— Есть такое, — расслабленно кивнул я. Ну, скажем так, не очень расслабленно. Под курткой одного из сопровождающих угадывалась характерная такая выпуклость. А второй двигался обманчиво-расслабленно. Настолько, что у меня даже включились слегка подзабытые профессиональные рефлексы. Неужели разборка? Та самая, неотъемлемая часть эпохи девяностых, воспетая и прославленная в множестве образцов российского кинематографа?
— Отскочим в сторонку, побазарить надо, — сказал центральный и снова цыкнул зубом.
— Ну, надо так надо, — я развел руками, мимоходом пожал руку напрягшейся Наташе, и мы с этими тремя товарищами вышли на крыльцо. Слегка отлегло. Пространства для маневра на улице все-таки побольше. А еще рядом нет никого из моих ребят, которые в случае, так сказать, огневого котакта, могли пострадать. Чисто из-за неопытности в таких делах. За себя я как-то не волновался. Привычки такой не было. Так, легкая досада. Типа, ну, блин, так же хорошо все шло до этого!
— Слушай, как там тебя, гришь, зовут? — зыркнув на меня исподлобья, сказал кожаный.
— Владимир, — представился я.
— Ха, не Ильич, надеюсь? — криво ухмыльнулся он.
— Викторович, — отозвался я.
— Эт хорошо, — кивнул кожаный. — Слушай, Викторыч… Я вот этой вашей тыры-пыры-трень-брень, в натуре не понимаю. Но это чисто мои загоны, понимаешь? Я другую музыку люблю слушать.
— Понимаю, — кивнул я. — Вкусы — дело такое. У всех разные.
Рядом с нашим автобусом стояла пыльная девятка с наглухо затонироваными окнами. И рядом с ней топтались еще парочка типов, похожих на двоих сопровождающих моего «кожаного» как родные братья.
— Я Вася-Дружина, — представился кожаный. — Мож слышал про такого?
— Увы, я в Закорске почти впервые, — я улыбнулся и развел руками.
— Француз базарил, что ты нормальный чел, — кожаный снова цыкнул зубом. — Француза же знаешь, да?
— Француза знаю, конечно, — едва заметно усмехнулся я. — Я у него в качалке занимаюсь.
— Качалка эт правильно, эт я одобряю, — со значением покивал кожаный Вася-Дружина. — Верно, братаны?
«Братаны» промычали что-то одобрительное.
— Так это… — кожаный окинул меня взглядом с головы до ног. — Короче, вот какой у меня к тебе базар, Викторыч. Брательник у меня есть. Малой. Он как про эту твою группу услышал… Ну, про эти ваши, тыры-пыры, темные тени, ля-ля-фа-фа, вы же поете?
— Есть такое, — кивнул я. И вот на этом моменте мне стало понятно, что это не разборка ни разу. Просто у этого Вас-Дружины только одно дежурное выражение лица на все случаи жизни.
— Короче, он мне, натурально, мозг выел чайной ложкой, — доверительно сообщил Вася. — Билет на концерт я ему, в натуре, купил. Но это же брательник, понимаешь? Хрен знает, он вашу кассету вообще взял, но он в натуре уже до дыр ее заслушал.
— Кассеты мы с собой привезли, — сказал я. — Могу устроить, чтобы Астарот лично для брата ее подписал.
— Эт хорошо, конечно, но я не про то, — махнул рукой Вася-Дружина. И тут в его голосе появились просительные нотки. Явно непривычные, его аж корежило всего. — Слушай, братан, а можно как-то устроить, чтобы твои эти, тыры-пыры, чисто в гости к брательнику заглянули? Ну, там, чтобы этот твой рыжий дал ему на своем пианине потренькать. Брательник мой, в натуре, в музыкалке учится, он прямо нормально так могет!
Вася-Дружина изобразил своими короткими пальцами игру на клавишных.
— Конечно, можно, — кивнул я. — Не могу же я отказать другу Француза, — усмехнулся я. — Можнно после концерта…
— Да не, ты не понял, — мотнул головой Вася. — Я билет-то ему купил, конечно. Но он тут, в натуре, заболел вчера. Слабенький он, понимаешь? У него как приступ начался, так мне на него смотреть жалко. Прикинь, лежит в кровати, билет этот ваш в руках мнет, глаза красные. Бляха, да я сам чуть не плачу, когда на него смотрю! Он у меня знаешь как об этом концерте мечтал⁈ Он, в натуре, в календаре дни зачеркивал! Плакат этот ваш стащил, ну, который на Радищева висел. Да ты не ссы, там новый повесили сразу же, так что ничо, нормально все. В общем, мается пацан очень, что на концерт не попадает.
