опоздал.

Картина того, что я увидел, впечаталась в память навсегда и сейчас навязчиво маячила перед внутренним взором. Полупустая комната. Бутылка и одинокий стакан на круглом столе. И веселенький солнечный узор на пожелтевших обоях. Солнечные лучи проходили сквозь тюлевую занавеску и ложились на стену косыми золотистыми цветочками. И Сашка…

— Вам кого, юноша?.. — озадаченно спросила бабуля, открывшая дверь. — Эй, ты куда? Куда⁈

Вежливость? Нет, не слышал… Я оттер бабулю плечом и вломился в тот самый сумрачный коридор. С тазиками на стенах, обшарпанными шкафами и висящим под потолком ржавым велосипедом.

— Я милицию вызову! — неслось мне вслед.

Первый, второй и третий номера комнат были выпуклыми и металлическими. Номер четыре — просто нацарапано на краске чем-то острым. Я толкнул дверь. Заперто. Даже стучать не стал, просто толкнул плечом. И хлипкий замок тут же хрустнул.

Пусть лучше на меня потом смотрят, как на идиота, орут, вызывают ментов, привлекают к ответственности за стремительное и незаконное вторжение на чужую территорию, чем еще раз…

На стене напротив висели чуть вычурные настенные часы с римскими цифрами и стрелками с завитушками. И стрелки показывали без пяти одиннадцать. К узкому окну придвинут кухонный стол, покрытый потемневшей клеенкой. Вся в параллельных порезах. Так бывает, когда ленишься взять дощечку, чтобы порезать какой-нибудь хлеб. Потому что, да что там, я просто аккуратненько… На столе на боку — люстра с пыльными пластмассовыми висюльками, которые должны изображать хрустальные. Потолок с зияющей посередине темной дырой с торчащими из нее проводами и крюком. С которого свисает бельевая веревка. Не так драматично, как на картинках, когда петля с узлом Линча смотрится внушительной и объемной. А нелепая такая, тонкая. Бестолковая.

И…

Выдох-вдох…

Пустая.

Вадим, живой и здоровый, хоть и на вид не очень выспавшийся, сидиел в углу кровати, привалившись к пузатому шифоньеру. Поэтому я его и не сразу заметил. На нем вчерашняя белая рубашка. Три верхних пуговицы расстегнуты. Что сделало его еще больше похожим на мушкетера.

— Блин, натуральный же Арамис! — сказала Наташа. — Кстати, мне он из всех троих в детстве нравился больше всех! У меня даже над столом фотография висела. Черно-белая, из газеты, другой я не нашла.

— Товарищи! Граждане! Грабят! Налетчики! — голосила в коридоре бабуля.

— Что? Где? — скрипели и грохотали открывающиеся двери.

— Шум подняли в такую рань! Пожар что ли?

Я шумно выдохнул и расхохотался. Не потому что мне было смешно, просто отпускал скрутившее меня напряжение.

В коммуналке за моей спиной начался движ. Обитатели проснулись и жаждали как-то наказать беспардонного вторженца в их законный выходной. Был бы тут телефон, кто-то уже точно накручивал бы диск, взывая к стражам порядка. Но телефона не было, так что все просто орали.

— Вадик! Ты не переживай, сейчас Ваню в автомат отправлю, он милицию вызовет, ноль-два бесплатно!

— Не надо, Марья Панфиловна, — крикнул Вадим, поднимаясь с кровати. Панцирная сетка оглушительно заверещала от его движения. «Как, блин, он спит на этом⁈» — совершенно неуместно подумал я.

Минут десять потребовалось, чтобы соседи успокоились и перестали галдеть и угрожать милицией или жестокой расправой. Последнее обещал из «дальних рядов» пузатый мужичок в майке-алкоголичке и трениках с оттянутыми коленками. Каноничный такой. Входит в базовый набор любой коммуналки, наверное, технической документацией положено. Хамоватый мужик в майке, склочная бабка и мамашка с пронзительным голосом.

