Алое сердце черной горы (СИ)

Глава XXVIII

— Что ж, рано, или же поздно, но ты начнешь пытать меня, не так ли?

— Я знаю, что боль не развяжет тебе язык, потому не дразни меня понапрасну.

Уже который день Артемир проводил время в лагере заложников, обретая компанию в лице ненавидящего все, что с ним связано, Альзория. Приор не считал суток, но точно мог сказать, что их минуло уже порядочно много с тех пор, как Датокил покинул его войско для переговоров с Астией. Свои позиции трудолюбивые равенцы основательно защитили, обустроив неплохой трехуровневый форт с полукруговыми стенами высотой чуть меньшей человеческого роста. Верхнее полукольцо, оно же внутреннее, служило оплотом артиллерии, среднее — укрытием дальнобойных стрелков с ружьями, внешнее, оно же нижнее по склону, выступало в роли передовой линии обороны, и было занято пехотой ближнего боя, лучниками и арбалетчиками. Все полукольца эти упирались в фортерезские скалы, защищающие равенцев с тыла. Единственной брешью в обороне были те самые ущелья, связующие между Саргией и Фортерезией, а ныне — пути спасения, по которым до форта доходили повозки с провизией и боеприпасами, посылаемые фортерезским князем. Ни в коем случае княже не мог нарушить договоренностей с Артемиром, пока равенское войско стояло под его боком и навязчиво тыкало в него пикой.

— Тогда зачем ты досаждаешь мне, приходя сюда почти каждый день?!

— Это мой лагерь, и я волен находиться в любом его краю безо всяких ограничений.

Дабы обезопасить фланги форта от лазутчиков и дать простор для артиллерийского обстрела, равенцам пришлось вырубить довольно обширные площади лесов вокруг склона и тракта, ведущего вглубь Саргии. Из хорошей древесины мастера ученого полка изготовляли оружие, стрелы и обновляли лафеты для пушек, из дурной — стругали навесы и лежаки для солдат. Большую же часть срубленного леса пришлось обменять по невыгодному курсу фортерезцам. Многие из них приходили к лагерю за стройматериалом для починки разрушенных в ходе равенского «воздаяния» домов, сараев и стойбищ. Никому невдомек, как фортерезский народ прознал про изобилие древесины у равенцев, но приходить они начали вскоре после начала вырубки. Артемир же поражался, как вчерашние враги и жертвы разорения безоглядно гостевали у него, весело болтая с солдатами и торгуясь за каждое бревно, предлагая в обмен всякие безделицы. «То ли беспримерное беззлобие, то ли страшное коварство… Ах, отличить бы, что ими движет, ибо одно другому — сильная рознь…», — так размышлял Артемир, не без тревоги наблюдая за частыми визитами новых соседей.

— Видимо, твои приходы и есть пытка…

На самом деле, Артемир просто скучал. Да, в отсутствие активных действий его просто сжирала чудовищная скука. С огромной завистью наблюдал он за рукодельцами, находящими утешение в бесхитростных ремеслах. Все, что ему оставалось — это занимать себя тренировками боя рукой и протезом, да играть в монетки.

Ах да, как же не вспомнить про визиты к Монне. О, Монна, что же сделал с нею алчущий до развлечений Артемир!.. С наивной теплотой и светлостью вспоминаются их ранние встречи, наполненные целомудренными беседами на самые разные темы, от уроков по истории, современных политики и географии, до вольных обсуждений старых богов, что уже давно пребывали в человеческой немилости. Что же стало теперь?.. Монна, с готовностью войдя в мир плотских утех, рука об руку со своим возлюбленным, Артемиром, мгновенно изучила там каждую кочку, каждую тропку. Ко все большему и большему разврату промеж нею и Артемиром инициативу проявляла именно она, постепенно превратившись в ненасытную порочную девку. С болью в сердце Артемир осознавал, что чем горячее разгорается пламя страсти в теле Монны, тем холоднее становится внутри Артемира, словно все тепло и жар любви высосала серпийская наследница. Скоро дошло до того, что несчастный Цапля пришел к приору и, робко запинаясь, доложил, что Монна пыталась совратить его, но он остался невинен, о чем и спешит успокоить равенского вождя, опасаясь его ревности. Словно дубиной ухоженный, Артемир направился к Монне за объяснениями, и застал ее в объятиях трех своих служанок, сплетенных телами в приступе похотливой страсти и содрогающихся от любовной неги. Ошарашенный Артемир выскочил из повозки Монны и, пропуская мимо ушей томные крики «благородной» серпийки с приглашением присоединиться к сластям, прервал на время все свои с ней сношения. И того получается, что, кроме как досаждать плененному Альзорию, делать особо приору было нечего.