Вася замолчал. Поморгал и тряхнул головой. Кажется, такая непривычно длинная речь его утомила. Безымянные сопровождающие топтались рядом и смотрели в стороны.
— Ты не думай, я твоих парней по бабкам не обижу, в натуре, — сказал вдруг Вася. — Я с пониманием, же. Вам же все эти, тыры-пыры, гитары и прочие барабаны нужны. Короче, вот столько нормально будет?
Вася оттопырил полу куртки и продемонстрировал пухлую пачку купюр. Я чуть не подавился. Так-то история его брательника меня реально тронула, и я был готов и без всяких там оплат взгоношить «ангелочков» навестить больного пацана. С нас не убудет. Могу себе представить, как обидно может быть подростку из провинции, который не может попасть на концерт обожаемой группы. Было все еще немного странно, что у «ангелочков» есть уже настолько преданные фанаты, конечно. Не стыковалось пока что в голове. Мозгом я понимал, что все идет как надо, что так и должно быть. Мы же для этого и работали так старательно, чтобы эти самые фанаты начали появляться. Я «ангелочков» по началу чуть ли не об колено ломал, чтобы они начали играть музыку для людей, а не ту сатанинскую какофонию, с которой они начали. Но все равно фанаты у меня ассоциировались пока что с совсем другим миром. Большим и грозным шоу-бизнесом, а не нашей уютной местечковой тусовочкой…
— Если мало, ты не ссы, Викторыч, сразу говори, — торопливо сказал Вася-Дружина. — Я же без понятия, сколько нужно, чтобы вот всяких там звезд, в натуре, в гости приглашать.
— Нормально все, — прервал я Васю. — Этого более, чем достаточно!
— Значит, забились, Викторыч? — он протянул мне руку. И я ответил на рукопожатие. Совершенно так искренне. Понял, что этот Вася-Дружина даже начал мне нравиться.
— Забились, — сказал я. — Куда надо подъехать? И когда?
Вася оживился, живенько достал из кармана визитку, принялся тыкать в нее коротким пальцем и объяснять, как проехать. Я подозвал к нам Шемяку, быстро сообразив, что не настолько хорошо знаю Закорск, чтобы эти путаные инструкции запомнить. А сам прикинул расписание на завтра. В принципе, нормально все выкраивалось. С утра мы навестим больного парнишку, а в обед выступим на ярмарке…
— Я когда тебя только увидел, в натуре, подумал, что Француз меня… это… Ну, что подшутил надо мной, в общем, — Вася еще раз пожал мне руку. — Натурально же, как лахудра выглядишь, в натуре. Да не, я понимаю, у вас, тыры-пыры, так принято… Короче, Викторыч, ты нормальный чел. Мож мы с братанами на концерт ваш заглянем тоже…
Я проводил Васю с сопровождением долгим взглядом. Они упихались в свою девятку, водила дал по газам, и машина, взвизгнув покрышками, умчалась по проспекту.
— Нда, — философски изрек Шемяка, извлекая из кармана пачку сигарет. — Закуришь?
— Не, — мотнул головой я. — Я же не курю.
— А я бы сразу две сейчас высосал, — вздохнул Шемяка. И усмехнулся. — В натуре.
Пальцы Шемяки подрагивали. Пришлось даже отобрать у него коробок спичек, а то он три подряд сломал.
— Да ладно, ты чего? — удивленно спросил я, подставляя Шемяке зажженную спичку в чаше ладоней. — Нормально поговорили. Денег даже заработали.
— Эх, бесстрашные вы люди, — горько вздохнул Шемяка. — Молодежь…
Он глубоко затянулся, глядя в сторону. Сглотнул. Отвернулся еще сильнее, провел ладонью по лицу. Я молчал, потому что… Ну а что тут скажешь? Не похоже, чтобы Шемяка просто очканул, когда этих бритых типов увидел. Явно случилось что-то у него. Но выпытывать не хочу. Надо будет поделиться, сам расскажет.
— Ты молодец, Волоха, — он шмыгнул носом, отшвырнул окурок в урну и потащил из пачки вторую сигарету. — Так и надо. Ничего не бойся, понял? А будешь боятся, получится, как… Эх!
Астарот поерзал на стуле и посмотрел на меня.
— Не крутись! — скомандовала Кристина, которая как раз колдовала с кисточкой над его лицом. — Если косо нарисую, переделывать придется.
— Да ладно, никто не заметит, что косо! — засмеялся Бегемот.
