Ангелотворец

Фьельбака, 1959

Мама знает лучше. Инес выросла с этой истиной и никогда не пыталась ее оспорить. Отца она не помнила. Ей было три года, когда с ним случился удар. Он оказался в больнице, где умер спустя пару недель. С тех пор они всегда были втроем: Инес, мама и Нанна. Иногда Инес задумывалась, любит ли она мать. В этом у нее не было уверенности. Девочка любила Нанну, любила мишку, с которым спала с малых лет, но любила ли она маму? Ей было известно, что родителей любить должно и что другие дети в школе любят своих мам. Когда Инес ходила с подружками к ним домой играть, она видела, как другие девочки бросаются в объятья своих мам и как те нежно им улыбаются. У нее все сжималось внутри при виде этой картины. Инес же дома ждали только объятья и улыбки Нанны. Мама хорошо относилась к ней, она никогда не повышала на дочь голоса. Напротив, это Нанна могла ее отругать, если девочка не слушалась. Но мама всегда решала все, а у Инес в доме не было права голоса. Для мамы очень важно было делать все правильно. Она всегда говорила: «Если что-то делаешь — делай это хорошо». Да, она ненавидела небрежное отношение к делу. Домашние задания по шведскому языку нужно было писать аккуратным почерком и только по линейке. Задания по математике нужно было выполнять так, чтобы ни одна цифирка не вышла за края клеточки. Ни в коем случае нельзя было стирать неверные ответы и записывать новые, так что Инес приходилось сначала делать все в черновике, а потом уже переписывать в тетрадку. А еще ей было абсолютно запрещено устраивать беспорядок в комнате. Потому что если там будет грязно, может произойти все, что угодно. Что именно может случиться, девочке было неизвестно, но комнату Инес должна была держать в чистоте. Лаура могла заглянуть туда в любой момент. И если там был беспорядок, на лице у нее появлялось такое разочарование, что Инес становилось страшно. После такого мать долго разговаривала с дочерью, а та ненавидела эти разговоры. Ей не хотелось разочаровывать маму, а именно об этом и были разговоры, о том, как сильно Лаура в ней разочарована. Нельзя было мусорить и в комнате Нанны, и в кухне. А в остальные комнаты — спальню, гостиную, гостевую комнату и салон — Инес не пускали. Вдруг она что-нибудь разобьет, боялась мама. Детям там, по ее мнению, делать было нечего. И Инес подчинялась. Так было проще. Ей не хотелось лишний раз обсуждать с матерью эти вещи. Поэтому проще было не провоцировать ее.

В школе девочка тоже слушалась учителей и старалась не привлекать к себе внимания. Судя по всему, взрослым нравилось, когда их слушаются, потому что Инес стала любимой ученицей преподавательницы. Другие дети не обращали на нее внимания. Но никто и не ссорился с ней. Пару раз ее пытались дразнить, говоря что-то про ее бабушку, но Инес ничего не поняла, потому что бабушки у нее не было. Она спросила о бабушке у мамы, но вместо ответа услышала, что им надо обсудить порядок в ее комнате. А когда она задала тот же вопрос Нанне, та ответила, что это не ее дело. Больше Инес не спрашивала. Если мама не хочет отвечать, значит, так и надо. Мама всегда знает лучше.

Эбба спрыгнула с лодки на берег и поблагодарила почтовых служащих за помощь. Впервые со дня приезда на остров она испытывала радость и предвкушение. Скорее, скорее — женщина поспешила по тропинке к дому. Ей не терпелось увидеть Мортена. Подойдя ближе, она поразилась тому, в каком красивом здании они живут. Конечно, много еще надо сделать, но все равно их дом был похож на белоснежную жемчужину в обрамлении зеленого бархата деревьев. В воздухе пахло морем. Им с Мортеном понадобится время, чтобы снова обрести друг друга, но кто знает, может, эти испытания только укрепят их брак? Раньше Эбба об этом не думала, но, возможно, стоит рискнуть и завести еще ребенка? Конечно, не сейчас. Сначала надо закончить ремонт. Но, может, позже у Винсента появится братик или сестричка? Он будет смотреть на их второго ребенка с неба и радоваться…

Эббе удалось успокоить приемных родителей, когда те позвонили ей. Она попросила прощения за то, что скрыла от них правду о происходящем на острове, и отговорила от приезда. А еще рассказала им, что узнала о своей семье. Родители были за нее рады. Они знали, как много это значит для их воспитанницы. Но они были против того, чтобы Эбба возвращалась на остров. Так что она солгала им, сказав, что еще одну ночь проведет у Эрики и Патрика, и они успокоились. Эббу и саму пугала мысль о том, что кто-то хочет причинить им зло, но Мортен решил остаться, и она не могла бросить его одного. Второй раз в жизни она выбрала мужа. Страх потерять его был страшнее страха смерти. Гибель Винсента научила ее тому, что не все в жизни можно контролировать. Ей суждено было быть рядом с Мортеном, что бы с ними ни случилось.

