— Вы должны остановить суд!
Голос мой разлетелся по пространству, отражаясь эхом от сводов шатра. Десятки пар глаз смотрели в мою сторону недоверчиво и настороженно. Среди них я заметила черные, словно безлунное ночное небо, глаза Бартоша Ваховского.
— Велислава Радзиевская, — баро подал голос и рукой остановил охранников, обступивших меня по дуге. — Что вы здесь делаете?
— Пришла спасти вашу дочь! — и хоть мне было страшно, я гордо приподняла подбородок и прямо посмотрела на главу ацыгов. Рядом с баро раздался всхлип, и я разглядела Лалу, сидевшую по правую руку от отца со связанными веревками руками. Ко всему прочему, ее рот был перевязан лоскутом ткани и уже был мокрым от слез, что струйкой стекали по щекам. — Есть большая вероятность, что она невиновна!
Шепотки и удивленные возгласы пронеслись по шатру. Участники сэнда начали спорить, а кто-то даже крикнул в мою сторону:
— Как ты смеешь врываться сюда и прерывать разбирательство? Лала Ваховская обвиняется в умышленном нападения на магистра академии Равновесия. Есть свидетели. Решение уже принято! Баро осталось его только огласить.
— Я знаю, что решение вашего суда является для ацыг «высшей правдой» во всех трех мирах. Но раз его не успели огласить, значит, еще не все потеряно! — скулы мои свело от напряжения, а во рту пересохло, но я продолжала говорить с уверенностью. Сейчас от моих слов зависела судьба девушки. Взгляд Лалы, потерянный и пустой, разрывал мою душу на клочья. Мы никогда не были подругами, и по большей части ацыга всегда издевалась надо мной, что, скорее всего, было вызвано ревностью к Богдану. Однако она не заслуживала быть осужденной за прегрешения ведьмы. — Баро, вы друг моего отца… Вы должны меня выслушать…
Но толпа, видимо, не собиралась слышать меня.
— Чужачка…
— … не имеет права…
— … изгнать…
— … судить…
Никому не было дело до того, что сэнда проходил над дочерью баро. Бартош стоял каменным изваянием со сжатыми в кулаки руками. Только желваки ходуном перекатывались на точеных скулах.
— Баро обязан довести все до конца!
— Иначе, какой он нам правитель!
Ситуация складывалась патовая. Бартош был скованным собственным народом, и любое его решение могло отразиться на нем же самом. Только вот я верила в то, что он примет правильный выбор. Ведь дети важнее…
Но судьба, видимо, хотела обострения, хотела накалить обстановку до крайности, потому что в тот самый момент, когда баро открыл рот, чтобы вынести свой вердикт, за моей спиной распахнулся полог, и знакомая троица втянула в шатер Богдана. Парень всячески сопротивлялся, красуясь новым синяком на лице, и сдаваться не собирался.
— Баро! На территорию феода произошло вторжение… Ты! — высокий ацыг смотрел на меня с такой яростью, что я могла чувствовать ее физически. Поддавшись некоему внутреннему ощущению, активировала оченье.
— Гад! — сорвалось с моего языка бранное слово. Выставив руки, я призвала туман, отражая направленный в мою сторону сглаз.
— Ило, прекрати, — подал, наконец, голос Бартош. — Я знаю этих детей. И они здесь не ради злого умысла.
— Но, баро…
Порыв ветра, исходящий от Ваховского, разлетелся по шатру, и в конечном итоге воцарилась тишина.
— Да, я — баро! И я здесь глас закона. Пусть говорят, раз пришли! Да отпустите вы уже, наконец, Бачевского, — баро закатил глаза и вернулся к креслу. Лала же потянулась к своему рту, пытаясь снять тряпицу связанными руками, но отец ей не позволил. Видимо, и так сделал больше, чем мог. И столько боли отразилось в глазах девушки, словно еще в очередной раз предали.
Мужчины с недовольными лицами противиться воле своего господина не стали, но все равно, отпуская Богдана, не удержались от ощутимого пинка в его спину. Колдун поморщился, но принял это как данность. Сейчас мелкие пакости отходили на второй план.
Я шагнула в сторону, пропуская парня в центр шатра. Если кто-то и должен был сообщить ацыгам правду, то это точно был Богдан.
— Лала находилась под действием ведьмы.
— Что? — Бартош подскочил со своего места. — Этого быть не может!
— Не может! — поддержала его толпа.
Слова колдуна вызвали бурю негодования, и Богдану пришлось приложить не мало усилий, чтобы перекричать всполошившийся люд.
— Проведите проверку!
— Ацыги не подвержены влиянию, — мотнул головой Бартош.
— Ведьма сильна, раз смогла обвести всю академию вокруг пальца… А Лала еще ребенок. Времена меняются, — крикнула я. — И она ваша дочь! Неужели, если есть хотя бы малюсенький шанс узнать, что она действительно действовала не по собственной воле, вы не ухватитесь за нее?
Все во мне клокотало. Время, что понадобилось баро для принятия решения, растянулось, словно мед, стекающий с ложки обратно в банку. И казалось, в ожидании замерла не только я, а все вокруг. Это был важный момент. Момент истины. Семья или власть.
Бартош обвел толпу внимательным взглядом. Он всматривался в лица своего народа, искал там поддержки или хотя бы маленький намек на то, что поступает верно. Но люд жесток. А отец есть отец.
— Кто согласится провести ритуал?
Молчание. Тягостное. Бесчеловечное. Никто не хотел брать на себя такую ответственность.
— Я.
— Величка… — Богдан смотрел на меня с восхищением. — Ты уверена?
— Пришло время доказать, что я лучшая ведунья в академии, — произнесла уверенно, в то время как мое сердце рисковало пробить от волнения грудную клетку.
— Да будет так, — Бартош тоже принял решение. Семья важнее власти.