— Можешь мне пояснить, почему твои легионы не пытаются разбить мое войско? — Артемир и сам уже не знал, о чем спросить высокомерного принца.

— Все твои удачливые победы заставили считаться с тобой, равенец, так что более непродуманных до мелочей прямых атак не жди. — честно ответил Альзорий, злобно сузив глаза. — Но, возможно, скоро тебя настигнет неприятное известие.

— Что? О чем ты говоришь? — обострился Артемир. — Очередная непродуманная прямая атака?

— Хм, надеюсь, военный консул Деятельного Совета сможет обтяпать что-нибудь поинтереснее. — усмехнулся Альзорий, впрочем, призрачная тень неуверенности зловеще проскользнула по его челу.

— Что ж, моя вера в адекватность Совета твоей страны сильно скомпрометирована. — издевательски сощурился Артемир, взывая к несдержанности принца и возможному приоткрытию завесы тайны на этой почве.

— Вскоре ты убедишься, что Деятельный Совет сможет преподнести тебе несколько уроков, высекая их у тебя на грязном равенском лбу! — как и рассчитывал приор, Альзорий при малейшем оскорблении Саргии и ее атрибутов срывался на слюнобрызжащую ярость. Однако, как можно было понять, вынужденная изоляция от высшей политики и военного управления не прошла бесследно — Альзорий не был в курсе актуальных дел его подданных.

— Тогда я помою свой грязный равенский лоб, дабы при нанесении этих уроков я смог различить корявые саргийские письмена. — рассмеялся Артемир и вышел из маленькой палатки, где и содержался взбешенный Альзорий. Пленник для надежности был прикован цепями за руки и ноги к центральному палаточному столбу, вкопанному глубоко в каменистую землю. Снаружи его охраняли четверо стражников — по одному на угол этой достаточно комфортной «темницы».

Оставшись наедине с собой, Альзорий быстро успокоился, не имея сил для продолжительного злобления. Хоть его и кормили, но паек его был не сильно хорош, по меркам королевских-то трапез, потому часто принц просто выкидывал свою порцию, не имея желания поглощать вонючий фортерезский сыр, или же недоваренную бурду с перезрелыми от долгого хранения овощами. В общем, полностью отдавшись борьбе обессиливающего голода с королевской брезгливостью, Альзорий с тяжелым вздохом откинулся спиной на свой столб и закрыл глаза, надеясь хорошенько вздремнуть. Однако, его тяжкий покой был неожиданно прерван: сквозь пелену начинающейся дремы принц услышал шорох откидываемых палаточных створок, за которым на секунду явственно усилился шум лагеря снаружи. Верный знак, что кто-то посетил его неволю. Посчитав, что вернулся этот дикарь-предводитель, Альзорий сморщился, но раздавшийся шершавый мужской голос принадлежал не приору:

— Эй, неженка, просыпайся! Да поживее!

Возмущение от столь грубого обращения вернула Альзория в чувство силы. Даже этот Артемир не позволял себе такого! Резко распахнув затрепетавшие от ненависти веки, принц вперился тяжелым взглядом в пришельцев.

Нежданный гость был один, и облачен он был в обычную равенскую одежду пехотинца без доспеха: черная стеганка, черные штаны, оканчивающиеся сапогами и равенский меч с портупеей. Незамысловато и грубо. «Армия в таких поносках не может править Нордиктом!», — так затвердил Альзорий после боя у ущелий.