— Эй! — крикнула Эбба, войдя в дом. — Мортен, где ты?

В доме было тихо. Фру Старк медленно поднялась по ступенькам, прислушиваясь к каждому звуку. Может, он поехал по делам в деревню? Но нет, она видела лодку у причала… И там была еще одна лодка. Может, у них гости?

— Эй! — крикнула она снова, но ответом ей было только эхо собственного голоса. В лучах яркого солнца, проникавшего в окно, танцевала пыль. Эбба вошла в спальню…

— Мортен?

Она недоуменно уставилась на мужа, сидевшего на полу спиной к стене. Взгляд его был устремлен прямо перед собой. На ее появление он никак не реагировал. Эбба присела на корточки и провела рукой по его волосам. Старк выглядел очень усталым.

— Как ты? — спросила она. Он повернул к ней голову и спросил без всякого выражения:

— Ты вернулась домой?

Эбба закивала:

— Да, и я столько хочу тебе рассказать! Я много думала, пока была у Эрики. Я поняла то, что ты, наверное, давно уже понял. У нас есть только мы двое. Мы должны попытаться все наладить. Я люблю тебя, Мортен. Винсент всегда останется в наших сердцах, — они прижала руку к груди, — но мы живы и должны продолжать жить.

Женщина умолкла, ожидая реакции, но ее супруг молчал.

— Когда Эрика рассказала мне о моей семье, все стало вдруг ясным…

Опустившись рядом на пол, Эбба начала с энтузиазмом рассказывать о Лауре, Дагмар и Душегубке. Когда она закончила, Мортен неожиданно кивнул:

— Вина у вас в крови.

— Что ты имеешь в виду? — растерялась его жена.

— Вина у вас в крови, — повторил он резким голосом и провел рукой по волосам, растрепав их, но когда Эбба потянулась, чтобы их поправить, оттолкнул ее руку. — Ты никогда не признавала свою вину.

— Какую вину? — с ужасом спросила фру Старк. Ей стало страшно, но ведь это был Мортен, ее муж, и у нее не было причин бояться…

— Это ты виновата в смерти Винсента, — все тем же тоном ответил мужчина. — Разве мы сможем продолжать жить как прежде, если ты не хочешь признать свою вину? Но теперь я хотя бы знаю причину. Это у тебя в крови. Твоя прабабка была детоубийцей, и ты тоже убила нашего ребенка.

Эбба дернулась, как от удара. Хотя эти слова и были больнее ударов. Она убила Винсента?! Ей хотелось закричать от отчаяния, но женщина понимала, что муж сам не знает, что говорит. С ним что-то не так. Иначе он никогда не сказал бы ей такого.

— Мортен… — постаралась успокоить его Эбба, но он не унимался:

— Это ты убила его. Это твоя вина. Только твоя.

— Зачем ты так? Ты же знаешь, как все произошло. Я не убивала Винсента. Никто не виноват в его смерти, ты это знаешь!

Она схватила мужчину за плечи, чтобы привести в себя, но тут вдруг заметила, что кровать незаправлена, а на полу стоит поднос с тарелками, на которых лежат остатки еды и два бокала со следами красного вина.

— Кто тут был? — спросила Эбба, но Мортен не отвечал, а только продолжал сверлить ее глазами.

Она медленно начала отползать подальше, инстинктивно чувствуя, что надо бежать. Это был не ее муж, а совсем другой человек. Как давно он стал таким? Как давно из его глаз исчезла теплота? Почему она раньше этого не замечала? Женщина продолжала отползать и попыталась подняться на ноги, но в этот момент супруг протянул руку и толкнул ее обратно на пол.

— Мортен! — взмолилась она.

