Алтайское солнце

Глава двадцать первая. СТЕКЛЯННЫЙ БУКЕТ ПШЕНИЦЫ

Женька выбежал на улицу.

В степи непривычно тихо, будто в комнате. Все обычные звуки совхоза — тарахтение тракторов, стук движка, шум автомобильных моторов, мычание коров на скотном дворе, звон наковальни в кузне под проворным молотком дядя Кости — слышатся отчётливо, словно рядом.

А с неба медленно, как в московском дворе, падает мелкий снежок.

В восхищении стоял мальчик на крыльце, не понимая, что же происходит в природе. А секрет состоял в том, что прекратился ветер, и зима этим воспользовалась. За ночь она завалила степь таким толстым снежным слоем, что теперь уже трудно будет ветру снова оголить окоченевшую землю.

— Немедленно в дом! — послышался из кухни мамин крик.

Нехотя Женька вернулся в прихожую и закрыл за собой дверь. За дверью, на улице, осталась нарядная зима. Здесь же, в прихожей, мальчик почувствовал холод и поёжился.

— Ну вот, не хватало ещё, чтобы ты заболел! Быстро, быстро в комнату! Сейчас выпьешь горячего чаю!

Женя вернулся в комнату, подошёл к окну. За окном лежала заснеженная степь, но теперь уже обстановка изменилась. Снова прилетел ветер, завыл и зашумел в трубе, подхватил снежок с поверхности сугроба и понёс его вперёд, мимо дома, вдоль улицы, словно мелкую волну.

Николай Сергеевич, который по причине воскресенья не пошёл в свою мастерскую, шагнул к сыну, положил руку ему на голову и проговорил:

— Вот и снова зима. Один год закончен, нужно к новому году готовиться.

— Зачем к нему готовиться? — удивился Женя. — Новый год и сам придёт, без всякой подготовки.

— Так, да не так, — ответил Николай Сергеевич, продолжая смотреть через окно в снежную даль. — Что ни говори, а скоро весна. Оглянуться не успеем, как подойдёт время посевной. Зерно у нас для посевной заготовлено. Лежит на складе в амбарах, ждёт своей поры. Зерно отличное, сортовое! Да ведь за ним следить надо, ухаживать. Чтобы оно не перегрелось, не начало преть. Тут хозяйский глаз нужен. Не проморгать, вовремя перелопатить. Но это ещё не всё. Тракторы к весне надо подготовить? Надо. Сеялки, разные другие механизмы надо привести в порядок? Безусловно. О комбайнах и веялках для уборки следует подумать? Обязательно. Верно же? как ты думаешь?

И Женька, который только что был уверен, что наступившей зимы конца-края не видно, вдруг понял: время бежит быстро, нельзя его терять попусту.

— Верно, — согласился мальчик.

— Значит, будем готовиться, — заключил Николай Сергеевич и, так как в комнату вошла Ольга Георгиевна с кипящим чайником, потёр с удовольствием руки и направился к своему месту за столом.

Попили чаю.

— Нет насморка? — спросила Ольга Георгиевна. Женька подышал носом.

— Нет!

— Голова не болит?

— Не болит!

— Ну и хорошо! — воскликнула мама. — Пронесло! Чтобы больше так, голым, не выходил на мороз. Обещаешь?

— Обещаю, — ответил Женька и тут же спросил — А гулять можно?

— Можно, — разрешила Ольга Георгиевна. — Только оденься потеплее!

Женька надел зимнее пальто, валенки, шапку-ушанку и вышел на улицу.

По первому снегу он добрался до дома Димы Старикова и вызвал товарища на улицу. Затем уже вдвоём ребята направились к Вере Мальцевой. Но девочка и сама уже шла им навстречу, так что друзья столкнулись на углу, возле дома, где до последнего времени находилась их первая совхозная школа. Теперь школа уже переехала в новое двухэтажное кирпичное здание невдалеке от конторы.

Дом отдали двум новым семьям, приехавшим недавно в совхоз. Ребята с любопытством глядели на окна, за которыми раньше находились классы и учительская. Теперь окна занавешены, а за одним из них виднеются домашние цветы в горшке.

— В путь? — спросила Вера.

— В путь, — ответили мальчики в один голос, и друзья, шагая друг за другом и стараясь попасть след в след, двинулись через занесённый снегом посёлок.

Женя, Дима и Вера очень любили длинные прогулки по степи. Они потеплее укутывались, захватывали с собой какие-нибудь припасы — хлеб с колбасой, печенье, конфеты — и отправлялись в поход. Идти можно было лишь в одном направлении — по дороге, проложенной тракторами и грейдерами. Но так как снег всё время заносил дорогу, ребятам казалось, что они пробираются по бездорожью, по снежной целине. Настроение у них поднималось, они чувствовали себя первопроходцами и путешественниками.

