Алтари Келады

XXIII

Шемма упал на четвереньки, больно стукнувшись локтями и коленями о дно ямы. Он ощупал себя и убедился, что цел. Неподалеку шуршало и шевелилось что-то мелкое. Под руками поскрипывала каменная крошка, перемешанная с землей, смягчившей удар при падении.

Некоторое время табунщик сидел тихо, вслушиваясь в темноту. Уттаки отстали, следовательно, с этой стороны опасность миновала. В яме было темно, как в погребе. Шемма вспомнил про светлячок Саламандры, купленный им утром — как же давно это было — и вытащил из кармана.

Яма оказалась круглой, с гладкими отвесными стенами. Вверху виднелся скат, по которому Шемма соскользнул в яму, противоположная сторона уходила ввысь, теряясь в темноте. Шемма обошел яму по кругу. В ней не оказалось ни выхода, ни подъема наверх — ничего, кроме десятка скальных ящериц, выскакивавших из-под ног табунщика.

Будь Шемма внимательней, он заметил бы, что здесь не было ни костей, ни дохлого зверья, и догадался бы, что яму кто-то посещает, и нередко. Но табунщика слитком беспокоила мысль, что он может навсегда остаться в этом каменном колодце.

Привыкнув к слабому излучению светлячка Саламандры, Шемма заметил чуть выше уровня своего роста отверстие, напоминающее вход в пещеру. Он подпрыгнул и зацепился кончиками пальцев за край, но не сумел подтянуться и сорвался на дно ямы. Несмотря на неудачу, табунщик воспрял духом. Он стал подгребать каменные обломки к стене под отверстием, надеясь насыпать холмик, достаточный, чтобы выбраться из ямы. За работой он не услышал приближения посторонних.

Когда Шемма выпрямился, чтобы перевести дух, ему показалось, что в яме стало светлее. Свет шел сверху. Шемма поднял голову и увидел на краю отверстия две широкие фигуры в светящихся балахонах. Они молча наблюдали за его работой.

«Привидения!!!» — пронеслось в голове Шеммы. Он завопил и заметался по яме, но вскоре затих. Привидения не шевелились. Вдруг одна фигура заговорила, но обратилась не к табунщику, а к своему спутнику. Шемма узнал язык — исковерканные, хрипло урчащие, но все же узнаваемые слова. Привидения говорили на местном наречии Келады, как лоанцы и уттаки.

— Смотри, — сказала одна светящаяся фигура. — Человек. Из тех, что сверху. Надо же, куда забрался!

— Что с ним делать? — спросила вторая фигура.

— К владычице. А там… у них один конец. Тайна — это главное.

Страх подсказал табунщику, что это за конец.

— Нет! — заорал Шемма на местном наречии. — Не хочу! Выпустите меня отсюда!

Фигуры переглянулись.

— Откуда ты знаешь наш язык? — спросила одна из них, нагнувшись к Шемме.

— Я всегда говорил на нем! С детства. Это мой родной язык. Выпустите меня.

— Как ты сюда попал?

— За мной гнались уттаки. Я влез на скалу и упал сюда.

— Уттаки?

Шемма почувствовал, что фигуры в балахонах знают уттаков и не любят их.

— Они хотели съесть меня! — жалобно воскликнул он. — Я еле унес ноги. Меня ждет товарищ, я должен вернуться к нему.

— Для вас, сверху, путь из этой ямы один — к владычице, — фигура оценивающе рассматривала табунщика. — Мы думали, никто наверху, кроме уттаков, не говорит на нашем языке. Вас таких много?

— Все наше село. Выньте меня из ямы.

Фигуры зашевелились. Шемма думал, что ему опустят лестницу, но все оказалось проще. Разговаривавший с табунщиком протянул ему руку и, как пушинку, вытащил из ямы.

Привидения оказались двумя существами человекоподобной внешности, ростом ниже Шеммы, но значительно шире в плечах, чуть ли не вдвое — показалось ему с испуга. На их головах рос короткий серый пух, под светящейся одеждой каменными глыбами бугрились суставы. Когда Шемму вытаскивали из ямы, он успел почувствовать силу ухватившей его руки, могущей с легкостью выдернуть его собственную руку или ногу. Короткие тумбообразные ноги подземных людей говорили о том, что их владельцы были плохими бегунами, но бежать было некуда, поэтому Шемма смирился с участью пленника.