Никогда в жизни Старк не поднимал на нее руку. Это он протестовал, когда Эбба хотела убить паука, и просил позволить выпустить его в сад. Но того Мортена больше не было. Возможно, он умер вместе с Винсентом. Просто она была слишком занята своим горем, чтобы замечать что-то вокруг, а теперь было слишком поздно. Склонив голову, муж смотрел на нее, как смотрит паук на муху, попавшуюся в его сеть. Сердце бешено билось в груди, но Эбба не могла найти в себе сил сопротивляться. Бежать ей было некуда. Проще всего было сдаться. Смерть ее не пугала. Смерть поможет ей встретиться с Винсентом. Но ей было горько от того, что надежда все исправить и жить дальше вместе с Мортеном разбилась вдребезги.

Когда пальцы Старка сдавили ей шею, женщина спокойно встретила его взгляд. Его руки были теплыми. Столько раз он касался ее кожи, когда ласкал! Он сжал пальцы еще крепче, и в глазах у Эббы потемнело. Стало трудно дышать. Сердце хотело вырваться из груди, но огромным усилием воли она велела себе расслабиться и принять то, что ее ждет. Ей предстоит встреча с Винсентом.

Йоста остался сидеть в конференц-зале. Волнение от находки уже улеглось. У такого старого скептика, как он, было много объяснений исчезновению одного из паспортов. Возможно, девушка потеряла его — и не успела восстановить. Или он хранился отдельно от документов других членов семьи и затерялся, пока дом сдавали. Но возможны были и другие варианты. Пусть Патрик ими займется. Сам же Флюгаре испытывал потребность еще раз исследовать все вещи. Это был его долг. Ради Эббы. Возможно, среди них есть что-то важное, что он упустил. А у него нет права на небрежность. Май-Бритт не простила бы его, если бы Йоста не смог помочь девочке. Эбба вернулась на остров, где ее поджидает зло, и он должен сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить трагедию. Эта девочка всегда занимала особое место в его сердце. С того самого момента, как она вцепилась в него на острове и не хотела отпускать. А день, когда работник социальной службы пришел за Эббой, чтобы отвезти ее в новую семью, был самым ужасным в жизни Флюгаре. Май-Бритт искупала ее, причесала, украсила ей волосы бантами и одела девочку в белое платье с поясом, который сшила собственными руками. Эбба была такой миленькой, что у Йосты на глазах выступили слезы. Он боялся, что сердце разорвется от боли, и даже не хотел прощаться с Эббой, но Май-Бритт настояла. Тогда он опустился на корточки, и малышка бросилась ему в объятья. Белое платье стояло колоколом. Она обхватила его ручонками за шею так крепко, словно знала, что это их последняя встреча…

Сглотнув, старик достал детскую одежду Эббы из коробки.

— Йоста, — прервал его воспоминания голос Патрика.

Флюгаре дернулся и повернулся к двери с ползунками в руках.

— Откуда ты знал адрес родителей Эббы в Гётеборге? — спросил Хедстрём.

Йоста попытался придумать объяснение, но ему не пришло в голову ничего правдоподобного. Тогда он вздохнул и признался:

— Это я посылал открытки.

— «Й»… — произнес его коллега. — И как это я раньше не догадался?

— Мне следовало рассказать. Я хотел, но… — прошептал Йоста. — Но я только посылал открытки Эббе на день рождения; последняя, с угрозами, была не от меня.

— Это понятно. Я много думал об этой открытке. Она слишком отличалась от остальных.

— Да и почерк подделали плохо, — признал Флюгаре, откладывая ползунки в сторону.

— Твои каракули разве подделаешь…

Йоста улыбнулся. Он ожидал от Патрика злости, но тот, судя по всему, не сердился, что было даже удивительно.

— Я знаю, что для тебя это особое дело, — сказал Патрик, словно читая мысли пожилого полицейского.

— Я не могу допустить, чтобы с ней что-нибудь случилось, — сказал тот, возвращаясь к коробке.

Хедстрём все не уходил, и тогда Йоста снова повернулся к коллеге:

— Если Аннели жива, это меняет все. Или если она выжила тогда на острове. Ты позвонил Леону и предупредил, что мы хотим с ним поговорить?

