Алтари Келады

XXXIII

Путь по Иммарунскому лесу был спокойным и, пожалуй, даже приятным. Тревинер безошибочно выбирал направление и отыскивал ручьи для привалов, издали замечал дичь или съедобную травку, заботясь о своих менее привычных к лесу спутниках с естественным добродушием хлебосольного хозяина, принимающего у себя гостей. Несмотря на то что дневные привалы стали короче, Витри использовал каждый удобный момент, чтобы поучиться у охотника искусству стрельбы из лука.

Через два дня, когда количество попаданий у Витри сравнялось с количеством промахов, охотник, довольный успехами ученика, сказал:

— Завтра выберем цель на десять шагов дальше, чем сегодня. Конечно, ствол дуба не дикая утка, но у тебя все впереди, парень! И я когда-то мазал по козлиной шкуре, которую нам с Вальборном вывешивал на заборе Лаункар. Зато теперь… Витри, помни, что мастерство в своем деле — это свобода! Я и сыт, и одет, и никто мне не указ. До чего ж люблю такую жизнь!

Тревинер весело оскалился в улыбке.

— Разве ты не на службе у правителя Бетлинка? — спросил Витри. — Я думал, это он приказывает, что ты должен делать.

— Может быть, другим и кажется, что он распоряжается мной, — прищурился охотник. — Но мой правитель никогда не прикажет мне того, чего я не захочу выполнить. Я сам себе хозяин, Витри, и думаю, что всю жизнь проживу именно так.

— Всю жизнь? — удивился Витри. — Здесь, в лесу?

— Здесь же замечательно! — Тревинер слегка взмахнул кистью руки, как бы охватывая и солнечную поляну, и вздрагивающие под слабым ветром верхушки деревьев, и кусочек голубого неба. — Когда я в лесу, мне нечего больше желать. Мой лук, Чиана и я — отличная компания!

Витри проникся бесшабашным настроением Тревинера.

— А как же жена, детки? — осторожно спросил он, втайне надеясь, что охотник рассеет и эти затруднения.

— Слово-то какое — жена… — приоткрыл глаз Тревинер. — Когда я выхожу из леса и вижу красавицу — для меня это праздник. А жена? Тесная вонючая изба и она в ней — день и ночь, в любом виде, в любом настроении, с нечесаной головой, с немытой мордой. Что и говорить, праздничек! Поглядел я в свое время и на родителей, и на соседей… детки визжат, дерутся, то у них понос, то сопли. Конечно, не все так думают, но не все и живут, как я. Их право.

— Ну, а как же… — в памяти Витри возникло круглое личико Лайи, капризное и хорошенькое, ее вздернутый носик и светлые кудряшки. — Бывает же, что двое полюбят друг друга и поженятся, чтобы никогда не разлучаться…

— Наверное, бывает, — не стал возражать Тревинер. — Я не из тех чудаков, для которых свет сходится клином на одной паре глазок. Мир большой, красавиц в нем много. Всегда найдутся и те, которые окажут благосклонность бродяге-охотнику.

— Да, но… — Витри сделал жест руками, будто бы противопоставляя их друг другу. — А если, допустим, тебе хотелось бы благосклонности какой-нибудь красавицы, а она тебя не замечает. Замечает другой), а не тебя. Тогда что?

— Пожелаю ей счастья и посмотрю, нет ли у нее хорошенькой подружки или соседки, — подмигнул ему охотник. — Я в таких делах не жадничаю. Вон наш приятель Альмарен — боится, как бы я не приударил за этой маленькой колючкой, с которой он сам не сводит глаз. Объяснил бы я ему, да эти чудаки такие обидчивые! Да и девчонка не в моем вкусе. Красавица должна быть большой, пышной и мягкой, и пусть сколько угодно притворяется умной, лишь бы ей не была. — Взгляд Тревинера внезапно Сделался грустным и сочувствующим. — Я и подхожу-то к ней только посмотреть, правильно ли она птичку щиплет к ужину, а он на меня аспидом глядит. Чудак!

«И я был чудаком», — подумал Витри, вспомнив, как боялся, что его невеста выйдет замуж за Шемму. Тревинер тихим свистом подозвал кобылу, пасшуюся здесь же, и они с Витри вернулись на дневную стоянку, где маги по-прежнему изучали книгу.

— …все считают, что саламандры, как и фениксы, давно вымерли, — услышали они конец фразы Альмарена.

— В этом видении они были живыми, — отвечала Лила. — Они лежали неподвижно в пруду у шара, но я помню их глаза — блестящие, золотистые…

— Хватит, друзья, поболтали — и вперед! — скомандовал Тревинер. — Если поторопимся, завтра к вечеру будем у Ционских скал.

