Анти-Горбачев-4

Глава 29

Второе пришествие

День выдался суматошный и насыщенный, поэтому Романов даже не стал ужинать, а лег на кровать и мгновенно отрубился. Сразу после возвращения домой на улицу Косыгина. И приснилось ему такое вот…

Он продолжает сгребать сено в стог, а из-за угла бани, стоящей у соседей, выдвигается Маша Симонова, его первая безответная любовь, а по совместительству аватар непонятной организации из будущего, снабдившей его восемь месяцев назад кучей информации о предстоящих событиях.

— Привет, Машенька, — говорит Романов, улыбаясь, — опять ты ко мне явилась…

— Являются только духи да призывники в военкомат, — строго осадила она его, — и еще, может быть, Явлинский… тоже Григорий, но ты его вряд ли знаешь.

— Хорошо, — поправился Романов, — опять ты пришла…

— Так уже ближе к истине, — ответно улыбается она ему, — ну что, поговорим о делах наших скорбных?

И она пригласила Романова в тот же самый сарай из грубо обструганных досок, который фигурировал и в первый раз, в марте месяце. В одном углу сарая стоял некий агрегат, напоминающий кинопроектор, а в противоположном висел белоснежный полупрозрачный экран.

— На этот раз ты мне все-таки покажешь Чапаева? — позволил себе шутку Григорий, — желательно продолжение, про то, как он выплыл из той реки…

— Нет, Гришенька, — осадила она его, — Чапаева ты потом посмотришь. Как-нибудь. А сейчас будет разбор полетов или как там у вас называется такая процедура по итогам проделанной работы…

— Отчетно-выборное собрание, — на автомате вылетело из Романова.

— Вот-вот, — улыбнулась Маша, — только вторую половину из этого названия придется вычеркнуть, выборов не будет. Остановимся на отчете… итак, — и она щелкнула пультом управления, на экране появился первый слайд с надписью «Григорий Романов, март-ноябрь 1985 года».

— Прямо, как надпись на могильном камне, — вырвалось у него.

— Нет-нет, могилы не будет, — покачала головой Маша, — по крайней мере, не сегодня. По крайней мере, до конца нашего разговора. Идем далее…

Слайд сменился на «Борьба за власть» с фото партийного ареопага на начало года. Место Черненко было пустым.

— Схватку за корону ты провел неплохо, Гриша, — похвалила она его, — хотя временами все висело на волоске.

— Как уж сумел, — развел руками Романов, — к тому же есть такая поговорка — победителей не судят… потому что судят как раз победители, как раз побежденных… а как самого себя судить, это у меня в голове не укладывается.

— Правильно, — кивнула Маша, — ход с Гришиным был близок к гениальному — и не нашим, и не вашим, а что-то среднее, но лояльное. Правильно?

— Да я как-то в это время не просчитывал варианты, — в растерянности развел руками Романов, — интуиция в основном вывозила… вот и получился такой хитрый ход.

— Ага, — продолжила улыбаться Машенька. — Главное, что Горбачева удалось спихнуть с горы… как уж там ваша детская игра называлась?

— Царь горы, — подсказал Романов, — действительно очень похоже. Идем дальше?

— Ты куда-то спешишь? — справилась она.

— Нет-нет, никакой спешки, — помотал головой он, — просто хочется узнать, как вы там мои дальнейшие действия оценили.

— Сейчас узнаешь, — и слайд сменился на «Неотложные дела». — С Чернобылем тоже все сложилось на редкость удачно, ты просто пришел и разрубил этот Гордиев узел. Вместо того, чтобы путаться с развязыванием. Большой и жирный плюс тебе за это.

— Следом, очевидно, последует то, что я сделал неудачно? — предположил Григорий.

— Угадал, — подтвердила Маша. — Твоя ставка на региональную элиту не сыграла никак. Все эти Щербицкие, Алиевы и Кунаевы могли быть союзниками только на самых первых порах, а ты это понял очень поздно.