— Убери, — один из подземных людей указал на светлячок Саламандры, судорожно зажатый в руке Шеммы. — Слишком ярко.

Шемма подчинился. Убрав светлячок, он увидел, что одежда его сопровождающих дает достаточно света, чтобы различать стены и пол туннеля.

— Кто вы? — спросил он.

— Монтарвы. Многие сотни лет мы живем под землей.

— Но почему? — удивился Шемма. — Наверху ведь так хорошо!

— Наши предки жили наверху. Они ушли под землю, спасаясь от уттаков. Мы привыкли жить здесь и не можем выйти наверх. Мы слепнем от солнечного света.

Тут Шемма заметил, что крупные желтые глаза говорившего имели вертикальные, как у ночных зверей, зрачки.

— А как же я? — спросил он. — Что будет со мной?

— Наши вентиляционные шахты расположены в неприступных местах, поэтому к нам редко попадают люди сверху. Их судьбу решает владычица.

— Вы ведете меня к ней?

— Нет. К главе общины.

Подземный ход, поначалу выглядевший небрежным и заброшенным, становился чище и ровнее. Трещины исчезли, отшлифованные стены казались стеклянными.

— У вас есть глава общины? — заволновался Шемма. В его селе тоже был глава, пожилой Оти, выбранный сельчанами старшим за благоразумие и рассудительность.

— У нас несколько общин, и в каждой есть глава. Общины составляют город, а городом правит владычица.

— Город?! — восхитился Шемма, не предполагавший, что под землей бывают города.

— Да, — в голосе отвечавшего послышались нотки гордости. — Великий Лyp, сердце гор, подобный рубину в куске породы.

Путь, которым вели Шемму, казалось, намеревался подтвердить слова гордого своим городом монтарва. Туннель слился с другим, широким, стены и потолок которого были идеально выровнены и украшены резным узором. На уровне половины роста в стенах были выдолблены желоба, заполненные землей. В желобах росли висячие и вьющиеся растения, светящиеся всеми оттенками голубоватого, зеленого и розового. Прежний туннель так же отличался от этого подземного проспекта, как заброшенный тупик на окраине Келанги от одной из ее центральных улиц. Навстречу попадались местные жители, с острым любопытством бросавшие взгляды на Шемму. Двое монтарвов свернули в боковой проход, ничем не отличавшийся от остальных ответвлений главного пути.

— Как вы отыскиваете дорогу? — не выдержал Шемма. — Здесь все коридоры одинаковые.

— На стенах есть надписи, — объяснил один из сопровождающих. — Ты умеешь читать?

— Нет, — признался табунщик. — У нас в селе никто не пишет и не читает. Городские — те умеют.

Коридор закончился небольшим овальным залом и распался на ответвления.

— Вот наша община, — сказал монтарв Шемме, затем обратился к своему напарнику. — Ждите здесь, я доложу старшему.

Он ушел, но вскоре вернулся и позвал их с собой. В конце коридора оказалось занавешенное куском тяжелой ткани помещение, в котором жила семья главы общины. Шемма с удивлением заметил, что вся мебель — стол, лежанки, низкие квадратные сиденья — была вырезана из камня и составляла единое целое с полом и стенами. Лежанки были покрыты досками, а сверху — такой же плотной и тяжелой тканью, как и входная занавеска.

В комнате было несколько монтарвов, мужчин и женщин. Одежда женщин почти не отличалась от мужской — те же светящиеся балахоны длиной ниже колена, но без широких мешковатых штанов, издали создающих впечатление длинной, до пола, юбки. Все уставились на человека сверху с тем же любопытством, что и встречные прохожие. Один из них, выглядевший еще суровее и кряжистее, чем те, кто привел табунщика, поднялся и подошел вплотную к пленнику. Более светлый пух на его голове, вероятно, соответствовал пожилому возрасту. Шемма догадался, что это глава общины.

