Узнав, что уттаков возглавит первый военачальник Берсерена, Ромбар тщательно пересмотрел соотношение сил обеих армий. Теперь, когда были точно известны и численность войск подошедшего с юга Донкара, и печальный итог событий в Келанге, однозначно выяснилось, что положение складывается наихудшим образом для защитников Босхана. Если раньше еще можно было надеяться на тактические просчеты Каморры, присутствие Госсара исключало малейшую надежду на ошибки врага в бою. Укрепления, возведенные на подступах к городу, вряд ли могли остановить врага, вчетверо превосходящего по численности объединенную армию южных городов Келады. Это вынудило Ромбара собрать военный совет, куда были приглашены все, кто принимал участие в руководстве войсками.
Вечером к шатру Норрена стали собираться правители и военачальники. Сюда подъехала и Десса с сыном, которого с малых лет приучала к нелегким обязанностям правителя, и Донкар, а с ним его взрослые сыновья, двое из которых командовали отрядами, и предводитель конницы, посланной правителем Тимая. На совет пришел и сам Норрен, которому лекарь на днях разрешил вставать с постели. Правитель Цитиона держался бодро, хотя его бескровное лицо и запавшие щеки свидетельствовали о недавней горячке. Когда все приглашенные собрались и расселись под навесом, установленным у шатра Норрена, Ромбар поднялся с места и в нескольких словах обрисовал положение.
— Мы уже рассматривали осаду Босхана, как возможный вариант развития войны, — подытожил он сообщение. — Обстоятельства указывают, что это — единственно возможный вариант. Я считаю, что в первую очередь нам следует позаботиться об обеспечении нашей жизни в условиях осады.
— Для чего же мы строили укрепления, Ромбар? — проворчал военачальник Дессы. — Чтобы подарить их уттакам?
— Не беспокойтесь, Вастен, они нам пригодятся, — ответил ему Ромбар. — Мы не отступим в город без боя, но отступление нужно организовать так, чтобы наши потери оказались существенно меньше вражеских. Как это сделать, мы решим, когда увидим расстановку сил Каморры.
— Не случится ли так, что Госсар с армией пройдет мимо Босхана на юг, пока мы отсиживаемся за стенами? — поинтересовался Донкар. — Все наши войска здесь, а южные земли остались без защиты.
— Если это случится, мы догоним врага сзади и нанесем ему гораздо больший урон, чем в открытом бою. Но Госсар, к сожалению, никогда не сделает такой глупости, — взгляд Ромбара остановился на сидевшей поблизости правительнице Босхана. — А вы, Десса, что нам скажете о возможности города принять и содержать наши войска?
— Все подготовлено, — ответила Десса. — Горожане извещены о необходимости разместить воинов, запаса провизии и конского корма хватит недели на три… при имеющейся численности войск.
— Хорошо. В войсках есть собственные запасы, да и численность… При бережном расходовании месяца полтора мы продержимся, — вслух прикинул Ромбар. — С завтрашнего дня нужно начать размещение войск в городе, а также переправить туда военные припасы и имущество. Когда разведка известит о приближении уттаков, мы расставим войска по укреплениям.
Никто не оспаривал предложение Ромбара. В последующем обсуждении говорилось только о том, как лучше и быстрее выполнить намеченное. Совет закончился поздно вечером, а наутро весь военный лагерь зашевелился. Ручейки людей и повозок, нагруженных войсковым имуществом, потекли к городским воротам. За один день равнина между Босханом и восточным берегом Тиона опустела, лишь вытоптанная трава напоминала о стоявших здесь войсках. Приняв в себя армию, город закрылся на ночь и уснул, охраняемый стражей у ворот и на стенных башнях.
Спустя два дня в Босхан один за другим стали возвращаться разведчики, высланные навстречу вражеской армии. Из донесений выяснилось, что через сутки первые отряды уттаков появятся у городских стен. Дикари, возглавляемые Госсаром, двигались вдоль восточного берега Тиона, а не западного, как ожидалось, поэтому береговые укрепления оказались ненужными, а северная линия — слишком слабой, чтобы задержать огромное войско. По призыву Дессы горожане с лопатами вышли углублять ров перед насыпью северной линии, а вечером лучники и пешие воины заняли свои позиции вдоль насыпи, где и заночевали, выставив дозорных.
Во второй половине следующего дня стража заметила приближающиеся отряды уттаков. Серая шевелящаяся масса текла вдоль берега, щетинясь каменными секирами, среди которых кое-где поблескивали и бронзовые, захваченные в Келанге. Дикари встали лагерем на расстоянии десяти полетов стрелы от линии укреплений, заполнив долину реки от берега до самых Ционских скал.
Вечером Норрен и Ромбар выехали на укрепления и поднялись на насыпь, чтобы поближе увидеть врага. По всей долине горели костры, затягивая окрестности сизым дымом, торчали сотни шалашей, придававших ей сходство со сжатым, но не убранным полем. На пригорке у самого берега реки возвышался белый шатер с черно-желтым гербом рода Лотварна, окруженный группой походных палаток.
Двое мужчин поначалу стояли молча. Каждый рассматривал открывшуюся картину, обдумывал увиденное, делал прикидки и выводы.
— Их численность втрое больше нашей, Ромбар, — нарушил молчание Норрен.
— Думаю, они стоят и за излучиной, — отозвался тот. — Для нас важно, что расстояние между скалами и берегом не позволит им атаковать одновременно.
— Странно, что они не пошли западным берегом. На этом берегу им нечего есть.
— Госсар предвидел трудности с переправой. С той стороны Тиона мало леса для плотов. Кроме того, я слышал от Вальборна, что голодные уттаки злее дерутся. Наверное, и Госсар это знает.
Норрен вновь перевел взгляд на долину, усеянную уттаками.
— Даже сейчас, когда уттаки здесь, я не могу поверить, что они способны подчиняться чьим-то приказам, выполнять чью-то чужую волю, — сказал он. — Если это магия, как ты утверждаешь, Ромбар, как она действует?
— Как? — переспросил его Ромбар. — Давай вспомним, почему люди бывают рады исполнять чужую волю. Корыстные мотивы отбросим, не все определяется только ими. Представь себе, что уличный нищий надел твою одежду, Норрен.
— Представил, — улыбка, прозвучавшая в голосе Норрена, дополнила его ответ.
— Нам с тобой он смешон, — подтвердил Ромбар. — Но сам он слишком убог, чтобы понять это. Он любуется собой в зеркало и видит, что стал и красив, и велик, почти правитель. Так?
— Может быть.
— А теперь представь себе, как некая личность, слишком мелкая, слабая и невзрачная, чтобы иметь свои цели и свою волю, воодушевляется чужими целями и исполняет чужую волю. Ты, наверное, видел это и сам?
— Видел. Положение такое.
— А для чего ей это нужно? Приняв в себя чужую идею, эта личность кажется себе и незаурядной, и значительной. Бывает, что и время сменилось, и творец забыт, а она все шумит, суетится…
— Но причем тут уттаки, Ромбар?
— Без магии они слишком примитивны даже для того, чтобы воодушевляться чьими-то чужими целями. Зачем им послезавтрашний день, когда есть сегодняшний?! Их головы пусты, но магия Каморры заполняет эту пустоту. Она помогает им подняться до уровня, пригодного для возвеличивания себя путем участия в чужих замыслах, особенно таких, где есть захват и грабеж. Уттаки — это идеальные исполнители, живущие волей своего вождя. В каждом уттаке благодаря магии есть частичка воли Каморры, его жажды власти, неудовлетворенного честолюбия. Они — его меч, его пальцы до тех пор, пока действует магия.
— Ты говорил мне в Цитионе, Ромбар, что эту магию можно уничтожить, — вспомнил Норрен. — Ты знаешь, как это сделать?
— Конкретно — нет. Мы с Альмареном предполагали, что это можно сделать с помощью камней Трех Братьев. Сейчас он ушел на Керн за Красным камнем, а я, как видишь, здесь.
— От него не было никаких известий?
— Нет. Дорого бы я дал, чтобы узнать, как у него дела. — Ромбар нахмурился и устремил взгляд на север, за горизонт, туда, где оставил своего молодого друга. — Знаешь, что меня беспокоит, Норрен — все разведчики утверждают, что Госсар ведет уттаков один, без Каморры. Боюсь, этот босханец всерьез занялся поиском камней.