— К сожалению, ты… ну то есть вы, ты же не только себя представляешь… в этом абсолютно правы, — скорбно повесил голову Романов, — но на кого-то же надо было опираться на первых порах… вот я на них и оперся.

— Далее… — слайд сменился на «Экономику». — Понимаю, что такую махину, как советская экономика, вытащить из болота крайне сложно. Но надо было постараться — твои мероприятия в этой области можно было бы оценить на три с минусом. По пятибалльной шкале.

— Ладно, что не на два с плюсом, — пошутил генсек.

— Однако по итогам года, а он вот-вот закончится, все же удалось вылезти в некоторый плюс — сказалось отсутствие алкогольной реформы и некоторая переориентация промышленности с группы А на группу Б… только на этом останавливаться не надо.

— Хорошо, останавливаться не буду, — тяжело вздохнул Романов.

— Теперь внешняя политика… — Маша снова перещелкнула слайд, на новом появилась физиономия Рейгана в центре, а по бокам от него устроились Дэн Сяопин и Тэтчер. — Здесь все неплохо, даже и придраться не к чему. Единственное замечание, поменьше бы жестов доброй воли, в политике больше ценится сила, чем уступки.

— Правильное замечание, — склонил голову Романов, — но иногда, когда не хватает силы, приходится лавировать, как эти… как яхты против ветра… это может быть воспринято, как уступки — понимаю…

— Особенно жестко надо бы с американцами, — сделала Маша такую ремарку в сторону, — они не привыкли, когда им перечат, поэтому каждый раз впадают в столбняк… это можно использовать. Но мы едем дальше, — продолжила она.

— Видим мост, — непроизвольно вылетело из генсека.

— На мосту ворона сохнет, — поддержала она его, — была такая считалка у тебя в детстве, знаю… но сейчас не об этом, — и на экране появился заголовок нового слайда «Культура и тд».

— Стоп, — притормозил ее Романов, — вопрос есть…

— Слушаю, — Маша села на стульчик рядом с проектором и с любопытством уставилась на генсека.

— Я понимаю, что на вид ты копия Маши Симоновой из моего голубого детства, но ты же ведь на самом деле не Маша? А кто, извини за любопытство?

— Вообще-то я Маша, — даже немного смутилась она, — только немного не та…

— Хороша Маша, да не наша, — воспроизвел Романов популярную поговрку.

— Правильно, — кивнула она головой, — по всем пунктам — и что хороша, и что не ваша. Я Мария Вайнштейн из 22 века. А если точно, то родилась в 2215 году от рождества Христова.

— И где же ты родилась, Маша Вайнштейн?

— Город Маркс Саратовской области, слышал?

— И даже бывал там пару раз… это ведь напротив Саратова через реку?

— Точно… но мы отвлеклись от темы. Давай про культуру — с этим пунктом у тебя вышло практически на отлично. На футболе только напрасно ты зациклился…

— И почему же? — недоуменно поднял брови Романов.

— Пустое потому что дело — начиная с середины 21 века футбол станет никому не нужным.

— А что будет нужным?

— Бокс, например, а еще баскебол и фигурное катание. Но если глядеть в целом, то и футбол сгодится. Поехали дальше.

— Поехали, — согласился Романов.

— С индийскими ракетами какой-то сбой в матрице случился…

— В смысле? — не понял генсек, — какой сбой, в какой матрице?

— Не обращай внимания — это фильм такой будет лет через 15, культовый. Вот и вспомнилось — не должно было быть никаких ракет, видимо ты своей деятельностью задел что-то ненужное в чем-то нужном. Вот они и запустились. Так что этот пункт мы попускаем. И идем…

— К покушению на меня и Переса де Куэльяра, — закончил машину мысль Романов.

— Правильно, к покушению, — согласилась Маша.

— И что не так в этом покушении?