— Вы говорите, он знает наш язык? — спросил старший у сопровождавших Шемму монтарвов.

— Да, — охрипшим голосом выговорил Шемма. — Не все слова, но понимаю.

— Удивительно, — покачал головой старший. — Откуда ты родом?

— Из Лоана.

Глава общины предложил Шемме сесть и долго выспрашивал его о Лоане, о жизни на острове, о причинах, приведших табунщика в шахту.

— Вы, лоанцы — такие же, как и мы, — заключил он. — У нас общие предки. Ты мне понравился, и я не хочу, чтобы с тобой обошлись обычным образом.

— Как это?! - похолодел Шемма.

— Всех попавших к нам сверху у нас казнят. Мы не держим на вас зла, это делается для нашей безопасности. Нас немного, куда меньше, чем вас наверху, поэтому мы должны быть осторожными.

— Я тоже не хочу вам зла! — воскликнул табунщик. — Зачем меня казнить?!

— Чтобы ты не проболтался.

— Но о вас знают наверху! Какой смысл меня убивать?!

— Знают?!

— Да. В поселке видят вас по ночам. Мне рассказывали о вас. Меня незачем, меня бесполезно убивать!

Глава общины задумался.

— Я скажу это владычице. Когда я буду говорить с ней о тебе, я объясню, что ты нам нужен, потому что знаешь оба языка, знаешь жизнь наверху и многое можешь рассказать о ней. Обещай, что не попытаешься бежать.

Шемма замялся.

— Это в твоих интересах, — уточнил старший. — Тебя немедленно убьют, когда догонят.

— Обещаю, — вздохнул Шемма. Он не собирался держать слово, но понял серьезность предупреждения.

— Я доложу о тебе владычице, — сказал глава общины и поднялся с сиденья.

Шемма сообразил, что чем позже о нем доложат владычице, тем лучше.

— А что у вас едят? — спросил он.

— Ты голоден? — забеспокоился монтарв. — Мы недавно завтракали, я не подумал, что ты хочешь есть.

— Но ведь сейчас давно за полночь! — удивился Шемма.

— Мы спим, когда наверху солнце, — ответил его собеседник. — Луна — наше ночное светило. Ведь мы выходим на поверхность за древесиной и травами. Сейчас тебе дадут поесть.

Жена главы общины поставила перед Шеммой две миски. В одной была мелко порубленная кашица, пахнущая грибами, в другой — ломтики, напоминающие тушеные корнеплоды. Шемма воодушевленно вдохнул запахи, струящиеся из мисок, взял ложку и спросил:

— А хлеба — нет?

— Что такое — «хлеб»?

Табунщик вспомнил про полурастоптанную краюху у себя за пазухой. Он достал ее и положил на стол.

— Вот это — хлеб.

Монтарвы склонились над краюхой, рассматривая незнакомую пищу.

— Пробуйте, — начал угощать их Шемма. — Вкусно.

Он оторвал большой ломоть, прикусил его и смачно зажевал грибную кашицу. Глядя на Шемму, монтарвы начали пробовать хлеб. Скоро от краюхи ничего не осталось. Шемма управился с едой и повел глазами по столу.

— Мясца бы… — сказал он:

— Здесь нет мяса, — послышался удручающий ответ. — Мы едим то, что может расти под землей — грибы и овощи.

— Совсем нет мяса?! — в голосе табунщика послышался испуг, не меньший, чем при упоминании о казни. — Ни окороков, ни колбас, ни сала?!

— Эти слова нам незнакомы. Так называются блюда из мяса?

Шемма трагически кивнул.

— В колодцы при шахтах попадаются ящерицы, — пояснил один из монтарвов. — Они съедобны. Их собирают и подают на стол владычице. Другого мяса у нас нет.

— Скверно живете, люди, — подытожил Шемма. — Я здесь долго не протяну.

Добродушный табунщик забыл, что его жизнь в опасности.

— А еще есть паштет из дичи, — вспомнил он неудачный поход в цитионскую колбасную лавку. — Вот вкуснота-то! Я его даже и не пробовал… Как же вы тут живете, без настоящей еды?

