Апельсин потерянного солнца

Глава 10

Девушкам, а тем более видным, нравится, когда их добиваются. Некоторые готовы поначалу специально отказывать и отнекиваться, чтобы ещё больше разжечь ухажёра, если, конечно, сам ухажёр им нравится… Алек знал об этом, однако в случае с Элеонорой он терялся в догадках, не в силах определить, капризничает ли она или на самом деле считает их союз невозможным.

Элеонора держалась сухо и деловито. По её взгляду, скупым жестам и манере говорить было невозможно понять, что она думает в этот момент. Алек уже подходил к ней три раза и слышал почти одно и то же: «я не хочу сейчас встречаться», «мне сейчас не до этого», «замуж пока не планирую». Она непременно находила «уважительную» причину: мол, надо проверить контрольные работы школьников или подготовиться к педсовету, и уходила, даже не удостоив своего поклонника прощальным взглядом.

«А может, я просто противен ей?» — болезненно колола молодого человека и такая мысль, после которой хотелось бросить всё.

Алек удивлялся резким перепадам своего настроения: пессимизм и оптимизм, казалось, сцепились в яростной схватке с переменным успехом. Когда чувство подавленности и униженности готово было взять верх, срабатывала некая защитная реакция: помимо своей воли Алек представлял Элеонору без макияжа и укладки, в шлёпанцах и домашнем халате у электроплиты на кухне — обычную, расслабленную, лишённую учительской ауры, и тут же развенчивался её почти магический образ. При этом сам он вновь наполнялся надеждой и уверенностью. Вспоминалась Алеку даже пословица о том, что «любая женщина кажется красивой в темноте, издалека или под бумажным зонтиком». Вместе с тем он понимал, что такое «унижение» своей пассии вряд ли поможет ему при реальной встрече и даже может навредить, подтолкнув на неосознанную грубость.

«Да, верно сказано, что овладеть сердцем женщины иной раз труднее, чем завоевать целый мир», — сознался он себе после долгих раздумий, которые в итоге привели к банальной истине о том, что насильно мил не будешь.

Алек прекрасно понимал, что попытка брать измором крепость лишь усугубит положение: упорное желание обладать кем-то, кто не отвечает взаимностью, похоже на одержимость. Это может привести к скандалу и удару по его безупречной репутации «ударника коммунистического труда». И даже если бы девушка уступила из жалости, безвыходности или по другим причинам, но не из-за любви, то это было бы просто унизительно для обоих… Алек решил спустить дело на тормозах, остыть и не проявлять некоторое время активности, дать ситуации самостоятельно развиваться, а самому попытаться спокойно и трезво оценить её. «Может, и Элеонора к тому времени одумается…» — пришла спасительная мысль.

До сдачи объекта оставались считанные дни. Строители завершали мелкие отделочные работы, а руководство школы уже разрабатывало программу торжественного открытия капитально отремонтированного учебного корпуса. Школьники вместе с учителями готовили концертную программу. У всех чувствовалось лёгкое волнение…

Волновался и Алек, хотя с профессиональной точки зрения в отношении его и работы его бригад упрёков не должно было быть. Он даже предвидел восхищённые и благодарные взгляды учителей и учеников, которые долгое время ютились в невзрачных и тесноватых кабинетах и классах, теперь неузнаваемо преобразившихся… Но смущал его один вездесущий и вечно строгий взгляд, под которым он невольно чувствовал себя провинившимся школьником.

«В конце концов, я тоже не влюблён без памяти, — успокаивал он себя, — а значит, ничто нас не держит и можно спокойно разойтись». Но тут неожиданно всплыл в памяти образ девушки, который явился, то ли во сне, то ли наяву, ещё до того, как он встретил Элеонору. В этот раз она улыбалась… И снова всё смешалось в душе у молодого человека, ибо бессознательное в нас очень часто пересиливает сознание. И вновь он не мог понять, знак ли это свыше или же шальная игра воспалённого воображения…

Советская система не поощряла ни веру в мистику и чудеса, ни приверженность к истинной религии. Ничто не должно было мешать вере в коммунизм — новой «религии», фанаты которой готовы были ради построения «светлого будущего» пойти на насилие с целью принудительной организации общества, при этом грубо попирая человеческую личность и свободу духа. Пытаясь заменить религию коммунистической идеей, руководство партии стремилось рационализировать жизнь до такой степени, чтобы исключить из неё всякую тайну и иррациональный элемент. В лучезарном царстве социального разума правителем должен был стать безликий, но всесильный коллектив, и для достижения этого партия сегодня пыталась убить личность, подавить духовное начало в человеке, по сути, отрицая самого человека и живое содержание человеческой жизни. Стимулируя и направляя огромную, невероятную, нечеловеческую энергию на построение земного рая, коммунисты осуществляли грандиозный эксперимент, где социальный коллектив должен был заменить собой как разумного человека, так и самого Бога. Однако миллионы людей в стране, всё больше разочаровываясь в «вождях», продолжали верить в Бога, не афишируя этого.

Прадед Алека Аракел был священником. Именно за это пришедшие к власти в 1917 году большевики раскулачили «поповского сына» — деда Алека, Арустама, хотя его семья и так жила небогато. Забрали корову, оставив четверых детей без молока. Они жили впроголодь, часто болели, а самый маленький, трёхлетний малыш, и вовсе не выжил… Быть может, именно эта невидимая генетическая обида заставляла Алека не спешить вступать в компартию, хотя далеко не все партийцы могли тягаться с ним в энтузиазме и старании, с которыми он делал своё дело. С другой стороны, правнук священника, пусть и не совсем отдавая себе отчёт в этом, верил в сверхъестественную нематериальную силу и знаки свыше, «необычайные случайности» и «чудесные совпадения».

…«Неужели я ошибся в ней, и всё это — лишь мираж?» — вновь кольнула больная мысль.