— Думается мне, что нам не следует слишком уж рассчитывать на твоего приятеля, — высказался Норрен. — Мы с тобой — воины, враг — перед нами. Что мы можем сделать, чтобы получить преимущество? Как предугадать действия врага и помешать ему?
— На месте Госсара я бы не вступил в бой сразу, — подхватил мысль Ромбар. — Я выждал бы несколько дней, пока защитники не устанут сидеть на укреплениях и не ослабят бдительность.
— Ромбар! — неожиданно сказал Норрен. — Разве нам что-нибудь мешает начать бой, когда это нам удобнее?
Ромбар быстро повернулся к нему.
— А ведь ты прав, Норрен. Чего Госсар никак не ожидает, так это того, что мы начнем бой первыми. В этом бою мы не победим, но у нас другая цель. Нам нужно нанести врагу как можно больший урон и отступить в город.
— Когда, по-твоему, лучшее время для нападения?
— Завтра утром. Но вряд ли мы успеем расставить силы.
— Успеем, — твердо заявил Норрен. — Как бы ты спланировал этот бой?
— Сначала нужна вылазка, лучше — внезапная, чтобы втянуть дикарей в стычку до вмешательства Госсара со своей магией. Разгоряченными уттаками наверняка труднее управлять. Затем передовое войско должно отступить к насыпи и заманить дикарей под стрелы наших лучников. Если это удастся, и дикари полезут на укрепления, их следует сдерживать, пока есть силы. Именно здесь я планировал бы поубавить как можно больше уттаков.
— А дальше?
— Нужно вовремя дать сигнал к отступлению, чтобы предотвратить потери в пеших войсках. Конница и клыканы прикроют их отход и внесут свою долю в убавление уттаков. Затем конница уйдет в город, и можно будет подсчитывать наши достижения и потери.
— На словах это выглядит заманчиво… — с сомнением произнес Норрен. — А на деле?
— Если бой пройдет по плану, соотношение сил выровняется в нашу пользу, а насколько — здесь все зависит от мужества воинов и руководства боем. Но любой приказ, отданный неточно или не вовремя, может привести к разгрому наших войск. Конечно, есть риск потерять все, но и выиграть можно немало.
— При таком соотношении сил риск неизбежен, — нотки сомнения исчезли из голоса правителя Цитиона. — Мы должны использовать момент, другого может не представиться.
— Тогда — за дело, — поддержал его Ромбар. — Нам нужно многое успеть до темноты.
Оба быстрым шагом сошли с насыпи, вскочили на коней и поскакали в город.
Утро перед битвой выдалось ясное и по-осеннему холодное. Риссарн встретил его в небольшой лощине к западу от Босхана, где ночью укрылась конница Ромбара. Воины в боевых доспехах, вооруженные пиками и мечами, расселись по склону в ожидании сигнала, кони в кольчужных сетках, прикрывающих шею и грудь, стояли на дне лощины, привязанные к кустарнику. Кое-кто из воинов спал прямо на траве, наверстывая бессонную ночь, но таких было немного. Прочие сидели небольшими группами и односложно переговаривались, а то и попросту молчали вместе, подчиняясь полуосознанной потребности чувствовать рядом товарищей по оружию.
Риссарн сидел рядом с Ромбаром, при мече, в кольчуге и шлеме, как и остальные донники. С дня его появления в лагере они оба жили в одной палатке, а после переселения в Босхан заняли соседние комнаты во дворце Дессы. Ромбар доброжелательно отнесся к другу Альмарена — снабдил оружием и доспехами, сам показал кое-какие приемы боя. Несмотря на это, между новыми знакомыми не возникло тесной дружбы — Ромбар был слишком занят военными делами, а Риссарн целыми днями пропадал на тренировочной площадке, стремясь усердными занятиями наверстать нехватку опыта в обращении с мечом.
Приближалось время, когда передовой отряд должен был спуститься с Ционских скал и напасть на уттакский лагерь. Будь здесь Альмарен, он, наверное, давно засыпал бы Ромбара вопросами, но Риссарн молчал, оставляя право начать разговор на усмотрение своего покровителя и военачальника. Тот внезапно поднялся с земли, повернулся к северу и прислушался к доносившимся оттуда звукам.
— Кажется, началось, — бросил он Риссарну.
Ромбар пошел вверх по склону лощины, Риссарн вскочил и присоединился к нему. Теперь и он слышал улюлюкающие крики разбуженных дикарей, доносящиеся из уттакского лагеря. С верхнего края лощины хорошо просматривалась и равнина между городской стеной и Тионом, до самого моста, и крутой скальный массив к востоку от города, и линия укреплений, на которой пока не было заметно никакого движения. Видимо, передовой отряд, бившийся в уттакском лагере, еще не отступил под защиту лучников.
Шум, доносящийся с места боя, усиливался и расширялся по мере пробуждения врагов. Вскоре стало возможным, не прислушиваясь, определить место сражения — у восточного края долины. Там, упираясь в скалы, проходила линия насыпи, за которой укрывались пешие войска — лучники вперемешку с копейщиками, готовыми отразить штурм укреплений.
Люди на насыпи зашевелились, помогая влезть наверх воинам передового отряда, преследуемого уттаками. Замелькали взятые наизготовку луки и копья, форма воинов Цитиона, Босхана, Кертенка смешалась в единую пеструю, клубящуюся массу. До места, где стояла конница Ромбара, не доносилось ни свиста стрел, ни щелчков спускаемой тетивы, ни лязга оружия — ничего, кроме угрожающего воя разбуженной, разозленной уттакской толпы, лезущей на противника, но безостановочные движения лучников, выпускавших стрелу за стрелой, беготня подносчиков стрел, ритмичные движения спин копейщиков выдавали напряжение схватки.
Солнце ползло вверх по небу, а воины на укреплениях стойко держали оборону, сменяя друг друга на передовой линии. В город и обратно потянулись повозки, перевозившие тяжелораненых. Конники Ромбара все как один наблюдали за сражением, и каждый чувствовал, что близится момент вступления в бой.
— Уттаки стали управляемыми, — заметил Риссарну Ромбар, не упускавший ни единой подробности сражения. — Сначала они кидались на насыпь как попало, а теперь, посмотри, накапливаются в восточном углу долины…
Он скомандовал воинам садиться на коней и первым спустился в лощину к своему Тулану. Выехав наверх, конники увидели, что уттаки сосредоточились на штурме края насыпи, прилегавшего к Ционским скалам. Вскоре дикари заняли восточную часть укреплений, серым языком выплеснувшись в пестрые скопления обороняющихся. Лучники, оставшиеся без прикрытия, побежали по равнине к городским воротам, прочие воины пиками и мечами безуспешно пытались сдержать натиск дикарей. В этот момент с башни городской стены донесся звук серебряного рога Норрена.
Ромбар поднес к губам висевший на груди рог и повторил сигнал, оповещая тимайскую конницу, укрывшуюся под берегом Тиона. Со стороны реки, со стороны скал отозвались рога стоявших в засаде отрядов, давая знать о готовности к атаке. По этой перекличке пешие войска, обороняющие рубеж, разом оставили насыпь и побежали к городу, спеша как можно дальше оторваться от хлынувших следом уттаков. Когда первые из отступавших преодолели половину расстояния до ворот, Ромбар вновь приложит к губам рог, сигналя о начале атаки, затем скомандовал «Вперед!» и пришпорил коня.
Отряд Ромбара единым порывом снялся с места и полетел по равнине, направляясь в центр промежутка между бегущими войсками и преследующими их уттаками. Риссарн, благодаря великолепному коню не отстававший от Ромбара, увидел, как из-под берега реки, будто взметенная ветром, вымахнула легкая тимайская конница и устремилась на врагов с западного края, как из-за Ционских скал вывернулась конница Дессы, преграждая уттакам путь к городу. Одновременно от городской стены отделилось собачье войско — сотня клыканов в блестящих кольчужках, сопровождаемая конными псарями. Боевые псы Кельварна, каждый ростом с теленка, беззвучно понеслись навстречу уттакам и первыми налетели на дикарей, прорвавших защиту у Ционских скал.
