Алтайское солнце

Глава тринадцатая. КОМБАЙН В ПОЛЕ

У шофёра грузовика такие же точно глаза, как и у дочки, — большие, серые и странные. И лицо у него от этого кажется задумчивым. Такое впечатление, будто бы грузовик едет сам по себе, руль сам по себе поворачивается. А руки просто так лежат на баранке.

— Ах, какая красота, какая красота! — то и дело повторяет шофёр, глядя вперёд сквозь пыльное ветровое стекло.

Женька сидит между шофёром и своей новой знакомой и тоже вглядывается вперёд.

Коричневая дорога пересекает жёлтое пшеничное поле. В небе большие белые облака, они похожи на порции сливочного мороженого, щедрой рукой наваленные на синий поднос. Картина, уже привычная Женьке. И всё же мальчик понимает шофёра — действительно очень красиво!

Девочка толкнула Женю твёрдыми пальцами в бок. Женя покосился на неё и увидел протянутую ладошку.

— Тебе чего?

— Давай знакомиться. Меня зовут Вера.

— А меня — Женя!

— Я знаю, — говорит девочка и тут же обращается к своему отцу: — Подумаешь, красоту нашёл!

— Конечно, красота, — отвечает её отец. — С городом разве можно сравнить?

— Конечно, не сравнишь: в городе в тысячу раз лучше! — восклицает Вера. — Если бы не вы с мамой, ни за что бы из города не уехала!

— Разве в городах есть такой простор? — спрашивает шофёр, обращаясь не к дочке, а к Жене.

— Нет, — отвечает мальчик.

— Зато в городе дома большие! — говорит упрямо девочка Вера.

— А зачем они нужны, большие дома? — снова спрашивает шофёр мальчика. — Живёшь как в муравейнике. То ли дело степь! Верно?

Женька не знает, что ответить. Ему нравятся большие дома. Но и здесь, в целинном посёлке на Алтае, ему тоже нравится. Впрочем, ни шофёр, ни Вера от него и не ждут никакого ответа. Просто-напросто отец и дочь ведут свой постоянный спор, а Женя случайно при нём присутствует.

Рулевое колесо быстро начинает вращаться направо. Крупные загорелые руки Вериного отца, покрытые волосками, с трудом успевают перехватывать баранку. Грузовик наклонился, нырнул, вынырнул, ухнул кузовом и, трясясь, покатился по стерне, словно по стиральной доске, в сторону оранжевого комбайна, продвигавшегося с тарахтением и громыханием сквозь густую щетину пшеничного поля.

Пока в кузов грузовика из комбайна выгружалось зерно, ребята успели облазать весь комбайн, даже побывать наверху возле штурвала, куда нужно было забираться по крутой железной лесенке.

Сверху хорошо видны были пшеничные заросли и несколько комбайнов, которые, двигаясь на некотором расстоянии друг от друга, оставляли за собой широкую полосу сжатого поля. Иногда то один комбайн, то другой приостанавливался, вздрагивал всем своим зыбким металлическим телом и вываливал на стерню ворох соломы, напоминающий домик с закруглённой крышей. А вся скошенная часть поля, установленная копнами соломы, вызывала представление о великанском пчельнике со множеством ульев.

Поговорив с комбайнером, Верин отец отошёл в сторонку и принялся скручивать папиросу. Он оторвал от сложенной в книжечку газеты прямоугольный кусочек, согнул его и насыпал в получившуюся ложбинку крупной коричневой махорки. Затем свернул махорку в трубочку, послюнил, и получилась папироска, которую дядя Гриша с одной стороны оставил открытой, другую же сторону прищемил пальцами и чуть завернул, словно бы завинтил. Получился тоненький хвостик.

Женька смотрел на пальцы шофёра, и ему казалось, что они с трудом поспевают и за оторванным листком газетной бумаги, и за щепоткой табаку. Папироска словно бы сама собой скручивалась, помимо его пальцев.

Может быть, мальчику оттого так казалось, что сам шофёр совсем и не думал о самокрутке. Глядя вдаль своими большими и красивыми, как у дочери, глазами, он сунул самокрутку в зубы, прикурил, сложив ладони корабликом, где пряталось от ветра чуткое пламя спички, и выпустил изо рта густую струю махорочного дыма. И проговорил, не глядя на Женю:

— Ох, как мы с твоим отцом намёрзлись — страшно вспомнить!

— С моим отцом?

