XIX

Скампада пришел к храму перед самым началом праздника. Он вошел внутрь вслед за процессией жрецов и оказался впереди, у ступеней, ведущих на площадку перед статуей. Отсюда было хорошо видно все происходящее на площадке. Когда из-под пола появилась жрица, изображающая Мороб, Скампада поздравил себя с удачей — это была она, Ромбарова девчонка. Танец жрицы полностью захватил Скампаду, как и остальных в зале. За годы жизни на Оранжевом алтаре маленькая танцовщица усовершенствовала свое искусство, удивительным образом сочетая его с магией. Выбор сына Паландара, подумалось Скампаде, был не так уж и нелеп.

Заминка в ритуале, немой диалог магини и Шантора насторожили Скампаду. Умение читать по лицам подсказало ему, что нужно быть готовым к любой неожиданности, поэтому, когда уттаки ворвались в храм, он быстрее других овладел собой и не поддался общей панике. Мечущиеся люди толкали и задевали Скампаду, но он удерживался на ногах, выбирая единственно верный путь к спасению. Он вспомнил, что Лила поднялась из-под пола, и взглянул на площадку, проверяя, можно ли скрыться этим путем. Вид упавшего Шантора, отчаянно отбивающейся магини убедил его, что здесь пути нет. Поведя глазами вбок и назад, Скампада вздрогнул от радости. Боковые двери!

Сын первого министра одним прыжком вскочил на боковую панель, подбежал к ближайшей двери и задергал ручку. Дверь не поддавалась его усилиям. Следующая дверь тоже была закрыта. Скампаду охватило отчаяние, он вновь огляделся вокруг, надеясь на чудо, и увидел пожилого жреца, ползущего к дверям по боковой панели. Черная накидка на груди жреца была насквозь мокрой от крови. Жрец дополз до двери, которую только что дергал Скампада, и приподнялся, пытаясь дотянуться до медного диска на ней, но у него не хватало сил. Он повторил попытку и в этот момент встретился взглядом со Скампадой.

— Помоги, друг… — прошептал он.

Скампада подбежал к жрецу, приподнял его и положил его левую руку на диск. Послышался тихий щелчок и дверь приоткрылась.

К чести Скампады, ему и в голову не пришла мысль бежать одному, бросив раненого. Он открыл дверь пошире, подхватил жреца под руки и потащил внутрь. Уттаки, до сих пор не обращавшие на них внимания, заметили, что жертвы уходят, и кинулись следом. Скампада рывком втянул жреца за собой, опустил на пол и захлопнул дверь. Магическая защелка сработала, и вовремя, потому что в дверь тут же забарабанили уттакские секиры. После нескольких ударов посыпались щепки, в пробитых щелях засверкали лезвия секир. Скампада понял, что дверь долго не выдержит. Он нагнулся к жрецу. Тот был еще жив и в сознании.

— Туда… — жрец показал взглядом в угол.

Скампада подтащил его к стене и положил его руку на медный диск. Кусок каменной стены отошел вбок, открывая подземный ход. Когда оба оказались внутри и дверь за ними закрылась, сын первого министра с облегчением осознал, что по крайней мере сейчас его уттаки не убьют. Второй его мыслью было удивление, что в коридоре светло. Он пригляделся и увидел, что вдоль всего хода в нишах разложены светлячки Саламандры, дающие рассеянный оранжевый свет.

Жрец снова что-то зашептал. Скампада прислушался и разобрал, что нужно спускаться вниз. Он потащил жреца по лестнице и дальше, пока они не остановились у двери. Здесь жрец показал, что хочет открыть эту дверь. Скампада вновь помог ему, и они оказались в небольшой комнате с узким и длинным столом в ее ближней части — комнате под алтарем.

Раненый объяснил, что его нужно положить на стол.

Скампада приподнял его, помог взобраться и лечь. Он больше ничего не мог сделать для жреца, но тот ничего и не просил, а лежал тихо, закрыв глаза и тяжело дыша. У него была колотая рана под левой ключицей.

Сохранив свою жизнь, Скампада немедленно вспомнил то, что ценил наравне с ней — свое благосостояние, отличавшее его, сына первого министра, от какого-нибудь нищего или крестьянина. Оно заключалось в деньгах, коне и содержимом вещевых мешков, аккуратно разложенном по полкам гостиничного шкафа, и находилось далеко отсюда, но не так далеко, чтобы миновать загребущие лапы уттакских мародеров. Нужно было спасать имущество, и как можно скорее.

— Как мне отсюда выйти?! — спросил Скампада, наклоняясь к жрецу.

— Я провожу тебя, когда залечу рану, — чуть шевеля губами, ответил жрец. — Наберись терпения.

— Мне немедленно нужно в гостиницу! — занервничал Скампада. — У меня там деньги, вещи… я останусь нищим, если все пропадет!

— Если я умру, ты не выйдешь отсюда, — прошептал жрец. — Замки открываются только магией. Не мешай мне лечить рану.

Новость о замках подземного хода прояснила Скампаде его положение. Без помощи жреца он не мог выйти даже из этой комнаты. Оставалось сидеть и ждать, и думать о том, успеют ли дикари добраться до «Синих скал» раньше него и утащить годами нажитое имущество. Скампада перевел взгляд со жреца на себя и увидел, что его лучший костюм испачкан кровью. Это доконало сына первого министра. Страдальчески сморщившись, он опустился на скамью.