Риссарн уже не видел, как вступили в бой тимайцы и конники Дессы — отряд Ромбара столкнулся с уттаками. Мечи остановили дикарей, бегущих первыми, но задние напирали, образуя тесноту и свалку. Жестокое возбуждение битвой охватило мага, придавая силу ударам, заставляя не замечать усталость. Его меч поднимался и опускался, наносил и отбивал удары, вышибал оружие и сносил головы, а враги не убывали. Казалось, за укреплениями, откуда появлялись вражеские силы, бил неиссякаемый источник, порождающий уттаков. Казалось, время замерло, застряло на битве, лишь краешек сознания шептал, что солнце пошло за полдень, да уголок глаза ухватывал, что там, за шеренгой крепко стоящих конников Ромбара, какая-то суматоха в рядах воинов Дессы, что толпа дикарей, умело направляемая невидимой рукой Госсара, теснит тимайскую конницу к Тиону.
Какой-то звук, похожий на голос серебряного рога Норрена, пробился сквозь шум битвы в уши Риссарну. Маг понял, что ему не померещилось от усталости, лишь когда Ромбар, не переставая махать мечом, другой рукой поднес к губам свой рог. Рог Ромбара захрипел, но затем обрел звук, возвещая отступление. Отряд отходил к городским воротам до тех пор, пока Ромбар не скомандовал стоять до сигнала. И вновь сомкнулись ряды, и вновь заработали мечи, обеспечивая отступление тимайской и босханской конницы.
Эта схватка нелегко далась Риссарну. Меч с каждым мгновением тяжелел, а дикари, расхрабрившиеся при виде отступления противника, лезли напролом. Маг с нетерпением отчаяния ловил сигнал, по которому конница Ромбара должна была уйти в город, и наконец, услышал его, но не с городской башни. Ромбар, не дожидаясь команды Норрена, в третий раз затрубил в рог.
Измученная конница во весь опор поскакала к воротам, опережая бегущих сзади уттаков. Едва городские ворота захлопнулись за всадниками, едва прогрохотала опускаемая решетка, как о ворота ударилась беснующаяся толпа дикарей. Камни и отбросы, посыпавшиеся с городской стены, охладили рвение нападавших.
Отряд Ромбара теснился на площади перед воротами до тех пор, пока со стены не сообщили, что уттаки отходят от города. Нервно всхрапывали кони, поводя боками в клочьях пота и крови, лица всадников, почерневшие от усталости, стали неузнаваемыми, затрудняя выяснение того, кто же остался в живых. Риссарн чувствовал, что весь покрыт синяками от пропущенных ударов — кольчуга спасала от ран, но не от ушибов. Он осмотрел коня и убедился, что тот уцелел, если не считать двух-трех царапин. Ромбар распустил отряд и пошел на смотровую башню, где еще оставался Норрен, следивший с нее за ходом боя.
Поднявшись на башню, Ромбар увидел правителя Цитиона стоящим у ограждения и увлеченно разговаривающим со Скампадой, оказавшимся здесь же. Увидев Ромбара, Норрен обрадованно шагнул к нему навстречу.
— Я ждал тебя, Ромбар, — сказал он. — Я знал, что ты придешь сюда.
— Сто аспидов, Норрен! — раздраженно высказался Ромбар. — Я ждал сигнала, пока у нас оставалась хоть малейшая возможность сдерживать уттаков, но так и не дождался! Конечно, конницу трудно содержать в условиях осады, но это еще не повод, чтобы избавляться от нее таким способом!
— Не сердись, Ромбар, — остановил его Норрен. — Как твой друг ни уговаривал меня дать сигнал, я был вынужден задержать вас в бою.
— Мой друг?
— Да, Скампада.
— Кто?!
— Скампада. Уттаки окружили тимайскую конницу, и я думал, что пока вы сражаетесь, у них есть надежда выбраться из окружения.
— Тимайцы остались там? — переменился в лице Ромбар.
— К счастью, обошлось. Ваше поспешное отступление отвлекло большую часть уттаков. Тимайцы опрокинули остальных и сумели прорваться к южным воротам.
Ромбар облегченно перевел дух.
— А как другие войска? — спросил он.
— Потери есть везде, но не больше, чем мы предполагали. На укреплениях блестяще сделали свое дело — ров перед насыпью буквально завален уттаками. Вот посмотри… — Норрен указал рукой в направлении вражеского лагеря.
Некоторое время Ромбар разглядывал сверху место битвы — опустевшие, заваленные трупами укрепления, равнину, покрытую телами уттаков вперемешку с людьми и лошадьми.
— Да, их потери значительны, как мы и надеялись, — подтвердил он, завершив осмотр. — Жаль, что мы не можем похоронить своих убитых.
— У нас будет много хлопот и с ранеными, — напомнил ему Норрен. — Когда уттаки угомонятся, я вышлю отряд, чтобы подобрали тех, кто еще жив. Мне показалось, что ранена Десса — когда она вводила конницу в город, ее правая рука висела как неживая.
— Ты послал к ней справиться о здоровье?
— Не успел.
— Скампада! — Ромбар наконец обратил внимание на стоявшего рядом сына первого министра. — Будь добр, узнай, как здоровье ее величества.
Скампада отправился выполнять поручение. У выхода на лестницу его чуть не свалил с ног стражник, торопившийся к Норрену с докладом.
— Я от южных ворот, ваше величество! — доложился стражник.
— Тимайская конница успела войти в город? — спросил его Норрен. — Ворота закрыты?
— Все закрыто, и решетка опущена, — подтвердил стражник. — Вместе с конницей в город въехал какой-то господин, он требует немедленной встречи с вами. Говорит, что позавчера утром выехал из Цитиона.
— Позавчера! — удивился Норрен.
— Он сказал, что ему нужно? — спросил у стражника Ромбар.
— Нет.
— А кто он такой?
— Не знаю. Но сердитый — жуть! С ним двое слуг и мальчонка-паж. Видать, не любит стеснять себя в дороге.
— Придется принять, — взглянул на Ромбара Норрен. — Человек спешил, значит, дело срочное.
— Приведите его сюда, — приказал он стражнику.
Вид места битвы, открывавшийся с башни, позволял оценить потери обеих сторон. Ромбар и Норрен, забыв о приезжем, занялись подсчетами и установили, что на каждого убитого воина приходится по шесть-семь уттаков.
— Соотношение сил выровнялось, как мы и рассчитывали, — в голосе Ромбара слышалась скорее озабоченность, чем радость. — Теперь их не вчетверо, а втрое больше, но все равно их слишком много. На этот раз нам повезло, мы застали Госсара врасплох. Не думаю, что нам удастся перехитрить его еще раз.
— Не говори так, брат, — поморщился Норрен. — Накличешь поражение, чего доброго. Теперь я вижу, что численный перевес уттаков ничего не значил бы, если бы не магия. В начале сражения они были разъяренным сбродом, бестолково бросающимся под копья и стрелы, но к середине битвы этот сброд на моих глазах превратился в организованное, четко действующее войско. Убрать бы влияние Госсара — тогда мы и не заметили бы, что дикарей втрое больше.
— Ваше величество? — голос, раздавшийся сзади, был негромок, но заставлял мгновенно прислушаться. Правитель Цитиона обернулся на звук, отметив про себя, что трудно не подчиниться приказу, произнесенному таким голосом.
Человек в запыленной одежде, появившийся у выхода на лестницу, был немолод, невысок ростом и имел неприятную привычку сверлить собеседника взглядом. Он приветствовал Норрена коротким кивком, который при желаний можно было расценить как оскорбительный, и, не дожидаясь приглашения, пошел навстречу правителю. Лицо приезжего показалось Норрену знакомым, он недоуменно рассматривал идущего к нему человека, пытаясь вспомнить, где же встречался с ним прежде.
— Равенор?! — восклицание Ромбара напомнило Норрену, что, действительно, этот человек иногда появлялся у него во дворце много лет назад. В последние годы знаменитый маг не покидал своего жилища, поэтому мало кто в Цитионе помнил его в лицо.
— Вы здесь, Магистр, — отметил вслух Равенор. — Мое сообщение впрямую касается и вас. Скажите мне, где сейчас ваш друг?
— У вас есть известие об Альмарене?! — вскинулся Ромбар.
Равенор оставил без внимания встречный вопрос Ромбара.
— Тогда скажите, что ваш друг собирался делать, когда вы виделись с ним в последний раз? — продолжил он.
