Альбигойский крестовый поход

VIII. 1211: Триумф и катастрофа

6 февраля 1211 года папские легаты отлучили Раймунда VI от Церкви и наложили интердикт на графство Тулуза. Посланники следовали на запад по следам графа, чтобы привести в исполнение традиционные меры интердикта: молчащие колокола, пустые алтари, запертые церкви, процессии духовенства, выносящие евхаристию из ворот городов, запятнанных присутствием Раймунда. В Риме Иннокентий III принял аббата Сен-Руфа, посланного для получения необходимого подтверждения. Легаты прекрасно понимали, что их обращение с Раймундом VI грубо противоречит указаниям Папы, но им повезло с моментом, который они для этого выбрали. Иннокентий был озабочен опасностями, более близкими, чем альбигойская ересь. Император Оттон IV, когда-то бывший его креатурой, вторгся в папское государство. Проблемы Церкви в Португалии и Англии также требовали внимания понтифика. Кроме того, были и другие крестовые походы: на Востоке и в центральной Испании, где завоеваниям кастильской короны угрожало новое североафриканское вторжение. События надвигались на Иннокентия с такой быстротой, что ему приходилось прилагать все усилия, чтобы реагировать на все нюансы сложной дипломатической игры. Не вникая в действия своих амбициозных легатов, он подтвердил решение приятое в Монпелье.

Подтверждающие письма Папы были изданы в Риме 17 апреля. В Лангедоке же уже началась война. Получив подкрепление в виде новой армии с севера, Симон де Монфор в начале марта решил заняться Кабаре, последним оставшимся оплотом сопротивления в виконтстве Каркассон. Весть о его намерениях быстро достигла Пьера-Роже. Его узкая горная долина была окружена крепостями Симона, а более робкие из его гарнизона уже дезертировали, чтобы заключить мир с крестоносцами. Он вывел Бушара де Марли из темницы, в которой тот просидел восемнадцать месяцев, и предложил сделку. Пьер-Роже обещал лично подарит Бушару замок, если тот возьмет на себя обязательство следить за тем, чтобы он не пострадал от рук крестоносцев. Бушар, закованный в цепи, небритый, все еще ошеломленный внезапным поворотом в своей судьбе, согласился. В качестве последнего и характерного акта щедрости Пьер-Роже остриг волосы пленника и вымыл его покрытое паразитами тело в благоухающей ванне, после чего позволил ему отправиться в Каркассон на прекрасной лошади и в новой одежде, как когда-то, в дни своей славы, он делал это с чередой странствующих трубадуров. Бушар сдержал свое обещание, и после того, как Симон овладел Кабаре, Пьеру-Роже был пожалован новый фьеф в низменности, где он был менее опасен для крестового похода. Но Пьер-Роже так и остался нераскаявшимся еретиком. Он умер в изгнании в глубокой старости в арагонском Руссильоне.

Падение Кабаре развязало Симону руки для более масштабных предприятий. В середине марта, пока аббат Сен-Руфа еще только собирался в Рим, он осадил Лавор, старую крепость Транкавелей на границе графства Тулуза, не имевшую большого стратегического значения. Замок располагался в излучине реки Агу, в нескольких милях от ближайшего моста. Но он был печально известен своей сильной еретической общиной, в которую входила и шателена замка, дама Жиро де Лорак. Ее брат, Эмери де Монреаль, командовавший гарнизоном, был хорошо известен осаждающим, поскольку он был одним из тех, кому крестовый поход принес множество неприятностей. В 1209 году Эмери был самым могущественным бароном региона Лораге, сеньором нескольких городов, включая Лорак и Монреаль. Но у него была заслуженная репутация непостоянного человека, и Симон де Монфор заставил его обменять его фьефы на более скромные владения, расположенные вдали от стратегических путей Лангедока. После нескольких месяцев сомнений Эмери, наконец, переметнулся на сторону сопротивления. Но он выбрал неудачный момент, поскольку южные бароны все еще были дезорганизованы, а силы Симона росли с каждым днем. Капитуляция Кабаре была очень неожиданной и оставила Эмери очень мало времени для подготовки к обороне.