— Я замечу, — строго сказала Кристина и ткнула кисточкой в сторону Бегемота. — Так что помолчи. А ты не ерзай!
— Что там? — снова нервно спросил Астарот. — Есть люди вообще?
Я молча усмехнулся. До «часа икс» — десять минут. Последние минут сорок музыканты наружу не высовывались. Часть времени топтались по сцене, споря с Наташей, которая втолковывала им, как все должно быть. Отрепетировали еще разок «монаха» под чутким руководством Вадима. Грим вот теперь накладывали. Кристина настояла, что у Астарота грим должен быть особенным, солисту, мол, не годится просто измазать рожу краской. Ну а Астарот был в своем репертуаре — «а вдруг никто не придет⁈»
Я его в административные дела не посвящал. Но к этому моменту во-первых, уже точно знал, сколько билетов было продано заранее. А во-вторых, выходил наружу. И видел, что творится на крыльце.
За свое недолгое общение с городом Закорском, я уже успел понять, что кое в чем этот мелкий городок даже активнее, чем Новокиневск. Событий меньше, вот жители, особенно молодежь, жадно кидаются на любой движ. Большие звезды в принципе сюда не заезжают — масштаб не тот. Больших концертных площадок нет. Концертные менеджеры подобные населенные пункты в принципе не рассматривают. Но люди-то там есть! И людям этим тоже иногда хочется поколбаситься перед сценой, поорать, выплеснуть эмоции, вот это все. А тут мы. С афишами, классно оформленными билетами… Кроме того, новокиневское радио здесь тоже транслируется. В общем, движ на крыльце кинотеатра начался задолго до концерта. Длинноволосых нефоров там было не особо много, одна или две небольших компашки. Остальные выглядели обычно. Особенно трогательно смотрелись трое пацанов лет примерно двенадцати-тринадцати, которые пели «Темные тени» под гитару. Коряво пели, на трех аккордах. Торопились. Но характерные ритмовые шаги отстукивали и отхлопывали. И на припеве им даже подпевали окружающие.
Очень молодая была публика, да. Больше половины — явные школьники. Но народу было много. Даже, я бы сказал, очень. Билеты были двух типов — сидячие и без мест. Насколько я помнил, эти вот вторые были элементом махинаций на местах, но меня это слабо волновало. По крайней мере, сейчас. Заработает принимающая сторона — и хорошо. В следующий раз будет легче сотрудничать.
— Блин, Велиал, ну что ты молчишь? — дернулся Астарот.
— Да не двигайся ты! — взвизгнула Кристина, отдергивая кисточку от его лица. — Я почти закончила.
— Офигеть там народу… — задумчиво сказала Наташа, появляясь в дверях.
— Много или мало? — тревожно спросил Астарот, почти не открывая рта. — Ну что? Я же не пошевелился⁈
— Да там они в три слоя… — сказала Наташа и встала напротив зеркала. Она была в длинном платье на тонких лямочках. Она в нем в «Фазенде» в первый раз выступала. Такое специальное платье, чтобы ее и без того невероятную худобу подчеркнуть еще больше. — Я вот думаю, что бы еще с себя снять. Жарко будет, ужас. Еще и батареи горячие…
Она резким движением задрала длинный подол платья, стянула вниз колготки и переступила по полу босыми ногами.
— Кстати, я же что пришла сказать-то… — она повернулась к Кристине. — Скоро ты закончишь?
— Пять минут, — невнятно пробормотала Кристина, зажав кисточку в зубах. Теперь она колдовала над лицом Астарота при помощи кусочка поролоновой губки.
— Хотя что я? — Наташа пожала костлявими плечами. — Первыми все равно «Цеппелины». Сколько там у нас?
Наташа посмотрела на мужские часы на своем запястье. Смотрелись они здоровенными, как будильник.
— Ладно, я пошла, пора, — сказала Наташа. — Велиал, ты только стой на подхвате. Если меня вдруг заносить начнет, поддержишь?
— Да, моя королева, — широко улыбнулся я, и мы с Наташей вышли из импровизированной гримерки. Настоящая в этом кинотеатре предусмотрена не была.