— Он ушел на Керн за Красным камнем. — Ромбар был слишком заинтересован в затронутой теме, чтобы возмутиться манерой мага вести беседу. — Он сообщил вам что-нибудь?
— Хочу вас обрадовать, Магистр, — сказал тот. — Альмарен нашел Красный камень…
— Нашел?! Где он?!
— …более того, он нашел и Желтый камень. Хорошая новость, хотя одна она не стоила бы того, чтобы я оставил дела и за два дня добрался из Цитиона в Босхан.
Ромбар, поглощенный важной вестью, не вставил ни слова. Маг воспринял молчание собеседника как должное.
— Я приехал сообщить, что дело требует немедленного вмешательства. Полагаю, вы поддержите меня, Магистр, — добавил он.
— Что у вас за дело, Равенор? — поинтересовался Норрен, до сих пор молча слушавший обоих. — Не будете ли вы так любезны посвятить в него и меня?
— Именно вас, — внимание Равенора, а вместе с ним и его острый, впивающийся взгляд переместились на правителя Цитиона. — Именно вы располагаете возможностью повернуть ход событий в нашу пользу. Каморра преследует Альмарена, юноше нужна помощь. Наверное, хватит полусотни человек. Это войско должно как можно скорее прийти на Белый алтарь.
Равенор замолчал, видимо, решив, что высказал все необходимое. Установилась пауза, в течение которой оба его собеседника пытались уяснить, что означают эти скудные сведения.
— Объясните подробнее, Равенор, — произнес наконец Норрен. — Что произошло с Альмареном?
— Я знаю, что у него есть два камня — Красный и Желтый, — повторил маг. — Я знаю, что с ним трое мужчин и женщина, что все они идут по огромной пещере и этим путем надеются попасть на Белый алтарь. Я знаю, что Каморра в этой же пещере. Он гонится за ними с двумя десятками уттаков. Это все, что я знаю. Этого достаточно, чтобы понять опасность и попытаться выручить и камни, и вашего друга.
— Как вы узнали это?
— От вашей дочери. Ей приснился вещий сон, она пришла и рассказала его мне.
— Это невозможно.
— Почему невозможно? Спросите у нее самой.
Равенор посторонился, пропуская вперед мальчика-пажа, и снял с него шапку. Норрен, не веря своим глазам, увидел собственную дочь.
— Отец?! — умоляюще воскликнула девочка.
— Дочка!
Фирелла, уловив теплое чувство в глазах, в голосе отца, повисла у него на шее. Тот погладил дочь по волосам, как, бывало, гладил, провожая ее ко сну, и строго спросил Равенора:
— Почему она здесь, с вами?
— У вашей дочери есть способности к ясновидению. Она увидела то, что я вам рассказал. Когда я собрался ехать, она попросилась со мной, сказала, что ее способности могут пригодиться. Я счел это разумным и согласился взять ее в поездку.
— Но как ее отпустила мать?
— Этого не потребовалось. Фирелла ушла самостоятельно.
— Тайком, то есть?
— Можно сказать, что так. Она вполне взрослая девочка.
— Взрослая?! Вы потащили двенадцатилетнего ребенка в такую дорогу? У нее мокрые ноги, она может заболеть!
— Мне скоро тринадцать, — жалобно откликнулась Фирелла, но на ее слова не обратили внимания.
— Как им не быть мокрыми, если мы переправлялись через Тион вплавь? — обронил Равенор. — У моста была такая драка, что не проедешь.
— Ко всему прочему, вы чуть не завезли ее в битву… Вы просто безумец, Равенор!!
— Ладно, Норрен. — Ромбар предпринял попытку успокоить разгневанного отца. — Все обошлось, девчушка цела и невредима. А дело и впрямь чрезвычайное…
— И как ее оставлять здесь, в осажденном городе?!
— Я предполагал, что она поедет со мной на Белый алтарь, — заметил в ответ Равенор.
— Можете сразу забыть ваше предположение, — отрезал Норрен.
— Я поеду с ним, отец? — отозвалась Фирелла.
— Не говори глупостей. А вы, Равенор, впредь постарайтесь обходиться без таких помощников. — Немного успокоившись, правитель вспомнил о причине приезда мага. — Ромбар, как ты считаешь, есть смысл последовать совету этого… знатока магии?
— Это необходимо сделать, и как можно быстрее, — с убежденностью ответил Ромбар.
— У нас есть возможность послать войско на Белый алтарь?
— Я поведу туда свою конницу. В осаде от нее мало пользы и много забот. Оборона города не ослабеет без конников.
— Ты покидаешь армию, когда дела в таком положении? — правитель Цитиона не скрыл своего беспокойства. — Мне будет не хватать тебя, Ромбар.
— Видимость не всегда совпадает с подлинным положением дел, — возразил Ромбар. — Есть у меня предчувствие, что главное совершается не здесь, а там.
— С вами можно иметь дело, Магистр. — одобрил Равенор. — Когда мы выезжаем?
— Завтра утром, — ответил ему Ромбар. — Сегодняшняя битва была нелегкой, воинам нужен отдых.
— В нашем распоряжении пять дней, не больше, — напомнил маг. — Они говорили о неделе срока, а это было три дня назад.
— За неделю нельзя доехать до Белого алтаря, — заметил Норрен, не слишком желавший отпускать и войско, и военачальника. — Ваша поездка будет напрасной.
— Должен быть короткий путь, прямо через Ционские скалы, — сказал ему Равенор. — Я с самого начала предполагал, что войско пойдет именно этим путем. Конечно, нужно взять проводника, кого-нибудь из местных.
— Что ж, отправляйтесь, — дал согласие Норрен. — Советовать не буду, Ромбар, я уверен, что ты лучше меня распорядишься и сборами, и отъездом. Приказывай моим именем, если потребуется. Я с надеждой буду ждать твоего возвращения.
— Я немедленно займусь сборами, — сосредоточенный вид Ромбара говорил, что в его голове уже складывается план действий, оформляясь в приказы. — Равенор, вы пойдете со мной.
— А я?! — подала голос притихшая было Фирелла.
— Ума не приложу, что с ней делать, Ромбар, — озабоченно сказал Норрен. — Ты тоже понимаешь, как мало у нас шансов удержать город. Я не хочу, чтобы моя дочь разделила нашу участь.
— Отправь ее назад, в Цитион, — посоветовал тот.
— Но с кем? Я не могу отправить Фиреллу со слугами — дорога стала слишком опасной. Единственно кому я мог бы ее доверить — это тебе.
Внезапная догадка мелькнула во взгляде Ромбара.
— Я знаю человека, который справится с таким поручением, — он подозвал стражника, стоящего у выхода на лестницу.
— Пригласите сюда Скампаду, — потребовал Ромбар.
В Оккаде никогда не бывало плохих урожаев. Даже в нынешнее засушливое лето хлеб уродился и вызрел, ветви яблонь ломились от плодов, а на грядках красовались толстые, как бочонки, тыквы и отборные корнеплоды. Сейчас, ранней осенью, зерно кое-где еще стояло в скирдах, а о заготовке овощей на зиму можно было и не вспоминать. Несмотря на это, Суарен созвал жителей села и предложил немедленно начать сбор урожая.
За каких-нибудь три дня большая часть урожая была снята, но не убрана в погреба и амбары, а сложена в мешки и подготовлена для перевозки. Едва уборка закончилась, как из Келанги, подтверждая опасения магистра, появились первые беженцы. Они приходили в течение нескольких дней, создав массу хлопот местным жителям. Известие о гибели правителя Келанги не нашло сочувствующих, зато несчастье, постигшее крупнейший город на острове, никого не оставило равнодушным. Беженцев приютили и накормили, но всем было ясно, что недалек день, когда и в Оккаде появятся безжалостные толпы дикарей.
Магистр пригласил на совет своих помощников, сельского старосту, а также Вальборна и Лаункара. Посовещавшись, они составили план как обороны, так и отступления, а наутро каждый занялся порученным делом. В горы потянулись вереницы жителей, ведущих в поводу лошадей, нагруженных вещами и провизией. Маги, разделившись по двое, уносили в огромных корзинах, подвешенных на палку, содержимое хранилища магических книг. Вальборн выслал группу воинов в дальнюю разведку по направлению к Келанге, чтобы заранее узнать о приближении врага, и начал формирование военных отрядов из местных жителей и беженцев.