На вечерней стоянке Витри подсел поближе к охотнику, догадываясь, что неистощимый оптимизм Тревинера вплотную связан с его жизненными взглядами. Куча вопросов вертелась на языке у лоанца, он с нетерпением дожидался, пока охотник управится с миской обжигающей каши. Когда ужин был съеден, Витри спросил охотника:

— Послушай, Тревинер, а ты помнишь своих родных, близких? Ты скучаешь по ним?

— Помнить — помню, — отозвался тот, наблюдая, как магиня укладывает миски и кружки в котелок из-под каши, чтобы идти их мыть на ручей. — Но скучать? Мы разные люди, у нас разные интересы. Я ушел из дома мальчишкой и никогда не жалел об этом. Если я по кому-то и скучаю, то по Вальборну. Как он там без меня, в Келанге, что там опять его дядюшка вытворяет? — Тревинер пошевелил палкой головешки костра. — Я уверен, Витри, и мой правитель меня не забывает. Но еще больше я скучаю по Бетлинку. Мне некуда, вернуться, я не могу въехать в его ворота, взбежать по лестнице… проклятые уттаки!

Охотник замолчал. Витри, не зная, что сказать, сочувственно вздохнул.

— Чайку бы еще выпить, — вспомнил Тревинер. — Кто сегодня солил кашу? Альмарен, я видел, это ты крутился у котла!

— Когда я мешал ее, она была совершенно несоленой, — откликнулся из-за костра Альмарен.

— Рубил бы дрова вместо того, чтобы мешать варить кашу, — посоветовал ему охотник. — Запить твою стряпню и ведра воды не хватит.

Он снял с перекладины котелок с остатками чая, поискал кружку, но вспомнив, что посуду унесли мыть, поднес черный край котелка ко рту.

— Ой! Тьфу! — котелок выпал из рук охотника и покатился по земле. — Жжется-то как! — Тревинер зафыркал, обдувая обожженную губу. — Ладно, там и было-то на донышке. Схожу-ка я за водичкой… — он отыскал на земле котелок и пошел к ручью.

— Я схожу, — заступил ему дорогу Альмарен.

Пожав плечами, Тревинер отдал ему котелок и вернулся на свое место.

— Ну что я тебе говорил, парень! — сказал он Витри, когда маг скрылся за кустами. — Чудак!

Витри рассеянно кивнул.

— Ты живешь такой жизнью, Тревинер, и ты счастлив? — спросил он в продолжение своим мыслям.

— Разве по мне этого не видно? — бодро ответил тот. — Только ты, Витри, не думай, что такое счастье подходит каждому. Я ведь вижу, куда ты клонишь. Не примеряй на себя мою жизнь. Не может быть счастлив тот, кто взял себе чужую судьбу. Пробуй, ищи, и если повезет, ты отыщешь и свою долю.

Витри задумался.

— У нас в селе никто не ищет свою долю, — сказал он после длительного молчания. — Просто живут, и все.

— Если бы каждый знал, что ее нужно искать, мир был бы полон счастливых людей, — ответил охотник. — Большинство живет, оглядываясь на других, перенимая себе чужое, мучая себя и своих близких.

— Ты ушел из дома, когда понял это?

— Ну конечно, нет. Я был строптивым, скверным мальчишкой, мне не нравилась моя жизнь, и я сбежал. Я понял это потом, когда стал взрослым. Прежде, чем сделать шаг вперед, бывает полезно отойти в сторону. Так виднее.

Витри вновь замолчал, обдумывая слова Тревинера. Тот помешивал палкой в костре, щурясь на огонь, его лицо приобретало лукавое выражение.

— Что-то долго его нет, — Витри вспомнил об Альмарене, ушедшем за водой. — Я сбегаю узнаю, что случилось.

— Сиди! — пальцы охотника неожиданно жестко легли на плечо Витри. — Что нам с тобой эта кружечка чаю? Успеем мы ее выпить.

Витри остался на месте. Когда Альмарен, наконец, появился из-за кустов, котелка с ним не было. Тревинер вгляделся в лицо мага и наклонился к Витри, морщась, будто от зубной боли.

— Не повезло парню на этой прогулке, — шепнул он лоанцу. — Молодой еще, бестолковый, ничего не умеет. Ну зачем он так подставляется? Им и штучка попроще этой могла бы вертеть, как вздумается. Объяснил бы я ему, как надо, да он все равно слушать не станет.

— Альмарен, не глядя вокруг, прошел мимо костра. Оба собеседника молча следили, как он переступил через разбросанные вещи и уселся поодаль, прислонившись к дереву.

— А как надо, Тревинер? — тем же шепотом спросил Витри.

— Что бы ты, парень, не чувствовал, никогда не подавай вида, что ты от нее зависишь, что готов принять любые условия. Как бы дело не обстояло, оно от этого только ухудшится. Понимаешь?

Витри вспомнилось, как Лайя называла его тюфяком, как говорила, что выйдет замуж только за героя.

