Москва, Кремль
Алиев сидел в своем кабинете и смотрел в одну точку уже добрых четверть часа. Эта точка сфокусировалась на Ивановской площади за окном — там кругами ездила уборочная машина, сгребая листья и грязь на обочины. Равномерное движение оранжевого транспорта несколько успокаивало взвинченные нервы Гейдара. Тишину нарушил звонок вертушки.
— Слушаю, — ответил он, глядя уже на герб государства, нарисованный на аппарате, — да, в курсе… да, заходи…
Через некоторое время в дверь постучался, а затем зашел товарищ Щербицкий. Лицо у него было такое же скорбное, как и у хозяина кабинета. Он без лишних слов уселся в гостевое кресло и без спроса закурил сигарету, это было Мальборо.
— Ну что, дорогой Гейдар, поговорим что ли? — предложил он, выпустив столб дыма к потолку.
— Поговорим, — Алиев так же без слов достал из ящика стола пузатую бутылку Двина и разлил ее в два бокала, наполнив их чуть ли не до верха, — почему нет.
— Я вот только что побеседовал с прибалтами, — задал Щербицкий неожиданное направление беседы.
— Со всеми? — уточнил Гейдар.
— Кроме эстонца, с Пуго и Гришкявичусом… Вайно оказался недоступен…
— И что прибалты?
— Выходят из игры они, оба…
— Понятное дело — ждут, чем все кончится и тогда примкнут к победителю.
— Да, именно так…
— А что армяне с грузинами?
— Эти совсем на связь не выходят, отвечают секретари…
— Про Слюнькова даже и спрашивать не буду, — угрюмо констатировал Алиев.
— Отчего же, — Щербицкий сделал большой глоток Двина, — за спрос денег не берут. Белорусы в самом начале дистанцировались от нашей затеи — в этом направлении и продолжают двигаться.
— А мы ему что-то предлагали, Слюнькову?
— Да. конечно — полноценное членство в Политбюро плюс пост первого зампреда Совета министров.
— И он не согласился?
— Напрямую не отказал, но и слова «да» не было сказано…
— Итого у нас сейчас в деле твоя Украина, мой Азербайджан и Молдавия со Снегуром, это точно… выбыли Белоруссия с Казахстаном — тоже точно. Остальных будем считать неприсоединившимися, как этих… страны третьего мира, — чуть помедлив, заявил Алиев.
— А мы с тобой, выходит, страны первого мира, — произнес абстрактную мысль Щербицкий. — Что дальше будем делать, дорогой Гейдар Алиевич?
— Надо изолировать Романова, вот что, — достаточно резко выдал тот, — а лучше, если бы его совсем не было на том свете.
— Чазов в курсе этой проблемы? — вежливо уточнил Щербицкий, допив бокал до конца.
— Он всегда и во всем в курсе, — не задумываясь, отвечал Гейдар, — только притворяется тихим и скромным эскулапом.
— Тогда ждем завтрашнего утра… да, и я бы все же подстраховался и заблокировал все перемещения Романова… где он там сейчас?
— В пригородном поселке «Зеленый город», — сверился Алиев с какой-то бумажкой на столе, — на даче первого секретаря Горьковского обкома… Христораднова Юрия Николаевича.
— Я о нем ничего не знаю, — объяснил Щербицкий, — нет, на пленумах и съездах, конечно, пересекались и даже внешне его помню, но это и все — что он за человек-то?
— Обычный партийный деятель, — хмуро начал пояснять Алиев, — начинал карьеру мастером на ГАЗе, потом резко пошел в гору — секретарь райкома, секретарь горкома, секретарь обкома. Ничего примечательного.
— С ним, значит, проблем не возникнет в случае чего?
— Думаю, что нет….
— А кто еще там вместе с Романовым на этой даче оказался?
— Те, что летали с ним в Париж — Воронцов и Силаев…
— Странный набор кадров, — поморщился Щербицкий, — с бору по сосенке… а что у нас, кстати, с КГБ и с армией?
— Примаков и Соколов держат нейтралитет… — ответил Алиев, — строго в соответствии с обещаниями.
— А милиция?
— Федорчук остался в стороне… да и роль милиции тут самая небольшая, хотя…
— Забыли мы про него, — озаботился Щербицкий, — нехорошо.
— А вот прямо сейчас и позвоню, — и Алиев подтянул себе вертушку с гербом.
А в это время на даче в Зеленом городе происходило следующее — туда без дополнительных объявлений явился товарищ Примаков, текущий руководитель КГБ СССР. Романов принял его сразу же.
— Добрый вечер, Григорий Васильевич, — вежливо поздоровался он, присаживаясь на стульчик возле дивана, — как самочувствие?
— Спасибо, Евгений Максимович, уже идет на поправку… последний наш с вами разговор прервался очень неожиданно — может расскажете, что там случилось такое экстраординарное?
— Конечно расскажу, — кивнул Примаков, — только сначала хорошо бы убрать отсюда всю медицинскую бригаду из четвертого управления.
— Включая Чазова?
— Его в первую очередь…
— И почему их надо убирать?
— Во избежание разных неожиданностей, — пояснил Примаков, — вами же, кажется, местные медики занимались с самого начала?
— Ну да, из больницы имени Семашко, — подтвердил Романов, — главврач мне очень понравился, как уж его зовут-то… Лебедянцев, кажется.
— Вот пусть Лебедянцев вами и занимается…
— А Чазов что?