Вечером Вальборн пришел к магистру обсудить итоги истекшего дня. Суарен указал ему на высокое кресло, стоявшее у окна, распорядился принести ужин и переставил на стол подставку со светлячком Феникса. Спокойное, доброжелательное лицо магистра, его плавная, экономная манера двигаться, да и обстановка — мягкие кресла, шкаф из светлого дерева, отделанный неброской резьбой, многоцветная циновка из крашеного исселя, устилающая пол — все вместе взятое расположило Вальборна к долгой, неторопливой беседе, отодвигая за стены комнаты дневную суету. Суарен опустился в кресло, прикрыл глаза, настраиваясь на общение, затем выжидательно взглянул на гостя.
— Местные жители порадовали меня, — сообщил ему Вальборн. — У каждого есть лук, и каждый владеет им не хуже моих воинов.
— Ваших лучших воинов, — уточнил Суарен. — Изготовление луков — традиционный оккадский промысел, а стрельба из лука — традиционное развлечение.
— Это внушает надежду. К моим трем сотням добавляется еще полторы сотни отличных лучников. Среди беженцев наберется еще сотня боеспособных людей, но я не представляю, чём их можно вооружить, кроме дубинок.
— Я бы посоветовал переделать топоры в секиры, насадив их на длинные топорища, — заметил Суарен. — Завтра я предложу это старосте.
— Замечательно, магистр, — обрадовался Вальборн. — Конечно, лучше уж такие секиры, чем дубинки. Я сомневаюсь, что сюда придет большое войско — вряд ли Каморра считает, что у нас есть силы для сопротивления.
— Вы хотите принять бой? — по лицу магистра было невозможно установить, одобряет ли он это намерение.
— Знаете, о чем я думаю, Суарен? — Вальборн сел на краешек кресла, подвинувшись поближе к магистру. — Если мы разобьем войско, присланное Каморрой в Оккаду, путь на Келангу будет свободен. Я убежден, что основные силы врага уйдут в Босхан, оставив город незащищенным.
— Смелый план, — во взгляде Суарена засветился интерес. — А если враг добьется победы под Босханом?
— Не вижу, чем такое положение хуже того, в котором мы окажемся, отступив сразу.
— Мне нравится ваш план, — сказал магистр после некоторого раздумья. — Я призову людей к сопротивлению, а не к бегству. Уттаки, я полагаю, не застанут нас врасплох?
— Разведка сообщит нам о приближении уттаков за два дня до их появления. Тогда, узнав численность врага, мы примем окончательное решение.
— Женщин и детей я в любом случае отошлю в скалы.
— Там есть какие-то убежища? — спросил Вальборн. — Мне трудно поверить, что знаменитая библиотека Зеленого алтаря оставлена под открытым небом.
— Неподалеку отсюда, на южном склоне Оккадского нагорья, есть заброшенный пещерный город, — ответил ему Суарен. — Этот город опустел очень давно. Наверное, и при Кельварне он выглядел так же, как и сейчас.
— Кто жил в этом городе?
— Неизвестно. Там не осталось никаких следов прежних жильцов. Город достаточно велик, чтобы вместить наших людей, и достаточно неприступен, чтобы выдержать нападение врага… в разумных пределах, конечно. В прошлом уттаки населяли весь остров, и хозяевам города, по-видимому, постоянно приходилось защищаться от них.
В дверь постучали.
— Войдите! — откликнулся на стук Суарен.
В комнату вошла юная темноволосая девушка с подносом в руках, Вальборн вспомнил, где и когда видел ее прежде. Это была та самая девушка, которая заметила на Госсаре белый диск.
— Кера? — строго спросил Суарен. — Почему ты с ужином?
— Кухарка попросила меня помочь, — взгляд Керы забегал по комнате, прячась от испытывающего внимания магистра, метнулся на пол, на стену, задел окно, остро и быстро скользнул по Вальборну и, наконец, уперся в поднос.
Кера подошла к столу и с подчеркнутой грацией принялась расставлять на нем тарелки, кружки, кувшин с питьем. Суарен замолчал, дожидаясь ее ухода. Вальборн с ленивым удовольствием разглядывал девушку, ее блестящие карие глаза, смуглые щеки, тесную кофточку, обтягивавшую ладную, аппетитную фигурку. Когда Кера ушла, магистр неодобрительно покачал головой.
— Такая вертушка… и слишком уж любопытна, — пожаловался он гостю. — Она еще задаст мне хлопот…
— Но хорошенькая… — добавил Вальборн. — Кто ее родители?
— Никто. Она — подкидыш. Малышкой она воспитывалась в одной из местных семей, затем подросла и перебралась сюда, на алтарь. Я несколько раз отсылал ее к приемным родителям, но безуспешно. Как говорится, гони ее в дверь — войдет в окно.
— С норовом, значит?
— Еще с каким… присаживайтесь к столу, Вальборн.
За ужином, за разговором они забыли о Кере. Но позднее, когда магистр провожал гостя, освещая темный коридор светлячком Феникса на фигурной подставке, из бокового коридора выскочила спешившая куда-то девушка и с разгона налетела на Вальборна.
— Ах!
Совсем близко Вальборн увидел лицо Керы, ее горящие глаза. Руки девушки уперлись в его грудь, он почувствовал тепло ее тела, ее беспокойное, быстрое дыхание.
— Ах, простите, мне так неловко… — замурлыкала Кера, не сводя с Вальборна взгляда, в котором было что угодно, но только не смущение.
«Могла бы и отодвинуться, а потом уж извиняться, — подумал ошарашенный Вальборн, чувствуя в темноте, как запылало его лицо. — И что это я краснею? Разве это я налетел на нее?»
— Ничего, пустяки… — пробормотал он вслух.
— Так вы не сердитесь на меня? — не отпускала его девушка.
— Нет-нет, за что тут сердиться…
— Я так спешила, что не заметила…
— Кера! — возмущенно одернул ее Суарен.
Девушка, стрельнув глазами в магистра, мгновенно оставила Вальборна и скрылась в коридоре.
— Бесстыдница! — слова Суарена пропали даром — Керы уже не было поблизости. — Я завтра же выгоню ее с алтаря!
— Зачем же так, Суарен, это случайность… — заступился за девушку Вальборн, впрочем, ненастойчиво.
Они спустились по лестнице и высоли на улицу, где поздний вечер стремительно превращался в темную осеннюю ночь.
— Возьмите светлячок, Вальборн, уже темно, — предложил магистр.
— Здесь недалеко, — отказался тот и, попрощавшись, пошел на берег Тиона, туда, где стояло войско.
Вальборн прошел полдороги, когда Оккаду накрыла ночная тьма. Оставшуюся часть пути он добирался почти наощупь, с трудом отыскивая едва заметную тропинку и досадливо встряхивая головой, чтобы отогнать завязший в ушах мурлыкающий голосок.
«Ах, простите, мне так неловко…»
В последующие дни Вальборн побывал в заброшенном городе, где было припрятано имущество и припасы, проехал вверх и вниз по берегу Тиона, но главное внимание он уделил участку дороги в Келангу, примыкавшему к выходу из Оккадской долины. Понимая, что бой состоится на подходе к селу, Вальборн искал место для расстановки войск и никак не мог выбрать удобную позицию. Он приглашал с собой Лаункара, чтобы обсудить очередной сомнительный вариант, но старый воин каждый раз неодобрительно крутил головой — не то.
Проезжая по селу или возвращаясь в военный лагерь, Вальборн неизменно встречал Керу, как бы невзначай оказывавшуюся у него на пути. Кера целыми днями кружила у лагеря, будто молодая щучка, примеривающаяся, с какого края лучше ухватить крупную, не по зубам, добычу. Она презрительным молчанием отвечала на шуточки и заигрывания воинов, наблюдала и выжидала, наблюдала и выжидала, считая, по-видимому, что упорство — сила, способная повернуть ход судьбы в нужном направлении. Вальборн без труда догадался, что девушка преследует его, и сердито подавлял в себе берущееся неизвестно откуда беспокойство.