— Продирай скорее глаза и слушай внимательно то, что я тебе скажу! — нарастающая, словно снежный ком, грубость не дала Альзорию времени тщательно оценить этого равенца. Хотя, равенца ли?.. Хоть визитер его и был черновлас и смугл кожей, но в его выговоре читалось что-то центральнонордиктовское. Да и глаза! Альзорий уже успел привыкнуть, что равенцы обладали голубыми, или же сероватыми глазами в крупных глазницах. А тут… Карие очи в довольно узковатом разрезе…

— Вижу, что ты меня слышишь, хоть и делаешь вид, что глухонемой. — вновь прервал не слишком стройный поход мысли Альзория непонятный воин. — Сегодня ночью у тебя будет возможность бежать. Понимаешь меня?

— Что? — будучи уверен, что неправильно расслышал, переспросил Альзорий. — Кто ты такой, зачем пришел, ты — шпион Саргии?

— Молчи! Никаких вопросов! — одернул принца грубиян. — Я — твое спасение и жизнь, для тебя это — главное. Не воспользуешься возможностью, и все, что тебя ожидает вскоре — лишь смерть.

— Я тебя внимательно слушаю. — Альзорий решил внять странному дикарю, не перебивая его чересчур решительных обращений. «В конце концов, хуже не будет», — в точности так он думал, поглаживая пальцами под наручами цепей потертую кожу запястий.

— Итак, сегодня, в самое темное время ночи, произойдет смена караула твоего вместилища. — как в объяснениях для дурачка, ставил ударение на каждом слове загадочный солдат. — Вскоре после этого приду я и освобожу тебя от оков, перетерев звенья цепи. Снимать браслеты тебе придется уже в Саргии… — тут снаружи раздался глухой шум шарканья сапог о каменистую почву, и заговорщик, резко умолкнув, повернул голову к створкам палатки и нервно стиснул челюсти в ожидании.

Створки палатки разъехались, и внутрь заглянул равенский лейтенант — дежурный по лагерю тем днем. Увидев не совсем то, что ожидал, лейтенант подозрительно вперился взглядом в солдата. Тот, поняв, что промедление в объяснении — губительно, слегка заикнувшись на первом слоге, промямлил:

— П-простите, лейтенант, мое своеволие. — солдат почтительно поклонился. — Просто я не мог не посмотреть на изверга, потомка извергов, что осквернили нашу землю. — последние слова он выдавил из себя с неспешной ненавистью, медленно переведя искрящийся от злобы взгляд на Альзория. Тот, чтобы подыграть, вяло вставил свои пять грошей:

— Вонючий варвар…

Несмотря на то, что «оскорбление» это было не слишком убедительным, лейтенанту этого достало, и он улыбнулся солдату, понимающе кивнув.

— Только не рукоприкладствуй чрез меры, иначе отвечать за это пред приором уже буду я, а там сам понимаешь…. — сказав это, лейтенант вышел.

Дождавшись, пока поступь дежурного офицера не смолкнет в отдалении, солдат отер холодный пот со лба, и вернулся к тому, с чего начал:

— Так вот, освободив тебя от цепей, я дам тебе равенский плащ. Оденешь его и вместе выйдем из палатки. Стража нас не остановит. Я доведу тебя до конюшни и усажу на хорошего скакуна. — тут он приблизил свою голову к голове Альзория, отчего тот вжался затылком в палаточный столб и брезгливо сморщился от зловонного дыхания солдата. — Как только окажешься в седле, не медли, иначе стража поймет, что тут дело нечисто. Пройти через врата укреплений не сможешь, там стоят верные приору воины. Будешь прыгать верхом прямо через стены. И вновь твержу: не медли! В тебя начнут стрелять, возможно даже, спустят верховую погоню, так что будь расторопен!

Наконец смолкнув, солдат еще с десяток секунд пристально смотрел на Альзория, видимо, убеждаясь в его вменяемости. Хмыкнув и еле заметно кивнув, солдат развернулся и вышел, оставив Альзория в недоумении усваивать все то, что он ему наговорил.