Скампада долго сидел, мрачно глядя перед собой и подперев голову руками. Проклятые уттаки, проклятый Каморра! Сын первого министра содрогнулся, представив, что эта нечисть, пригретая босханским честолюбцем, расползется по острову. И где, как, какую жизнь придется ему влачить без коня, без денег, без вещей, в одном-единственном запачканном кровью костюме! Скампада призывал все свое самообладание, чтобы не сорваться и не броситься с кулаками на дверь. Со стола доносилось дыхание жреца, не подававшего других признаков жизни. Вдруг входная дверь открылась, и в комнату вошел еще один черный жрец, помоложе. Живой и невредимый, к радости Скампады.

— Освен?! — шагнул он к лежащему на столе жрецу, не заметив Скампаду. — Ты жив? Ранен?!

— Цивинга… — узнал вошедшего раненый.

— Сейчас я вылечу тебя. — Цивинга протянул руки над раной, с его пальцев заструились оранжевые лучи. — Я вижу, ты уже остановил кровотечение.

— Да, — ответил Освен. — Рана свежая, ее несложно закрыть. Оставь меня, я справлюсь сам. Здесь есть человек, который спас меня, — он указал взглядом на Скампаду, сидевшего у стены. — Проводи его, куда он просит, и помоги ему.

Скампада заметил, что Цивинга смотрит на него, и поспешно вскочил.

— Куда тебе нужно? — спросил Цивинга.

— «Синие скалы». Там все мое имущество.

— Идем! — Цивинга шагнул к двери.

— Один момент! — Скампада указал на пятна крови на своей одежде. — Начните вашу помощь вот с этого!

— Ты ранен? — забеспокоился жрец.

— Нет. Но это мой лучший костюм, — нервно пояснил Скампада.

Цивинга посмотрел на него, как на сумасшедшего, но, увидев выражение лица Скампады, хмыкнул и смягчился. Он протянул руку к пятнам, сделал несколько движений пальцами — и костюм Скампады восстановил прежнюю чистоту. Сын первого министра облегченно вздохнул.

— Вот теперь — идем, — сказал он. — И поскорее!

Цивинга вышел из комнаты и быстрыми шагами пошел по лабиринту ходов, выбирая нужные повороты. Обрадованный Скампада торопился за ним. Вскоре путаница ходов закончилась, жрец повел Скампаду по длинному, поднимающемуся вверх коридору.

— Этот путь ведет в скалы, — пояснил на ходу Цивинга. — Выход недалеко от гостиницы «Синие скалы». Гостиница на самом краю деревни — уттаки, возможно, и не добрались до нее.

Когда они вышли наверх, там давно стемнело. Жрец уверенно пробирался между скалами при свете полной луны, и вскоре Скампада увидел впереди крышу знакомой ему гостиницы. Здание казалось покинутым, вокруг никого не было.

— Люди ушли, — догадался жрец, — но уттаков, кажется, еще не было. Идем, я помогу тебе.

Они пошли в конюшню, где отыскали коня Скампады.

— Беги за вещами, — сказал Цивинга, взяв у Скампады седло и уздечку.

Скампада побежал в свою комнату укладывать мешки.

Впервые в жизни он хватал вещи с полок и вешалок и засовывал их, как попало, не задумываясь над тем, что они могут испачкаться или помяться. Когда сын первого министра появился с мешками на гостиничном дворе, Цивинга поспешно шагнул к нему с оседланным конем.

— Скорее через задние ворота! — сказал он. — Сюда бежит какая-то шайка!

Они протиснулись в заднюю калитку, поднялись повыше в скалы и притаились, наблюдая за бегущими. Десятка три уттаков гнались за молодым парнем, в котором Скампада узнал Шемму. Лоанец пронесся мимо и исчез в скалах, а за ним и вся толпа.

— Подождем здесь, — шепнул Цивинга. — Уттаки не любят скал, они скоро вернутся.

Пока он помогал Скампаде застегивать мешки и завьючивать коня, уттаки один за другим вернулись в деревню. Шеммы с ними не было. Поравнявшись с гостиницей, дикари налетели на нее и в полной мере утешили себя за неудачную погоню.

— Едва успели, — заметил Цивинга, глядя на буйствующих в гостинице уттаков.

— Едва успели, — подтвердил Скампада. Сегодня ему повезло дважды.

— Идем, я покажу, где можно заночевать. — Цивинга повел Скампаду через скалы до небольшой ровной поляны. — Здесь тебе ничего не грозит — уттаки не ходят в скалы. Чтобы попасть в Келангу, объезжай деревню с юга, по лесу. А мне пора возвращаться.

— Спасибо, друг! — сердечно поблагодарил жреца Скампада. — Ты сделал для меня все, что мог, и даже больше.

— Пустяки. Это недорогая цена за жизнь Освена, — сказал Цивинга и исчез в темноте.