Помимо Керы, другие дела беспокойства Вальборну не внушали. Беженцы из Келанги получили топоры на длинных палках, гордо именуемые секирами, и теперь учились сражаться ими под руководством опытных воинов, пещерный город в случае нужды мог служить надежным укрытием от уттаков, не любивших появляться в скалах. Мысли о приближении врага вызывали у правителя Бетлинка не тревогу, а спокойное, расчетливое стремление помериться силами и, конечно же, победить.
Как-то днем, когда в лагере обедали, шум, донесшийся с южного края села, поднял воинов на ноги. Уклон местности позволял видеть прямо из лагеря, что жители села выбегают навстречу какой-то процессии, огибающей западный склон долины. К западу от Оккады засушливая Сеханская равнина вплотную примыкала к нагорью, поэтому те края оставались безлюдными. Вальборн подумал, что группа сельчан возвращается из дальней поездки за рудой или горючим камнем, но все же прицепил к поясу меч, позвал воинов и поспешил на шум.
К селу медленно приближались шесть тяжело нагруженных подвод. Их сопровождали десятка полтора мужчин, обветренных, суровых и молчаливых, чем-то похожих друг на друга. Впереди, вздернув подбородок и радостно поблескивая подвижными, сощуренными от солнца глазами, вышагивал сухонький, седенький старичок. Подойдя к околице, он победно оглядел скопившуюся там толпу и спросил:
— Это Оккада?
— Оккада, Оккада… — ответило сразу несколько голосов.
Старичок жестом остановил подводы и провозгласил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Ну, что?! Говорил, что доберемся, и ведь добрались. А южным путем? Были бы сейчас у Кертенка, не ближе!
— Кто вы такие? — спросил Вальборн, подойдя к старичку.
Тот был слитком счастлив, чтобы заметить недоверчивую настороженность в голосе Вальборна.
— Мы с Красного алтаря, — с охотой ответил он. — Обоз с оружием. Мы пересекли Сехан напрямик, чтобы поскорее попасть в Келангу. Теперь и недели не пройдет, как мы будем на месте.
Вальборн понял, что перед ним обоз, о котором говорил Магистр.
— Оружие! — обрадовался он. — Мечи Грифона!
— Сто пятьдесят шесть мечей, девяносто два щита, двадцать семь кольчуг, — сообщил старичок, — Сам считал. Лезвия смазаны жиром от сырости, да вот, пока мы шли, не только дождем не капнуло — роса ни разу не выпала, — он окинул взглядом долину. — Хорошая здесь трава, высокая… а там, на равнине все выгорело. Пожалуй, мы остановимся у вас до завтрашнего утра. Где здесь можно встать на ночь?
— Вам незачем ехать в Келангу. — Вальборну было ясно, что приезжие ничего не знают о последних событиях на острове. — В Келанге — Каморра.
— Каморра? — подвижное лицо старичка на мгновение замерло. — Мы все-таки опоздали!
— Я бы так не сказал, — утешил его Вальборн. — Здесь со дня на день появятся уттаки, а у нас не хватает оружия.
— Вы руководите здешним войском? — старичок кинул взгляд на стоявших позади Вальборна воинов.
— Да. Я — Вальборн, правитель Бетлинка.
— Бетлинка? Ах да, понятно… А я Синатта, маг. Видно, пока мы шли по Сехану, жизнь тоже не стояла на месте.
— Да, мы не скучали, — согласился Вальборн. — Нам нужно вооружить беженцев из Келанги. Это будет наилучшим применением вашему грузу.
— Мы это обсудим, но сначала я узнаю все подробности. Кроме того, я хотел бы повидаться с магистром ордена Феникса.
— Разумеется. Обоз можете поставить около нашего лагеря. Идемте, я покажу вам место.
Синатта скомандовал обозу следовать за ним и пошел с Вальборном на берег Тиона, без умолку расспрашивая своего провожатого о последних военных событиях.
— Давно вы выехали из Тира? — спросил в свою очередь Вальборн.
— Месяц назад, — ответил Синатта и тут же уточнил: — Месяц и три дня. Мы отправились, как обычно, через перевал, оттуда — до Каяна и затем вдоль Ризы, а там свернули в Оккаду, не доезжая до Тимая. Две недели мы пересекали Сехан, и вчера, наконец, увидели горы. Ну, думаем, дошли, а ведь нелегко приходилось…
Синатта замолчал, припоминая трудности пройденного пути.
— Как вы находили воду в Сехане? — не мог не поинтересоваться Вальборн. — В этом году даже в наших краях невозможная сушь.
— Раза два нам, и впрямь, попадались источники. Но мы не дошли бы, если бы не этот жезл. Десять ведер воды на каждой стоянке, и, кроме того, нить жезла указывала направление на Зеленый алтарь. — Синатта достал из-за пазухи светло-зеленый жезл Феникса и продемонстрировал Вальборну. — Теперь я, пожалуй, заслуживаю посвящения в маги ордена Феникса, — весело добавил он.
Разместив обоз, Вальборн и Синатта пошли к магистру. Под вечер, когда они возвращались в лагерь, старичок сообщил свое решение, впрочем, очевидное правителю Бетлинка — отдать оружие оккадскому войску. В обозе он указал своим спутникам на Вальборна, как на того, кто будет распоряжаться раздачей оружия.
— Где у вас мечи? — спросил Вальборн.
Возница, уже немолодой, поджарый мужчина, отбросил с подводы кожаную накидку, полностью прикрывавшую груз. На подводе лежала груда мечей, тускло поблескивающих голубизной сплава, секрет которого был известен только в тирских кузницах. Пока Вальборн любовался лучшим на Келаде оружием, возница молча вытащил один из мечей и так же молча сделал несколько боевых выпадов, показывая оружие в деле. Глядя, как тирский маг управляется с мечом, казалось, превратившимся в продолжение его руки, Вальборн понял, что оккадская защита получила не только оружие, но и полтора десятка великолепных воинов.
— Взгляните-ка сюда, ваша светлость! — отвлек его Синатта. — Как вам понравится этот меч?
Вальборну хватило короткого взгляда на отливающее голубизной лезвие, на зеленоватую эфилемовую рукоять с выемками для пальцев, заканчивающуюся серебряной головой грифона, чтобы догадаться, что перед ним един из тех мечей, которые Магистр называл достойными руки правителя.
— Мастерская работа, — одобрил он, не сводя глаз с меча.
— А лезвие какое! — Синатта провел пальцами по мечу. — Разве только камень не рубит! Прошлой осенью делали, не на войну, на продажу. Возьмите его, ваша светлость.
Вальборн принял из рук Синатты меч, осмотрел лезвие, затем отступил в сторону и размахнулся будто желая снести голову невидимому врагу. Меч с легким жужжанием рассек воздух.
— Спасибо, Синатта, — поблагодарил Вальборн. — Что я за него должен?
— Сто уттакских голов, не меньше.
— Что ж, постараюсь. Думаю, не пройдет и недели, как я отдам долг, — без улыбки ответил Вальборн. — Оружие раздадим сегодня же. Пусть воины привыкнут к нему до битвы.
До позднего вечера у тирских подвод толпились воины, выбирая мечи и щиты. А на следующий день в лагерь вернулись разведчики с сообщением, что две тысячи уттаков вышли из Келанги в Оккаду. Вальборн позвал своего военачальника, чтобы обсудить новость.
— Сюда идут только две тысячи уттаков, — сообщил он Лаункару, сдерживая радостное возбуждение. — На каждого из наших воинов придется по три уттака, и вооружены мы лучше. Что ты об этом скажешь?
— Я скажу, что это либо ошибка врагов, либо ловушка, — как всегда, сдержанно ответил Лаункар. — Если верно первое, нам повезло. Но если… — он не докончил фразы.
— Мы должны учитывать и второе, — согласился с ним Вальборн. — На ловушку можно ответить ловушкой. Как ты смотришь на то, чтобы выйти с войском навстречу уттакам? Мы выберем место для засады и нападем на них внезапно.
Полководец долго не отвечал, обдумывая слова своего правителя.
— Что ты молчишь, Лаункар? — нетерпеливо спросил тот.
— Я вспоминаю дорогу из Келанги в Оккаду. В полудне пути отсюда есть хорошее место для засады. Там дорога идет через широкую открытую лощину, а затем поднимается на холм, покрытый лесом. В этом-то лесу мы и могли бы подождать уттаков. Если войско выступит немедленно, к вечеру оно будет на месте.