Раймунд VI тоже был застигнут врасплох. Последний месяц он провел в лихорадочных поисках союзников. Копии экстравагантных требований Арно-Амори в Монпелье циркулировали в крупных городах его владений и приобрели ему возмущенных сторонников среди его собственных подданных. Раймунд также направил призывы о помощи всем баронам юга, включая Савари де Молеона, сенешаля короля Иоанна в Пуату. Их ответ был обнадеживающим. Графы Комменжа и Фуа начали понимать, что их собственная судьба тесно связана с судьбой Раймунда, а Савари де Молеон, хотя и не имел личного интереса в этом деле, был воинственным человеком, которому предложили солидное вознаграждение за его услуги. Считается, что король Иоанн, который был шурином Раймунда, поручил Савари отправиться на помощь графу. Каковы бы ни были их мотивы, весной 1211 года появились все признаки того, что впервые за два года возникло грозное движение организованного сопротивления. Однако Раймунд был настроен менее воинственно, чем его союзники и все еще сохранял надежду, что открытого разрыва с крестоносцами удастся избежать. В армии Симона были люди, которые были друзьями Раймунд в более светлые времена и шли рядом с ним в 1209 году. Среди них были его собственные двоюродные братья, Пьер и Роберт де Куртене. Некоторое время Раймунд пытался поддерживать обе стороны сразу. Он тайно послал своего сенешаля с отрядом рыцарей для усиления гарнизона Лавора. В то же время он позволил тулузским торговцам продовольствием снабжать армию Симона и даже сам посетил лагерь крестоносцев с отрядом своих придворных рыцарей. Приняли его холодно, а его кузены, не желая помогать, читали ему нотации об обязанностях христианского государя. Легаты отказались рассмотреть вопрос о снятии отлучения, и Раймунд вернулся в Тулузу в отвратительном настроении, забрав с собой всех своих рыцарей.

Хотя теперь было ясно, что ему придется сражаться за свое княжество, Раймунд еще не был хозяином своей столицы. Епископ Фолькет приказал Белому братству выступить на помощь осаждающим Лавор, и Раймунд попытался это предотвратить. Он лично прискакал на площадь Montaigon, где ополченцы Фолькета собирались под своими знаменами, и приказал им разойтись. Они отказались и, увидев, что восточные ворота города заблокированы рыцарями Раймунда, перебрались в западное предместье и сбежали, обойдя людей Раймунда. Граф добился большего успеха, не допустив к крестоносцам обозы с провизией и осадные машины. Но епископ продолжал упорно сопротивляться. 19 марта Фолькет пригласил его "прогуляться" за городские стены, чтобы он мог совершить рукоположение, не нарушая интердикта. Раймунд ответил епископу недобрым посланием, в котором угрожал ему насилием, если он немедленно не покинет Тулузу. Фолькет отказался уезжать и явно надеялся, что граф еще больше усугубит свое положение каким-нибудь необдуманным поступком. Но Раймунд усвоил этот урок и мудро оставил епископа в покое. 2 апреля Фолькет оставил свое затянувшееся мученическое бдение и покинул город, чтобы присоединиться к Симону под Лавором. Он не возвращался в Тулузу в течение трех лет.

Дальше на юг, в верхней долине реки Арьеж, Раймунд-Роже, граф Фуа, завершал сбор своих вассалов. Защищенный перемирием, которое Педро II заключил для него в предыдущем году, Раймунд-Роже меньше, чем большинство южных баронов, пострадал от набегов крестоносцев. Но этот факт не смягчил яростной ненависти, которую этот грузный и жестокий человек испытывал к крестовому походу. В январе в Нарбоне Симон де Монфор предложил ему мир на чрезвычайно выгодных условиях, и арагонский король настоял, чтобы граф его принял. Но в душе Раймунд-Роже его не принял, и стал первым бароном, который откликнулся на мольбу Раймунда VI о помощи в феврале. 3 апреля срок перемирия между ним и Симоном истек. Через несколько дней колонна из нескольких сотен немецких крестоносцев беспорядочно пробиравшаяся из Каркассона в лагерь Симона под Лавором, в лесу под Монже попала в засаду, устроенную большим отрядом южан под командованием Раймунда-Роже и старого врага Симона Жиро де Пепьё. Немцы, застигнутые врасплох превосходящим числом противником, энергично защищались, но были почти все перебиты. Раймунд-Роже и его люди спокойно удалились в Монжискар, предоставив крестьянам окрестных деревень ограбить тела погибших рыцарей, а позже столкнуться с местью крестоносцев.