— У нас есть плантации, где мы растим грибы и овощи, — начал рассказывать глава общины. — До недавнего времени еды хватало всем, но несколько полнолуний назад плантации владычицы стали чахнуть. Они у нее самые богатые, ни в одной общине таких нет. От урожая на них зависит питание всего Лypa.

— И что же? — заинтересовался Шемма. Его интересовало все, связанное с едой.

— Теперь город не ест досыта, хоть и не голодает, — в голосе старшего прозвучали озабоченные нотки. — Начато строительство добавочных плантаций, но это займет годы.

— Ох и скверно! — проникся сочувствием Шемма.

— Данур, советник владычицы, объявил, что нет ничего угрожающего. Но слухи ходят, люди встревожены, — старший взглянул на Шемму и добавил. — Да, знаешь, твой «хлеб» очень вкусный.

— Это еще что! — воодушевился Шемма. — У нас его просто так едят, между делом.

Монтарвы внимательно слушали табунщика. Старший указал ему на одну из лежанок.

— У вас ночь, ложись сюда и поспи. А я пойду к владычице.

Тысячелетняя история Лура являлась историей правления женщин. Ограниченность пространства и средств к существованию требовала женских качеств — порядка и умения рационально распоряжаться хозяйством подземного города. Одна владычица сменяла другую, передавая управление своей дочери, а в случае бездетности назначая преемницей другую женщину. Муж владычицы обычно не имел никакой власти, называясь попросту отцом ее детей. Гораздо большей властью обладал советник, которого владычица выбирала среди талантливых и энергичных жителей Лура.

Правящая владычица, Хэтоб, была красивой женщиной средних лет. Серый пух на ее голове был густым и пышным, крупные ярко-желтые глаза — блестящими и подвижными. Два года назад она получила власть по наследству от своей матери, великой Вароб. Хэтоб легко и естественно приняла дела и обязанности владычицы Лура, к которым готовилась в течение всей жизни. И мать, и лучшие ученые города передавали знания и опыт девочке, а потом девушке Хэтайе, чтобы она была готова к дню, знаменательному в ее жизни и в истории всего города, дню, когда она наденет корону владычицы и получит право называться Хэтоб — формой имени, выражающей высшее положение среди монтарвов.

Сегодняшний день в лице Данура, советника, принес владычице дурные новости. Данур пришел с докладом вскоре после завтрака и, не тратя времени на предисловия, сообщил:

— Этой ночью Оранжевый шар опять не согревал ваших плантаций.

Хэтоб, принимавшая советника сидя в кресле, встала и прошлась по комнате. Ее желто-розовое, редкого оттенка платье, заискрилось под мерцающим светом декоративных растений, в избытке украшавших покои владычицы.

— Велик ли вред? — спросила она советника. — Как долго это тянулось?

— Недолго. Куда меньше, чем в прошлый раз. Все посевы уцелели, кроме… — советник запнулся.

— Плантации масличных семян, — владычица догадалась, о чем не смел сказать ее советник. — Они не могут плодоносить без тепла Оранжевого шара. И это уже в который раз! В городе с весны нет масла, оттого что семена не вызревают.

— Да, урожая опять не будет. Все бутоны завяли и к вечеру опадут. Если ничего не случится, новые бутоны появятся через месяц. Могло бы быть и хуже, как весной.

Владычица кивнула.

— Наше подземное солнце остыло тогда на несколько дней. Все посевы пришлось пересадить, — вспомнила она убытки, понесенные плантациями с весны. — Месяц назад Оранжевый шар остыл на полдня. Пропали не только масличные посевы, но и плантации высокоурожайных бобов. — Она грозно глянула на советника. — Такого не было триста лет, с тех пор, как трое сверху принесли Оранжевый шар в дар великой Мороб. Я же приказала выяснить причины! И не говори мне о гневе высших сил. Это лишь повод оправдать собственное неумение.

— Владычица… — склонился перед ней советник. — Вы требуете от меня слишком много…

— Я требую то, что нужно. И не столько мне, хотя это мои плантации, сколько всему Луру. Вспомни о людях, которые доверили нам свое благополучие.