Рано утром, в серых сумерках, Боварран выехал на север. Цокот копыт одинокого всадника, гулко раздававшийся в утренней тишине, окончательно привел в чувство маленькую магиню, лежавшую в полузабытьи на крыше храма. Удар молнии отбросил ее в щель между главным и боковыми куполами храма, где она и пробыла без сознания весь вечер и всю ночь. Магиня зашевелилась, прислушиваясь к стуку конских копыт, еще не понимая, где она находится. Все ее тело болело от ушибов, острая черепица впивалась в ребра и щеку. Воспоминание о случившемся всплыло в ее памяти, заставив застонать сквозь зубы.

Лила выбралась из щели и осмотрелась. Увидев, что внизу нет ни души, она стала осторожно спускаться по скользким от росы камням стыка стены центрального зала и боковой башни. Страха она не чувствовала — после пережитого у нее все онемело внутри. Может быть, поэтому магиня вскоре благополучно достигла земли. Не отдавая себе отчета в действиях, она сняла золотую сетку, нагрудник и взялась за лиф, но тут вспомнила, что ей нечего надеть вместо этих серебряных чашек. Тела убитых подсказали ей простое решение. Лила подошла к трупу деревенского подростка с проломленной головой, сняла с него обувь и верхнюю одежду, взяла валяющуюся рядом шляпу и сумку.

Вернувшись в свой угол, она открыла сумку, чтобы спрятать туда одежду Мороб. В сумке оказались нехитрые крестьянские пожитки — нож в чехле, огниво, трут и еще что-то, завернутое в чистую тряпицу. Лила развернула тряпицу и увидела полкраюхи хлеба и небольшой кусочек сала. При виде заботливо приготовленного ужина, так и оставшегося несъеденным, в ней будто бы рухнул барьер, сдерживавший плач, который не вызвала ни картина резни, ни гибель учителя. Слезы ручьем хлынули по ее лицу, размывая черную и оранжевую краску. Так, вздрагивая и задыхаясь от беззвучных рыданий, она переоделась в крестьянскую одежду, опустилась на колени и прислонилась лбом к холодной стене. Когда слезы кончились и к магине вернулась способность рассуждать, она поняла, что нужно немедленно уходить отсюда. И немедленно умыться, потому что растаявшая краска немилосердно ела глаза.

Лила вспомнила о ручье, текущем в овражке к северу от храма, и пошла к воротам. Человеческая фигура, появившаяся из-за угла, заставила ее вздрогнуть от неожиданности. В следующее мгновение магиня увидела, что перед ней не уттак, а деревенский паренек, может быть, ровесник тому, чью одежду она надела на себя. Белокурые волосы, чистое белое лицо, ясный взгляд светло-серых глаз, спокойный и без выражения… «Какой странный взгляд», — подумалось магине.

Подросток заметил ее и шагнул к ней. Лила представила себе, как она выглядит — с расплывшимися по лицу черно-оранжевыми потеками — и впилась взглядом в подростка, ожидая его изумления. Но его лицо не дрогнуло, и это поразило ее больше всего. Паренек глядел на нее все тем же ясным, ничего не выражающим взглядом. «Он в шоке после вчерашнего, — догадалась магиня. — Нужно увести его отсюда». Она взяла парня за руку, чувствуя, что с ним бесполезно разговаривать, и потащила за собой. Он послушно пошел за ней.

Оказавшись у ручья, Лила умылась и напилась холодной воды, затем рассмотрела внимательнее своего спутника. Тот неподвижно стоял рядом, глядя, как она плещется в воде.

— Хочешь пить? — показала она на воду. Парень, будто бы по приказу, наклонился и начал пить из пригоршни. Его внешность была характерна для лоанских жителей, поэтому Лила спросила.

— Ты из Лоана?

Парень посмотрел на нее и ничего не ответил.

«У него помутился рассудок, — мелькнуло в голове у Лилы. — Я его вылечу, но сначала нужно уйти подальше».

Она повела его за собой в скалы, куда, как было известно, никогда не ходили уттаки. Там Лила присела на большой плоский камень и усадила лоанца рядом.

— Как тебя зовут? — спросила она.

Парень молчал.

— Как тебя зовут? — уже настойчивее повторила магиня.

На лице парня отразилось какое-то движение, будто бы он что-то пытался вспомнить. Потом его губы зашевелились.

— Я… не знаю, — ответил он, с трудом выговаривая слова.

Лила озадаченно замолчала.

— Я… есть… хочу, — вновь зашевелил губами лоанец.

Лила порылась в сумке и отдала ему хлеб и сало. Пока он ел, магиня лихорадочно размышляла, что такое могло стрястись с его рассудком. Позабыть свое имя, почти все слова, едва-едва владеть человеческой речью… это, конечно, не простой шок.

Когда лоанец поел, Лила начала исследовать его голову известными ей приемами. Вскоре ей удалось установить, что он не ранен, но, по-видимому, подвергся сильному магическому воздействию.

«Почему? — задумалась она. — Кто h зачем обрушил такую силу на эту бедную, ничем не выдающуюся крестьянскую голову? Зачем понадобилось полностью лишать его рассудка и памяти?» Движимая состраданием и любопытством, магиня попыталась восстановить его рассудок, надеясь, что изменения в мозгу паренька не были необратимыми.