— А он уже отбыл по направлению к Москве.
— Что-то вы очень резко начали командовать, Евгений Максимович, — заметил генсек, — я, кажется, не давал вам таких полномочий.
— Эх, Григорий Васильевич, Григорий Васильевич, — вздохнул Примаков, — если бы сейчас было мирное время, я бы с вами согласился…
— А сейчас что, война идет? — тут же заметил этот пробел в примаковской аргументации Романов.
— Практически да…причем гражданская — самая опасная разновидность войн. Когда сын поднимает оружие против отца, а брат стреляет в другого брата. В такие времена надо быть особенно бдительным и не упускать рули управления из своих рук.
— Ну тогда расскажите, наконец, в подробностях и в лицах — что там вчера произошло в Москве, как развивалось и чем закончится… по вашему мнению, конечно.
— Хорошо, — вздохнул Примаков, — я сейчас все расскажу… только началось все не вчера, конечно, а гораздо раньше…
— Я вас слушаю самым внимательным образом, — Романов поудобнее устроился на своем диване и зафиксировал взгляд на качающейся яблоневой ветке за окном.
Авиабаза Саваслейка, Горьковская область
В 17.15 командир части полковник Старостин вызвал к себе майора Шаповалова и подполковника Субботина. В кабинете также находилось третье лицо — худощавый мужчина с залысинами в гражданском костюме, который сидел в углу и перелистывал свой блокнотик.
— По вашему приказанию прибыли, — синхронно доложили летчики начальнику, невольно косясь на постороннего.
— Сегодня для вас запланировано особое задание, — устало произнес Старостин, также косясь на гражданского человека, — с ним вас ознакомит ээээ…
— Подполковник Субботин, — напомнил о себе человек у окна, — заместитель начальника Третьего главного управления КГБ.
Особист, синхронно подумали оба пилота, а Старостин неожиданно спросил у того:
— Мне выйти или как?
— Почему же, оставайтесь, Иван Анатольевич, — выдавил особист из себя подобие улыбки. — У меня от вас никаких секретов нет. Итак, — он предложил летчикам присесть к столу и развернул на нем крупномасштабную карту области, — что вам предстоит сделать в ближайшее время…
Через четверть часа инструктаж закончился, пилоты встали и вышли на свежий воздух. Шаповалов вытащил беломорину из пачки, закурил и спросил у Субботина:
— Ты понял что-нибудь?
— Чего непонятного, — угрюмо ответил Субботин, прикуривая свою сигарету, — взлетели, заняли эшелон, добрались до отмеченной точки, выпустили две ракеты и назад.
— Ты понял, что это за точка?
— 56−19–37 северной широты, 44−00–27 восточной долготы.
— Да это-то понятно, — поморщился Шаповалов, — а на местности это что?
— Окрестности Горького… — продолжил угрюмым голосом Субботин.
— И давно ты выполнял боевые пуски по жилой застройке, а не по полигонам?
— Никогда не выполнял, — ответил Субботин, но сразу добавил, — хотя нет, два раза было, во время командировки в Анголу.
— Ну так где Ангола и где Горький?
— Ты к чему клонишь-то, говори прямо…
— Я к тому клоню, что в случае чего мы с тобой крайними окажемся, вот к чему, — зло отвечал Шаповалов, — все отопрутся, а мы в борозде, вот чего.
— Невыполнение приказа это знаешь что?
— Знаю… но можно ведь выполнять приказ по-разному, верно?
— Это хорошая мысль, — Субботин затушил бычок сигареты и выбросил ее в урну, — погнали выполнять приказ… а детали по дороге обкашляем.
— Здесь полсотни первый, полсотни первый, — сказал в микрофон ведущий борта МИГ-31 майор Шаповалов, — прошу разрешения на взлет.
Переговорное устройство покашляло и дало добро на рулежку на вторую полосу.
— Температура у земли плюс десять, видимость пять тысяч, давление 750, занимайте эшелон десять-пятьсот, — продолжил бубнить дежурный. — На соседних эшелонах через пять минут будут две тушки, Горький-Тамбов и Казань-Ленинград. Более в радиусе пятисот километров никого.
— Принял, — коротко ответил командир, подмигнул штурману и включил прогрев двигателей.
Примаков закончил свой доклад Генеральному, вытащил платок и промокнул взмокший лоб.
— В целом все ясно, Евгений Максимович, — со вздохом сказал ему Романов, — ваше поведение также укладывается в рамки лояльности… но хотелось бы немного пояснений вот по какому вопросу…
Но задать этот вопрос он не успел, потому что в дверь постучался, а потом заглянул офицер охраны. Он сделал знак Примакову, тот разрешил ему войти.
— Товарищ Верховный главнокомандующий, — громко начал тот, но Романов поморщился и разрешил обращаться без чинов, — товарищ Романов, воздушная тревога, красный уровень! Необходимо переместиться в убежище.
— И как я туда пойду? — спросил генсек первое, что пришло в голову, — я же неходячий.
— Тут лифт есть, мы вас переместим, — пояснил офицер.
— Ну перемещайте, — разрешил он, а потом вспомнил про все остальное, — а что за тревога такая — американцы войну начали?
— Никак нет, — все так же молодцевато продолжил офицер, — воздушный борт наш, с авиабазы Саваслейка. Приближается с большой скоростью.
— Дожили, — в сердцах бросил Романов, когда его уже катили по коридору, — свои же бомбить сейчас будут…