В пятнадцати милях от места сражения гарнизон Лавора, не зная, что творится в округе, исчерпал возможности к сопротивлению. Крестоносцам удалось засыпать ров землей и вязанками хвороста быстрее, чем гарнизон успевал очищать его ночью. 3 мая саперы Симона обрушили часть стены, и город был взят штурмом. По условиям войны девяносто рыцарей гарнизона были отданы на милость Симона, и все они заплатили своими жизнями за резню лесу под Монже, новости о которой достигли лагеря крестоносцев в последние дни осады, приправленные слухами о зверствах, свойственных пропагандистам любой войны. Лагерь крестоносцев кипел гневом и Симон приказал повесить пленников. Эмери де Монреаля вывели первым, но виселица рухнула, когда его попытались вздернуть, и, чтобы не терять времени, Симон приказал всех приговоренных предать мечу. Сестру Эмери Жиро де Лорак, перед возбужденной толпой зрителей, с радостными криками сбросили в колодец и забили камнями до смерти. Что касается трех или четырех сотен еретиков, найденных в городе, то их отвели на луг перед стенами "и там мы сожгли их заживо с радостью в сердце".

Добыча захваченная в Лаворе была самой богатой после сдачи Каркассона. Она включала боевых коней, ценные доспехи и богатую одежду, а также пшеницу и вино, которые были найдены в хранилищах замка. Но надежды крестоносцев на раздел этого богатства не оправдались, так как вся добыча была передана банкиру Симона, Раймунду де Сальваньяку. Раймунд был христианским ростовщиком из Каора, в то время великого торгового города западной Франции, жители которого уже приобрели репутацию, за которую Данте поместил их с кошельками на шее в седьмой круг Ада. Симон занял у него значительную сумму еще летом прошлого года. Помимо управления финансами крестового похода, Раймунд отвечал за сохранение доходов от налога на очаг в Лангедоке. Именно он организовывал их передачу в Рим через парижских тамплиеров, международных банкиров монархов Европы. За эти услуги Раймунд получал процент с трофеев в захваченных городах, даже, когда те оказывались неутешительными и с фьефов, которые переходили в руки Симона в результате конфискации. Раймунд де Сальваньяк был полезен и заслуживал доверия, но его ремесло в эпоху Симона, как и в эпоху Данте, вызывало презрение. Как и многие успешные предприниматели, он искупил свою вину благодаря сыновьям, которые были вполне респектабельными и не столь предприимчивыми. Один из них стал королевским клерком при Людовике IX, другой дослужился до каноника Нотр-Дам в Париже, а третий дожил до 1261 года и продал королю фьефы Пезенас и Турв, которые его отец получил за финансирование осады Минерва за пятьдесят лет до этого[17].

Когда Лавор пал, в замке были пленены рыцари, которых Раймунд VI послал для усиления гарнизона. Симону не понадобился другой повод, чтобы заявить, что отныне граф будет считаться его врагом. Несмотря на это, Раймунд все еще надеялся избежать войны. Он направил в лагерь крестоносцев новое предложение, в котором обещал отдать себя и все свои земли на милость легатов. Некоторые из лидеров крестового похода посчитали эти условия разумными и были за то, чтобы их принять. Но Симон ответил походом на Монже, который он сжег дотла в отместку за расправу над немецкими крестоносцами. В Ле-Кассе, на юге, гарнизон Раймунда VI сдался, а более пятидесяти еретиков, прятавшихся в башне, были сожжены заживо. В середине мая Симон добрался до римской дороги у Монферрана, небольшой плохо отремонтированной крепости, которой командовал младший брат Раймунда VI, Бодуэн, и которая сдалась крестоносцам после короткой осады.