— Я спрашивал об Оранжевом шаре всех наших ученых, великая, — начал оправдываться Данур. — Я не пропустил никого из тех, кто с рождения в вашей общине, и из тех, кому оказали честь жить в ней за заслуги перед Луром. Одни могут рассчитать направление нового подземного туннеля так, что он придет в нужную точку, не задев по пути остальные постройки, и провести водостоки так, что у каждого в городе будет вода, но ничего не будет затоплено. Другие знают, как ухаживать за растениями, чтобы добиться наивысшей урожайности или получить удивительные оттенки светящихся волокон, третьи знают все о свойствах горных пород и кристаллов, могут создавать шедевры геометрии, украшающие наши залы и переходы, да и ваши покои тоже, — он указал на полушария сложной огранки, из которых свисали плети светящихся растений. — Но никто не знает о свойствах Оранжевого шара. Триста лет наше подземное солнце было неизменным, а как изучать то, что не меняется?

— Это ты так считаешь?

— Так ответил Пантур. Кто поставит под сомнение слова Пантура? Того, чего не знает он, не знает никто.

Владычица задумалась.

— Я хочу видеть Пантура, — сказала она советнику. — Он склонен увлекаться исследованиями и забывать о насущных делах. Может быть, он не понимает, насколько мои плантации важны для Лура.

— Этого не может быть, великая, — ответил Данур. — В Луре не найти человека, который не понимал бы значения ваших плантаций. Все триста лет, с тех пор, как они заложены вокруг Оранжевого шара, в городе нет недостатка в одежде и питании.

— Я хочу слышать собственное мнение Пантура, — повторила владычица. — Приведи его ко мне.

Советник поклонился и ушел за Пантуром. Хэтоб села в кресло дожидаться его возвращения, но вскоре встала и подошла к растениям, украшавшим и освещавшим ее комнату. Она внимательно осмотрела их все, особенно кудрявый кустик, светящийся желто-розовым в тон ее платью, который был ее любимцем. Все было хорошо, растения были политы и пышно разрастались. Черная зеленоглазая кошка соскочила с лежанки и потерлась о ноги хозяйки, но была раздраженно отстранена прочь.

У входной двери постучали. В ответ на приглашение в комнату вошел Данур, а с ним — седой, высохший от времени старик. Это был Пантур, которого дожидалась владычица. Он выделялся среди монтарвов высоким ростом и худобой, и держался прямо, несмотря на возраст. Войдя, Пантур приветствовал владычицу поклоном.

— Вы меня звали, великая? — спросил он с оттенком утверждения. — Чем могу служить вам?

— Разве Данур не рассказал тебе о том, что случилось на плантациях? Разве ты не знаешь, что с весны мы теряем урожаи самых ценных наших культур оттого, что Оранжевый шар перестает обогревать их?

— Что я могу сделать, владычица? — пожал плечами Пантур. — Растения привыкли к теплу Оранжевого шара. Они дают урожаи выше, чем на других плантациях, но не могут и нескольких дней обходиться без его тепла.

— Нужно, чтобы шар не прекращал обогревать плантации, — нахмурилась Хэтоб. — Разве это не понятно?

— Понятно-то понятно, — спокойно ответил ученый. — Но ведь шару не прикажешь.

Владычица подошла поближе к Пантуру и заглянула ему в лицо.

— Пантур, — сказала она ласково. — Неужели есть на свете такое, перед чем бессильны все твои знания?

Хэтоб верно нащупала ловушку, в которую можно было поймать старого ученого. По беспокойным движениям рук Пантура она догадалась, что он задет за живое, что ей и требовалось. Теперь делом его чести будет решить поставленную задачу. Но ученый не спешил заверять владычицу, что найдет решение проблемы.

— Великая… — осторожно сказал он. — Этот шар создали люди сверху. Может быть, причины его странного поведения нужно искать наверху. Наших знаний недостаточно, чтобы управлять им.

— Ты опять за свое, Пантур, — вновь нахмурилась владычица. — Эта твоя идея о сотрудничестве с теми, кто живет наверху… Ты же знаешь, что наши предки ушли под землю, спасаясь от их дикости и кровожадности.