— Ну вот, замок мне сломал, — с легкой усмешкой сказал Вадим, прикрывая дверь, когда соседи перестали орать и разошлись по своим комнатам.

— Ну раз сломал, значит придется чинить, — я развел руками. Передвинул табуретку из центра комнаты обратно к столу. Еще разок внутренне содрогнулся, но уже скорее от облегчения. И мне хотелось побыстрее разрушить картину того, что тут не случилось.

— Я бы не смог, — тихо сказал Вадим.

— Что? — спросила Наташа. Она стояка как раз под петлей из бельевой веревки и качала ее пальцем. — Неудобно, вот что!

— Что? — недоуменно вскинул брови Вадим.

— Веревка слишком длинная, — сказала Наташа и встала рядом с ней. — Она мне до подбородка, считай, свисает. А ты вроде примерно одного со мной роста. Значит, пришлось бы колени подгибать.

В комнате на несколько секунд повисло молчание. А потом Вадим засмеялся. Согнулся пополам, потом рухнул на кровать боком. Из глаз даже слезы полились.

— А что? — Наташа посмотрела на меня в недоумении. — Ну, это же правда! Во прикинь, прыгаешь с табуретки, а у тебя ноги…

— Наташа, я тебя обожаю, — простонал я и хлопнул себя ладонью по лицу. Непосредственность восьмидесятого уровня! Но мысленно я возблагодарил мироздание за то, что Наташе вдруг взбрело в голову поехать со мной. Вряд ли я столь же идеально подобрал бы фразу для разрядки обстановки.

— Честно говоря, я думал, что ты не приедешь, — сказал Вадим, когда мы все чуть успокоились и хохотальная истерика закончилась. Он воткнул в розетку вилку металлического электрического кофейника и открыл дверцу одинокого кухонного шкафчика. Критически обозрел содержимое, взял оттуда надорванную пачку чая. — Подумал, что… Приладил веревку, смотрел на нее еще с десяти утра. На часы смотрел. Думал, что вот когда настанет одиннадцать, я встану, и… Но мне кажется, я бы не решился. Я вообще довольно трусливый, кажется. Таким жалким себя почувствовал. Мол, вот же, вчера пацан какой-то совсем молодой меня позвал, а я тут сижу, как паралитик, и даже повеситься сам не могу.

Я слушал его, и внутри меня все дрожало и обмирало. Как же хорошо, Вадим, что ты такой трусливый и нерешительный! Черт возьми, да это просто замечательно! Страшная картина круглого стола, пустой бутылки и стакана отступила куда-то в недра подсознания.

Успел.

Я успел.

Мы успели.

Движения Вадима были чуть ломаными такими, подрагивающими. Он говорил. Рассказывал что-то про чай. И про то, что ему почему-то всегда нравился самый дрянной чай, про который еще все говорили, что он порублен вместе с собачьей будкой. А я думал, что не хотел бы стопроцентно проверять, включилась бы его решительность в одиннадцать или нет. Не случилось того, чего нельзя исправить. А остальное уже мелочи. Чай с дровами из треснутой чашки с блеклым цветочком? Конечно, буду! Никогда не пил ничего вкуснее!

Мы о чем-то болтали все втроем, перебивая друг друга. О чем-то таком важном, что моментально вылетало из головы. Кажется, вместе с произнесенными словами.

Смеялись. Улыбались. Наташа незаметно под столом пожала мне руку.

Вадим не произносил вслух слова благодарности, но было и не надо. В общем-то, мне было вообще неважно, скажет он спасибо или нет. Да и за что спасибо-то? За спасение жизни?

Хех.

Он так яростно и несколько раз повторил, что ничего бы не было. Что он бы просидел в своем трусливом параличе еще час, потом снял бы веревку, вернул на место люстру, а вечером бы опять поперся в клоповник. Играть на своих «дровах» и петь тоскливые блюзы. Для бухой публики, которой вообще все равно, что слушать.