«Это какая-то магия», — подумал я, когда мы с Наташей шли по узкому пустому коридору. Время как будто замерло. Или, скорее, замедлилось, растянулось, как резина. И я как будто смотрел на нашу парочку со стороны. Мы с Наташей были почти одного роста. Высокие и худые. Ну, я слегка поднабрал, конечно, массы. И плечи стали смотреться пошире, чем полгода назад. Но все равно был скорее худощавым. У меня как раз порвалась резиночка для волос полчаса назад. Разжиться новой я не успел, так что моя грива покрывала спину как плащ. Хех, а ведь привык, надо же! В начале каждое утро, когда расчесывался, мечтал о том прекрасном дне, когда я скомандую парикмахеру резать все это «великолепие» под корень. А сейчас, гм… Кажется, уже даже представить себя без этого «аксессуара» не могу. Волосы Вове-Велиалу от природы достались отличные, густые и крепкий, любая девчонка позавидует. А когда я, призвав на помощь маму, принялся за ними хоть как-то ухаживать, чтобы они мочалкой не смотрелись, так и вовсе стали такими, что мне впору в рекламе всяких там шампуней для волос можно сниматься.
Киношный такой момент получился. Я прямо увидел нас как будто со стороны. Шагающими в ногу по длинному слабо освещенному коридору с покрашенными до середины какой-то казенной краской стенами. Инопланетную Наташу и длинноволосого Велиала. С решительными и серьезными лицами. Неотвратимо несущими новой публике новое шоу…
Аж до дрожи пробрало эпичностью!
— Ну, я пошла! — сказала Наташа. Быстро обняла меня, отскочила, сверкнула инопланетными глазищами и стремительно выбежала на сцену.
— Привет, Закорск! — крикнула она в микрофон, отодвинув от него Яна. Рядом с которым она смотрелась еще более нереальной. — Давайте мы сегодня с вами зажжем так, чтобы даже из Москвы начали звонить и возмущаться!
Свист, вопли, выкрики. Я скрестил пальцы. Ну, давайте, ребята. Жгите, что уж!
— Короче, у меня был вот какой план, — сказала Наташа уже почти спокойным тоном. — У меня тут где-то есть несколько кассет. И я думала устроить среди вас какой-то конкурс, чтобы потом их торжественно вручить. Но вас так много, что я опасаюсь за жизнь победителей. Так что…
Голос Наташи потонул в криках и воплях.
— Ой, вы такие все милые, я вас так люблю! — заявила Наташа. — Так бы и болтала с вами со сцены до конца концерта. Но вы же не на меня пришли смотреть, так?
— Ан-ге-лы! Ан-ге-лы! — выделилось вдруг среди общего шума скандирование. Вот она, блин, магическая сила ротации на радио! Так-то «Цеппелины» — группа куда более заслуженная. Но вот конкретно сейчас они какие-то мальчики на разогреве. Надо будет потом поддержать парней, а то как бы Ян в яму депрессняка от такого расклада не рухнул.
Гитарист «Цеппелинов» заиграл неспешным мелодичным перебором.
— Привет, Закорск! — раздался хрипловатый голос Яна. — Я много говорить не умею, так что лучше спою…
На несколько секунд воцарилась тишина. «…Пять-шесть-семь-восемь…» — мысленно сосчитал я.
— Я когда-то увидел во сне паровоз,
И железной дороги две полосы
Мне казалось, что впал я тогда в коматоз
И сказал себе: «Ян, не надо попсы!»
Только ветер шумел над моей головой,
Только дождь лил слезы над моей судьбой
Ничего вокруг, только мы с тобой,
Мы с тобой и с ветром наперебой.
Только с ветром…
Только мы…
Когда «Цеппелины» только запели, я на секунду подумал, что эту песню на старт он выбрал зря. Очень уж лирическая, медленная, неспешная. А Наташа задала драйвовый такой старт, в который публика сразу же включилась. Возможно, не лучшее решение Яна…
Хотя.
Я прислушался, потом выглянул из-за экрана в зал. Передние ряды практически наваливались на сцену. Толпа была такая, что даже, кажется, на сидячих кинозала люди кучами были навалены. Ну, нет, конечно. Просто все проходы, ступени и небольшое свободное пространство перед сценой были заполнены зрителями. Я выхватывал из толпа единичные лица. Они смотрели на сцену. Кто-то сцепил руки, кто-то шевелил губами, будто пытаясь повторить слова незнакомой песни.
Мотив был пронзительным таким. Немного тоскливым даже, я бы сказал. Но — отзывался. Потом я посмотрел на Яна. Тот пел, держа микрофон обеими руками и прикрыв глаза. Мне было видно его в профиль чуть сзади. И у него было такое лицо… Такое… Даже слов подходящих не нашлось. Как будто он боялся открыть глаза и увидеть публику с «тряпки». Тетенек, недоуменно переглядывающихся между собой.
Гитарист доиграл последнее соло, Ян открыл глаза и прошептал в секундной тишине:
— Спасибо…