— С тех пор прошли тысячелетия, великая. Все могло измениться. Жизнь не стоит на месте.

— Нам нельзя раскрывать себя, — с твердостью в голосе сказала Хэтоб. — Если они задумают дурное, мы окажемся беззащитны. Нам некуда спасаться бегством.

— Мы можем постоять за себя, — возразил Пантур. — Стоит нам засыпать несколько ходов, ведущих на поверхность, и до нас никогда не доберутся. Там, наверху, живут не только уттаки, но и другие люди, не похожие на дикарей. Мы слишком мало о них знаем.

— Я не хотела бы знать о них слишком много. Это может оказаться опасным.

— А я бы хотел. Наши наблюдения говорят о том, что там живет развитый народ. Их жилища и одежда…

— Я должна заботиться не о своем любопытстве, — оборвала его Хэтоб. — На мне лежит ответственность за весь город. Это вы, ученые, так далеки от жизни, что обо всем готовы забыть ради нового факта!

— И все же, владычица, мы нужны в вашем хозяйстве, — чуть заметно улыбнулся Пантур. — Будем смотреть правде в глаза — городу угрожает голод. Вы послали за мной, потому что верите, что я могу предотвратить беду. Почему же вы считаете, что я интересуюсь людьми сверху из пустого любопытства?

Стук у входа прервал их разговор. Появился слуга владычицы и доложил, что к ней пришел глава Пятой общины.

— С важным делом, великая, — округлил глаза слуга.

Он мог бы не говорить этих слов. Только чрезвычайное событие могло заставить главу общины прийти к владычице Лypa без приглашения. Хэтоб кивнула в знак согласия:

— Пусть войдет.

Глава Пятой общины отодвинул тяжелое тканое покрывало, служившее дверью, вошел в комнату владычицы и низко склонился перед ней.

— Простите, великая, — почтительно сказал он. — Дело требует вашего внимания.

— Что случилось, Масур? — взглянула на него владычица. — Докладывай.

— Двое из нашей общины, как обычно, совершали утренний обход вентиляционных шахт. В одной из них они нашли человека сверху. Поэтому я решился побеспокоить вас.

Хэтоб искоса глянула на Пантура.

— Где сейчас этот человек? — спросила она главу общины.

— У нас. Его охраняют.

— Ты исполнителен, Масур. Хорошо, что не замедлил с докладом. Проводи его сюда и передай Дануру для казни.

— Но, великая… — начал Масур.

Владычица удивленно уставилась на своего подданного, намеревающегося возражать ей.

— В чем дело?

— Это особенный человек. Он знает наш язык, — все смелее говорил глава общины. — Его предки были и нашими предками. Он может рассказать все, что делается наверху. Может быть, не нужно торопиться с его казнью, великая?

— Ты уверен, что это не уттак? — засомневалась Хэтоб. — С уттаками не разговаривают, хоть они и знают кое-какие наши слова.

— Клянусь своей жизнью, он — человек.

Хэтоб молчала, размышляя. Масур позволил себе дерзость, оспаривая ее приказ, да и законы Лypa требовали немедленной казни пленника. Но доводы Пантура все еще звучали в ее сознании, а этот человек сверху, так кстати попавший в шахту, знал язык монтарвов. Случай, безусловно, требовал особого подхода.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Казни не будет. Ты слышал, Данур?

Советник наклонил голову в знак согласия. Владычица перевела взгляд на Пантура.

— Ты возьмешь к себе этого человека и узнаешь у него все, что можно, — сказала она ученому. — Мы успеем казнить его, когда он не будет нужен. Я надеюсь, что он не сбежит от тебя.

Пожелание владычицы было равносильно приказу, и наказание за оплошность могло быть суровым. Пантур поклонился, показывая, что понимает требования Хэтоб.

— Ты доволен, Пантур? — спросила владычица. — Я и сама вижу, что доволен. Я жду, что ты устранишь причину гибели урожая, и надеюсь, что человек сверху поможет тебе отыскать ее.