— Да все там так, — она вывела на экран очередной слайд с крупными физиономиями двух наемных киллеров. — Только не должно их быть было в Степанакерте в том времени.

— Тоже сбой в матрице?

— Нет, тут что-то другое… из винтовки Баррета, кстати, пуля должна была напрочь вышибить мозги из твоего Куэльяра. Но не вышибла — спишем на случайность.

— А вообще, как там потомки оценят мою деятельность относительно Карабаха? И вообще по поводу национального вопроса?

Маша неожиданно достала и кармана блузки пачку сигарет, предложила Григорию, и они одновременно задымили, как два паровоза.

— Я смотрю, — констатировал ситуацию генсек, — что в 22 веке с табакокурением так и не справились…

— Есть такое дело, — не стала отрицать очевидное Маша, — а что до национального вопроса… с ним вопрос сложный… извини за тавтологию.

— Извиняю, — ответил Романов, — так что там по этому вопросу у моих потомков? В 22 веке решили его?

— Увы, но не до конца, — рубанула правду Маша, — кое-где иногда встречаются отдельные рецидивы. Но в общем и целом все же лучше, чем у вас. Так вот, относительно Карабаха… сам смотри — размежевание, которое ты придумал, это неплохо, но не более. Все равно сохранятся отдельные трения и непонимания между общинами, они же ведь все равно рядом жить будут…

— И какой же оптимальный выход? — озаботился Романов. — На Марс одну из этих общин мы переселить точно не сможем.

— На Марс не надо, — быстро ответила Маша, — хотя до него мы в следующем слайде дойдем. А азербайджанцев с армянами надо было просто-напросто разбавить другими национальностями… по крайней мере в 22 веке именно так и делают.

— Ладно, — покрутил головой Романов, — хватит про это. Давай уже про Марс поговорим.

— Давай, — с готовностью согласилась Маша, перещелкнув следующий слайд, — с космическими делами ты справился на ура, тут не убавить, ни прибавить. Единственный прокол, это тот самый пресловутый Марс.

— И почему же это прокол? — поинтересовался Романов.

— Потому что даже через сто пятьдесят лет у землян до него руки не дойдут, — пояснила Маша. — Далеко, бесперспективно и неприбыльно, если коротко.

— Это резервная планета, — возразил генсек, — на тот случай, если жизнь на Земле вдруг станет невозможной.

— Ну да, на самый крайний случай пойдет, — поморщилась Маша, — но могу тебя заверить, что даже в 22 веке такой необходимости не возникнет. А Луна и мощная орбитальная станция — это здорово.

— Я рад, что хоть в чем-то смог угодить своим потомкам, — попытался улыбнуться Романов, но без особенного успеха. На этом у тебя все или еще что-нибудь есть?

— Конечно есть, — Маша выключила проектор, пододвинула свой стульчик поближе и продолжила, — самый главный вопрос остался — относительно тебя и твоей миссии.

— Слушаю со всем вниманием, — включился Романов.

— Дело в том, дорогой Гришенька, — начала говорить она, глядя собеседнику прямо в глаза, — что согласно моим данным жить тебе осталось ровно сутки с этого момента.

— Вот как, — попытался сделать покерное лицо генсек, но у него это плохо получилось, — и от чего же я умру через сутки?

— Позволь это оставить за скобками, — меланхолично отвечала Маша, — это сейчас не слишком важно. И кто тебе дал соответствующие вещества, тоже пока опустим. Займемся главным…

— Было бы любопытно узнать, что после такого захода главное, — горько усмехнулся Романов.

— А главное, Гришенька, состоит в том, давать тебе сейчас антидот или не давать, — не менее горько усмехнулась Маша.

— И какое же будет у тебя мнение, позволь справиться? — Романов сумел сдержать нервную дрожь и задал вопрос почти что обычным голосом.

— Угадай с двух раз, Гришенька… — ответила Маша.

Конец четвертой книги