Алладин и золотой дракон

Глава тринадцатая ВЛАСТИТЕЛЬ ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Ошейник больно сдавил шею Алладина. Судя по оживлению в рядах карстов, путешествие подходило к концу. Половину неба закрыла высокая скалистая стена. На землю опускались сумерки, и в лучах заходящего солнца скалы принимали невероятные очертания.

Тысячелетия скалы противостояли напору ветра, солнца и дождя. С упорством скульптора стихия меняла их очертания – крошила, полировала и выветривала камень. И теперь трещины, впадины и выступы создавали впечатление огромных каменных существ, замурованных в скалы. В багровом зареве заката они казались живыми.

Уродливые морды смотрели на пленников пустыми глазами, когтистые лапы старались дотянуться до жертв, громадные хвосты опоясывали вершины. Западные ветры с воем проносились над горами, и тогда каменные изваяния начинали стонать и угрожающе рычать.

Трудно было поверить, что эти неподвижные чудовища всего лишь камни, причудливая игра стихии. Разум отказывался в это верить, а в душе проснулись древние страхи. Темное отверстие пещер казалось разинутой пастью. Там, в глубине таились живые чудовища...

Карсты шли вперед уверенно, и голенастые тронги вели себя спокойно. Их изогнутые когти весело постукивали по каменистой почве. На широкой площадке перед входом в нижнюю пещеру отряд остановился. Из округлого входа появились три закутанные в синие плащи фигуры. Их головы украшали серебряные обручи, лица казались бледными.

Олискар выехал вперед и спешился. Некоторое время он что-то говорил, указывая на сгрудившихся рабов, затем выслушал указания и поклонился. Фигуры повернулись и исчезли в темноте пещеры. Олискар вернулся к каравану и отдал приказания.

Алладина под охраной двух воинов повели к пещере. Остальным рабам было приказано двигаться дальше.

– Не повезло малому, – услышал Алладин голос Певца.

– Да, не позавидуешь ему, – ответил старый Горо, приговоренный к четвертованию за попытку бегства.

Караван с ритмичным топотом скрылся за поворотом. Олискар подтолкнул юношу вперед. Последнее, что видел Алладин, было золотое пятнышко, сверкнувшее в лучах заходящего солнца.

Юноша вступил под тяжелые, мрачные своды пещеры. Внутри пахло дымом от масляных светильников, сухой глиной и древностью. И еще там пахло смертью...

Огромный зал освещали сотни светильников. Алладина поразили роскошь и богатство убранства. В мерцающем свете сверкали и переливались мозаичные панно, изображающие сцены из истории олитов, стены были выложены разноцветными мраморными плитами.

Повсюду стояли темнокожие люди, закутанные в синие плащи. Золотые обручи украшали их головы, на руках переливались изящные драгоценные браслеты. Вероятно, они указывали на кастовую принадлежность каждого. Придворные не отрывали взглядов от пленника. Сановники расступились, образовав живой коридор, вдоль которого Алладин в сопровождении Олискара подошел к трону.

Трон, высокое каменное кресло, стоял посередине. Позади него раскинул чудовищные крылья огромный Золотой Дракон – каменное изваяние, покрытое позолотой. В кресле сидел властитель Глимирт, казавшийся темным силуэтом на фоне золотых сполохов.

Перед троном сидели старейшины. Лица их были скрыты масками, олицетворяющими четыре стихии – Воздух, Огонь, Воду и Землю. Остальные придворные рассыпались по огромному пространству пещеры, стараясь все же держаться поближе к Глимирту.

Властитель был невообразимо древним. Ветер времени источил его, как волна точит камень. Наверное, когда-то в его черных глазах бушевало пламя жизни, но теперь в них остались лишь угли и пепел.

Глимирт сидел на троне – темнокожий старец с длинной белоснежной бородой и седыми волосами, падающими на синюю мантию. Его руки казались вырезанными из дерева, сухие, тонкие, почти прозрачные. Все находящиеся в тронном зале по сравнению с ним выглядели годовалыми младенцами. Но это была сама Власть, и взгляд темных глаз пронизывал юношу.

– Кто ты, чужестранец? – спросил старейшина, олицетворяющий Огонь.

– Он пришел в Запретные холмы с севера, мудрейший, – поспешно ответил за юношу Олискар. – За его спиной горел Поющий Лес. С ним было заколдованное оружие. – Вождь карстов шагнул вперед и положил перед старейшинами колчан со стрелами, лук и кинжал Алладина. – Он пытался убежать, но был пойман. Он смеялся над обычаями олитов и все время задавал вопросы о Солнечном Камне.