— Как тебя зовут? — снова задала она вопрос, закончив лечение.

Ответ лоанца ошеломил ее.

— Оригрен, — радостно сказал он. — Меня зовут Оригрен.

— Что?! — переспросила она. — Какой Оригрен? Средний Брат?!

— Да.

— Но почему? Почему ты Оригрен? — удивилась Лила, не веря собственным ушам.

— Меня позвали, — ответил паренек, глядя на нее все тем же ясным, ничего не выражающим взглядом. — Чтобы я нашел себя.

— Почему ты должен найти себя?

— Так нужно.

— Кому?

— Ему. Каморре.

Часть загадки прояснилась. Случившееся с лоанцем было делом рук Каморры. Лила почувствовала, что за этим странным событием кроется что-то очень важное. Она накинулась с расспросами на своего спутника.

— Для чего это нужно Каморре?!

— Не знаю.

— А где ты должен искать себя?

— Там, — паренек указал пальцем на север. — Я знаю, что я там. На острове Керн, у подножия огнедышащей горы. Я глаз Дуава, я смотрю вокруг и не вижу моего народа. Все пещеры давно пусты.

Магине больше ничего не удалось добиться от лоанца, как она ни расспрашивала его. Она продолжила восстановительную магию, но все оказалось бесполезным. Лила провела руками вдоль его тела, чтобы проверить, нет ли дополнительных воздействий, и на уровне груди ощутила под пальцами сильный амулет. За воротом лоанца она обнаружила небольшой кинжал на цепочке.

Вытащив и рассмотрев кинжал, Лила почувствовала, что и удивлению есть предел. Перед ней был кинжал Авенара — личный амулет мага, еще два года назад бывшего сильнейшим из черных жрецов храма Мороб. Надпись иероглифами ордена Саламандры — «с любовью» — идущая вдоль ножен, как нельзя лучше выражала отношение Авенара к миру и жизни, поэтому буква «А» на торце ручки лишь дополнила ее догадку, возникшую при первом взгляде на кинжал.

Лила вспомнила Авенара, всегда казавшегося юным и жизнерадостным, одаренного великолепным талантом в магии, щедрого и нерасчетливого в дружбе и сострадании. В свой последний день он так же нерасчетливо отдал все силы, чтобы спасти жизнь незнакомого ему человека. Проглотив комок в горле, Лила вынула кинжал из ножен и крепко сжала рукоять. На белом лезвии проступили те же иероглифы, засверкавшие синим блеском — «с любовью!». Кинжал подчинялся ей.

Дальше все оказалось легко. Лила приложила лезвие ко лбу лоанца и повторила лечебные заклинания. Паренек, словно проснувшись, осмысленно посмотрел на нее.

— Как тебя зовут? — вновь повторила магиня.

— Витри, — ответил он. — Как я здесь оказался?

Витри удивленно осматривался вокруг. Только что он сидел в полной темноте, дыша пылью и задевая головой дощатый помост сцены, и вдруг — ясное утро, голубовато-серые искрящиеся скалы, чудесный свежий воздух! Перед ним на корточках сидел подросток в крестьянской одежде, почти мальчишка, с темными разводами грязи по краям измученного, осунувшегося лица. Глаза подростка, ввалившиеся от усталости и казавшиеся от этого огромными, смотрели твердо и требовательно, в руке он держал обнаженный кинжал, купленный Витри в день праздника.

— Это мой кинжал, — заволновался Витри. — Я купил его у жреца за все свои деньги.

— Возьми, — мальчишка вложил кинжал в ножны и сунул лоанцу за рубашку. — Удачная покупка. Если бы не этот кинжал, не разговаривали бы мы сейчас.

— Почему?

— Он защищает от дурной магии. Расскажи, что с тобой случилось вчера, на празднике?

— Вчера? — спросил Витри. — Я не помню ни вечер, ни ночь. Но сейчас и в самом деле утро. Как я сюда попал?

— Это я и хочу узнать. Рассказывай.

В голосе мальчишки чувствовалась воля, заставлявшая Витри подчиняться ему, не задавая лишних вопросов. Лоанец рассказал все от начала нападения — как они с Шеммой залезли под помост, как его спутник ушел на разведку, как появились двое и говорили о каком-то камне. В этом месте мальчишка перебил Витри и начал выпытывать малейшие подробности.

— Они называли друг друга по имени?

— Нет. Один называл другого хозяином.

— Какой камень, они не говорили?

— Красный.

— Ты уверен? — переспросил мальчишка.

— Да, — подтвердил Витри. — Я чувствую, что это так. И еще… кажется, я знаю, где этот камень. Он вон там… — лоанец указал на север, — и он тянет меня к себе.

— А тот, которому приказывали, он пошел за камнем?

— Он должен был отправиться в путь рано утром, еще до зари, — сказал Витри.

— Им нужен Красный камень, это ясно, — вскинулся мальчишка. — Витри, этого нельзя допустить, понимаешь, нельзя! Мы должны успеть взять камень раньше этого человека!

— Мы?! — недоуменно спросил Витри.