* * *

Часы до наступления ночи дались Альзорию нелегко. Чего стоит хотя бы то, что он полностью съел обед и ужин, дабы накопить сил. Гадкая кормежка, как ни странно, действительно укрепила его решимость и нервную стойкость. Неуверенно расправив плечи(рана скоро заживала, но все еще болела) и прислонившись в столбу, принцу даже удалось немного вздремнуть. Альзорий, справедливости ради говоря, не боялся смерти. Попав в плен, он уже смирился со своей фатальной участью. Однако теперь, когда сквозь зимний морозный воздух робко повеял весенний ветерок, наполненный неуловимыми ароматами свежей зелени и теплой, оттаявшей почвы, нутро даже такого бесстрашного и беспощадного человека, как Альзорий, затрепетало, подобно сердцу молодого любовника при одной только мысли о предмете своих сладостных, романтических мук.

— Ну же, вставай, время пришло. — вернув принца из волшебного мира иллюзий, тот самый солдат-спаситель достал отточенную ножовку и, пока Альзорий держал перед собой подрагивающие от резкого пробуждения руки, аккуратно и достаточно бесшумно распилил звенья цепей. Глухой стук упавших оков стал фанфарой разлуки принца с палаточным столбом. Сняв с себя плащ, о котором намедни говорил, солдат судорожно напялил его на своего подопечного, попав разок рукавом мимо руки. Окончив эту нехитрую маскировку, солдат грубо подтолкнул локтем Альзория к выходу. Выйдя наружу, принц не мог не бросить взгляда на лица двух стражников, стоящих у передних углов его прежней палатки. Яркий свет факелов, установленных на деревянные колья, игриво скакал промеж складок плаща Альзория, теряясь на небольшом отдалении от тюрьмы. Несмотря на это, стража делала вид, что ничего не происходит, заворожено глядя прямо перед собой, будто отчаянно и безуспешно борясь с проклятием окаменения. Мысленно поблагодарив охранников за поражение в этой борьбе, Альзорий, уводимый своим спасителем, пошел дальше, вглубь лагеря, к конюшням.

— Что ж, самая отчаянная часть моего плана — кража коней. — с заметным волнением в подрагивающем голосе отрапортовал самому себе под нос освободитель. — По ночам никому, кроме приора, его генералов и адъютантов, не дозволено садиться верхом на боевых коней, так что нас сразу же раскроют, только мы перекинем ноги через седло.

— Или так, или обратно в ту палатку… — прошептал Альзорий, опьяненный воздухом свободы с примесью конского навоза, уверенно разминая отвыкшие от верховой езды ноги. — Уж лучше смерть в попытке освободиться, чем смерть от какой-нибудь унизительной казни этих варваров.

Оставив этот смелый порыв без ответа, солдат ступил внутрь навесов с деревянными стойлами, неосвещенных факелами и именуемых тут «конюшни». Альзорий последовал за ним, уходя из темноты в непроглядный мрак. Едва переступив через условную границу стойбищ, Альзорий налетел ногой на что-то мягкое и в испуге ругнулся, вызвав тихое возмущение рядом стоящего коня.

— Так вот почему конюшни не охраняются? — догадался о природе своего «препятствия» Альзорий. — Не удалось его подкупить, так?

— Так. — ответил совсем неподалеку солдат, с едва различимым шумом отворяя воротца одного из стойбищ. — Узнав мои намерения, он чуть не поднял тревогу, пришлось его скоренько чик! — солдат резко провел пальцем по шее, но этого никто не увидел в темноте. — Ножом по горлу.