— Ты прав, интересы Лура требуют, чтобы этот пленник остался в живых, — обратилась она к главе общины. — Передай его Пантуру.

Шемма крепко спал, когда его потрясли за плечо. С трудом разлепив глаза, он увидел знакомого ему главу общины.

— Вставай, парень, — говорил тот. — Тебе повезло, владычица отложила твою казнь. Идем со мной.

— Что значит — «отложила»?! — заволновался Шемма, с которого сразу слетел сон. — Меня все еще хотят казнить? Я же ни в чем не виноват, это все уттаки…

— Сейчас я отведу тебя к человеку, у которого ты будешь жить, — объяснил ему глава общины. — Остальное зависит от тебя. Пока ты ему нужен, тебя не казнят. Так сказала владычица.

Шемма тяжко вздохнул и последовал за ним. Они вышли в овальный зал и направились к широкому туннелю.

— Смотри и запоминай, — сказал глава общины Шемме. — Это тебе пригодится. У нашего города четкая планировка. Всеми новыми застройками распоряжается владычица, а вернее, ее архитектор. Иначе нельзя — любая неточность может привести к обвалу или затоплению части города. Все основные туннели делятся на кольцевые и радиальные. У каждого есть название, но главное — это номера, под которым они нанесены на плане города. По номерам ты всегда найдешь нужный путь.

— А как я узнаю номер туннеля? — спросил Шемма, ловя каждое слово своего провожатого. Мысль о побеге, конечно, была первоочередной в голове табунщика.

— Все написано на стенах, видишь? — глава общины указал на горизонтальные полоски регулярно чередующихся знаков, которые Шемма принимал за узоры. — Человек, который займется тобой — выдающийся ученый. Попроси его, и он выучит тебя нашим буквам и цифрам.

— А он согласится?

— Пантур — хороший человек. Вот Данур, советник владычицы, тот недобрый. Старайся не попадаться ему на глаза.

Шемма дал себе слово никогда не попадаться на глаза Дануру. Глава общины продолжал пояснения.

— Сейчас мы вышли из Пятого радиального туннеля, который ведет в нашу, Пятую общину. А это — Второй кольцевой туннель. Нам нужно пройти по нему до Первого радиального туннеля, который ведет в общину владычицы.

Шемма усиленно кивал.

— А что вон там? — спросил он, указывая в один из боковых туннелей.

— Это Третий радиальный. В том направлении он ведет к центру. Там у нас не живут, а гуляют, отдыхают, меняются вещами. В центре есть просторные залы, а в них сады изумительной красоты. Одно из наших любимых искусств — создание травяных картин.

— Что это такое? — не понял Шемма.

— Травяную картину начинают создавать с сосуда, стоячего или подвесного. Сосуд — это половина картины, — воодушевился монтарв, поясняя приятные для него подробности. — Его вырезают из камня, украшают огранкой, наполняют землей, затем подбирают растения так, чтобы было красиво, и высаживают в эту землю. Потом картину растят и формируют, пока не добьются желаемого вида. У нас часто устраивают выставки травяных картин.

— А это тоже картины? — Шемма указал на растения в боковых желобах туннеля.

— Конечно, нет. Они здесь для освещения. Такие посадки освещают всю центральную часть города. В удаленных туннелях их нет, потому что им нужен постоянный уход, который там трудно обеспечить. Но наша одежда дает достаточно света, чтобы ходить везде.

— Почему ваша одежда светится? — спросил неугомонный табунщик. — Это краска?

— Нет. Некоторые сорта волокнистых растений дают светящиеся волокна, которые сохраняют свечение и после того, как растение засохнет. Подбирая сорта, можно получить разнообразные оттенки. Самые распространенные цвета — серо-голубые. Одежду такого цвета носят многие жители.

— А редкие?

— Желтые и розовые. Одежду из таких волокон выдают за заслуги перед городом.

— У вас ничего не покупают и не продают?

— В этом нет надобности. То, что нужно для жизни, мы вместе производим и вместе используем. Необходимое мы даем каждому.

— Значит, ваша владычица не богаче любого жителя города? — удивился Шемма.