— Представь себе, Тревинер, еще как понимаю…

Эта бессонная ночь показалась Альмарену бесконечной. Он снова и снова вспоминал подробности разговора у ручья, сотни раз возвращаясь к каждому слову. Какая усталость была в ее глазах, каким печальным был ее голос: «Не говори мне ничего, Альмарен. Какая глупая жизнь, сколько потерь, а теперь еще и это… Прошу тебя, избавь меня от этого груза!» Но он не замолчал, потому что казалось невозможным, невероятным, чтобы ей не было нужно все, что он чувствовал к ней. Ему это и сейчас казалось невероятным, хотя она сказала, что не может забыть человека, которого давно нет в живых.

Она не добавила ни слова, поэтому Альмарен имел полную свободу гадать, кем или каким был его странный соперник. «Живые должны стремиться к живым, — решил он. — Я не уступил бы ее живому, тем более не уступлю мертвому». Осознав это, он почувствовал, что суета его мыслей улеглась, оставив одну сосредоточенную направленность на выполнение принятого решения. Утром он был спокоен, не забытой за последние дни мальчишеской беззаботностью, а спокойствием человека, знающего свою цель.

В этот день путники пересекли дорогу, ведущую с Оранжевого алтаря в Келангу. Всем было радостно встретить хоть какой-то признак человеческого жилья. Над восточным краем леса показались острые голубоватые верхушки скал Ционского нагорья, а к вечеру путников остановил берег Тиона, текущего на этом участке с запада на восток. С берега было видно, как река достигала нагорья и у самых скал делала поворот на юг.

— Здесь и переночуем, — объявил Тревинер. — А с завтрашнего дня пойдем вдоль берега до самого Босхана.

С Чианы сняли мешки, и каждый взялся за привычную работу. Альмарен ушел за водой, Лила занялась кухней, а Тревинер и Витри разбрелись по лесу в поисках дров.

Витри углубился в лес, чтобы выбрать сушняк потолще, набрал подходящих веток и поволок их к стоянке, но зацепился за встретившийся на пути кустарник. Он разогнул спину, лишь вытащив все ветки на ровное место, и вдруг обмер от неожиданности. За доли мгновения Витри осознал, что к нему приближается человеческая фигура в бесформенном, мерцающем голубоватым светом балахоне.

— Витри, это ты?! — позвала она.

Витри увидел, что существо в балахоне очень похоже на погибшего Шемму.

«Какой ужас! — пронеслось у него в голове. — Привидение!»

— Ты не узнаешь меня, Витри?! — воззвало привидение.

«Он пришел, чтобы взять меня с собой!» — догадался Витри. Вскрикнув от ужаса, он бросился бежать к стоянке.

Привидение с громкими криками «Витри! Постой, Витри! Подожди!» погналось за ним.

Витри бежал по лесу, призывая на помощь, за ним, пыхтя и топая, неслось привидение. Друзья лоанца, всполошенные криками, помчались к нему навстречу, впереди — Тревинер с луком наготове. Витри добежал до них, задыхаясь. Он никак не мог выговорить, что с ним случилось, но они сами увидели светящуюся фигуру, испуганно остановившуюся поодаль.

— Витри, это я, Шемма! — завопила фигура.

— Там… Там… — Витри замахал на нее рукой. — Привидение…

— Что ему нужно? — спросила Лила.

— Это мой погибший односельчанин — Шемма. Он зовет меня к себе. Мне говорили, что они забирают людей с собой.

— Витри, я живой! Я настоящий! — позвало привидение. — Пощупай меня, если не веришь!

— Нет уж! — с дрожью в голосе ответил Витри, хотя и чувствовал себя увереннее рядом с друзьями. — К тебе подойдешь, а ты и утащишь меня в скалы!

— Не утащу, честное слово, не утащу, — жалобно заныла фигура. — Да ты проверь меня, Витри! Привидения, они ничего не едят, а ты брось мне кусочек хлеба, и вот увидишь, как я его съем!

Альмарен, стоявший сзади Витри, фыркнул от смеха, за ним засмеялись и остальные.

— Пусть подойдет поближе. Что он один нам сделает! — сказала Лила и позвала привидение. — Эй ты, иди сюда!

Фигура опасливо приблизилась. Это был вылитый Шемма, только исхудавший до невозможности.

— Шемма, ты? — спросил Витри.

— Я, конечно. Вот пощупай, живой. — Шемма протянул руку. Витри взялся за нее, ожидая чего угодно, но рука оказалась живой и теплой.

— Шемма! — обрадовался Витри. — А я думал, что ты давно погиб!

Оба лоанца шагнули друг к другу и неожиданно для себя обнялись.

— Шемма!

— Витри!

— Вот это встреча!

— А мне как повезло! Только вылез оттуда — и сразу ты! Я-то как перепугался — если уж ты не признал меня в этом балахоне, то другие и близко не подпустят.