— Ну да, с Колей Дроздовым, Николаем Сергеевичем.

— Где намёрзлись?

— Да здесь, на целине! — воскликнул шофёр. — Или он тебе не рассказывал?

Папа многое успел рассказать и Ольге Георгиевне, и Жене, и Маришке о первых днях жизни на целине. Мальчик знал, что две первые недели были очень морозные, потом потеплело. Знал мальчик, что целинники жили долгое время в вагончиках. Женя даже видел такие вагончики. Они ещё сохранились в отделениях и бригаде — в них живут трактористы, чтобы каждый раз не возвращаться с поля домой на ночлег.

Но вот о том, как папа намёрзся с дядей Гришей, Женька не знал.

— Мы с твоим папой в степи застряли, — проговорил дядя Гриша. — Перегоняли грузовик из Кулунды, вот этот самый. — Дядя Гриша кивнул на грузовик, который, оседая от тяжести, наполнялся зерном. — Почти полсуток простояли. Вот уж намёрзлись! Удивительно, как живы остались!

— Потому что степь! — крикнула Вера. — В городе дома на каждом шагу — заходи и грейся! А здесь никого нет кругом! Понял?

— Упрямая девица! — засмеялся девочкин отец и побежал к грузовику, потому что комбайн уже разгрузился и снова двинулся вперёд, захватывая широкую полосу пшеницы, словно наматывая её на катушку.

Женька задумался и пришёл в себя лишь после того, как услышал стук захлопнувшейся дверцы и шум мотора. Грузовик взревел и, резко взяв с места, покатился по стерне.

— Подождите! — крикнул мальчик, но тут увидел возле себя Веру, стоявшую как ни в чём не бывало.

— Далеко не уедет, — возразила девочка. — Вон он уже и приехал.

Действительно, грузовик подъехал к следующему комбайну, остановившемуся вдали.

— Пока он будет загружаться, мы успеем туда пешком дойти, — сказала девочка. — Пошли!

Друзья зашагали по жёсткой стерне к грузовику. Вера расспрашивала о Москве, но мальчик, отвечая на вопросы, целиком находился под впечатлением рассказа Вериного отца о той морозной ночи, когда грузовик застрял в степи. И сейчас, хотя рядом шагала Вера, а невдалеке комбайны убирали целинный урожай, Женьке стало страшновато среди этой бесконечной степи от мысли: как же было здесь жутко в ту далёкую студёную ночь!

Вернувшись на ток, Женька сразу же побежал в мастерскую к Николаю Сергеевичу. Хотя мальчик и не надеялся его застать, отец оказался на своём месте, в маленьком закутке — разговаривал по телефону. Женька понял из разговора, что где-то среди поля сломался комбайн и требовалась помощь.

Николай Сергеевич нацепил трубку на рычаг, покрутил ручку, давая отбой, и закричал в дверь мимо Женьки:

— Миленин, запрягай техпомощь!

Из-под грузовика, стоящего в мастерской на яме, немедленно послышалось:

— Слушаюсь, начальник! Куда ехать?

— Во второе отделение! Комбайн встал!

Из ямы показалась голова в замасленном берете, затем вылез и Миленин в синем промасленном комбинезоне. На ходу вытирая руки паклей, слесарь проговорил:

— Через две минуты поедем!

— Добро, — проговорил Николай Сергеевич и обратился к сыну. — Ты чего? — спросил он строго.

Когда папа говорил таким тоном, Женька знал: папа очень занят.

— Мне сейчас один шофёр рассказал, как вы чуть не замёрзли, помнишь?

— Какой шофёр?

— Веры Мальцевой отец, — ответил Женька. — Мы только что с Верой в поле ездили, за зерном.

— А, Григорий, — сказал Николай Сергеевич и улыбнулся в свои пшеничные усы. — Как не помнить! Было дело. Да вообще-то ничего такого. Ты, главное, матери не рассказывай, она волноваться будет! — И добавил: — Договорились?

Женька кивнул головой и почувствовал гордость оттого, что владеет серьёзной тайной.

Николай Сергеевич отстранил сына и скрылся из виду. Постояв немного возле грузовика с поднятым капотом и заглянув в опустевшую яму, Женька вышел из мастерской и увидел машину техпомощи, выезжающую с территории машинного двора и устремляющуюся по степной дороге в направлении второго совхозного отделения.

А со стороны доносились ставшие уже привычными звуки совхозного тока, где работа идёт полным ходом.