Апельсин потерянного солнца

Глава 16

Конечно, неординарный Эрик, охваченный идеей изменить окружающий мир, не мог не попасть в поле зрения спецслужб в качестве «интересного» студента. Он рано или поздно непременно оказался бы в негласном списке интеллигентов, отбивающихся от «стада творческих работников». Сами по себе эти тайные интриги государства в отношении своих граждан были предосудительны, однако настоящий ужас ситуации с Эриком состоял в том, что бесчестное дело в отношении одержимого великими проектами юного поэта было осуществлено посредством душевно родного ему, любимого человека — охмурённая Нвард пошла на обман и передала собственными руками сексоту[34] тетрадь с «идеологически вредными стихами»…

На перемене к Эрику подошёл куратор курса и, сообщив, что его вызывает к себе проректор института по воспитательной части, тут же встревожено спросил:

— Что-то случилось?

Точно такой же вопрос синхронно появился у Эрика, но, не озвучив ни вопроса, ни ответа, он лишь недоумённо пожал плечами. Однако оба были уверены, что случилось нечто не совсем приятное, ибо просто так к проректору по воспитательной части, старому коммунисту, жёсткому и нервному поседелому человеку, не вызывали…

В кабинете у проректора сидел мужчина неприметной наружности в сером костюме.

— Добрый день, — ответил незнакомец на общее «здравствуйте» Эрика и протянул для приветствия руку. — Наслышаны о вас. Рад лично познакомиться.

Тем не менее сам он не представился.

— Мне выйти? — не скрывая раздражения, спросил проректор, не удостоивший Эрика ни одним взглядом.

— Нет, зачем же, — невозмутимо ответил таинственный гость. — Мы на свежем воздухе поговорим… Если, конечно, молодой человек не против.

Эрик поймал себя на мысли, что у его собеседника какое-то размытое лицо — взгляду не за что было зацепиться, хотя всё, вроде бы, на месте: лоб, щёки, глаза, нос… «Скользкий тип», — первое, что пришло Эрику на ум.

— С вами желает встретиться очень серьёзный человек, — произнёс мужчина в сером, едва вышли во двор вуза. — Не волнуйтесь, это не займёт у вас много времени. Да и идти недалеко — всего метров триста.

Эрик, конечно, догадался, куда приглашают его. Он лишь спросил, скорее чтобы сказать что-то:

— А по какому поводу?

— Я подробностей не знаю, — не глядя на Эрика, уклончиво ответил мужчина. — Мне всего лишь поручили сопроводить вас.

Дальше шли молча, благо идти было недолго. Человек с незапоминающейся внешностью тихо сказал что-то дежурному у входа в большое каменное здание, и тот, молча кивнув, пропустил их. Пройдя следом за своим сопроводителем по длинному, тихому и темноватому коридору, Эрик оказался в небольшой безлюдной приёмной.

— Подождите минуту, — с этими словами непрошеный спутник исчез за толстой деревянной дверью.

Эрик оглядел скромную обстановку помещения, его неброский интерьер и подумал, что «серый» человек наверняка работает в этой приёмной, скорее всего, помощником начальника отдела.

Вскоре предполагаемый помощник вышел и вежливым жестом руки пригласил Эрика пройти в кабинет. Пропустив гостя вперёд, он остался на пороге и закрыл за ним дверь. Вместо кабинета Эрик оказался в узком тёмном пространстве и немного растерялся — он впервые видел дверной тамбур. Но тут до него донёсся зычный повелительный голос: «Входите!» Эрик открыл вторую дверь и вошёл в просторный светлый кабинет.

Первое, что бросилось в глаза, это большой портрет «рыцаря революции» Феликса Дзержинского[35] на обшитой деревянными панелями стене. Можно было подумать, что это он каким-то волшебным образом заговорил, пригласив гостя войти, так как кресло под портретом пустовало и, казалось, в кабинете не было никого.

— Добрый день. Проходите, — только тут Эрик заметил невысокого коренастого мужчину у массивного сейфа в правом углу кабинета.

Он был в униформе защитного цвета с погонами майора государственной безопасности. Офицер закрыл дверцу сейфа, повернул ручку на два оборота. Небольшой столик у сейфа, словно напоказ, был завален деньгами.

— Не обращай внимания, не успел убрать в сейф, — улыбнувшись, хозяин кабинета заговорил с гостем как со старым знакомым.

Эрик невольно задержал свой взгляд на столике, пестреющем разноцветьем купюр разного достоинства — от одного рубля до десяти. Он заметил и одну двадцатипятирублёвую банкноту, с которой победно смотрел вождь мировой революции — Владимир Ильич Ленин.

— Бери сколько надо, — радушно предложил майор. — Не стесняйся. Я знаю, как трудно приходится студенту из провинции в большом городе. Сам проходил этот путь.

От неожиданного предложения Эрик передёрнулся.

— Давай-давай, не стесняйся, бери. Люди должны помогать друг другу…

Эрик понимал, что чекист[36] прощупывает его на «вшивость».

— Нет, спасибо, я совсем не нуждаюсь, — наконец обрёл он дар речи.