— Вид у тебя, я скажу… будто и впрямь из могилы вылез.

— Ел бы ты целый месяц одни овощи, посмотрел бы я на тебя… А мясца у вас нет?

Последний вопрос табунщика окончательно рассеял сомнения Витри.

— На ужин будет заяц, — сказал он Шемме. — Пойдем с нами.

Все отправились назад на стоянку. Лила, поравнявшись с Шеммой, пощупала край его балахона.

— Такую одежду носят привидения со скал, — заметила она. — Где ты ее взял?

— У них, — ответил табунщик. — Они держали меня в плену, но случилась беда и меня выпустили искать магов.

— Считай, что ты их нашел, — откликнулся Альмарен. — Какая у тебя беда?

— Не у меня, а у этих, подземных, — уточнил Шемма. — У них испортился шар, поэтому им угрожает голод. По мне, нет ничего хуже голода. Вы уж помогите им!

— Какой шар? — не понял Альмарен.

— Оранжевый. Висит в пещере, а вокруг — пруд с саламандрами.

Альмарен и Лила быстро переглянулись.

— Этот шар существует! — воскликнула магиня. — Я чувствовала это, Альмарен, я говорила тебе!

— Как же он мог испортиться? — спросил Шемму маг.

— Никто не знает. В том-то и дело, — ответил табунщик. — У них вся надежда на вас.

— После ужина расскажешь обо всем, а мы подумаем, как им можно помочь, — сказала Лила.

— Да, после ужина! — обрадовался табунщик. — Зайчатинка, говорите, будет?

Путники вернулись к прерванным делам. Пока готовилась еда, Шемма не отходил от котлов, поторапливая кипящее варево. За ужином он подсел к котелку, где оставалось больше половины похлебки, и уписал сразу пол зайца, с сожалением проводив взглядом другую половину, разошедшуюся по чужим мискам.

— Вот это едок! — восхитился Тревинер, глядя, как Шемма обошелся с зайцем.

— С самого праздника Саламандры ни разу в рот мясца не взял, — объяснил табунщик, делая страшные глаза.

— Понимаю, — заулыбался Тревинер. — Ничего, и тебя откормим. Ну, рассказывай, как там, под землей?

Начав рассказ, Шемма закончил его далеко за полночь.

— Тревинер, уттаки захватили Оранжевый алтарь в прошлое новолуние? — спросила Лила.

— Кажется, дня два спустя, — уточнил охотник.

— Все сходится. Каморра, как и на празднике Саламандры, перекрыл силу алтаря прежде, чем напасть на него. Знакомое дело, я сумею с ним справиться. Но пока босханец на алтаре, нет уверенности, что все не повторится.

— Уже неделя, как там нет уттаков, — напомнил Шемма.

— Это скверно, — подал голос Тревинер. — Там была вся армия Каморры, а значит, неделю назад она выступила в Келангу. Если вы, маги, надеетесь разрушить силу Каморры, нам нужно поторопиться в Босхан.

— Мы зайдем вниз и поможем им, это нас не слишком задержит, — ответила Лила.

— А я бы хотел побольше узнать о Белом шаре, о Трех Братьях, — добавил Альмарен. — Там могут сохраниться книги, где есть нужное заклинание.

— Спросим и это, — согласилась магиня. — Завтра вечером, Шемма, отведешь нас на место встречи.

Наутро путники остались на стоянке. После завтрака Тревинер ушел в лес за добычей, а Альмарен, прихватив книгу, уселся поболтать с магиней. Витри вернулся с берега Тиона с вымытой посудой и поставил ее под куст, где лежали вещи. Внезапно он понял, что сегодня — первый день с самого отъезда из родного села, который можно провести беззаботно, ни о чем не думая и никуда не спеша. Лоанец осмотрелся вокруг. И в золотистом утреннем свете, выхватывавшем ответное золото в недавно еще зеленой листве, и в поблекшей, поникшей траве, покрывающей поляну, чувствовалась тишина и усталость. Жаркое к ел адское лето незаметно сменилось осенью.

Витри разыскал Шемму, который забился в тень, пряча от солнца слезящиеся глаза.

— Отвык я от света, Витри, — пожаловался табунщик. — В темноте стал видеть, как сова, а на свету — глаза болят, ничего не вижу.

— Привыкнешь, — утешил его Витри. — Поначалу я поведу тебя, а потом привыкнешь.

— У тебя есть лишняя одежда? В моей только людей пугать, да и зашибить могут ненароком.

— Если только у Тревинера… — задумался Витри. — Мы все трое пошли на Керн налегке.

— Куда пошли? — удивился Шемма.

Витри вспомнил, что его товарищ ничего не знает о путешествии за Красным камнем, и начал рассказывать о своих приключениях.

