Анти-Горбачев-4

Глава 27

— Мы ведь тоже помогаем нашим друзьям в других странах, — вмешался в разговор Кейси, — и спонсируем их на гораздо большие суммы, чем русские.

— Я все понял, — моргнул Рейган, — если у вас больше никаких новостей нет, тогда я озвучу свои пожелания.

Вся троица дружно открыла блокноты и приготовилась записывать умные мысли босса.

— Первое — нужно отследить местонахождение Алиева и Кунаева и постараться наладить с ними связь. Они сейчас озлоблены на Романова в частности и на всю советскую систему вообще. Такие люди нам пригодятся.

— Второе — делаем упор на межнациональные трения у Советов. Я понимаю, что вы и раньше этот аспект не упускали из виду, но сейчас надо бросить на него все имеющиеся силы и возможности. У них там очень много разных наций и народностей, отношения между ними часто напряженные — в эти зазоры и надо бить. К тому же дурацкая, иначе ее не назовешь, национальная политика в СССР сама по себе подталкивает к углублению этих трений. Так что нам просто Господом Богом велено подыгрывать Кремлю в этих вопросах.

— Вы имеете ввиду что-то конкретное? — спросил Кейси.

— Если хотите конкретику, то возьмите Украину — там много чего можно нарыть по этому вопросу, начиная с политики Петра Первого и заканчивая Голодомором. Ну и третий, наконец, пункт…

Рейган сделал небольшую паузу, потом продолжил.

— И тему с Афганистаном пока ставим на паузу… совсем сворачивать помощь моджахедам не надо, просто немного прикрутим кран.

— Немного это насколько? — уточнил Кейси, любивший точные цифры.

— Вдвое для начала, надо сделать хорошую мину для Романова — ответил президент и мановением руки отпустил всех троих.

Москва, госдача номер 6

Романов после ноябрьского пленума слег с непонятной болезнью, как только приехал на дачу в Заречье, так и повалился без сил. Возле него колдовала целая бригада медиков во главе с новоиспеченным начальникомуправления Минздрава Михаилом Лебедянцевым. Но пока без особенных успехов.

— Ну что, Михаил Андреевич, — спросил у него генсек в перерывах между сеансами интенсивной терапии, — плохи мои дела?

— Нет-нет, Григорий Васильевич, — попытался успокоить его врач, — все под контролем, скоро встанете на ноги.

— Да ладно вам, — горько усмехнулся Романов, — я же вижу, вы ни черта не понимаете, что со мной происходит… вот что сделайте… найдите и пригласите сюда Чазова, может он что-то поймет.

— Будет сделано, Григорий Васильевич, — взял под козырек Лебедянцев, — в кратчайшие сроки.

Не совсем в кратчайшие, конечно, сроки, но в течение дня Чазова отыскали и доставили пред светлые очи генерального секретаря.

— Приветствую вас, Евгений Иванович, — сказал слабым голосом Романов, — присаживайтесь, поговорим.

— И я тоже рад вас видеть, Григорий Васильевич, — ответил тот, усаживаясь на стул. — Наше расставание прошло как-то не совсем здорово…

— Согласен, — не стал отпираться генсек, — возможно, я поторопился со своими решениями. Но как говорится в народной пословице — лучше поздно, чем никогда. Я был неправ тогда на даче в Зеленом городе, поэтому приношу свои извинения.

— Извинения приняты, — ответил с довольным видом Чазов, — рассказывайте, что с вами стряслось…

Через час Романов смог сам встать с дивана и дойти до книжной полки. Оттуда он вынул толстый том Похождений бравого солдата Швейка и зачитал любимую цитату.

— Встретимся в шесть вечера после войны в трактире У чаши… хотя нет, могу задержаться, приходи в половине седьмого.

— Я понял ваш юмор, — с небольшой задержкой отреагировал Чазов, — однако давайте закончим наши дела.

— Так уже закончили, — отвечал ему Романов, поставив Швейка на место, — а относительно вас завтра выйдет отдельное распоряжение, ожидайте… да, а у вас-то самого как со здоровьем?

— Довольно странно задавать такой вопрос врачу… — сказал Чазов.

— Почему же, — парировал генсек, — есть же такая греческая, кажется, максима — врачу исцелися сам. Иначе какой ты врач, если себя вылечить не в состоянии…

— Понял, Григорий Васильевич, — смиренно склонил голову Чазов, — мне ведь тоже немало лет, 56 уже, а в этом возрасте сами знаете — если встаешь утром и у тебя ничего не болит, это значит, что ты умер…

— Я оценил ваш юмор, — продублировал генсек слова медика, — кстати — вы же, кажется, говорили, что родились рядом с этим… с Зеленым городом, где мы встретились. И что, заехали на свою историческую родину?

— К сожалению, не удалось, Григорий Васильевич, — потупил голову Чазов, — другие заботы навалились.

— А вы съездите, — наставительно поднял палец вверх Романов, — нехорошо забывать родных и близких… кстати и мне неплохо бы побывать в Псковской области — я там родился, знаете ли, деревня Зихново Боровичского уезда…

— Я вас услышал, — встал по стойке смирно Чазов.