— «Чик!» — с улыбкой передразнил Альзорий, найдя собеседника в темноте рукой. — Тогда…

— Вот! — перебил принца солдат, похлопывая ладонью по телу коня. — Они уже оседланы мною перед тем, как освободить тебя. Садись! Этот — твой. Мой — следующий. Оба холены и сыты. Равенцы ценят своих коней, хоть и выставляют для них такую жалкую охрану…

Не мешкая ни секунды, Альзорий нашел седло, указываемое ему солдатом, всунул ногу в стремя и оседлал скакуна, взяв в руки поводья. С легким шумом то же проделал и его благодетель. Кони негромко заржали, не желая нести чужой вес ночью, когда им надлежит спать. Но преданность своему делу не позволила им большего, чем просто легкое негодование.

— Все, с первым же стуком копыта о землю новость о нашем побеге станет достоянием равенцев. А уж когда они узнают про остальных заложников… Будь готов, королек! — уже особо не понижая голос, предупредил солдат.

— Остальных заложников? Ты отпустил их ранее, чем меня?! — с возмущением прошипел Альзорий.

— Д-да, отпустил. — размыто ответил солдат.

— А, пес с ними! — отмахнулся Альзорий, сбросив неуместную теперь обиду.

— Нет времени трепаться, вперед! — прервав эту совсем не нужную беседу, он погнал своего коня на выход, не желая развивать тему. Альзорий вторил своему спасителю.

За то время, что беглецы провели в конюшнях, темнота недолгой ночи дрогнула и начала неспешно отступать под натиском неумолимо наступающего рассвета. Альзорию везло — дежурные по этой части лагеря были в другом месте, и ему открывалась возможность продлить тайну деяния еще на пару минут. Ночные всадники не преминули воспользоваться таким шансом и рысью проскакали вплоть до внутренней стены, не разбудив ни одного бойца, ни одного артиллериста, размещенных в этой части лагеря по казарменным палаткам.

— Этого не обойти, придется убивать. — сокрушенно выдавил из себя остановившийся в десятке метров от стены солдат, заметив охранника, который уже сделал несколько неуверенных шагов от поста навстречу непонятных конникам, скидывая с плеча ружье.

— У меня нет оружия. — взволновался Альзорий, неуверенный в своем навыке кулачного боя против ружейного огня.

— Стой, вы по какому праву оседлали коней? — усталым, но от этого не менее веским, командным голосом взрезал тишину предрассвета охранник, уже протягивая ружье в руках, готовясь к прицелу. Но ничего более он сделать не успел: солдат-спаситель со скоростью профессионального убийцы выхватил откуда-то из-под седла что-то темное и продолговатое, и уже через долю секунды охранник, хрипя и булькая от смертельной раны, нанесенной торчащим в горле болтом, сел, а потом и лег наземь, умоляюще смотря на своих убийц широко открытыми и наполненными предсмертным ужасом глазами.

— Эй, а мне такой?! — с возмущением обратился Альзорий к спасителю-убийце, любуясь его арбалетом.

— Возьми лучше это. — покачал головой солдат и протянул Альзорию заряженный, что понятно было по весу, пистоль.

— Тот самый, безогневой… — играючи подбросив и поймав оружие в воздухе, пробормотал Альзорий. — Я уже успел оценить превосходство оружия на алом угле этих ублюдков… В этом деле они намного превзошли нас…

— Позже вылижешь задницы их оружейникам. — огрызнулся солдат, натягивая поводья. — Прыгаем через стену!

— А эти кони точно осилят подобную высоту? Здесь почти человеческий рост… — с сомнением оценил взглядом своего скакуна Альзорий.

Вновь солдат предпочел ответу действие, стукнув каблуками сапог коня по животу. Взбрыкнув головой, конь с места разогнался и сиганул прямо через стену, безо всякого страха. Воодушевленный таким наглядным примером, Альзорий повторил движения солдата, направив своего коня следом. Видя, что проделал его сосед, конь с готовностью поскакал навстречу препятствию. И вот уже Альзория резко тряхнуло назад от прыжка, отчего он судорожно схватился за поводья, притягиваясь к шее коня. Секунда свободного полета, и Альзорий поздно понял, что нужно изготовиться к резкому приземлению. Громкий стук копыт, сильная встряска, принц чуть не вывалился из седла, сильно заболела голова от сотрясения.