— Да у тебя все было еще хуже, чем у меня! — ужаснулся табунщик, когда Витри рассказал о василиске.

— Ничего, обошлось. Видишь, я перед тобой, живой.

— Неужто мы в целости вернемся домой? — вздохнул Шемма.

— Вернемся, — заверил его Витри.

— А камень вы достали?

— Достали, — Витри продолжил рассказ.

— Я видел точно такой же, только желтый, — заявил табунщик, когда Витри описал ему Красный камень. — У владычицы в короне.

— Ты уверен?

— Еще бы! Удивительная штука, ни с чем не спутаешь.

— Это нужно немедленно рассказать им! — Витри побежал к магам, встрепенувшимся при его появлении.

— Кто там на тебя напал, Витри? — спросил Альмарен.

— Там, под землей, есть Желтый камень! — выпалил тот. — Шемма видел его у владычицы.

Оба мага вскочили на ноги.

— Где он?!

— У нее в короне.

— Шемма где?

— В кустах, — указал Витри.

Отыскав Шемму, Альмарен присел рядом и вытащил из-за пазухи Красный камень.

— Посмотри, Шемма, ты видел такой же?

— Да, — оживился табунщик. — Если бы не цвет, их и не отличить бы.

— Лила! — Альмарен обернулся к магине. — Мы можем попросить у монтарвов награды за помощь! — он кивнул на камень.

— Камень из короны владычицы — чрезмерная цена за любую услугу, — засомневалась Лила. — Может быть, лучше объяснить им все, как есть, сказать, что камень нужен нам для разрушения магии Каморры? Ведь последствия этой войны настигли и монтарвов.

— Нужно приложить все усилия, чтобы получить камень, тогда мы сможем пойти на Белый алтарь, не заходя в Босхан, — Альмарен был совсем не уверен, что Магистру удалось вернуть Синий камень.

— Пожалуй, ты прав, Альмарен, — согласилась с ним магиня.

Вечером Шемма привел своих новых знакомых туда, где у подножия трех пиков располагался вход в подземное жилище монтарвов. Табунщик улегся спать на указанном Пантуром камне, кое-как приладив бока к его неровностям, остальные устроились под раскидистым дубом на краю поляны. Поначалу никто не спал, ожидая появления подземных жителей. Но время шло, монтарвы не появлялись, и путники один за другим заснули.

Было за полночь, когда голос Шеммы разбудил остальных. Проснувшись, они увидели, что рядом с табунщиком стоит фигура того же роста и сложения. Издали могло показаться, что Шемма раздвоился, но на близком расстоянии стали заметны седые волосы его спутника, а главное, крупные серо-желтые глаза с вертикальными зрачками, каких не было ни у кого на Келаде.

Выйдя навстречу, друзья первыми приветствовали спутника Шеммы.

— Он не знает языка людей сверху, — ответил за монтарва табунщик. — Я все ему перескажу.

Он заговорил с монтарвом на языке коренных жителей острова. Лила тихонько подтолкнула Витри.

— Ты понимаешь, что он говорит?

— Да, — ответил лоанец. — С трудом, но понимаю. Шемма передает ему наши приветствия.

Когда табунщик закончил говорить, его спутник обвел взглядом компанию и указал на себя.

— Пантур.

Из рассказа Шеммы уже было известно, что так зовут монтарва, искавшего встречи с магами. Все по очереди назвали свои имена. Монтарв спросил что-то на своем языке.

— Он спрашивает, кто из вас маг, — перевел Шемма.

Лила и Альмарен выступили вперед. Пантур долго рассматривал обоих, затем вновь обратился к Шемме.

— Вы понравились ему, — радостно сообщил табунщик. — Он приглашает всех войти.

Пантур жестом подтвердил его слова. Все наспех собрали мешки и потянулись вслед за Пантуром к скалам, туда, где в нагромождении камней скрывался подземный ход. Несмотря на светящуюся одежду Пантура и Шеммы, остальные двигались за ними почти ощупью. Альмарен засветил перстень Феникса, Лила, глядя на него, проделала то же с перстнем Саламандры и передала амулет спотыкавшемуся сзади Витри. В глубине туннеля им встретились стражники в таких же светящихся балахонах. Пантур сказал им несколько слов, они расступились и пропустили пришельцев внутрь.

Дорога до подземного города была долгой. Путники, впервые попав под землю, с любопытством рассматривали гладкие своды туннеля, проложенного в цельном граните, его искрящиеся, без единой трещины, стены. Тревинеру, помнившему бегство из Бетлинка, подумалось, что ходы замка выглядят жалкими лазейками по сравнению с просторным, ухоженным, прямым, как стрела, монтарвским туннелем.