Роль Бодуэна в сопротивлении крестоносцам могла была быть большей, чем короткая оборона небольшого замка. Ему разрешили свободно уйти со своими людьми, принеся клятву никогда больше не воевать против крестового похода. Но Бодуэн был импульсивным, не имеющим принципов человеком, и он уже решил отказаться от дела Раймунда и присоединиться к Симону де Монфору. Его отступничество было значительным унижением для Раймунда VI и глубоко шокировало местных аристократов, которые ценили родственные узы превыше всего. Но, возможно, это было предсказуемо, поскольку, хотя он и был братом Раймунда, Бодуэн имел больше общего с грубыми северянами из лагеря Симона, чем с культурной аристократией юга. Он воспитывался при строгом дворе своего дяди, Людовика VII, куда его мать бежала от своего злобного и властолюбивого мужа. Почти монастырская атмосфера, в которой прошла юность Бодуэна, не могла быть более непохожей на двор его отца Раймунда V с его буйной безнравственностью. Он никогда не видел своего отца и не посещал Лангедок до воцарения Раймунда VI в 1194 году, когда без гроша в кармане прибыл на Юг, чтобы потребовать часть наследства своего отца, но новый граф отказался признать его своим братом. Когда через несколько месяцев после этого Бодуэн вернулся со свидетельствами от бывших придворных Людовика VII, подтверждающими его личность, Раймунд нехотя принял его на службу. Он отправил Бодуэна в Прованс для ведения затяжной войны с богатыми и непокорными сеньорами де Бо. Бодуэн отличился в этой войне и даже серьезно подорвал свое здоровье. Но Раймунд неизменно отказывал ему в единственном знаке благодарности, которого тот хотел, — в уделе, соответствующем его статусу. Теперь, в свои сорок с лишним лет, Бодуэн был обиженным и озлобленным человеком. Его набожность всегда была сильнее, чем у старшего брата, и его неодобрение поведения Раймунда было, конечно же, искренним. Но есть мало оснований сомневаться в том, что старые амбиции Бодуэна стояли для него на первом месте, когда он оставил дело Юга. Если бы Раймунд VI был свергнут, он имел бы обоснованные претензии на графскую корону. Будущее, по его мнению, было за Симоном и крестоносцами. Но, как и сам Симон, Бодуэн неправильно оценил свои перспективы и должен был заплатить за это жизнью.

Менее тридцати миль никем не обороняемой дороги отделяли Симона от Тулузы. Но большая часть его армии, после падения Лавора, ушла на север. Вместо того чтобы атаковать крупный город с недостаточными для этого силами, он двинулся на север, переправился через Тарн и менее чем за неделю занял густо заросшие лесом долины восточного Альбижуа. В июне он проник на север до Сен-Антонина в южном Керси. Раймунд VI беспомощно смотрел на происходящее, засев в крепости Брюникель, расположенной на вершине скалы в ущельях реки Аверон, в нескольких милях от Сент-Антонина. Несмотря на малочисленность армии Симона, Раймунд решил сжечь замок и отступить на юг. Но в этот момент в Брюникель неожиданно прибыл Бодуэн. Раймунд недолюбливал своего брата, но совершенно не знал, что тот находится в союзе с крестоносцами. Бодуэн попросил Раймунда отдать ему Брюникель вместо того, чтобы сжечь его. Он тайно объяснил ситуацию членам гарнизона, и те стали уговаривать Раймунда согласиться на просьбу брата, заявив, что готовы служить под его командованием. Раймунд неохотно согласился, и Бодуэн получил замок в в качестве своего наследства. Когда Раймунд отбыл в Тулузу, Бодуэн приехал в лагерь крестоносцев и выторговал для себя выгодные условия капитуляции. Затем он направился в Тулузу и предпринял последнюю попытку убедить Раймунда подчиниться всем требованиям легатов. Раймунд упорно отказывался. Убедившись в том, что его брат бесстыдно пренебрегает церковным законом, Бодуэн мог с чистой совестью заявить о своей поддержке крестового похода. Он перебрался к Симону де Монфору и принес ему оммаж за Брюникель. Взамен Симон пообещал Бодуэну долю в будущих завоеваниях и через год фактически пожаловал ему Сент-Антонин, возможный, зародыш небольшого удела в богатом уголке Керси.

Имея в своих руках большую часть территории к востоку от Гаронны, Симону оставалось только взять Тулузу. К городу со стороны Каркассона приближалась свежая армия немецких крестоносцев под командованием Тибо, графа Барского, знаменитого воина, от которого многого ожидали. Симон встретил немцев у Монжискара, в двенадцати милях к юго-западу от Тулузы и убедился, что Тибо жаждет наступления на город, который, как и все северяне, считал столицей южной ереси. Но там же находилась и делегация тулузских горожан, которая прибыла, чтобы разуверить его в этом и надеялась даже сейчас отклонить крестоносцев от их цели. Представители горожан утверждали, что Тулуза всегда поддерживала католическую Церковь. Они даже выдали легатам заложников за их верность и напомнили Симону о той помощи, которую они оказали ему при осаде Лавора. Легаты не могли отрицать всего этого, но они потребовали объяснить, почему Тулуза до сих пор признает Раймунда VI своим графом, и дали понять, что только его изгнание из города вполне их удовлетворит. "Изгоните графа и его приспешников из города, откажитесь от верности ему и примите вместо него любого владыку, которого Церковь назначит на его место, — таково было их предложение, — в противном случае мы раздавим вас, и вас постигнет участь еретиков и их покровителей". Горожане ответили, что они связаны с Раймундом клятвой, но их возражения остались неуслышанными. Епископ Фолькет, присутствовавший при встрече, приказал настоятелю своего собора покинуть город со всем духовенством. Они сразу же так и сделали, пройдя босиком в процессии через ворота и неся перед собой Евхаристию.