— Нет, я хочу застать его врасплох. Так больше шансов его разговорить, — ответил Патрик. Потом он замолчал, не зная, продолжать или нет, но спустя некоторое время добавил: — Думаю, я знаю, кто послал последнюю открытку… Это лишь подозрение, но я попросил Турбьёрна все проверить. Не знаю, когда придет ответ, и пока не хочу ничего говорить. Но потом все расскажу — обещаю.

— Хорошо, — ответил Флюгаре, возвращаясь к коробке. Он чувствовал, что среди вещей есть что-то, что нужно изучить поподробнее, и не мог успокоиться, пока не поймет, что это.

Ребекка не сможет его понять, но Йозеф все равно оставил ей письмо. По крайней мере, она будет знать, что он благодарен ей за годы, проведенные вместе, и что он ее любит. Только сейчас к нему пришло осознание того, что он пожертвовал детьми и женой ради мечты. Боль и стыд ослепили его, не давая увидеть самого главного. Но, несмотря на это, они оставались рядом. Он отправил письма и детям тоже. В них Йозеф ничего не объяснял: только прощался и писал, какие ожидания на них возлагает. Они не должны забывать о том, какая на них лежит ответственность, даже когда его не будет рядом, чтобы напомнить.

Йозеф медленно съел свое обеденное яйцо, сваренное в течение ровно восьми минут. В первые годы брака Ребекка относилась небрежно к его вкусам. Иногда она варила яйца семь минут, иногда девять. Но позднее она наловчилась. Эта женщина была верной и послушной женой. Родители Йозефа ее обожали. Но вот с детьми она была слишком мягкой, что всегда тревожило Мейера. Детей, даже взрослых, нужно держать в ежовых рукавицах. Ребекка на это неспособна. Не будет она заботиться и о сохранении их еврейского наследия. Но у него нет другого выбора. Он не может позволить, чтобы его позор помешал им идти по жизни с высоко поднятой головой. Ради их будущего отец пожертвует собой. В минуты слабости его посещали мысли о мести, но Йозеф отгонял их. По опыту он знал, что в мести нет ничего хорошего: она все только усложняет. Доев яйцо, Мейер аккуратно вытер губы и встал из-за стола. Выйдя из дома в последний раз, он не обернулся.

Анну разбудил звук тяжелой двери. Сонная, она сощурила глаза в темноте. Где она? Виски пульсировали от боли. Ей стоило больших трудов сесть на полу. Анна обнаружила, что завернута в одну лишь тонкую простыню и что в помещении очень холодно. Она обхватила себя руками, ощущая холодный ужас.

Мортен. Это было последнее, что она помнила. Они лежали в его кровати. Его и Эббы. Они выпили вина. И ее охватило желание. Эти недавние события были свежи в памяти, но Анне не хотелось их вспоминать. Однако перед глазами все равно стояло обнаженное тело Старка. Они лежали в постели в спальне, залитой лунным светом, а потом наступила темнота.

— Эй, кто-нибудь! — крикнула женщина в сторону двери, но ответа не последовало. Происходящее казалось Анне нереальным, будто она попала в другой мир, как Алиса в Зазеркалье. — Эй! — повторила она и попыталась встать, но ноги не слушались.

Внезапно дверь открылась, в нее что-то швырнули и снова захлопнули. Комната погрузилась в темноту. Анна поняла, что должна выяснить, что это, и подползла ближе. Пол был ледяным. Пальцы окоченели, а колени оцарапал бетон. Наконец Анна коснулась ткани. Она сунула руку глубже и вздрогнула, дотронувшись до человеческой кожи. Ощупав лицо этого человека, она поняла, что его глаза были закрыты. Дыхания она не уловила, но тело было теплым. Анна нащупала пальцами пульс: он присутствовал, но очень слабый. Действуя инстинктивно, она зажала незнакомцу нос и одновременно потянула его голову назад, накрыв его раскрытый рот своим. По длинным волосам и запаху она поняла, что перед ней женщина.

Начав делать искусственное дыхание, Анна гадала, где уже чувствовала этот запах. Ей не удалось потом вспомнить, сколько времени у нее ушло на попытки вернуть женщину к жизни. Она продолжала вдыхать воздух ей в рот и одновременно массировать грудь. Правильно ли она действует, Анна не знала: она всего один раз видела, как это делается, по телевизору. Оставалось только надеяться, что та сцена из сериала соответствовала действительности.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем женщина кашлянула. Ее начало тошнить, и Анна, положив ее на бок, принялась гладить ее по волосам. Откашлявшись, женщина сделала вдох и тонким голосом спросила:

— Где я?

