Анти-Горбачев-4

Глава 7

От главного тоннеля справа наметилось небольшое ответвление без каких-либо опознавательных знаков, все трое и свернули в него. Буквально через десяток метров узкий коридор расширился, превратившись в приличных размеров зал. Капитан щелкнул выключателем на стене, под потолком вспыхнули штук пять мощных лампочек, залив мертвенно-белым светом все вокруг.

В дальнем конце зала было оборудовано что-то вроде места для собраний или даже конференций — три ряда стульев, трибуна для выступающего и темная классная доска на стенке.

— Как в школе, — вырвалось у Романова, — сейчас учитель выйдет и начнет писать мелом тему домашнего задания.

— Да, похоже, товарищ Романов, — согласился капитан, — в войну это было одно из мест, где высшее руководство укрывалось от немецких бомбежек.

— Я читал, что в метро Маяковская правительство укрывалось, — ответил Романов.

— Там тоже, но чаще здесь, — парировал капитан. — Сейчас должен подойти товарищ Примаков, и мы вас оставим наедине.

— А еще что-то говорилось про ход к зданию ЦК… — напомнил генсек.

— Это чуть дальше, отметка 1330, — ответил капитан Пасулько, и в этот момент из=за поворота появилась новая группа людей.

Впереди шел Примаков, за ним чуть отстав двое сопровождающих, оба в штатских костюмах.

— Добрый вечер, Евгений Максимович, — поздоровался Романов, — все это любопытно, конечно, но к чему такая конспирация.

Примаков кивком головы отпустил охрану, и она вместе Пасулько скрылась в проходе, тогда он продолжил.

— Присаживайтесь, Григорий Васильевич, — предложил он генсеку, — в ногах правды нет.

И они сели на два крайних стула прямо перед трибуной и школьной доской.

— Значит, объясняю про конспирацию, — начал Примаков, — сразу скажу, что ситуация более, чем серьезная…

— Серьезнее, чем в 41 году? — прищурился генсек.

— Ну может и не такая, как в 41-м… — на секунду смешался тот, но сразу взял себя в руки, — но отличается ненамного.

— Заинтриговали, Евгений Максимович, — Романов достал из кармана пачку сигарет и закурил, — слушаю со всем вниманием.

— Сегодня по двум разным каналам пришли практические одинаковые сведения о покушении на вас, Григорий Васильевич.

— И что это за каналы, расскажете?

— Почему нет… — Примаков тоже достал свои сигареты и закурил, — без излишних подробностей, конечно, но расскажу. Первое — на нашего человека в Вашингтоне неожиданно вышел кадровый сотрудник ЦРУ… имен называть не буду, но этот сотрудник выложил нам очень подробные материалы о совещании в Кишиневе…

— Да-да, про это я слышал, — подтвердил Романов, — там все руководители Союзных республик переговаривались насчет поправок в Конституцию.

— Скорее не переговаривались, — поправил его Примаков, — а договаривались. О смене политического руководства Союза, а если совсем конкретно, то про вас шла речь.

— И на кого же меня хотят менять? — прищурился Романов.

— Главных кандидатур две — Кунаев и Алиев. Но и Щербицкий тоже суетится неподалеку.

— У них не будет большинства на пленуме ЦК, — меланхолично продолжил Романов.

— А это, как выясняется, уже неважно, — продолжил Примаков, — потому что вы, Григорий Васильевич, согласно сведениям из второго источника, не должны дожить до этого пленума.

— Вот как, — даже развеселился Романов, — как у нас в деревне говорили «интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд». И что это за второй источник?

— Вы будет смеяться, но он из Пекина… там была встреча, аналогичная вашингтонской, и этот вот товарищ из министерства госбезопасности сообщил следующее…

И Примаков зачитал дословно все, что сказал китайский источник.

— А куда у меня поездка по железной дороге намечена, не подскажете? — сдвинул брови Романов.

— Подскажу… в Ярославль и Рыбинск — награждать область орденом и открывать новое производство на моторном заводе.

— И выезд намечен на завтра… — то ли спросил, то ли утвердительно сказал генсек.

— Абсолютно точно, в восемнадцать тридцать по Москве с Правительственного вокзала.

— Не слышал о таком, — задумался Романов, — расскажите.

— Это секретный десятый вокзал столицы, — поведал Примаков, — расположен недалеко от Ленинградского и Ярославского, рядом с платформой «Каланчевская».

— А какой глубокий смысл был в его создании? С обычных вокзалов разве нельзя отъезжать?

— Его построили по личному распоряжению Леонида Ильича в середине 70-х годов, — объяснил Примаков, — Брежнев любил ездить на поездах и отдал такое распоряжение, чтобы не мешать остальным гражданам — ведь при отъезде-приезде первых лиц вокзалы должны были перекрываться… однако, я не совсем понимаю ваши вопросы, Григорий Васильевич, — сменил он тему, — предстоящее покушение вас волнует меньше, чем история наших вокзалов?

— Почему, очень волнует, — тут же ответил генсек, — но я же вижу, что вы продумали все на десять ходов вперед — слушаю ваши предложения, Евгений Максимович.

— Ну может быть не на десять ходов, — немного смутился Примаков, — такое даже Карпову с Каспаровым не под силу. Но на 2−3 хода вполне…

— Кстати, — встрепенулся Романов, — напомните мне про Каспарова, когда вся эта катавасия закончится…

— Конечно напомню, — ответил Примаков, — а что не так с Каспаровым?