— Хорошо, — Вальборн с полуслова понял военачальника. — Да, еще вот что — уттаков ведет человек, у которого на груди, на цепочке, есть амулет — белый диск.
Амулет заставляет уттаков подчиняться своему вождю и действовать совместно. Если в битве не я, а ты встретишься с этим человеком и убьешь его, позаботься, чтобы диск не попал к уттакам. Возьми этот амулет для меня, я попробую применить его позже… что ты молчишь, Лаункар?
— Диск не попадет к уттакам, — ответил военачальник.
— Хорошо, — повторил Вальборн. — Объявляй выступление.
Глядя на воинов, споро и весело собирающихся в поход, можно было сказать, что боевой дух войска — не пустое понятие. Все знали, что силы врага невелики, и каждый, от опытного воина до юнца из Келанги, предчувствовал возможность пусть временной, но победы. Воины выстроились на дороге, ведущей в Келангу, Вальборн отделил половину конников Лаункару и поставил в конец войска, а сам возглавил колонну.
Вечером войско остановилось на ночлег на берегу Тиона, немного не дойдя до выбранной военачальником лощины. Вальборн и Лаункар выехали на предполагаемое место боя и определили расстановку войск. Позиция, действительно, была удобной для внезапного нападения. Враг, спустившись с противоположной стороны лощины, оказывался на открытом месте, тогда как засаду до последнего момента скрывали лесные заросли, да и уклон лощины давал преимущество оккадскому войску.
Обычно уттакская армия двигалась медленно из-за непривычки к совместным переходам, но ожидаемое войско было небольшим и могло подойти раньше, чем предполагалось, поэтому Вальборн с утра расставил засаду. Вдоль всей опушки он расположил цепь лучников, в центре атаки поставил воинов, проверенных еще в битве за Оранжевый алтарь, а по краям, рядом с конниками — ополченцев из Келанги. Несколько человек выехали дозором навстречу уттакам, чтобы своевременно сообщить о приближении врага. Потянулось ожидание.
Время шло к вечеру, когда дозорные сообщили о приближении уттаков. Войско Вальборна, разморенное долгим бездельем, насторожилось и приготовилось к бою. Вскоре на дальнем склоне лощины показались дикари, бредущие прямо по траве, без дороги. Всадник, следовавший в гуще уттакской толпы, по всей видимости, был вожаком.
Дикари пересекли лощину и стали подниматься вверх по склону, навстречу ожидавшему в засаде войску. Когда они оказались в двух десятках шагов от опушки леса, из кустов свистнули стрелы. Передовые уттаки попадали, остальные бестолково засуетились. Лучники успели сделать несколько выстрелов, уложив первые ряды врагов до того, как вожак приказал дикарям атаковать. Уттаки, подхваченные неслышной командой белого диска, единой массой устремились в лес, невзирая на сыплющиеся оттуда стрелы.
У самой опушки их встретили мечи воинов Вальборна, мечи Грифона, с одинаковой легкостью срубавшие древки секир и сносившие уттакские головы. С краев дикарей окружили ополченцы, сзади с двух сторон налетели конники, возглавляемые Вальборном и Лаункаром, замыкая врагов в кольцо. Даже безумная храбрость подстрекаемых диском дикарей не превозмогала невыгодное положение, в котором они оказались. Вражеское войско таяло на глазах. Каждый удар меча Вальборна уносил уттака, правитель пробивался к вражескому вожаку, помня слова Ромбара о том, что без подчинения диску дикари становятся беспорядочной, неуправляемой толпой. Однако, Лаункар, оказавшийся ближе, первым схватился с вожаком и без долгих усилий свалил его с коня.
С гибелью вожака дикари утратили боевую настырность и заметались в поисках пути к бегству. Битва превратилась в избиение и вскоре закончилась, так как в живых не осталось ни одного уттака. Воины радостными криками встретили окончание боя, из леса выбежали лучники и присоединились к ним. Все войско, по старой традиции, приветствовало своего правителя, вскинув оружие. Вальборн вскинул в ответ меч и поздравил воинов с победой.
— Мы победили, Лаункар! — обернулся он к полководцу.
— Да, ваша светлость, — в глазах Лаункара отгорал азарт недавней битвы. — Каморра недооценил нас. Сейчас мне верится, что эта победа не последняя. Посмотрите — и им тоже!
Он указал на воинов, радостно хлопающих друг друга по плечам.
— Завтрашний день мы проведем в Оккаде, — мысли Вальборна устремились к будущему. — Нужно пристроить раненых и собраться для похода на Келангу. Ты снял с вожака белый диск?
— Да.
— Давай его мне.
— Я разбил его.
— Как ты небрежен! — упрекнул военачальника Вальборн. — Мог бы и поосторожнее…
— Я нарочно разбил его, — в голосе Лаункара прозвучал вызов, указывавший, что возражения бесполезны. — Именно из осторожности. Я — старый воин и на опыте знаю, что оружие врага всегда подводит в решающий момент. Оно вам ни к чему, ваша светлость.
Вальборн нахмурился, затем задумался.
— Что ж, может быть, ты и прав, — неохотно согласился он.
Лаункар промолчал, видимо, считая дело не стоящим обсуждения, и тронул коня.
Остаток дня прошел в заботах о раненых и оказании последних почестей убитым. Жертв было немного, и даже похороны товарищей лишь ненадолго омрачили общее настроение. Следующим утром войско снялось со стоянки, а к полудню вернулось в Оккаду, обрадовав жителей известием о легкой победе. Все население Зеленого алтаря с восторгом приветствовало Вальборна — героя, защитника, победителя — и его доблестное войско. Теперь можно было не прятаться в скалах, оставив дома и земли на разграбление врагу, и хотелось надеяться, что это надолго, или даже навсегда.
Сельский староста, узнав намерения Вальборна, распорядился обеспечить войско всем необходимым для похода в Келангу. О праздничном пире он распорядился еще раньше, едва услышав о победе, поэтому сборы завершились всеобщей гулянкой на берегу Тиона. Вальборн и Лаункар подсели за стол к магам Зеленого алтаря, среди которых пристроились и молчаливые маги ордена Грифона во главе с разговорчивым Синаттой. Еда была вкусной, вино — крепким и сладким, вечер — изумительным, компания — веселой, и, наверное, поэтому победа казалась полной и окончательной, а враг — далеким и нереальным. Среди магов Красного алтаря не было потерь, поэтому ничто не омрачало говорливую радость Синатты, с жаром повествовавшего о прошедшей битве.
— Сидим мы, значит, на опушке… кустики там такие… — Синатта помогал себе в разговоре руками, глазами, бровями, всем своим щуплым, подвижным телом. — А они идут! — последовал энергичный жест. — Ничего не чуют, родимые! Чего уж их там жалеть, противная с виду тварь! — маг отмел рукой воображаемую жалость. — А мы договорились все делать молча, без команды. Как будут вот здесь, так стрелять, а дойдут вот досюда, так рубиться. — Синатта показал «здесь» и «досюда». — И вот, оказались они здесь, стрелы и посыпались… — он убедительно изобразил и лук, и стрелы, и уттаков. — Растерялись, родимые, а потом как попрут! И стрелы им нипочем! Так вот, дошли они досюда, а мы — за мечи! Эх, и повеселились!!
— Да, Синатта, сражались вы, что надо, — поспешил сказать Вальборн, побоявшийся, что старичок прямо за столом изобразит всю битву в лицах. — У меня таких воинов — по пальцам сосчитать можно.
— Чего уж там, умеем… — засмущался Синатта. — Чего там, в Тире, делать, как не мечом махать — скуешь, да и помашешь, попробуешь! Я, правда, сам не кую, но помахать люблю.
Маг прицелился показать, как он любит помахать мечом, но Вальборн остановил его вопросом:
— Вы как, в Тир вернетесь, или со мной, в Келангу?
— Конечно, в Келангу! — подскочил Синатта и обвел взглядом свою молчаливую компанию. — Верно, удальцы?!
Удальцы согласно закивали головами. Синатта без помех продолжил затянувшийся на весь вечер рассказ, развлекая остальных и умудряясь не наскучить. Маги ели, пили и слушали Синатту, с лица Суарена не сходила безмятежная, умиленная полуулыбка, а Вальборн понемногу перестал бояться за целостность просторных кружек, пузатых бутылок и узкогорлых кувшинов, потому что старичок, двигавшийся с грациозностью дикой кошки, не только не уронил, но и ни разу не задел их.