— Я без тебя не смогу быстро отыскать камень. Ты ведь пойдешь со мной, Витри? — мальчишка взволнованно сжал руки, его глаза вспыхнули жестким синим огнем. — Ты видел, что вчера происходило в храме?! Так будет на всей К ел аде, если мы не помешаем Каморре!

— Но… — замялся Витри. — У меня ведь важное поручение…

— Сейчас нет ничего важнее Красного камня. Если Каморра получит его, все твои поручения будут никому не нужны, — горячо заговорил его собеседник. — Пока мы сидим здесь и болтаем, время уходит впустую. Решайся, Витри, скорее!

Витри был тверд в своем намерении выполнить поручение Равенора.

— Я здесь не один, а со своим односельчанином, — сказал он. — Мы должны встретиться с Шантором и передать ему важное известие.

— Вы никогда не встретитесь с ним, — голос подростка дрогнул. — Он был убит вчера, во время нападения.

— Убит?! — ужаснулся Витри. — Как же нам быть?!

— Расскажи все мне. Может быть, я смогу помочь.

Витри недоверчиво взглянул на мальчишку.

— Ты, малец… Что ты понимаешь в магии? Такие люди, как Равенор, не знают, что делать, а ты туда же!

Мальчишка скорбно усмехнулся.

— Кого ты собрался просить? Убит Шантор, и сколько еще там осталось наших, я не знаю. Оранжевый алтарь у Каморры. Кто тебе поможет, уттаки?! Ты слишком торопишься пренебречь тем, что имеешь.

Витри подумал, что его собеседник, наверное, был помощником жрецов на Оранжевом алтаре, и за неимением лучшего рассказал ему все.

— Шантор не помог бы тебе, Витри, — покачал головой мальчишка. — Никто у нас не знаком с такой магией. Есть только один способ справиться с ней — остановить Каморру. Самый верный путь избавиться от напасти — убрать ее причину.

Витри почувствовал справедливость слов этого мальца, оказавшегося рассудительным не по годам, и всерьез задумался над его предложением.

— Я согласен, — сказал он наконец. — Мы пойдем на Керн, но пойдем втроем. Сначала мы отыщем Шемму. У нас в гостинице есть вещи, кони. Я посажу тебя с собой. Конь хороший, выдержит.

Мальчишка с готовностью кивнул.

— Какая у вас гостиница? — спросил он.

— «Синие скалы».

— Хорошо. Это рядом. Она на краю деревни, уттаки могли ее не заметить.

Мальчишка с легкостью козленка запрыгал с камня на камень, пробираясь между скалами. Витри с трудом успевал за ним, чувствуя себя неуклюжим, как Шемма. Лоанец отдышался, лишь когда они присели за большим камнем и его спутник сделал предупреждающий жест, показывая, что нужно притаиться. Они оба осторожно выглянули из-за камня и увидели то, что меньше всего ожидали увидеть. На улицах деревни шел ожесточенный бой.

— Если бы мы не остановились, в полночь мы были бы у цели, — сказал Вальборн Магистру. — Почему вы настаивали на привале?

Лагерь спал, но четверо друзей все еще сидели у костра за разговором, допивая чай. Тревинер подпихивал ногой в костер обгоревшие концы палок, прислушиваясь к беседе Вальборна и Магистра, Альмарен не отрывал глаз от текучей жизни огненных язычков. Он любил смотреть на огонь.

— Какой смысл изматывать людей, если в этом нет нужды? — раздался ответ Магистра. — Да и на алтаре устали после праздника. Ритуал тянется от полудня до заката. Вы это помните, Вальборн?

— Припоминаю. Я бывал на празднике подростком, а потом перестал его посещать. Каждый год одно и то же. Я бы на месте жрецов что-нибудь новенькое придумал.

— Традиции, — заметил Магистр. — Многие простые люди бывают на празднике один-два раза в жизни. Они не так привередливы, как мы с вами.

— А вы тоже давно не посещали праздник? — поинтересовался Вальборн.

— С тех пор, как поселился в Тире. Я и с Шантором познакомился только в этом году, на совете магов. Мудрый старик, не зря он столько лет — магистр первого на Келаде ордена магов.

— А мы с ним хорошо знакомы, соседи все-таки. Я бываю у него проездом в Келангу и обратно. Мне приходится навещать своего дядюшку раз или два в год, для поддержания отношений.

— Вам нужно чаще бывать на Оранжевом алтаре, мой правитель, — подал голос Тревинер. — Таких красавиц, как там, на всей Келаде не сыщешь, а вам пора подумать о продолжении рода Кельварна.

— Я как раз и думаю об этом, дорогой мой Тревинер, потому и не интересуюсь твоими красавицами, — поглядел на него Вальборн. — Я не хочу ломать голову над тем, кто отец наследника рода Кельварна — я или какой-нибудь молодец вроде тебя.

Будь здесь Скампада, знаток келадской генеалогии, он мог бы объяснить правителю Бетлинка, для каких дел вовсе нет нужды быть оранжевой жрицей. Но и Тревинер не подкачал.

— А чем я плох для продолжения рода Кельварна? — весело оскалившись, спросил он. — Чтобы быть в чем-то уверенным, мой правитель, вы должны взять жену из этого рода.

Видимо, шутка Тревинера так устарела, что Вальборн и не рассмеялся, и не обиделся.