— Отлично, тогда увидимся в скором времени.

Байконур

А тем временем на космодроме Байконур, он же Тюратам, в бескрайних степях Казахстана проходили последние приготовления к первому запуску комплекса Энергия с человеком на борту. А если точно, то с тремя человеками — вообще-то пилотируемый корабль, пристыкованный к ракете, был просторным и позволял вместить до восьми пассажиров, но на первый раз решили ограничиться минимальным количеством.

Из отряда космонавтов в Звездном городке придирчивая комиссия отобрала следующих товарищей — Леонид Кизим в роли командира, бортинженер Виктор Савиных и космонавт-исследователь Геннадий Стрекалов. У всех них за спиной было уже хотя бы по одному полету на Союзах, а Кизим даже дважды успел слетать на орбиту, так что опыта им было не занимать.

По давно установившейся традиции все трое, выйдя из спецавтобуса, доставившего их к стартовой площадке, помочились на колесо этого самого спецавтобуса. После чего бравый командир отрапортовал руководителю полета о полной боевой готовности экипажа к выполнению полетного задания.

А в задание входил ни много, ни мало, но первый облет Луны советским космическим аппаратом с человеком на борту. И исследование поверхности спутника Земли на предмет мест высадки последующей экспедиции. В руководстве космических советских ведомств несколько месяцев ходили жаркие споры относительно необходимости таких полетов, но победили все же лунники. Руководитель полетов выслушал доклад командира и дал высочайшее разрешение приступать к выполнению. Лифт домчал космонавтов до самого верха, где специально обученные люди задраили за ними люк и спустились обратно.

— Блин, забыл слоника, — сказал Стрекалов, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Какого слоника? — поинтересовался командир.

— Дочка попросила свозить свою любимую игрушку на орбиту, — пояснил тот.

— Ничего, в следующий раз захватишь, — утешил его бортинженер, — когда на Луну будем высаживаться.

— Надеюсь на это, — буркнул Стрекалов.

— Отставить посторонние разговорчики на борту, — гаркнула громкая связь с командным пунктом, — доложите обстановку.

— Давление в баках в норме, — тут же откликнулся бортинженер, а командир добавил, — электропитание в норме.

— Надеть скафандры, — продолжил командовать голос, — включить автономное снабжение.

Команда повиновалась.

— Ключ на старт, даю стартовый отсчет, — продолжил голос, — десять, девять…

На счет ноль, как это и положено, было включено зажигание, пилотская кабина задрожала всеми своими внутренностями, фермы поддержки откинулись и ракета медленно, но верно поползла в небо.

Через десять минут планово отстыковалась первая ступень, еще через пятнадцать вторая, полчаса спустя корабль успешно вышел на низкую околоземную орбиту. Разгонный блок третьей ступени провел необходимую коррекцию для нужных параметров орбиты перед стартом к Луне.

— Леонов, помню, мечтал слетать туда, — неожиданно вспомнил Стрекалов.

— Но его вместо этого отправили на стыковку к американцам, — ответил Кизим.

— Неравноценная замена, — вклинился Савиных, — одно дело обычный околоземный полет и совсем другое Луна.

— Жизнь несправедливая штука, — подвел итог разговору Кизим, — парни, не отвлекаемся, через час старт к Луне.

Без приключений все же не обошлось — уже на окололунной орбите вышел из строя один из шести двигателей ориентации. Товарищи на Земле битый час обсуждали проблему и в итоге подсказали экипажу правильный выход — нагрузка была равномерно распределена на все оставшиеся пять двигателей. Поэтому корабль худо-бедно, но справился с юстировкой положения перед обратным стартом.

— Восход Земли над лунным горизонтом надо заснять, — вспомнил командир, — Гена, это твоя зона ответственности.

— Обижаешь, начальник, — позволил себе шутку тот, — все заснято в плановом порядке. Могу тебя еще щелкнуть на фоне Земли…

— А что, я не против, — развеселился Кизим, — щелкни. А потом я тебя — будет, что друзьям подарить.

— Знаете, кого на высадку наметили? — спросил Савиных.

— Только на уровне слухов, — отвечал Стрекалов, — Березовой и Серебров первыми в списке идут вроде бы…

— А третий кто?

— Тайна, покрытая мраком… могу только еще один слух пересказать — это будет иностранец.

— Китаец что ли?

— Вполне вероятно, но не на сто процентов… может, и не китаец.

— Стоп, ребята, — притормозил беседу подчиненных Кизим, — не расслабляемся, нам еще триста тысяч километров обратного пути одолеть надо.

— И затормозить со второй космической скорости, — напомнил бортинженер.

— Американцы девять раз тормозили и все успешно, — напомнил исследователь.

— Это еще вилами на воде написано, кто у них и как тормозил, — парировал Кизим, — а вот у наших Зондов только три успешных возврата было… из восьми.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — тяжело вздохнул Стрекалов, щелкнув последний раз фотокамерой системы ЛОМО-компакт.