Ученый украдкой разглядывал пришельцев, так не похожих на табунщика, к внешности которого он успел привыкнуть. Он видел людей сверху только издали и не предполагал, что их мужчины бывают такими высокими, как эти двое. Третий, по всей видимости, был соплеменником Шеммы. Женщина, ростом не выше монтарвских, показалась ему неправдоподобно хрупкой. Не верилось, что она может подчинять себе неведомую ему силу магии. Пантур замедлил шаг, поравнялся с магами и начал расспрашивать их, используя Шемму как переводчика.

— Вы уже знаете, какая у нас беда? — спросил он.

— Да. Шемма рассказал нам все, — ответила женщина.

Ученого удивило, что отвечает она, а не этот высокий парень рядом с ней, тоже назвавшийся магом.

— Вы знаете, как с ней справиться? — задал он следующий, самый важный вопрос.

— Знаем, — ответила магиня. — Но это всего лишь полдела. Такое случалось у вас несколько раз, начиная с весны?

— Да. Это Шемма рассказал вам?

— Он упоминал об этом. Это помогло мне догадаться о причине. Сейчас мы сумеем вам помочь, но чтобы порча шара не повторялась, вы тоже должны помочь нам.

— Я уверен, что владычица сделает для вас все, если шар будет восстановлен, — сказал ей Пантур. — Когда вы исправите его?

— У нас сейчас глубокая ночь, мы в это время отдыхаем, — ответила магиня. — Я должна отдохнуть, потому что восстановление шара потребует всех моих сил.

— Разве шар восстановит не он? — изумился Пантур, переводя взгляд с нее на ее спутника-мага.

— До сих пор это делала я, — ответила она. — Я была черной жрицей храма, пока его не разорили уттаки. Сила шара и сила алтаря — одно и то же, она нужна нам так же, как и вам. Враг с весны пытается лишить нас доступа к этой силе. Если бы мне тогда не удалось снять его магию, алтарь не восстановился бы. Мы с весны не могли бы лечить людей, а у вас не было бы тепла шара.

Туннель влился в другой, идущий в поперечном направлении. Своды этого туннеля были так высоки, что Альмарен, и встав на цыпочки, вряд ли смог бы достать рукой геометрическую резьбу, покрывающую потолок. Вдоль боковых стен тянулись желоба с высаженными в них растениями, свет которых отражался и преломлялся в гранях идеально отполированной поверхности узоров.

— Ух ты! — громко выразил восхищение Тревинер, оглядывая открывшееся великолепие.

— Это Третий кольцевой, — Шемма узнал значки на стенах. — Видели бы вы, как у них в центре города! Мы идем в Первую общину, к владычице, — перевел он слова вмешавшегося в разговор Пантура.

— Прямо ночью? — поинтересовался Альмарен.

— Здесь у них день, — пояснил Шемма и, спросив у Пантура, уточнил: — Послеобеденное время.

Навстречу им все чаще попадались подземные жители. Пантур видел, что, несмотря на известное всему городу решение совета, многие таращились на чужаков с неодобрительным любопытством. Сделав несколько поворотов, путники оказались в Первой общине. Ученый проводил их к себе, где они оставили дорожные мешки, затем вывел в центральный зал и ушел к владычице, оставив их восхищаться висевшими в зале травяными картинами. Вскоре он вернулся и пригласил всех следовать за ним.

Пройдя по короткому, богато отделанному коридору, путники оказались в просторной комнате, застланной мягким ковром, выглядевшим еще роскошнее, чем покрытие центрального зала. В кресле сидела женщина в длинном платье необычного оттенка, переливающегося из желтого в розовый при каждом ее движении.

— Перед вами Хэтоб, владычица Лура, — вполголоса сказал Пантур.

Все вошедшие как можно почтительнее произнесли приветствие, принятое на Келаде при обращении к знатной особе. Хэтоб приветствовала их в ответ. Ее голос, хоть и низкий, был приятен на слух, даже музыкален. Пантур подошел к ней поближе и заговорил о чем-то быстро и тихо. Тревинер скосил глаз на Шемму, тот шепнул:

— Он рассказывает ей все, что узнал о вас. Говорит, что вы — те люди, которые восстановят шар.

Выслушав Пантура, владычица подозвала остальных кивком головы и заговорила.

— Она говорит, что рада видеть вас в своем городе… — начал пересказывать Шемма. — Говорит, что вы можете восстановить шар, когда вам будет удобнее, но лучше это сделать побыстрее, потому что каждый день задержки губителен для подземных растений… Говорит, что вас сейчас устроят отдохнуть… поместят в покоях детей владычицы…

— Скажи, Шемма, что это слишком большая честь! — перебила его Лила. — Мы не можем потеснить детей ее величества!

— Не беспокойтесь, — ответил Пантур, когда Шемма перевел ее слова. — Великая еще не выбрала отца своим детям. Эти комнаты пустуют, а других свободных помещений в нашей общине нет. Мужчин поместят в комнаты для сыновей владычицы, а женщину — в комнату ее дочери, — он с особым почтением произнес упоминание о будущей наследнице лурской власти.