16 июня крестоносцы подошли к реке Херс, теперь вялотекущему спрямленному каналу, а тогда извилистому потоку, примерно в двух милях к западу от стен, который отделял пригородные виноградники и огороды от сельской местности за городом. Внутри города Раймунд собрал все силы своих владений. Графы Комменжа и Фуа привели в город большие конные отряды с юга, а с востока прибыли напуганные и возмущенные сеньоры нескольких городков, разоренных армией Симона. Гарнизон, как всегда неподготовленный, был ошеломлен внезапностью прибытия крестоносцев. Работа по разрушению мостов через Херс была завершена лишь наполовину. У частично разобранного моста Монтодран произошла кровавая битва, закончившаяся отступлением защитников. Внебрачный сын Раймунда Бертран, попавший в плен во время боя, был лишен своих дорогих доспехов и выкуплен за 1.000 ливров.

Это было обнадеживающее начало осады, которая впоследствии обернулась катастрофой. Тулуза была самым крупным городом, который Симон пытался осадить. После опрометчивой попытки взять его штурмом в первый день, крестоносцам пришлось смириться с длительной осадой. Но к этому они оказались необычайно плохо подготовлены. Стены Тулузы составляли почти три мили в окружности, и у Симона, несмотря на немецкие подкрепления, не хватало сил, чтобы полностью блокировать город. Его армия сосредоточилась перед замком Нарбоне у южных ворот и неоднократно подвергалась атакам вылазок из города, которые не по рыцарски пользовались часом сиесты. За несколько дней осаждающие съели все фрукты и овощи из пригородных садов и огородов, а к концу месяца в их лагере замаячила перспектива голода. Защитники же, беспрепятственно переходили по мостам на дальнюю сторону города, пополняя свои запасы и нападая на фуражиров врага. В лагере крестоносцев хлеб продавался более чем в двадцать раз дороже обычной цены. Утром, 29 июня, после двухнедельной осады, горожане обнаружили, что крестоносцы ушли.

Нападение на Тулузу было серьезной ошибкой, подпортившей Симону репутацию, которая без боя перетягивала другие города на его сторону. Это стоило Симону двух недель использования драгоценных подкреплений с севера, не говоря уже о тяжелых потерях, понесенных в стычках перед стенами. Более того, это оттолкнуло от него католическое большинство жителей Тулузы. Симон оскорбил их достоинство и жестоко отверг их притязания на его сочувствие. С городских стен они видели, как его люди вырубали виноградники и убивали на полях работников, которые не успели сбежать при их внезапном появление. После этого они не переставали быть самыми ярыми сторонниками Раймунда. Что касается Симона, то его армия была деморализована, а составлявшие ее отряды не были склонны оставаться дольше положенных сорока дней. Впрочем большинство немцев удалось убедить остаться, но граф де Бар, отсутствие крестоносного рвения у которого сильно разочаровало французов, покинул армию в середине июля под насмешки и оскорбления своих собственных сторонников. Симон по опыту знал, что без убедительной демонстрации силы завоеванные города сбросят свои северные гарнизоны, когда услышат новости о неудаче под Тулузой. Как только осада была снята, он двинулся на юг, вглубь владений графа Фуа, сжигая брошенные замки и пригороды, выкорчевывая виноградники и фруктовые деревья с аккуратных террас на склонах холмов. Проникнув до Фуа и потратив восемь дней на опустошение окрестностей, Симон повернул на север и прошел сто пятьдесят миль до границ Лангедока. В Керси Арно-Амори активно поддерживал дело Симона. Несколько главных баронов региона приняли участие в неудачном крестовом походе архиепископа Бордо в самом начале войны в 1209 году, и теперь их убедили отказаться от верности Раймунду VI и заявить о своей поддержке Симона де Монфора. Сам Симон прибыл в Каор в конце июля. Он принял оммаж от баронов и продемонстрировал свое присутствие своим новым подданным, сжег предместья Келюса, который все еще принадлежал Раймунду VI, и прошел со своей армией на север до Рокамадура.

