Не знаю толком, как все произошло, но стоило волку кинуться на Богдана, как я, задвинув Богомилу за спину, молниеносно оказалась около зверя и, вцепившись в жесткую шерсть, рванула волколака на себя. Думала ли я о собственной безопасности? Отнюдь. Внутри билось единственное желание — спасти колдуна!
Волколак взревел и вырвался из рук, но этой заминки хватило, чтобы Богдан оттолкнулся ногами от Бояна и отполз к деревянной лавке.
А тем временем в избе творился сущий хаос: дети плакали, женщины кричали, подхватывая их на руки и толпясь в дверях. Каждый пытался покинуть дом быстрее, чтобы не стать добычей для разъяренной нечисти.
Суматоха сбивала с толку не только нас, потому что даже волк крутил головой, не в силах сфокусироваться на ком-то или на чем-то. Только пару мгновений спустя я поняла, насколько ошибалась. Волколак не находился в недоумении. Нет! Он искал добычу. И стоило маленькой Богомиле подать голос с рук Бежаны, как глаза его полыхнули жаждой, и он напрочь потерял к нам интерес.
— Ну уж нет! — взревел Бачевский и, ухватив тварь за хвост, что есть мочи потянул на себя, не позволяя Бояну сдвинуться с места. — Величка, гони всех отсюда. Особенно…
— Поняла, — ему не нужно было договаривать. Но сказать проще, чем сделать. Толкучка была непередаваемая. Поэтому я через крики и причитания подтащила Бежану к окну и, выхватив малышку, аккуратно передала ее в первые свободные руки, а потом и женщину заставила пролезть туда же. Ладони мало того, что зудели и пекло от крапивы, так я еще умудрилась оцарапать кожу об острые осколки стекла, которые остались в раме.
Рык за моей спиной оповестил и меня, и Бачевского, что волколак все почувствовал.
— Величка, беги!
И я побежала, а точнее полетела. Прямо в окно. Следом за всеми. Из избы раздался надрывный крик Богдана — у колдуна попросту не осталось сил удерживать волколака. Больно ударившись плечом о твердую землю, я перекувыркнулась ровно в тот момент, когда зверь вырвался из цепкого захвата Бачевского и легким прыжком перемахнул через раму. Стекло и здесь не стало никого жалеть, оставляя длинные царапины на боках животного.
Боян приземлился в метре от меня, и наши взгляды встретились. Я все еще надеялась найти в его глазах крупицы человечности, но волк стал шумно втягивать в ноздри воздух, чуя кровь. Передо мной находилось чудовище, полностью подавившее человеческую суть внутри себя.
Бежать я уже даже не думала: развернись я к волколаку спиной, и я дам ему волю действовать.
— Ох, Боян. Что же нам с тобой делать?
Ответом мне был утробный рык.
— Вели, держи!
Выпрыгнув из окна с охапкой сплетенной крапивы, Богдан отцепил от пояса бутыль со святой водой и кинул ее мне. Однако до меня он так и не долетел: волколак одним плавным рывком встал на задние лапы и, перехватив стеклянную емкость, раздавил ее мощными челюстями.
— Да! — ликующе воскликнула я, ведь святая жидкость хоть и совсем не по плану, но все же попала туда куда нужно. Оставалось всего ничего — накрыть тварь полотном.
Это легко мог сделать Бачевский. Но все вновь пошло наперекосяк, потому что позади раздались громкие мужские крики, и нечто длинное и острое пролетело в десятке сантиметров от моего лица и вошло животному прямо в бок.
Боян захрипел, взвыл и тут же рухнул на землю, извергая из пасти пену и кровь. И тут уж было не разобрать, что именно так повлияло на зверя. Тем не менее я все равно бросилась вперед в надежде помочь мужчине, однако чья-то рука ухватила меня за плечо.
— Оставь его умирать! — приказал мне осипшим голосом Тихомир, словно речь шла не о его сыне. — Он позор…
— Он человек! — отпихнув от себя старосту деревни, подбежала к волколаку и помогла Богдану накрыть дергающееся в конвульсиях звериное тело.
— Он выживет?
— Не знаю, — не стал врать мне колдун. — Черт! Полотно короткое.
— Я сейчас принесу еще…
— Поздно! Процесс уже начался, — мотнув головой, оповестил меня Бачевский, накрывая Бояна тем, что успели сплести деревенские бабы. А не хватило всего малость: из-под зелени остались торчать только уши волколака.
Некоторое время ничего не происходило, и толпу мужиков за нашими спинами это стало отчаянно напрягать.
— Да добейте его уже. Чего ждете?
— Смерть — достойная цена за тьму в сердце!
Жестокие слова. Пугающие. А ведь такое горе могло не обойти стороной любого из них.
— Отойди! — меня наглым образом отпихнули в сторону. Удерживая вилы, Тихомир взялся за край колючей простыни и стянул ее в явном желании окончить начатое. Но замер в последний момент, потому что на земле, свернувшись калачиком и истекая кровью, лежал вовсе не волколак. Боян дрожал всем телом, стонал, но несмотря на рану в боку, вроде умирать не собирался. Единственное, что напоминало о второй сути — это волчьи уши, что теперь останутся на его голове навсегда.
— Чего встали, — иронично поднял бровь Бачевский и грубо спросил: — Или кровь собственного сына на руках больше не кажется такой оправданной?
Я же не стала слушать ответ старика, боясь, что просто не сдержусь и сболтну лишнего, потому отвернулась и, тяжело выдохнув, попросила:
— Тащите носилки. Нет в вашей деревне больше волколака.