Вот и теперь ребята прошли по дну будущего озера через лог, поднялись по дороге мимо механической мастерской, машинного двора, где стояли засыпанные снегом красные коробки комбайнов, мимо кузни, откуда, несмотря на воскресенье, доносились музыкальные перестуки молоточков. И вот уже перед ребятами край посёлка и за ним — неизведанные дали.

Хотя в небе нет облаков, его нельзя назвать ни голубым, ни чистым. Оно белёсое и так сверкает, что смотреть больно. Небо можно сравнить с гигантским матовым колпаком, за которым во всю силу сияет солнце.

Покрытая снегом степь сияла, как небо, и на снег тоже больно было смотреть. Ребята шли зажмурившись, лишь время от времени открывая глаза и из-под руки оглядывая окрестности. Беспрерывно дул ветер, и правая щека у Женьки онемела. Вера и Дима тоже время от времени растирали свои правые щёки или старались спрятать лица в воротники.

И всё же идти так, наклонившись вперёд, по глубокому снегу было приятно, весело, ребята и не думали о том, чтобы остановиться и уже тем более вернуться назад.

Ребята добрались до небольшого овражка. Здесь росли несколько степных берёзок. Под снежным сугробом угадывалась цистерна из-под солярки. Здесь же с летней поры осталась небольшая будка, почти до самой крыши занесённая снегом и почти что сваленная набок ветром.

Не сговариваясь, ребята начали разгребать снег. Им удалось открыть лёгкую, обледеневшую дверь и проникнуть во времянку.

Женьке показалось, что он попал в тёплую комнату — так здесь было тихо, безветренно после открытой степи. Вера и Дима опустили воротники пальто. Им тоже было тепло.

В будке было одно квадратное оконце, заставленное стеклом, а посреди засыпанного снегом пола валялся деревянный ящик. Потеснившись, ребята уселись на этот ящик.

— Глядите! — воскликнула вдруг Вера, вскакивая с ящика и бросаясь в угол будки. Она быстро разгребла снег, и ребята увидели охапку пшеничных колосьев. Они примёрзли к полу, и Вера с трудом отодрала их ото льда.

Ещё осенью, во время уборки, кто-то из комбайнеров сорвал охапку пшеницы, перевязал её, словно букет, соломой и принёс в эту будку. Давным-давно уборочная страда кончилась, хлеб убран, зима наступила, засыпала степь снежными сугробами, а букет из пшеничных колосьев, найденный ребятами среди зимнего снега, ветра и мороза, сохранил в себе жар летнего солнца и все чудесные запахи живой степи — травы, мёда и, конечно же, хлеба.

Каждый в отдельности пшеничный стебелёк с колосом, толстеньким и усатым, обледенел, был как бы залит тонким слоем голубого стекла. Весь букет казался хрупким, стеклянным. Женька даже не удержался и воскликнул: «Эй-эй! Осторожнее!», когда Вера начала засовывать пшеницу за пазуху своего зимнего пальто.

Девочка плотно застегнулась, скрыв под пальто находку, уселась на ящик, потеснив мальчиков, и, помолчав, сказала:

— Мы отнесём пшеницу в школу и устроим в пионерской комнате.

Ребята сидели молча. Теперь им казалось, что сегодняшнее путешествие они совершили именно ради того, чтобы найти здесь, во всеми покинутой будке в занесённой снегом степи, обледенелую охапку пшеницы — первой пшеницы, засеянной, выращенной и скошенной на Алтайской целине.

Теперь можно бы и домой возвращаться, но ребята медлили.

Дима достал из-за пазухи свой альбом, карандаш, засунул в рот ластик (он обычно держал ластик в зубах) и проговорил, не разжимая зубов:

— Что нарисовать?

— Рисуй что хочешь, — не задумываясь ответила Вера.

— Скажите — что! — настаивал Дима, и Женя вдруг сказал:

— Нарисуй солнце!

— Солнце? — удивилась Вера. — Неинтересно!

— Очень интересно! — воскликнул Женя. — Ты, наверное, думаешь, солнце везде одно и то же? Ничего подобного. Здесь оно особое, алтайское!

— Верно! — крикнул Дима, да так громко, что зубы у него разжались, и ластик упал под ноги в снег. — Здесь особое солнце. Я обязательно его нарисую. Но мне нужны цветные карандаши. Или акварельные краски. Вот приду домой и нарисую!

— Вы так думаете? — переспросила Вера и добавила — Очень странно. Я как-то не обращала внимания.

Ребята замолчали. Каждый из них думал о чём-то своём. Женька, вспомнив Милочку Ерёмину, которая сейчас, по своему обыкновению простуженная, сидела дома, снова совершил мысленное путешествие через всю страну в Москву, в свой двор, увидел застывший на холоде старый тополь с занесёнными снегом ветвями, увидел засыпанный снегом Московский Кремль с кирпичными зубчатыми стенами, белыми церквами и дворцами, увидел словно бы с высоты весь город и над ним — солнце. Но солнце не московское, а здешнее, целинное, алтайское.

Нельзя было объяснить, почему так произошло. Это можно было лишь чувствовать. И Женька чувствовал.