Юг лишь на короткое время был обманут смелой демонстрацией решимости Симона. В Рокамадуре он расстался со своими верными немцами и вернулся в свой штаб в Каркассоне с крошечным отрядом солдат, не зная, когда ожидать нового подкрепления с севера. Впервые у Раймунда VI была настоящая армия, чтобы использовать слабость Симона, и решительные союзники, чтобы преодолеть его собственный робкий характер. В Тулузене ситуация была серьезной. Большая армия южан, возглавляемая графами Тулузы и Фуа и усиленная контингентами Гастона де Беарна и Савари де Молеона, уже покинула Тулузу и медленно двигалась по римской дороге в сторону Каркассона. Монферран, первый замок на ее пути, был без боя оставлен гарнизоном северян. Пюилоран на севере изгнал офицеров Симона. Дальше на восток, куда маршал Симона был послан за помощью, появились тревожные признаки восстания. Безье и Нарбон не хотели сотрудничать, а во всей долине реки Од с трудом удалось набрать только 800 человек, готовых прийти на помощь Симону, многие из которых дезертировали во время похода. На военные заботы Симона наложились личные проблемы. Его жена находилась в Лаворе, отрезанная от него вероломством людей из Пюилорана; его сын Амори лежал тяжело больным в Фанжо, а его маленькая дочь находилась с кормилицами в Монреале. Ни на один из этих городов нельзя было положиться, а среди южан из окружения самого Симона появились намеки на предательство.

Когда войска Раймунда достигли Монферрана, расположенного в тридцати милях от Каркассона, Симон собрал совет лидеров крестового похода, чтобы обдумать свои дальнейшие действия. Преобладало мнение, что ему следует держаться против южан в Фанжо или Каркассоне, пока не придет помощь с севера. Но это предложение было энергично оспорено английским крестоносцем Хью де Ласи. Хью был человеком с сильными амбициями и агрессивным характером — недостатки, которые уже стоили ему обширных ирландских владений во время неудачного восстания против короля Иоанна. Но он был опытным воином, который сражался вместе с Симоном дольше, чем большинство присутствовавших на совете. Длительная осада, указывал он, отрезала бы Симона от его союзников и лишила бы его инициативы. Его подданные воспримут это как поражение и перейдут на сторону врага. Лучше всего было продвигаться навстречу врагу в надежде, что он даст сражение в поле, где преимущество будет на стороне опытной, хорошо вооруженной конницы северян. Этот совет понравился Симону, и он был принят. Оставив небольшой гарнизон в Каркассоне, крестоносцы двинулись на запад и заняли Кастельнодари, расположенный на римской дороге в восьми милях от лагеря армии южан. Войско Симона, скудно усиленное неохотно пошедшими в поход новобранцами из Лораге, насчитывало немногим более 500 человек, а Кастельнодари едва ли мог выдержать осаду. Его стены были частично разрушены гарнизоном Раймунда, когда он оставил его весной, внутри не было воды, а местные жители были настроены откровенно враждебно по отношению к крестоносцам.

Наступающее войско южан появилось в начале сентября, "опустившись, как саранча, на землю". Гарнизон Кастельнодари ужинал, и ему потребовалось время, чтобы вооружиться, а тем временем жители укрепленного пригорода к западу от города перешли на сторону врага, сотнями перебираясь через стены и убегая на поля. Нападавшие воспользовались преимуществом внезапности, и ворвались в ворота предместья, когда жители еще перелезали через стены. Но, проникнув на улицы, они разбрелись в разные стороны, и гарнизон без труда смог выгнать их обратно в ворота.