— Эбба, это ты? — узнала ее Анна. — Тут так темно, что я ничего не вижу и не знаю, где мы.

— Анна? Я думала, что ослепла!

— Нет, ты не ослепла. Просто тут очень темно.

Эбба хотела сказать что-то еще, но снова закашлялась. Анна продолжила гладить ее по голове, пока фру Старк не дала понять, что хочет присесть. Подруга помогла ей.

— Я тоже не знаю, где мы, — произнесла Эбба.

— А как мы сюда попали? — Вопрос был риторическим, и Анна не рассчитывала на ответ.

Эбба долго молчала, но потом тихо ответила:

— Мортен.

— Что Мортен?

У Анны перед глазами промелькнули картины прошлой ночи. Ее затошнило от стыда и страха, и она с трудом сглотнула.

— Он… — кашлянула Эбба. — Он пытался задушить меня.

— Задушить? — недоуменно повторила Анна, хотя слова были ей понятны. Она чувствовала, что со Старком что-то не так, как животные в стае чувствуют, когда один из них болен. Но это только усиливало влечение к нему. В нем было что-то опасное… Да, вчера Анна нашла в Мортене Лукаса. Ее снова, как когда-то, привлек риск. Анну затрясло.

— Боже, как здесь холодно… Где он мог нас запереть? — спросила Эбба.

— Он же нас выпустит? — жалобно спросила ее подруга с сомнением в голосе.

— Он изменился. Был совсем другим человеком. Он… — Эбба заплакала. — Он сказал, что я убила Винсента, нашего сына.

Не говоря ни слова, Анна обняла ее и положила ее голову себе на плечо.

— Как это произошло? — спросила она.

Эбба не могла ответить из-за рыданий. Только немного успокоившись, она поведала:

— Это было в декабре. У нас было много дел. Мортен работал на стройках, я тоже трудилась допоздна. Винсент как чувствовал это, постоянно шалил и провоцировал нас. Мы были без сил, — всхлипнула она и вытерла нос о кофту. — Утром нам надо было на работу. Мортен должен был отвезти Винсента в сад, но ему позвонили со стройки и попросили приехать — там были какие-то проблемы. Мортен попросил меня отвезти Винсента, но у меня у самой было важное совещание. Я разозлилась из-за того, что его работа всегда была важнее моей. Мы поругались. И в конце концов Мортен ушел, оставив меня с Винсентом. Я поняла, что шансов попасть на совещание у меня нет. И когда с Винсентом опять случился один из его припадков, я не выдержала и заперлась в туалете. Он колотил в дверь и вопил, но я не открывала. А через пару минут стало тихо. Я решила, что он ушел в свою комнату. Подождала еще пару минут, умылась, успокоилась и вышла.

Эбба говорила очень быстро, путаясь в словах. Анне не хотелось знать правду, но она была виновата перед этой женщиной, и ее долгом было дать ей выговориться.

— Я вышла из туалета, и тут раздался грохот. А за ним последовал крик Мортена. Никогда я не слышала такого крика. Как будто вопит раненый зверь, — продолжала Эбба дрожащим голосом. — Я сразу поняла, что случилось. Всем телом почувствовала, что Винсент мертв. Я бросилась на улицу и увидела его за нашей машиной. Он был в домашней одежде. И все, о чем я могла думать, это о том, что он пошел на улицу без куртки. Боялась, что он простудится. Вот о чем я думала, увидев его там мертвого в снегу, — что он простудится.

— Это было несчастье. В этом нет твоей вины.

— Нет, Мортен прав. Я убила Винсента. Если бы я не заперлась в туалете, если бы наплевала на ту встречу, если бы я…

Эбба снова зарыдала, и Анна прижала ее к себе еще крепче, бормоча слова утешения и гладя по волосам. Она понимала, как тяжело этой женщине. Ее горе затмевало даже страх того, что могло случиться с ними в этой комнате. Эбба и Анна были матерями, объединенными общим горем от потери ребенка.

Когда фру Старк успокоилась, Анна снова попробовала встать. На этот раз ей это удалось. Она осторожно выпрямилась, боясь удариться головой, но потолок был высоким. Сделав шаг вперед, женщина вскрикнула: что-то коснулось ее лица.

— Что случилось? — испугалась Эбба.