– Значит, лазутчик, – констатировал старейшина, олицетворяющий Воду. – По Закону ему нужно выколоть глаза, обезглавить, а затем вырвать язык.

– Ты ошибаешься, мой почтенный друг, – вкрадчиво заметил старейшина, олицетворяющий Землю. – Ты опасно и ложно трактуешь Закон, данный нам властителем Глимиртом. – Старейшины дружно приложили руки ко лбу. – Сначала нужно вырвать язык и лишь потом обезглавить!

– Но в этом случае мы не услышим воплей лазутчика, – ехидно заметил старейшина, олицетворяющий Воду.

– Нельзя в угоду своим прихотям играть с Законом, данным нам властителем Глимиртом! – все вновь приложили руки ко лбу.

С каждой минутой словесная баталия разгоралась все жарче. О пленнике как-то позабыли. Старейшины приводили друг другу различные доводы, опровергали их, затем приводили новые... При упоминании имени Глимирта они привычно вскидывали руки ко лбу, причем тот, кто успевал поднять руку раньше других, горделиво косился в сторону дремлющего властителя в ожидании похвалы. Наконец после долгих дебатов они пришли к соглашению: пленника следует лишить зрения и слуха одновременно.

– А вдруг он не лазутчик, а шпион? – предположил олицетворяющий Воду. – Тогда прежде всего, согласно Закону, данному нам властителем Глимиртом, – на этот раз первым вскинул руку олицетворяющий Воздух, – ему нужно отрубить руки, дабы они не тянулись к чужим секретам!

– Мой почтенный друг, ты снова неверно трактуешь Закон, данный нам властителем Глимиртом... – Алладин понял, что начался новый круг взаимных препирательств. Несколько раз он пытался вставить слово в свою защиту, но пробиться сквозь стену доводов и контрдоводов было совершенно невозможно.

Примерно через час стало совершенно ясно, что Алладина обвинят в шпионаже, бродяжничестве, подстрекательстве к мятежу, бегстве от конвоиров, надругательстве над символами государственной власти, колдовстве и изготовлении магического оружия.

– О мудрейшие! – воскликнул юноша. – Я маленький человек и совершенно невиновен в перечисленных злодействах.

– Без головы ты станешь еще меньше, – холодно заметил олицетворяющий Землю.

Четверо судей пребывали в некотором замешательстве. Алладина нужно было казнить, но каким способом? Вопрос казался неразрешимым. При таком наборе преступлений определить наказание было затруднительно.

Мятежника необходимо колесовать, бродяге – отсечь ноги, колдуна – разорвать на части, а шпиону отрубить руки. Но как это сделать, если преступник уже разорван на части?

Старейшины в замешательстве обратили свои взоры в сторону трона. В глазах властителя зажглось холодное пламя.

– Пусть возмездие соответствует самому тяжелому преступлению, – сказал он тихим, надтреснутым голосом. – В чем оно состоит?

– Он расспрашивал о Солнечном Камне, – с готовностью подсказал олицетворяющий Воду.

– Это так?

– Я не знал, что в вашей стране это считается преступлением, – пожал плечами Алладин. – Я просто хотел взглянуть на него!

– Безумец! Ты действительно преступник, и опаснейший, раз решился на такое кощунство. – Глимирт выпрямился на троне, голос его обрел силу и властность. – Это божественный талисман, и потому он должен оставаться недосягаемым для глаз простолюдинов. Недосягаемость – главное свойство божественности! Если каждый сможет видеть божество, когда захочет, то исчезнут боязнь и почтение. Достаточно знать, что Камень находится здесь, окруженный легендами и преданиями, под моей защитой. Ты веришь легендам?

– Я верю своим глазам.

– У тебя их скоро не будет.

Ледяным холодом повеяло от этих слов. Страх охватил юношу сильнее, чем кожаные ремни, стягивающие руки. Алладин почувствовал себя смертельно уставшим, словно на плечи давил непомерный груз, тяжелый, как могильная плита. Глаза Глимирта обжигали, черные от ненависти и злобы.

– Солнечный Камень, – прошептал властитель Глимирт и вдруг хрипло рассмеялся. Его кашляющий смех заполнил пространство огромного зала, каждый его уголок. Придворные замерли, боясь пошевелиться, потому что страшнее гнева властителя может быть только его смех. Эти люди знали, кому служат. Страшный смех, полный ярости и странного торжества, продолжал грохотать над их головами.

Глимирт перестал смеяться так же неожиданно. Его руки плотно охватили подлокотники, голос стал тихим и вкрадчивым, как поступь зверя.