— Все с ним не так… но об этом мы попозже поговорим.

— Хорошо, про Каспарова я делаю пометку в ежедневнике, — Примаков достал из потертого портфеля, который принес с собой, толстую книжечку, открыл и оставил там короткую надпись, — а сейчас переходим к главному. Вот вкратце то, что удалось выяснить нашей службе относительно планов оппозиции…

И он развернул и положил на трибуну крупномасштабную карту столицы — Романов с большим интересом начал изучать пометки на ней.

— Судя по обилию красного цвета возле этой станции, все должно происходить где-то поблизости, — сообщил он Примакову.

— Все верно вы думаете, Григорий Васильевич, — ответил тот, — сразу после станции «Маленковская» на железнодорожных путях есть небольшой мост через Яузу… пятьдесят пять метров над водой, собран из стальных ферм, однопутный, — и он присовокупил к карте фотографии моста и прилегающей местности с разных ракурсов.

— Древний какой, — поразился Романов, — наверно еще при царе сделан.

— Все верно, — подтвердил Примаков, — при Николае Первом — тут было когда-то соединение с путями Савеловского направления, вот его и построили в 1910 году для этих целей. Идем далее… непосредственно под левобережной опорой моста наши сотрудники сегодня обнаружили десять мешков с белым сыпучим веществом, которое после лабораторного анализа оказалось гексогеном.

— Что-то я про него слышал, про этот гексоген… — наморщил лоб генсек.

— Гексоген, — начал говорить Примаков скучным голосом профессора в университете, — это белый кристаллический порошок, очень сильное взрывчатое вещество. Сильнее тротила-динамита примерно втрое. Синтезирован в конце 19-го века немецким химиком Ленце. Первоначально предполагалось его использовать, как лекарство для мочеполовой системы, но вскоре выяснилось, что гексоген сильно ядовит и в этих целях не может быть применим. Тогда другой химик. австриец Герц придумал ему более нужное применение, как аналог тринитротолуола… впервые гексоген в таком качестве использовали японцы в 1944 году на Окинаве.

— Это все очень интересно, — притормозил его Романов, — но хотелось бы приблизиться к сегодняшнему дню.

— Хорошо, приближаемся… в нашей стране гексоген производится на двух заводах, в Дзержинске Горьковской области и в Перми — в настоящее время мы выясняем, откуда произошла утечка. А что касается этого моста через Яузу, там устроена засада, и наши сотрудники ждут, кто и когда придет за этими мешками.

— А что, взрыв этого мостика может так сильно мне навредить? — поинтересовался генсек.

— Это второй интересный вопрос, почему заговорщики выбрали такой необычный способ, — ответил Примаков, — он тоже сейчас изучается. Однако давайте переходить к оргвыводам, как это практикуется на партийно-комсомольских собраниях.

— Давайте, — вздохнул Романов.

— Первое — поездку по железной дороге с Правительственного вокзала мы конечно отменять не будем, но задействуем там вашего дублера. Второе — никуда вы завтра из Москвы не уезжаете, даже и из этого тоннеля лучше не уходить… пока во всяком случае.

— А это почему же, позвольте узнать?

— Потому что у заговорщиков есть план Б, как это модно сейчас называть. В случае неуспеха основной операции они хотят задействовать своего человека из Девятого управления…

— Да что вы говорите? — изумился Романов, — у них и тут свои люди есть?

— К сожалению… — нервно усмехнулся Примаков, — один из них, кстати, провожал вас совсем недавно?

— Капитан Пасулько? — еще более изумился генсек.

— Нет, это было бы слишком очевидно… завербован второй ваш провожатый, капитан Анисимов.

— Аааа, это тот неприметный товарищ в гражданском костюме… и как же вы это установили?

— Давайте не будем углубляться в такие детали, — ответил Примаков и щелкнул пальцами.

По этому щелчку в проходе, который вел от главного хода, появились трое — в центре тот самый штатский охранник Романова в наручниках, а по бокам двое незнакомых. Охранник имел очень бледное лицо и прихрамывал на одну ногу.

— Вот, Григорий Васильевич, — сказал Примаков, когда они дошли до трибуны, — это тот самый завербованный гражданин, зовут его Иннокентий Смышляев.

— И как же он прошел фильтр при приеме в Девятку? — поинтересовался Романов.

— Прохлопали, товарищ главнокомандующий, — отчеканил один из конвоиров, — но сейчас исправляемся.

— А ты, Иннокентий, — перешел он к главному обвиняемому, — зачем пошел в предатели?

Но Иннокентий отвечать ничего не стал, а только заскрипел зубами.

— Я думаю, ничего он сейчас не скажет, — подвел черту Примаков, — уводите гражданина — с ним поговорят в другом месте, а с результатами ознакомят вас попозже.

— Ладно, с технической стороной дела вы меня ознакомили, — сказал генсек, — а что далее планировали заговорщики?

— Там все просто, — вздохнул Примаков, — после сообщения в СМИ о вашей трагической кончине созывается сначала заседание Политбюро, потом пленум ЦК, на нем выбирается новый генеральный…

— А большинство у них будет?

— Большинство тут неважно — им подойдет абсолютно любой на ваше место… ориентировочно это будет либо Кунаев, либо Алиев.

— А что так не нравится заговорщикам, что они решились на такой серьезный шаг?

— Да вы ведь и сами знаете — изменение национальной политики им не нравится…