— А почему бы нет? — только и сказал он.

Магистр заинтересованно посмотрел на него.

— Где вы возьмете такую жену, Вальборн? — полюбопытствовал он. — На Келаде нет подходящих вам девушек. У Берсерена нет своих детей, к тому же он — ваш близкий родственник. Донкар — сами знаете, у него только трое сыновей.

— У Норрена есть дочь, насколько я знаю, — было видно, что правитель Бетлинка не шутил. Альмарен, оторвавшись от созерцания костра, поднял голову и внимательно посмотрел на Вальборна, будто бы увидел его впервые.

— Фирелла? — удивился Магистр. — Но ей всего двенадцать лет.

— Вы видели ее, Магистр? Она хороша собой?

— Да, — медленно ответил Магистр, потом еще раз повторил. — Да.

— Я так и думал, — обрадовался Вальборн. — Мы — дальняя родня, с этой стороны препятствий не будет.

— У любого дела есть по меньшей мере две стороны. Она еще ребенок.

— Ей двенадцать лет, а мне. — двадцать восемь, — начал объяснять Вальборн, — Через пять лет ей будет семнадцать, а мне — тридцать три. Я не тороплюсь. И вы верно заметили, Магистр, у Берсерена нет своих детей. Придет время, и я стану правителем Келанги. Моя жена должна быть мне ровней, а не какой-нибудь девчонкой из-под забора.

Магистр не ответил. Взглянув на него, Альмарен увидел, как тот изменился в лице, и вмешался в разговор, чтобы сменить неприятную для друга тему.

— Скажите, Вальборн, — спросил он с неловкой поспешностью, — а где вы собираетесь размещать людей на Оранжевом алтаре? Поселок не приспособлен для содержания такого войска.

Вальборн не заметил мгновенной неловкости и не удивился любопытству Альмарена в вопросе, естественном для него самого.

— Я думал об этом, — ответил он. — К северу от храма есть просторная поляна, а рядом — овражек с питьевой водой. Конечно, я не собираюсь обременять постоем местных жителей. За провизией будем раз в неделю посылать обоз к Берсерену. Я договорился с ним… Что это?

Все четверо прислушались. Со стороны дороги донеслось что-то вроде отдаленного возгласа, затем звук повторился.

— Стража заснула, бездельники, — недовольно сказал Вальборн. — Мы здесь все слышим, а они ничего не замечают.

Но он ошибся. Вскоре стражники привели к костру нескольких несчастных с виду, усталых людей с наспех собранными узлами и мешками.

— Кто вы такие? — поднялся им навстречу Вальборн.

— Мы с Оранжевого алтаря, ваша светлость, — объяснил один из них. — Уттаки напали и захватили все — и поселок, и алтарь.

Беженцы все прибывали и прибывали. Они устраивались на ночлег в лагере Вальборна, чувствуя себя здесь в безопасности. Воины один за другим просыпались от шума, пересказывали и обсуждали дурную новость, которая в ближайшем будущем должна была коснуться непосредственно их самих.

Вальборн мерил шагами вытоптанную площадку перед костром. Он считал себя ответственным за случившееся, поэтому сознание собственной вины не давало ему покоя.

— Какие-то сутки, даже меньше, чем сутки… — проговорил он, резким движением сжав руку в кулак. — Если бы знать заранее… мы шли бы день и ночь.

— Каморра торопит события, — отозвался Магистр, стоявший по другую сторону костра. — Интересно, большое у него здесь войско?

Вальборн вскинул взгляд на Магистра.

— Действительно, интересно. Нужно узнать у этих, которые оттуда. Тревинер!

Охотник, который был рядом и все слышал, без лишних вопросов отправился к беженцам. Вернувшись, он доложил своему правителю.

— Уттаков примерно вдвое больше, чем наших. Их возглавляет Каморра.

— Прекрасно! Лаункара — ко мне! — проводив глазами охотника, Вальборн обратился к Магистру. — Если мы выйдем чуть свет, к восходу солнца мы будем на алтаре. Нужно застать их врасплох, тогда ни один уттак не уйдет от нас. И Каморра, надеюсь, тоже.

Войско чуть свет двинулось в путь. Дойдя до поляны, где располагался алтарный поселок, Вальборн остановил людей на опушке и выехал на край леса. Издали поселок выглядел, как обычно, ничто не говорило о вчерашнем нападении. Посмотрев внимательнее, Вальборн увидел на косогоре между поселком и алтарем острые вершины конических, крытых шкурами уттакских шалашей. Шалаши повыше и побогаче, как он знал, принадлежали вождям. Охраны не было видно.

Составив план нападения, Вальборн вернулся и поделил войско на три отряда. Один отряд он послал к восточному краю деревни, другой — к западному, туда, где располагалась центральная площадь. Последний, конный отряд он повел сам на храм Саламандру. Отряды разошлись по опушке леса и одновременно двинулись в атаку.