Может быть, так и было бы.

Хорошо, что мы не стали этого проверять.

— Одевайся, — сказал я, когда мы допили по второй чашке чая. — Поехали в офис.

— Так ты что же, правда продюсер? — удивленно спросил Вадим.

— А вы точно продюсер? — кривляясь, передразнил я. — Нет, блин. Играюсь только. Ты умеешь обращаться со звуковой аппаратурой?

— Немного умею, — кивнул Вадим.

— Вот и отлично, — сказал я, снял с вешалки у двери пальто Вадима и кинул ему. — Одевайся. Бельфегору давно нужна замена.

— Кому замена нужна? — спросил Вадим.

— Познакомишься, — усмехнулся я. — У тебя на ближайшие пару недель есть планы?

— Эм… — Вадим замер, засунув руку в рукав. — Да вроде никаких.

— Значит поедешь с нами на гастроли, — сказал я.

— А еще ему нужна шляпа, — сказала Наташа. — Нет, Велиал, ну правда! Без шляпы он какой-то неправильный.

— Согласен, — кивнул я, критически оглядев Вадима.

На самом деле, я никогда не обманывал себя и не пытался спасти всех подряд депрессивных и отчаявшихся людей. Не бросался вытаскивать из тоскливых запоев, не подставлял жилетку каждому грустящему. Неблагодарное дело, так-то. Помочь можно далеко не каждому. Просто…

Мда, интересно, чем конкретно эта ситуация была особенной?

Несомненным талантом Вадима? Я ведь слышал, как он играет. Извлекать такие звуки из гитары класса «дрова» можно только когда ты не просто профи. Когда не пальцы играют, а… Душа?

Там в клоповнике наверняка было полно отчаявшихся. С потухшим взглядом и призраком веревки над головой. Но уцепился я только за вот этого. Потому что?

Я уже как-то задавал себе такие вопросы, конечно. Почему именно этот человек, а не какой-то другой? Но ответ сам себе смог дать какой-то неоднозначный.

Я воспринимал большинство людей плоскими картинками. Все эти незнакомцы, прохожие на улице, безымянные продавцы, почтальоны, дворники, стражи порядка. Зрители на концертах. Отдавал себе отчет, что у каждого есть какое-то имя, какой-то характер, какая-то судьба. Но для меня они были не больше, чем силуэты, нарисованные на обоях жизни. При знакомстве каждый такой плоский силуэт приобретал объем. И в редких-редких случаях объем появлялся до знакомства. Маленькая бытовая магия. Идешь по улице, думаешь о своем. И вдруг — хоба! — взгляд цепляется за чье-то лицо. Женское, мужское, красивое, уродливое — неважно. Оно отличается от остальных тем, что оно объемное. Я его вижу впервые, это просто какой-то прохожий. Еще несколько шагов, и он потеряется в гуще плоских силуэтов.

Вот таким Вадим и был — объемным. Сразу. Среди клубящейся массы воняющих дешевым бухлом посетителей клоповника.

Вот я и прицепился, как клещ.

Почему мне было важно его не потерять?

Потому что.

— Слушайте, если вы из жалости меня пытаетесь расшевелить, не надо, — сказал Вадим, опустив глаза. — Не хочу никого напрягать и быть нахлебником.

— Из жалости⁈ — восклинкула Наташа. — Велиал, можно я ему в лоб дам? Вот он серьезно⁈ У нас в «Фазенде» дебил этот на пульте, которого нам Колямба прислал. Когда Бельфегора нет, я его придушить готова!

Наташа уперла руки в бока и нависла над Вадимом, хотя они были примерно одного роста.