— Я сказал — «необходимое». Владычице принадлежат лучшие плантации Лypa, урожай с которых она распределяет, как считает нужным, — напомнил глава общины. — Это привилегия ее положения. Когда появится новая владычица, кто бы она ни была, она возглавит Первую общину и весь город, а также получит в личное пользование эти плантации.

— Понятно, — сказал Шемма. — Богатство у вас зависит от положения среди других людей.

— Не совсем так, — поправил его монтарв. — Это касается только владычицы. Меня, например, избрали старшим, поэтому я могу распоряжаться имуществом и людьми своей общины. Это не удовольствие, а труд. Если я устану и откажусь от своего положения, община выберет другого. Он возьмет на себя управление хозяйством, а у меня останется только то, что принадлежит лично мне. У нас не так ценится богатство, как почет и уважение жителей города.

— Там, наверху, все по-другому, — заметил Шемма. — Там что мое, то мое.

— Здесь не выжить в одиночку. Здесь живут общинами, и в каждой свое хозяйство и свой очаг. Чем богаче община, тем лучше живут все ее люди. Но, если где-то дела пошли неладно, там помогает владычица, а, если нужно, то и другие общины. Есть и городские работы — постройка туннелей, плантаций, поддержание чистоты в туннелях и шахтах. Каждая община обязана посылать людей на эти работы. Общегородскими делами распоряжается владычица. Она же решает и споры между общинами.

— А если людям не понравится, как ими распоряжаются? — спросил практичный Шемма. — Они могут выбрать другого?

— Люди могут заменить главу общины, но не владычицу. Ее правление является пожизненным и наследственным.

— А советника? — Шемма вспомнил опасного Данура.

— Он помогает владычице. Выбирать и отстранять его — ее право.

За разговором Шемма не заметил, как они оказались в просторном овальном зале, превосходившем по размерам зал Пятой общины. Здесь было светло от обилия растений, которые живописно размещались в каменных вазах, покрытых тончайшей геометрической резьбой, плоских, шаровидных, овальных, стоящих на полу и на подставках, подвешенных на цепочках вдоль украшенных барельефами стен. Кое-где на вьющихся плетях мерцали крупные цветы с полупрозрачными, радужно переливающимися лепестками. Шемма сразу понял, что перед ним — те самые травяные картины, о которых рассказывал его провожатый. Вдоль стен тянулись каменные диваны удобной формы, пол, покрытый толстым тканым ковром светлых оттенков, придавал залу уют и мягкость.

— Мы пришли, — услышал над ухом Шемма, заглядевшийся на окружающее его великолепие. — Это центральный зал Первой общины. Нам сюда.

Глава общины повел Шемму по одному из коридоров, ответвляющихся от овального зала. С обеих сторон коридора встречались короткие проходы, в глубине которых виднелись занавески, служившие здесь дверьми. Свернув в такой проход, провожатый Шеммы вынул из стенной ниши камень, похожий на пест от небольшой ступки, и постучал им в стену. Входная занавеска отодвинулась. Из глубины вышел монтарв, ростом и сложением походивший на Шемму. Но сходство было лишь поверхностным — вместо рыхлой упитанной плоти табунщика, не успевшего в скитаниях растерять накопленный жирок, в теле Пантура чувствовалась крепость гранита, в недрах которого он родился, вырос и прожил долгую жизнь. Да и волосы лурского ученого были не белокурыми, а седыми от времени, будто бы запорошенными древней пылью. Серо-желтые кошачьи глаза с вниманием остановились на человеке сверху.

— Спасибо, Масур, — сказал он главе общины.

Тот ушел. Шемма и Пантур остались вдвоем, молча разглядывая друг друга.

— Это ты знаешь наш язык? — нарушил молчание Пантур.

— Да, — сказал оробевший Шемма.

— Хорошо. Заходи сюда.

Табунщик прошел за дверную занавеску. Внутри не было роскоши центрального зала, к которой подсознательно готовился Шемма. Стол, диван, сиденья, пара лежанок и книги, книги, книги…

— Ты будешь жить здесь, — услышал он голос Пантура.