Хотя беспечные уттаки не выставили охраны, а Каморра, занятый подготовкой Боваррана, не обратил на это внимания, войскам Вальборна не удалось подойти незамеченными. Утро было не раннее, солнце поднималось выше скал. Кое-кто из уттаков уже проснулся и выбрался из шалашей на поиски еды. Войско было на полпути к деревне, когда раздались тревожные вопли уттаков, способные поднять и мертвого. И стоянка, и деревня, и храм в считанные мгновения ожили, как разворошенный муравейник. Дикари, оставив шалаши и деревенские избы, похватали оружие и подготовились к бою.

Шум на алтарной площади разбудил Каморру. Пока маг, выглянув из окна, пытался понять, чем вызвана тревога, прибежал помощник и доложил, что большое войско из Келанги атакует алтарь. Каморра знал, что уттакских сил недостаточно, чтобы оказать сопротивление. Он наспех оделся, выбежал из дома и вскочил на коня как раз в тот момент, когда отряд Вальборна входил в ворота ограды.

Единственный выход был закрыт, но Каморра, хорошо знавший расположение алтарных строений, и не собирался пробиваться на свободу этим путем. Приказав уттакам защищать ворота, он сделал знак помощникам следовать за ним. К противоположной стене ограды примыкали сараи и амбары — невысокие каменные строения с плоскими крышами. Оказаться на крыше, а затем перемахнуть через ограду не составляло труда ни для хорошего коня, ни для опытного конника.

Удрав с алтаря и достигнув опушки, Каморра использовал белый диск, чтобы подать сигнал к отступлению все еще сражающимся уттакам, и увел помощников в лес. Он уже не видел, как уттаки бежали по поляне, преследуемые воинами. Основная часть войск Вальборна была пешей, поэтому многим дикарям удалось скрыться в лесу, где преследовать их было безнадежно. Вновь применив диск, Каморра собрал остатки уттаков и привел их подальше на север, по направлению к Бетлинку. Внутри у него все кипело — какой-то мальчишка, которого он выставил из собственного замка, как новорожденного котенка, внезапно вернулся и вынудил его сломя голову, почти что в одном исподнем спасаться бегством. Маг с досады забыл о быстро текущем времени, о том, что он сам давно не молод, а правитель Бетлинка вышел из детского возраста.

Из уттаков, ночевавших на территории алтаря, никому не удалось спастись. Правитель Бетлинка со своей командой знал толк в рукопашном бое. Часть воинов осталась у ворот, перекрывая выход, остальные мечами и копьями расчищали алтарную площадь от уттаков. Альмарен приотстал от первых рядов, не справившись с заупрямившимся Налем, поэтому ему не довелось вволю помахать мечом. Он замечал впереди то Вальборна, методично и без промаха наносящего удары, то Тревинера в самой гуще сражения, на своей длинноногой Чиане, злой и азартной в бою, как и ее хозяин. Восхищение шевельнулось в Альмарене, когда его взгляд выхватил среди уттаков сражающегося Магистра. Тот был далеко впереди и размахивал направо и налево длинным, сверкающим, голубизной мечом Грифона, мощными ударами срубая не только немытые уттакские головы, но и древки копий, и даже рукояти замахивающихся на него секир.

Когда Альмарен, наконец, заставил коня пойти в гущу схватки, дикари были уже перебиты. Всадники кружили по двору в поисках затаившегося или зазевавшегося в доме уттака. Вальборн остановился посреди площади, к нему подъехал Магистр. Альмарен направил коня к ним и услышал раздраженный голос правителя Бетлинка.

— Каморры нет как нет, — сердился Вальборн. — Как сквозь землю провалился.

— Он не был бы опасным врагом, если бы его так легко можно было взять, — отвечал Магистр. — Здесь есть еще одни ворота?

— Здесь есть потайные ходы, через которые можно уйти, — сказал Альмарен, подъезжая.

— Ты знаешь, где они? — спросили оба разом.

— Нет. Я только слышал об этом. Каморра был магом Саламандры, он мог знать их.

— С лошадьми — через потайной ход? Вряд ли, — засомневался Магистр. — Ограда храма достаточно низкая.

— Как бы то ни было, он ушел, — подосадовал Вальборн. — Зато уттаки все побиты.

— Мы не знаем, как дела в деревне, — заметил Магистр.

— Сейчас узнаем. Должен сказать, что вы сражаетесь еще лучше, чем я думал, Магистр. — Вальборн с видом знатока посмотрел на оружие Магистра. — Мне до сих пор не случалось видеть такого прекрасного меча. Покажите лезвие… Даже не зазубрилось!

— Магистру ордена Грифона стыдно не иметь хорошего меча, — сказал Магистр. — Кстати, Вальборн, месяца через полтора в Келангу должен прийти обоз с оружием из Тира. Там будут мечи, достойные руки правителя.

— И мне бы такой же! — встрял только что подъехавший Тревинер, веселый от победы. — Мой босханский — им бы только скотину погонять.

Он выставил напоказ свой широкий, короткий меч, весь в крови.

— Тревинер, сколько раз я от тебя слышал, что лучший меч — это твой лук Феникса? — напомнил ему Вальборн.

— Увы, сегодня я так и не снял его с плеча. Битвы бывают всякие, есть и такие, где лучший лук — это меч, — охотник скорбно закатил глаза. — Так как насчет обоза?!

— Лучший меч — тебе, следующий — мне, — иронически сказал Вальборн. — Ты, надеюсь, доволен?