Осада Кастельнодари Раймундом VI обернулась унизительным фиаско. Его армия, безусловно, превосходила армию Симона, и он, вполне вероятно, по лучшим оценкам современников имел 5.000 человек. Тем не менее, он решил избежать сражения, и не стал окружать город, к удивлению защитников, которые смогли поить своих лошадей и собрать виноград под носом у врага. Вместо этого граф разбил свой лагерь на холме к северу и защитил его траншеями и частоколами, так что, как заметил один наблюдатель, трудно было определить, кто кого осаждает. Даже когда его солдаты проникали в укрепленный пригород, они проламывали проемы в стене, чтобы в случае ответной атаки гарнизона иметь возможность быстро сбежать. Симон продолжал активно действовать на протяжении всей осады. Он разместил своих людей у ворот, в ожидании момента для вылазки в лагерь противника. Многие из этих вылазок он возглавлял лично с безрассудством, которое приводило в ужас его соратников. Однажды его пришлось удерживать от прыжка через траншею в укрепление, где под усиленной охраной находились осадные машины Раймунда.

Безрассудство Симона имело свою цель. Он знал, что бездействие будет столь же губительно, как и поражение, но Раймунд тщательно избегал сражения с крестоносцами в поле. После нескольких дней нерешительной перестрелки Симон получил известие, которое, казалось, сулило благоприятный исход. Бушар де Марли и Мартин Алгай, наваррский наемник на службе Симона, покинули Лавор несколькими днями ранее с большей частью гарнизона и сумели добраться до замка Сесак, расположенного в пятнадцати милях. Они избежали похода по Лораге с его враждебно настроенным население, выбрав длинный, извилистый путь через Альбижуа. Из Сесака они направились вниз к римской дороге и там соединились с конвоем Симона, который вез продовольствие из Каркассона. Приблизившись к Кастельнодари, они обнаружили, что в Сен-Мартен-Лаланд, небольшой деревушке в четырех милях от города, путь им преградил граф Фуа. Симон решил рискнуть. Он выделил из гарнизона 40 рыцарей, почти половину своей кавалерии, и под покровом темноты отправил их на подкрепление Бушару де Марли к Сен-Мартен с предупреждением готовиться утром к битве.

Когда наступило утро, граф Фуа вызвал подкрепление из своих войск. В лагере крестоносцев была отслужена месса, а епископ Каорский произнес проповедь. Раймунд-Роже выстроил свои войска поперек дороги, расположив тяжелую кавалерию в центре, легкую конницу на одном фланге, а пехоту — на другом, что было проверенной временем тактикой полководцев еще не знавших силы пехоты в обороне. Крестоносцы, заметив, что Раймунд-Роже сосредоточил своих людей способных держать оборону на флангах и атаковали его центр всеми своими силами. Завязалась долгая, кровопролитная рубка, в которой крестоносцы, сначала отбросив южан силой своей атаки, медленно отступали под превосходством противника в численности. Бушар де Марли пытался отступить в порядке и сохранить свои силы. Но на другом фланге Мартин Алгай повернул и увлек своих людей в стремительное бегство с поля боя. "Мы погибли", — кричал он, когда епископ Каорский пытался укорять его за трусость. Епископ не сразу пришел к такому же выводу, но когда сообразил, что происходит, собрал всех некомбатантов и бежал по дороге в Фанжо на юг.

Симон де Монфор видел, как граф Фуа и его подкрепление выехали из лагеря Раймунда в сторону Сен-Мартена, и с тревогой ожидал появления Бушара и его отряда. Но никто не появился. Тогда он посоветовался со своими людьми у северных ворот города, но их мнения разделились. Руководствуясь инстинктом и рыцарским предпочтением сражения перед осадой, Симон решил помочь своим людям в Сен-Мартене, даже если это означало рискнуть потерей города. Оставив пять рыцарей и большую часть пехоты удерживать Кастельнодари, он поскакал по римской дороге с пятьюдесятью всадниками и прибыл как раз в тот момент, когда люди Бушара покидали поле боя. К несчастью ждя них, южане не стали преследовать разбитого врага. Многие из них, вероятно, были еще не получившими плату наемниками, чья страсть к захвату добычи была самым сильным военным инстинктом, которым они обладали. Они грабили продовольственный обоз крестоносцев и тела убитых, когда прибыл Симон со своими людьми. Бушар, увидев, что Симон приближается к полю битвы с запада, развернул своих людей и вернулся, чтобы снова вступить в бой с востока. Южане застигнутые врасплох атакой сразу с двух сторон, были разбиты и понесли большие потери. Граф Фуа и его сын отчаянно защищались, пока их щиты не были разбиты, а мечи зазубрены и затуплены. Потери с обеих сторон были велики. Симон потерял 30 своих лучших людей. Южане были истреблены. Некоторые из них, желая спастись, кричавшие: "Монфор! Монфор!", были приняты за крестоносцев и перебиты своими же людьми.