Пир закончился поздно вечером. Вальборн возвращался к себе в палатку в прекрасном настроении. Выпитое вино горячило его, заставляя не замечать по-осеннему обжигающую ночную свежесть, но он был не пьян, а скорее весел, даже счастлив. Идти было легко, хотелось напевать, что он и сделал бы, наверное, если бы мог взять правильно хоть одну ноту. У самой палатки его неожиданно остановил возглас:
— Ах, ваша светлость!
Вальборн мгновенно узнал, кто его зовет, по жару, обдавшему его с головы до ног, еще до того, как различил голос. В следующий момент он увидел Керу, отделившуюся от кустов, где она скрывалась, дожидаясь его возвращения. Он молча и сердито уставился на девчонку, не дававшую ему прохода с первых дней пребывания в Оккаде.
— Ваша светлость, я ждала вас, — промурлыкала Кера, не услышав встречного вопроса.
— Я заметил, — голос Вальборна прозвучал неестественно резко. — Иди домой, Кера.
— У меня к вам просьба, ваша светлость… — умоляюще прошептала девушка.
— Сейчас не время и не место, — оборвал ее Вальборн, побаиваясь продолжения. Он сердился на Керу, а еще больше на себя, потому что девушка очень нравилась ему, как он ни отказывался признаться себе в этом. Но чувство опасности, возникавшее у него в ее присутствии, было сильнее.
— Вы завтра уйдете, и, может быть, мы никогда уже не встретимся, — горячо заговорила Кера. — Я прошу вас, возьмите меня с собой!
— Нет! — непроизвольно вырвалось у Вальборна. Спохватившись, он добавил более сдержанно: — Я не могу этого сделать. Подумай сама, Кера.
— Я понимаю, я вам не ровня, — покорно сказала девушка. — Возьмите меня служанкой. Я умею готовить, стирать одежду, чистить обувь. Если что-то и не получится сразу, я обязательно выучусь. Я все для вас сделаю, только увезите меня отсюда.
— Нет, Кера, — уже спокойнее сказал Вальборн. — В моем войске нет женщин. Что подумают мои воины, если я возьму себе… служанку?
— Они подумают, что служить вам — большая честь. Вы же — герой, благородный человек, великий воин…
— Мне не нужна служанка, — безудержный поток восхвалений помог Вальборну обрести твердость.
— Но я не могу оставаться здесь, в Оккаде! — задрожала Кера. — Я не хочу возиться с огородом, со скотиной, не хочу быть женой деревенского чурбана! Я не хочу стать такой же, как они все! Я не знаю своих родителей, но я чувствую, что во мне течет благородная кровь! Мне здесь все чужое, чужое! Не так я хочу жить!
Хотя девушка говорила вполголоса, ее слова звучали с силой отчаянного крика. Она безотрывно глядела в лицо Вальборну и с каждым словом подступала все ближе, вынуждая его пятиться назад. Вальборну стало не по себе при виде этой вспышки, этих горящих, приказывающих глаз. Сигнал опасности заглушил в нем все другие чувства, включая и влечение к девушке, заставил ощетиниться для защиты.
— Прекрати, Кера! — выкрикнул он. — Пропусти меня!
Не дожидаясь, да и не надеясь, что девушка отступит в сторону, он оттолкнул ее с пути и скрылся в палатке. Кера яростно уставилась в запахнувшуюся дверь.
— Ты… ты… — задохнулась она. — Ты пожалеешь об этом…
Теперь она ненавидела его, человека, посмевшего обмануть ее ожидания. Юная, неопытная щучка не додумалась применить способ, который сегодня мог бы подействовать безотказно. Она ушла, не подозревая, как близка была к цели в начале разговора.
Пять дней спустя войско Вальборна подошло к Келанге и укрылось в лесу невдалеке от города. С оккадскими лучниками и ополченцами в нем было более шестисот человек — немалое для острова войско, поэтому правитель надеялся отбить у Каморры город, если не силой, то хитростью. Поставив войско, он выбрал несколько человек из числа бывших жителей Келанги и послал в город с наказом разузнать все о численности и размещении врага.
Вернувшись, посыльные доложили Вальборну о том, что удалось узнать. Город оставался полупустым, так как зажиточные люди, составлявшие немалую часть населения, подались на юг, а остались лишь те, кому некуда было уходить. Уттаков в городе не было — Госсар повел их к Босхану, оставив наместником своего младшего брата с тремя сотнями воинов.
— Я так и предполагал, — сказал Вальборн Лаункару, дослушав посыльных. — Каморра не предусмотрел поражения под Оккадой.
— Странно, что и Госсар не подумал об этом, — добавил военачальник.
— Легкая победа вскружила им голову, — с усмешкой заметил Вальборн.
— Как бы и с нами не случилось того же. Город — не лес, там и десять человек могут сдержать сотню.
— Конечно, мы можем снова применить хитрость. Можно заслать в город ополченцев или воинов, переодетых в городскую одежду, чтобы они смешались с горожанами и захватили дворцовое войско врасплох. — Вальборн огорченно вздохнул. — Но, по правде говоря, мне противно даже и думать о том, что люди будут убивать друг друга из-за чьих-то честолюбивых замыслов. Уттаки — наши давние враги, но здесь…
— Ваша светлость! — вмешался в разговор один из посыльных, ожидавших разрешения удалиться. — Мой родственник служит у Госсара, я виделся с ним. Он говорит — как нагляделись все на уттаков, так никто и не рад новой власти. Треть воинов, говорит, сбежали к Норрену, остальные боятся. Вот и мы — возвращались, а сами думали — как биться-то? У кого там родня, у кого приятели, соседи… рука не подымется.
— Не подымется, — согласился Вальборн. — Не лучше ли нам договориться, а не затевать драку?
— Хорошо бы, ваша светлость, — поддакнул посыльный.
— Попробуем. Вернитесь в город и передайте тамошним воинам, что я, Вальборн из рода Кельварна, законный наследник Берсерена, а следовательно, и законный правитель Келанги, предлагаю им схватить наместника с его приверженцами и присоединиться ко мне. Я обещаю всем полное прощение, мою благодарность и службу во дворцовых войсках. Ступайте и возвращайтесь с ответом.
В течение двух дней ни друзья, ни враги не давали о себе знать. На третий день посыльные возвратились, приведя с собой двоих воинов в форме с черно-желтым гербом рода Лотварна. Стражники отвели их к палатке правителя. Воины из Келанги встретили вышедшего к ним Вальборна приветствием, употребляемым в войсках только по отношению к своему военачальнику. Это подсказало правителю, что переговоры были успешными.
— Рассказывайте, с чем пришли, — разрешил он.
— Ваше величество! — выступил старший из воинов. — Дворцовое войско с готовностью признает власть законного правителя Келанги.
— Я рад, что кровопролития не будет, — одобрил Вальборн. — Как вы поступили с наместником?
— Мы сговорились захватить его ночью, в спальне, — начал рассказывать воин. — Вчера собрались, кто покрепче, дождались темноты и пошли. Наружная охрана была наша, во дворец нас впустили, а внутри, в комнатах, у него на страже были верные люди. Он с ними не расстается ни днем, ни ночью. Начали мы рубиться — кого побили, кого схватили, а наместник ушел. Крепко рубился, аспид, пятерых наших уложил.
— Его преследовали? Известно, где он скрылся?
— Откуда? На улицах, в темноте, разве уследишь!
— В городе знают, что наместник бежал?
— С утра мы объехали Келангу и объявили, что город перешел во власть законного правителя. Объявили, что каждый, кто видел наместника, должен сообщить об этом во дворец.
— Как горожане приняли эту новость?
— Люди ликуют, ваше величество. Вам готовят торжественную встречу. Все с нетерпением ждут, когда вы примете правление городом.
— Ты видишь, Лаункар? — обернулся Вальборн к своему полководцу. — Оказывается, не все на войне решается только битвой.
— Славен правитель отважный, мудрый славен вдвое, — напомнил ему Лаункар. — Благодаря вам с нами Келанга и еще три сотни воинов. А теперь — снимаем лагерь. Город ждет вас, ваша свет… ваше величество.