— Ну вот, опять ненужная гордость, — улыбка благожелательности не сходила с лица майора. — Потом как-нибудь расквитаешься, когда станешь большим человеком.

— Чужие деньги мне не нужны, — холодно ответил Эрик.

Офицер сокрушённо покачал головой и, жестом пригласив садиться, произнёс:

— Эх, как же мешает нашей молодёжи гордыня… Я ведь в курсе, как жизнь ломала тебя с малых лет: безотцовщина, надрывающаяся, чтобы прокормить малышей и обеспечить «достойную» бедность, мать…

— Откуда вы всё это знаете? — прервал его Эрик.

— Мы всё знаем, молодой человек, — чекист улыбнулся загадочной улыбкой, — или почти всё. Такова наша работа.

Затем он, к изумлению Эрика, продекламировал отрывок из его стихотворения «Мой путь»:

— «Не шёл я проторенной дорогой. Борясь с кустами и колючками, прошёл свой путь. И тяжесть дороги казалась мне сладкой, когда вершина приближалась с каждым шагом…»

Тяжёлая догадка кольнула сердце. Перед глазами встало растерянное лицо Нвард.

— Где вы читали это стихотворение? Оно ещё не опубликовано.

— А мы читаем мысли людей, — пошутил спецслужбист, широко улыбнувшись. При этом в его рысьих глазах мелькнул лукавый огонёк.

— Нет, всё гораздо проще… — Эрик едва сдерживал своё негодование. — А зачем, собственно, вы пригласили меня сюда?

— Ну ладно, раз вы не хотите нашей помощи, то приступим к делу, — вместе с переходом на «вы» голос майора стал холодным и официальным. — Откуда в вас столько пессимизма?

— Я не понимаю вас, — ответил Эрик с искренним недоумением.

— «Душа была гола и тосклива, весна не казалась зелёной…» Это ваши строки? На что вы рассчитываете, сочиняя подобные стихи? Где тут социалистический реализм? Или вас не устраивает существующий порядок? Вы хотите новой революции?

— Я лишь хочу облагородить наше общество и сделать людей счастливее.

— Цель, конечно, похвальная. Но это не ваше дело… Вы, не в обиду будет сказано, слишком маленький для этого человек. Этим занимаются Коммунистическая партия и Правительство, а вы лишь мешаете делу.

— Чем же я это мешаю?

— Зря будоражите умы людей и отвлекаете от полезных дел, — голос майора постепенно наливался металлом. — Вы выбрали весьма опасный путь, молодой человек. Знаю, что ходите к этому бунтарю Шираку, показываете ему свои стишки, просите совета и одобрения. Опомнитесь, пока не поздно. Иначе засосёт опасная трясина…

— Могу я узнать, в чём конкретно моя вина?

— В вашей отрешённости от жизни, идеологически вредных взглядах, неправильной направленности мыслей. Всё это в итоге приводит к антисоветской агитации и пропаганде… Что, вам коммунистической идеологии недостаточно? Или вы не верите в коммунизм?

— Я верю в человеческий разум и совесть. В то, что красота спасёт мир.

— Коммунизм — это та высшая красота, которая спасёт мир, — произнёс майор не допускающим возражения тоном, а затем добавил с нескрываемой иронией: — Не кажется ли вам, что лечением животных вы принесли бы больше пользы обществу? Ведь вы учитесь на ветеринара. Не так ли? Или вам не дают покоя лавры Пастернака[37]?

— Поэзия — моё настоящее призвание.

— А что мешает вам писать о позитивном и оптимистичном? «Нет благороднее задачи, чем стоящая перед нашим искусством задача: запечатлеть героический подвиг народа — строителя коммунизма», — говорит Никита Сергеевич[38]. Вот и пишите о людях труда: хлеборобах, строителях, шахтёрах, ударниках БАМа[39] или же о лётчиках-полярниках. Вам прекрасно известно, что пару месяцев назад мы запустили первый советский искусственный спутник Земли[40]. Первыми в мире! Американцы тут нам не ровня. Все об этом только и говорят. Вот и вы об этом пишите. Восхваляйте свою страну, партию, советскую Родину… Это как раз тот случай, когда «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»[41].

— А разве невозможно быть и поэтом, и гражданином?

— Вот и я о том же…

— А мне кажется, мы на разных языках говорим, — довольно резко, сам не заметив того, парировал Эрик. — Только свободный человек способен быть настоящим гражданином, любящим и ценящим свою страну. Без света свободы в душе целые поколения запутаются в лабиринте собственных грёз и иллюзий…

— Будете упорствовать в своём заблуждении, молодой человек, сильно пожалеете, — офицер заглянул Эрику прямо в глаза тяжёлым «профессиональным» взглядом.

Затем, резко понизив голос и смягчив выражение глаз, почти прошептал:

— Я ради вашего же блага говорю. Ещё не поздно всё исправить. Не надо думать, что у нас карательный орган. Мы многим молодым людям помогли в жизни устроиться. Вот и вам предлагаем взаимовыгодное сотрудничество.

С этими словами офицер протянул листочек с номером своего телефона.

— Будут проблемы — звоните. В любое время дня.

Эрик не взял визитку…