– Солнечный Камень... – повторил властитель. – Он опалил мне глаза, и они сгорели. Холодный и чистый свет бился и пульсировал, как горный ручей. Живой свет... Он дал мне силу и власть. Я построил свой мир, где меня должны бояться и почитать... Ослепительная молния, а потом тьма. Когда я очнулся, Камень погас, но я уже стал бессмертным... и жестоко обманутым. Ни власть, ни богатства не дали мне счастья, о котором я грезил: мир скучен, когда желания исполняются, а в душе пусто, как в запертом подвале. Но я – властитель! Я правил в течение двадцати столетий, и Камень всегда был со мной. Даже Золотой Дракон не смог его отобрать у меня!

– Если Солнечный Камень с тобой, бояться тебе нечего, – осторожно сказал Алладин. – Ведь скоро в твои владения вторгнутся маркомоны... Талисман поможет тебе разбить их. Но ходят слухи, что Камень утерян...

– Ах, этот вздорный старик, летописец... Почему я не вырвал у него язык! – вскричал Глимирт. – Вижу, ты сомневаешься в моих словах! Ты умрешь! Пусть на тебя падет проклятие Золотого Дракона.

– Мне не страшны эти проклятия! – запальчиво ответил Алладин. – Знаю я этих Драконов, приручил одного на свою голову.

Некоторое время властитель находился в растерянности от такого кощунственного заявления, а потом рассмеялся. Вторя своему владыке, вежливо засмеялись старейшины, а уж затем раздалось робкое хихиканье придворных.

– Ко всему прочему, ты еще и лжец! – оборвал всеобщее веселье Глимирт. – Должен тебя порадовать: тебе отрубят голову на площади Крови, где состоялась последняя битва с Золотым Драконом.

В зале воцарилась абсолютная тишина. Алладин слышал, как затаили дыхание придворные, как разочарованно хмыкнул старейшина, олицетворяющий Воду, огорченный столь простой и легкой смертью. Дело принимало неприятный оборот. Этот сумасшедший старик обладал всей полнотой власти, и он сказал свое слово. Никто не осмелится ослушаться его, а это значит, что Алладину осталось жить считанные минуты.

Множество лиц, смуглых, непроницаемых, смотрело на юношу. А затем тишина оборвалась подобострастными возгласами. Придворные славили мудрость и решительность своего правителя. Олискар схватил Алладина за ошейник и потащил к выходу. На площади Крови уже собиралась толпа.

Казнь должна была состояться на верхнем, открытом всем ветрам городе, на побережье. Под завывание медных труб и барабанную дробь Алладин шел мимо бранящихся торговцев и распевающих песни горьких пьяниц, покидающих трактиры, чтобы посмотреть на казнь.

В лучах поднимающегося из-за моря солнца мир казался чудесным и удивительным. Никогда еще воздух, пропитанный солью и свежестью, не казался таким густым и вкусным. Близость смерти обострила все чувства до предела. Каждый образ, каждый звук казался близким и дорогим. Алладин стонал от мысли, что ему предстоит расстаться с величайшим чудом – жизнью.

Юноша шел к месту казни сквозь испарения, поднимающиеся из сточных желобов, сквозь сладкие, дразнящие ароматы, вьющиеся из открытых дверей харчевен, сквозь грубые шутки простолюдинов и изощренные издевательства знати. Его не удручали ни высокомерный и гордый вид Олискара, ни назойливое посвистывание угрюмого палача, уставшего от своей скучной и утомительной работы. Алладин хотел провести свои последние мгновения жизни в радости, пусть слепой и безрассудной, но отвлекающей от суетливой возни и мелочных забот. Надеяться было не на что.

Огромный трехглазый глашатай зазывал публику, предлагая посмотреть на захватывающее зрелище. Карст говорил невнятно, глотая отдельные слова. Его мало кто понимал, но присутствие государственного палача было красноречивее любых слов.

Вокруг деревянного помоста на площади Крови собралась большая толпа. Все нетерпеливо ожидали появления главного действующего лица, гнусного преступника, посмевшего лгать самому властителю, – Алладина.

Толпа взревела, когда юноша взобрался на помост. Пахло древесной смолой и стружками, но потом, перебивая эту свежесть, откуда-то потянуло тяжелым, липким запахом падали. Алладин повернул голову. Угрюмый палач, чертыхаясь, катил перед собой колоду, потемневшей от пропитавшей ее крови. Едва он установил ее посередине помоста, как ее тут же облепили большие блестящие мухи. Колода гудела, как потревоженный улей. Косноязычный глашатай поднялся на помост и стал зачитывать приказ.