— Скажи великой, что мы благодарим ее за заботу, — ответила Лила, обращаясь к Шемме. — Скажи, что мы восстановим шар, как только отдохнем с дороги.

— Она хочет посмотреть, как вы это сделаете, — перевел Шемма ответ Хэтоб.

— Пусть Пантур назначит срок, удобный и для нас, и для владычицы, — сказала магиня.

Ученый и Владычица о чем-то посовещались, после чего он сообщил, что беседа закончена. Все поклонились на прощание и вышли в коридор. Пантур вышел следом и указал на боковые ответвления в коридоре.

— Ваши комнаты, — перевел Шемма, повторяя за ученым по мере того, как тот переходил от двери к двери. — Твоя, Тревинер… Альмарен, тебе… Витри, ты будешь здесь… а это комната наследницы.

Пантур повел всех к себе за вещами, затем проводил каждого в свою комнату. Шемму он, как и прежде, оставил у себя.

Оказавшись в комнате, Альмарен осмотрелся. Здесь было чисто и уютно, лежанки — их было две — покрывала добротная, вытканная искусными умельцами ткань. На полу, как и у владычицы, был постлан теплый ковер, на столе стояла ваза с зелено-желтым растением, освещавшим комнату. Два деревянных, обитых тканью кресла стояли у стены.

«Ничего липшего, — подумал Альмарен, — а ведь это комната сына правительницы». Он увидел на полке какие-то фигурки и подошел поближе, чтобы рассмотреть их. Каменные кубики с вырезанными на них частями рисунка, статуэтки монтарвов, грифонов, кошек… «Как здесь много кошек! — вспомнил маг. — Сколько их встречалось и по пути, и здесь, в общине… Это же детские игрушки!» — догадался он.

Альмарен поставил фигурки на место и улегся спать, но сон вновь не шел к нему, хотя наверху, наверное, уже наступал рассвет. Несмотря на обилие впечатлений, он неотвязно думал о маленькой женщине, о трудной задаче, предстоящей ей после отдыха в чужом, непривычном месте. Лила рассказывала ему, как снимала заклинание с алтаря, как после этого целый день не могла взяться за будничные дела. Альмарен вертелся с бока на бок, то забываясь, то вновь оживая, пока голос Витри не вернул его в действительность.

— Альмарен, ты спишь?! Здесь уже утро.

Это означало, что прошло не менее половины суток с тех пор, как он оказался в этой комнате. Здесь, под землей, без привычной смены освещения, путались всякие представления о времени. Альмарен оделся и вышел в коридор, где, кроме Витри, уже был Тревинер, а с ним слуга, присланный владычицей.

Лилу он увидел только за завтраком. Магиня казалась бодрой, но в ее взгляде чувствовалась отстраненность, будто она вслушивалась в далекий, ей одной известный голос.

— Ты хорошо отдохнула? — спросил он.

— Да, я готова встретиться с шаром, — употребила она странное выражение. — Наверное, для меня будет лучше не завтракать.

Лила села вместе с остальными за стол, но не притронулась к еде, переправив ее обрадованному Шемме, а только выпила несколько глотков травяного настоя.

— Когда ты поведешь нас к шару, Пантур? — спросила она.

— Как только владычица закончит завтрак и выйдет в центральный зал. Мы подождем ее там.

В зале собралось немало любопытных монтарвов, преимущественно молодых. Вскоре появилась и владычица в сопровождении своих обычных слуги и служанки. Ученый повел всех собравшихся к шару. У входа он вручил владычице рубиновые очки, другие надел сам и первым вошел в просторную пещеру.

Пещера в точности совпадала с видением Лилы, но магиня не обратила на это внимания. Оранжевый шар был так близко, что она почти ощущала невидимую оболочку, наложенную на него Каморрой. Лила обошла зал, выбирая площадку для танца — она не знала другого способа освободить шар — и остановилась на ровном участке у самого края пруда.

— Вот здесь, — она очертила пространство руками. — Не вставайте сюда.

Шемма перевел слова магини владычице. Та понимающе кивнула и остановилась поодаль. Лила тем временем сняла куртку, оставшись в одной рубашке. Альмарен принял куртку из ее рук.

— Я ведь тоже маг, — шепнул он. — Я могу тебе чем-нибудь помочь, или нет?

— Что? Да, — ответила она совершенно невпопад. Альмарен понял, что магиня не слышит его, и эта рассеянность говорит об ее предельной собранности. Лила стряхнула с ног уродливые крестьянские башмаки и вышла на площадку.