— Слушай сюда, Арамис! — сказала она. — Я буду тебя бить каждый раз, когда ты будешь ныть что-то подобное. Нам позарез нужен хороший звуковик. Да ты у меня будешь на выходные еще отпрашиваться! Из жалости! Ха, выдумал тоже! На комплименты напрашивается еще… А ты правда на гитаре так хорош, как Велиал говорит?

— Немного могу, да, — кивнул Вадим. — На самом деле, не только на гитаре. На фортепиано, скрипке и флейте тоже могу. Ну и еще на саксе, но на нем не очень хорошо, не было достаточной практики.

— Из жалости… — Наташа многозначительно посмотрела на меня.

— Давай-давай, ты второй ботинок забыл надеть, — я подтолкнул Вадима в плечо.

* * *

— Наталья Ильинична меня убьет, — сказала Наташа и привалилась к дверному косяку. По коридору мимо не деловито протопал Стас с расчехленной камерой. Через открытую дверь редакции «Африки» было видно стол, вокруг которого склонились пятеро парней и девчонок. Что они там, блин, делают? Стенгазету что ли рисуют?

— Стас! Ну что ты там так долго? Нам нужно срочно новости снимать! Даше через пятнадцать минут уже бежать пора, а то она опоздает!

— Нда, вот тебе и выходной… — усмехнулся я.

— Я же клятвенно пообещала, что одна тут посижу и поработаю, — убитым тоном сказала Наташа. — Ну вот как они все сюда попали? Блин, надо было дверь закрывать…

— Мы ничего не скажем Наталье Ильиничне, не переживай, — я обнял Наташу и похлопал по плечу. — Пойдемте в наш офис.

Вадим огляделся. Подошел к роялю, сел на вращающийся табурет. Открыл крышку, пробежался пальцами по клавишам.

— Хороший инструмент, — сказал он. — Настроить только надо.

— А ты умеешь? — спросила Наташа.

— Ну, придется повозиться, — пожал плечами Вадим. — Но да, умею.

— Невероятно! — всплеснула руками Наташа. — И про жалость он еще тут говорит.

В приоткрытую дверь вежливо постучали.

— Кто там еще? — раздраженно спросила Наташа, одним прыжком допрыгнув до двери.

— Ой, простите, — Дарья, наша новая управляющая «Фазендой», смутилась. — Я вообще-то просто шла мимо, но увидела, что в «Буревестник» кто-то заходит, и подумала, что… Я помню, что мы на завтра договаривались, если я не вовремя, то я лучше…

— Вовремя, — засмеялся я. — Заходите-заходите, не стесняйтесь.

— Наталья Ильинична меня убьет, — со вздохом повторила Наташа.

— Наташ, я тут вчера вечером много думала над тем, что вы мне сказали, — проговорила Дарья. — Записала свои идеи и хотела бы обсудить.

— Ну да, конечно, — Наташа бросила на меня убийственный взгляд, схватила Дарью за руку и потащила к своему столу. Загрохотал по паркету стул, зашелестели страницы.

«Мы не волшебники, конечно, — подумал я. — Хотя сегодня как раз суббота…»

— Так и живем примерно, — я подмигнул Вадиму. — Вешалка вон там в шкафу. Стул можно выбирать любой свободный. Все равно работаем мы не только здесь. Выдыхаем. Сейчас я тебя буду неспешно вводить в курс дела.

В этот момент в коридоре загрохотали шаги, дверь снова открылась, и в кабинет ввалились запыхавшиеся Бегемот с Бельфегором.

— Велиал! — с порога закричал Бегемот. — Мы честно думали, что тут никого нет, на всякий случай решили проверить!

— Мы из автомата звонили, но никто не ответил, — перебил его Бельфегор. А потом посмотрел на Вадима. — О… Знакомое лицо. Это же он вчера в клоповнике на гитаре играл?

— Да-да, он самый, — сказал я. — Заваливайте уже, что вы на пороге встали? Сейчас я вас познакомлю.

Загрузка...