— Не стоим, скачем далее галопом! — привел в надлежащее чувство Альзория расторопный солдат. — Потом восхитишься силой и…

Громкий выстрел остановил время и пространство для Альзория. Он резко зажмурился и стиснул зубы, готовясь стерпеть сильный удар от пули. Но нет даже и толчка, в компании которого в его теле должна была приютиться гостья. Открыв глаза, он понял, кого предпочел металлический шарик. Спутник принца сначала с натужным хрипом наклонился к шее коня, затем медленно сполз набок, утянув стремена за собой, отчего у бедного коня начала выворачиваться шея. С громким ржанием высвободившись от судорожной хватки умирающего солдата, конь, уже умудренный гибелью предыдущих всадников, неспешно поскакал вдоль стены в стремлении найти врата и вернуться обратно в стойбище.

Поняв, что выстрел пришел сверху, Альзорий устремил взгляд на только что преодоленную стену. Там никого и ничего не было, но несколько слабых, истерически срывающихся звонков тревожного колокола дали понять, что это чудом выдавивший из себя остатки сил охранник, пораженный болтом.

— Да чего же я жду, зачем стою?! — разозлившись на свой ступор, зарычал Альзорий, грубо погнав своего коня в сторону второй стены. Бросив при этом мимолетный взгляд на неподвижное тело своего вызволителя король понял, что уже ничем ему не поможет.

Несмотря на поднятую тревогу, лагерь не торопился отлавливать дерзкого сарга, который, лавируя на коне по тропам промеж палаток, уже добрался до второй стены и, на этот раз не долго думая, перемахнул через нее. Пребывая в ликующем недоумении, Альзорий уже держал путь к внешней стене, веря в свою удачу и абсолютный успех плана покойника. И только теперь из нижних палаток начали выскакивать отдельные равенские солдаты, ошарашено оглядываясь на стук копыт и выкрикивая ругательства. Увы, только ругательства и смогли достичь стремительно уходящего Альзория, и тот уже оказался вне лагеря. Застрелив вставшего у него на пути охранника, он решительно махнул через последнюю преграду. Все, свобода! И только отдельные выстрелы со стен пытались строить препятствия на ее пути. Разумеется, ни одна из выпущенных спросонья пуль и близко не достигли цели, и Альзорий пересек лесную границу невредимым. Спрятавшись в объятиях старых деревьев, Альзорий успокоился только тогда, когда отдалился от равенского лагеря на порядочное расстояние. Остановив запыхавшегося и взмыленного коня, бежавший узник прислушался, но ничего, кроме тихих звуков лесной жизни, не услышал — погони не было. Улыбнувшись с облегчением и отерев ледяной пот со лба и висков, Альзорий начал спускаться вниз по склону, надеясь как можно скорее достичь пограничного аванпоста саргов, который должен быть где-то неподалеку.

— Ваше Величество, наконец-то!.. — с неподдельными радостью и облегчением воскликнул майор-адъютант Мобиус в полном тяжелом доспехе. Офицер встретил неухоженного Альзория в окружении конных разведчиков, принявших нового короля в лесу и сопроводивших его в передовой военный лагерь. — Я уже начал переживать, что этот лицемер обманул меня, уверив в том, что перешел на нашу сторону… — офицер улыбнулся, увидев опровержение собственных страхов.

— Так он был твоим?! Слишком долго он работал! — огрызнулся Альзорий, пока не проникнувшись благодарностью к спасительным действиям своего подопечного. — Так, или иначе, нет времени на пустословье! Немедленно снаряди послов ко всем нордиктовским отступникам! У этого равенского вождя более нет заложников, и теперь страх передо мной не будет размываться нелепой тревогой за невольных родственников.

— Будет сделано, Ваше Величество. — покорно склонился Мобиус, скрипнув латами.

— И немедленно собирай новое войско! — Альзорий никак не мог остыть от раскаляющей унизительности своего плена, надрываясь от крика, бурый, как спелая брюква на огороде заботливого крестьянина. — Дадим ему решающий бой и отправим обратно в рабство всех его зубастых щенков!