— Что-то попало на лицо. Наверное, паутина…

Анна протянула руку и нащупала перед собой шнурок. Она потянула за него, и зажегшийся свет ослепил ее. Женщина зажмурилась, а когда она снова открыла глаза, то услышала, как Эбба шумно втянула в себя воздух.

Он столько лет наслаждался чувством власти, самим ощущением того, что она у него есть, даже когда не пользовался ею. Шантажировать Йона было бы опасно. Хольм больше не был тем человеком, с которым Себастиан познакомился на Валё. Сегодня он полон ненависти, хоть и хорошо это скрывал. Было бы глупо делать его своим врагом. Никогда ничего не требовал Себастиан и от Леона, просто потому, что Леон был единственным человеком после Ловарта, который вызывал у Монссона уважение. После того, что случилось, Кройц уехал из Швеции, но Себастиан следил за его судьбой по статьям в газетах и слухам, которые доходили и до Фьельбаки. Теперь же Леон оказался втянутым в игру, в которую до этого играл один Себастиан. Но он уже получил свою выгоду в этой игре. Безумный проект Йозефа остался в прошлом. Конечно, земля и гранит имели ценность, но он уже перевел их в наличность, используя один из контрактов, которые не читая подписывал Мейер. А Перси… Себастиан выругался, ведя свой желтый «Порше» по узким улицам Фьельбаки, где постоянно попадались пешеходы. Перси всегда был высокого о себе мнения. Он и мысли не допускал, что может все потерять. Конечно, от отчаяния он обратился за помощью к Монссону, но до конца не верил, что может потерять то, что принадлежало ему с рождения. Теперь замок принадлежал его младшему брату. И в этом виноват был только он сам, и никто больше. Старший фон Барн плохо распорядился доставшимся ему наследством, а Себастиан лишь устроил так, что катастрофа произошла немного раньше. И здесь он получил выгоду, но это был так, бонус — важнее всего моральное удовлетворение. Потому что больше всего удовольствия он получал от власти.

Самое забавное, что ни Йозеф, ни Перси до последнего момента не догадывались о его истинных намерениях. До последнего они надеялись, что Себастиан от доброты душевной поможет им. Идиоты. Но пора заканчивать с этой игрой. Леон положит всему конец. Он ведь поэтому решил собрать их всех вместе. Интересно, как далеко он зайдет? Леона Монссон не боялся. Репутация у него и так была хуже некуда. Но вот как отреагируют другие? Например, Йон… Ему есть что терять. Себастиан припарковал машину, но не спешил выходить. Подумав немного, он вышел из автомобиля, положил ключи в карман и позвонил в дверь. Шоу начинается.

Эрика читала за чашкой кофе в кухне полицейского участка. Вкус напитка был ужасный, но варить новый ей было лень.

— Ты еще тут? — спросил Йоста, входя в кухню.

Писательница захлопнула папку.

— Да, я выпросила позволения остаться и почитать старые материалы дела. А сейчас я как раз размышляла, куда мог подеваться паспорт Аннели.

— Сколько ей было? Шестнадцать? — уточнил Флюгаре, присаживаясь.

— Да, — кивнула Эрика. — И она была без ума от Леона. Может, сбежала из дома? Подростки на все способны от несчастной любви. А перед этим убила всю свою семью? Как-то с трудом верится…

— Ну почему же? У нее могли быть пособники. Может, Леон? Отец девочки все узнал, пришел в ярость…

— Да, но Леон был на рыбалке с другими ребятами. Зачем бы им покрывать его?

— А может, они все спали с Аннели? — предположил Йоста.

— Ну, это маловероятно.

— Если предположить, что преступники — Аннели и Леон, то тогда им нужен мотив. Им достаточно было бы убить только Руне. Зачем расправляться со всей семьей?

— Я об этом думала, — вздохнула женщина. — Посмотрела тут протоколы допроса… В рассказах мальчиков должны были бы быть нестыковки, но все твердили одно и то же. Они ловили макрель, а когда вернулись, семьи и следа не было.

Старый полицейский застыл с чашкой у рта.

— Ты сказала — макрель?

— Да, так написано в деле.

— Как я мог упустить такую важную деталь?!

— Что ты имеешь в виду?

Йоста поставил чашку на стол.

— Можно тысячу раз прочитать полицейский отчет и не заметить очевидного! — Он поднял палец вверх. — Теперь я знаю, что алиби у них липовое!