Встав лицом к шару, она постаралась забыть все, воскрешая в памяти одну лишь музыку, под которую танцевала на алтаре. Когда мелодия зазвучала отчетливо, Лила закрыла глаза и задвигалась в танце, представляя себе, что в ней, как в кристалле, концентрируется сила магии. Плавные и быстрые, почти змеиные движения помогали ей сосредоточиться на втягивании силы, проникающей в кончики пальцев, в руки, плечи, тело… Когда каждая ее жилочка завибрировала от прилива силы, она перевела внимание в голову, в точку между глаз, отыскивая внутренним взором Оранжевый шар в открывшемся перед ней бесконечном колодце. Она ринулась в этот колодец усилием воли, быстрее падения, с бесстрашием человека, которому нечего оставлять сзади, рванулась, будто желая разбиться о встреченную впереди цель.

Цель возникла растущей оранжевой точкой, мгновенно заполнившей все пространство, видимое магиней. Лила не успела остановить мысль и с разгона ворвалась в шар, пролетая сквозь полупрозрачную массу, пронизанную тонкими, ритмичными сетевыми структурами, в которых чудилось что-то знакомое. Игла ее воли пронзала поры между волокнами, интуитивно отыскивая центр. Серое пятно центра увеличивалось, Лила влетела в него и внезапно оказалась в том же зале, где начинала танец.

У пруда перед шаром стояли трое. Двоих из них — ни светловолосого, ни улыбающегося, с рыжей кудрявой шевелюрой — Лила не видела никогда, третий, темноволосый, напомнил ей Альмарена.

— Говори ты, Гелигрен, — обратился он к светловолосому. — Пусть твое слово уйдет в будущее и станет нашим завещанием людям.

— Нет, Лилигрен, все будет не так, — ответил светловолосый. — Мир слишком темен для знания, суеверие скорее достигнет нашей цели.

Он сделал жест руками, и перед Оранжевым шаром появилась фигура женщины из монтарвов, чем-то схожей с Хэтоб. Видение величественно выпрямилось и заговорило:

— Я, Мороб, владычица Лура, сообщаю тебе, что это место обладает могущественной силой. Ты, который нашел его, используй эту силу на благо людям….

Трое стояли и ждали, пока видение не закончит речь.

— Маг, в ком достаточно и силы, и добра, сумеет принять это послание, — заключил светловолосый.

— Пусть будет так, — согласились другие двое.

— Подождите! — насторожился светловолосый. — Мы не одни. Здесь кто-то есть.

Он поднял голову. Серые глаза смотрели прямо на магиню, в них отражалась нездешняя сила и мудрость, и в то же время такая знакомая человечность. Лила вздрогнула и метнулась в никуда. Лишь ощутив себя на прежнем месте, стоящей у пруда, она почувствовала, что оболочка шара разлетелась, и от него идет знакомый, захлестывающий поток оранжевой силы.

Альмарен с тревогой наблюдал за магиней во время ее танца и вместе с остальными видел, как засветились кончики ее пальцев — нет, не оранжевым, а белым, затем ладони, руки, плечи, и наконец вся она вспыхнула белым факелом, застыв с раскинутыми руками перед шаром. Белый луч вырвался из ее лба, устремляясь к центру шара, и через миг исчез. Лила, шатаясь, опускалась на колени. Он подбежал к ней, поднял, обнял за плечи. Ее била дрожь, не от холода или страха, а от безрассудного перебора энергии, он это знал.

— Сейчас, сейчас… — уговаривал он магиню, одной рукой поддерживая ее за плечи, а другой подхватывая переполнявшую ее белую силу и стряхивая прочь. — Безумная, ты же могла убить себя, как Авенар!

Лила приходила в себя, дикий блеск в ее глазах исчезал.

— Ты бы знал, где я была… — шептала она. — За такое не жалко отдать жизнь.

— Не бросайся жизнью, она у тебя не для этого, — отвечал Альмарен, не торопясь выпускать ее из рук. Но Лила уже твердо стояла на ногах, она отстранилась от него и повернулась к шару.

— Ты освободила шар, — услышала она рядом голос Альмарена.

— Не знаю, как, — услышала она свой голос. — Там было совсем другое.

Монтарвы, кто в рубиновых очках, кто прикрываясь от света шара ладонью, один за другим подходили к пруду. Раздался общий изумленный ропот, и над ним — голос Тревинера:

— Смотрите, смотрите! Эти твари оживают!

Саламандры зашевелились, спокойная до сих пор вода пошла кругами, наполнилась плещущейся в ней жизнью. Хэтоб подошла к магам и заговорила, ее лицо и голос были полны радости.

— Она благодарит вас, — подсказал Витри вместо оказавшегося поодаль Шеммы. — Она предлагает нам быть гостями Лура.

— Скажи ей все, что полагается, Витри, — ответила магиня. — Мне трудно говорить. Скажи, что и нам нужна ее помощь.

Витри, кое-как подбирая лоанские слова, объяснился с Хэтоб.

— Владычица согласна выслушать нас и оказать помощь, — сообщил он магам.