Как только Симон покинул Кастельнодари, южане атаковали город, возглавляемые пуатевинскими наемниками Савари де Молеона и отрядом арбалетчиков. Им удалось вновь занять пригород, но внезапное возвращение крестоносцев прервало штурм и заставило их поспешно отступить. Симон был за то, чтобы преследовать их и перенести сражение в лагерь южан. Но его люди устали и не хотели рисковать своей победой штурмуя рвы и палисады лагеря Раймунда. Вместо этого они прошли через ворота и расположились у церкви, чтобы спеть Те Deum. Навыки, дисциплина и умелое командование одержали убедительную победу над численностью, а моральный дух Раймунда не выдержал дальнейшего продолжения осады. Его осадные инженеры докладывали, что ядра из мягкого местного камня бесполезно крошатся при ударе о стены. По дороге издалека подвозили валуны, но даже в этом случае за время осады удалось нанести только два прямых попадания по стенам. Некоторые из рыцарей Раймунда дезертировали, узнав о поражении при Сен-Мартен. Другие, опасаясь внезапного нападения на лагерь, вынуждены были спать в своих доспехах. На вторую ночь после битвы южане подожгли лагерь и свои осадные машины и ушли.

Однако дело Симона было далеко от победы. Попытка завоевания четверти Франции на одном акре Тулузской равнины была попыткой вырваться из цепких пут. В идеализированном мире сhanson de geste королевства могли быть завоеваны рыцарством на поле боя, но население Лангедока было не так легко впечатлить. Кроме того, шла психологическая война, и Симон ее проиграл. Граф Фуа, который вырвал управление делами из рук незадачливого Раймунда, разослал по всему региону гонцов с известием о поражении Симона. Говорили, что французов перебили, а Симона повесили. Враждебное отношение к крестовому походу переросло в открытое восстание. Одновременные восстания в долинах рек Тарн и Аверон были спровоцированы плотником из Лаграва, который зарубил топором капитана гарнизона, осматривавшего новые бочки для воды. Весть о восстании стремительно распространилась вниз по течению. Это был регион, который Симон занял всего четыре месяца назад. Его власть там была хлипкой, а гарнизон северян, под командованием Бодуэна Тулузского, находился лишь в Брюникеле. Бодуэн находился в Монтегю (ныне Лиль-сюр-Тарн), когда произошло восстание. Он сразу же отправился в Лаграв, пока горожане готовились к обороне. Увидев на его знамени золотой крест Тулузы, они приняли Бодуэна за его старшего брата, открыли ему ворота и взволнованно рассказали об убийстве командира гарнизона. Бодуэн немедленно приказал расправиться с бунтовщиками. Но пока он усмирял Лаграв к восстанию присоединились Монтегю и Сент-Антонин, и он был вынужден отступить в Брюникель, оставив небольшой гарнизон в Лаграве. Далее на юг восстание охватило несколько замков в предгорьях Пиренеев и даже Савердён, один из первых городов, принявших власть Симона в 1209 году.

Симон отреагировал на эту новость двумя неделями бешеной активности. Он разрушил до основания укрепления Кастельнодари и форсированными маршами добрался сначала до восточных районов Корбьера, а затем двинулся на север через Лораге в долину реки Тарн. Но не дойдя до долины, он узнал, что его дело там проиграно. Гарнизон Монтегю, осажденный в цитадели, сдался горожанам. Крестоносцы повернули назад и затворились в Памье, пока отряды графа Фуа патрулировали долины вокруг. От дальнейшего унижения Симона спасла мягкая зима и прибытие сотни опытных рыцарей, набранных Робертом де Мовуазеном на севере Франции. Они помогли Симону вернуть несколько мятежных замков на юге его владений; но он потерял все города, которые принесли ему первые победы этого года, за исключением Лавора. Как и плотник из Лаграва, он стал рассматривать эту войну как национальную и больше не верил, что Юг можно как-то сплотить против альбигойской ереси. В октябре Симона покинул даже Гийом Кот, рыцарь-южанин, который был крестным отцом его дочери и сражался рядом с ним при Кастельнодари. Говорят, что эта измена оставила в Симоне глубокую ненависть и недоверие ко всем, кто говорил на языке ок и он больше не собирался на них полагаться.