— Я в восторге, мой правитель, — радостно ухмыльнулся Тревинер. — Смотрите-ка туда! — он указал рукой куда-то за спину Магистра. — Великий феникс, это же мои красотки!

Из дома, стоящего в направлении, указанном Тревинером, вывели оранжевых жриц, запертых там в качестве добычи уттакских вождей. Охотник поскакал к ним, спешился и пошел обнимать зареванных, растрепанных алтарных красавиц, которые обрадованно висли на шее у своего спасителя.

Вальборн усмехнулся ему вслед и повернулся к своим собеседникам.

— Жрицы здесь, — сказал он. — А где могут быть жрецы?

Магистр обвел взглядом заваленную трупами площадь. Вальборн понял его без слов. Позвав людей, он приказал вынести трупы за ограду, алтаря и зарыть их все, кроме тел жрецов. Тела жрецов Вальборн велел положить в храме перед статуей богини.

— Что, наверное, творится в храме! — с горечью сказал он. — Зайдем?

Все трое оставили коней у дверей храма и вошли внутрь. Их встретил тяжелый запах крови. В храме почти не было убитых уттаков — на полу валялись трупы келадских жителей в нарядных одеждах. Ближе к сцене изредка встречались тела людей в оранжевых накидках — жрецов, участвовавших в ритуале. Перед статуей рядом с разбитым жертвенником лежал мертвый старик в черной накидке. Друзья узнали убитого и молча остановились над ним.

— Какое горе… — сказал, наконец, Магистр. — Какая потеря…

— Я никогда себе этого не прощу, — отозвался Вальборн.

— Я вас понимаю, Вальборн. Но вашей вины здесь нет. — Магистр сочувственно посмотрел на правителя Бетлинка. — Вы сделали все возможное.

— Мы похороним его с почестями. Тело перенесут в дом, где жрицы подготовят его для прощания. Завтра будет совершен погребальный обряд.

— День погребения магистра ордена Саламандры — это день скорби для всей Келады, — вздохнул Магистр. — А если это такой человек, как Шантор…

— Здесь еще двое, — дрогнувшим голосом сказал Альмарен. У скрещенных ног статуи Мороб лежали два трупа в черных накидках.

— Сколько же их осталось в живых? — с тревогой в голосе спросил Магистр.

— Их было семеро, — ответил Вальборн.

— Значит, осталось четверо. — Магистр подвел печальный итог. — Орден потерял почти половину своих искуснейших магов.

— Каморра расплатится за все, — холодно сказал Вальборн. — Идемте, друзья. Нужно позаботиться и о мертвых, и о живых.

Выйдя из храма, они встретили Лаункара, руководившего атакой на деревню. Военачальник, увидев правителя, спешился и подошел к нему.

— Как дела? — спросил у него Вальборн.

— Мы выгнали уттаков из деревни и заняли ее.

— Выгнали? Они что, ушли?! Вы должны были прикончить их всех!

— Нам не удалось застать их врасплох, но мы перебили бы всех, если бы они продолжали сражение. Но дикари вдруг все, как один, развернулись и побежали в лес. Кого-то мы догнали, конечно, но многие спаслись.

Вальборн сдержал подступивший гнев.

— Ладно, — сказал он. — Что-нибудь есть еще?

— Мы захватили их пожитки. Шалаши и прочую дрянь.

— Все сжечь. Деревня все равно пуста, разместите людей в домах. Подыщите и нам что-нибудь. И выставьте стражу — не будем повторять их глупостей.

Отослав Лаункара, Вальборн предложил пойти к жрицам и расспросить их, где могут скрываться остальные обитатели Оранжевого алтаря. Там выяснилось, что большинства оранжевых жрецов в этот момент не было в храме и, наверное, они спаслись через потайные ходы. О черных жрецах ничего не было известно. Сообщение о смерти Шантора вызвало новые потоки слез у измученных, перепуганных женщин. Тревинера здесь уже не было — он умчался куда-то по своим делам.

После разговора со жрицами Магистр и Альмарен расстались с Вальборном, оставшимся присмотреть за очисткой храма, и выехали в деревню. На центральной площади они увидели Тревинера, махавшего им рукой.

— Лаункар предлагает нам вот этот особнячок, — прокричал он издали, указывая на небольшой двухэтажный дом, принадлежавший, по-видимому, богатому деревенскому торговцу. — Я тут насчет обеда позаботился, милости просим!

Предложение Тревинера было кстати. Время шло к обеду, а никто еще не завтракал. Друзья заехали во двор, оставили коней и вошли вслед за охотником прямо к накрытому столу.

— Здесь и койки найдутся, — рассказывал Тревинер, уплетая за обе щеки. — Поедим, и все вам покажу. Правда, там побывали уттаки, но после бессонной ночи и это сойдет. Не поспишь — не повоюешь.

Альмарен был полностью согласен с охотником. Он чувствовал себя совершенно разбитым, не столько от бессонной ночи, сколько от вида ужасной бойни, устроенной уттаками. После еды они с Магистром пошли в указанную Тревинером комнату, где стояли две потрепанные кровати, улеглись на них и уснули мертвым сном.

Загрузка...