2012, Москва
Войдя в западный портал Архангельского собора, доктор Йозеф Менгеле снял фальшивые усы, лохматый парик и очки с толстой оправой, открыв лицо, созданное пластическими хирургами Скэрроу. Свой камуфляж он сунул в боковой карман серого пиджака и посмотрел на выцветшую фреску над головой, изображающую Крещение Руси при князе Владимире. В свете редких аварийных лампочек было трудно что-то разобрать, гигантские люстры были выключены несколько часов назад, когда собор покинули последние туристы. Вдохновленный итальянским ренессансом, собор с куполами-луковицами находился в Кремле, среди других церквей, дворцов и правительственных зданий.
Потратив еще немного времени на то, чтобы поправить галстук и значок в виде российского флага на лацкане, он кивнул сопровождавшим его адептам. Адепты подтвердили, что готовы. Их было двое, и они были одеты в черные костюмы с маленькими значками службы безопасности президента на лацканах.
Во главе с медленно шествующим Менгеле они синхронно двинулись по гулкому мраморному полу пятисотлетней церкви к огромному, от пола до потолка, иконостасу. Они прошли мимо саркофагов прежних правителей России, от великого князя Ивана I до Михаила Романова, основателя династии Романовых. Когда они приблизились к иконостасу, их заметил солдат, стоящий на посту, и бросился навстречу.
— Стоять! Собор закрыт, — одной рукой он снял с пояса фонарик, а другой выхватил из кобуры пистолет. Потом разглядел эмблему секретной службы на пиджаках. — Покажите ваши удостоверения.
Все трое молчали.
Он осветил их лица фонариком и задержался на Менгеле. Шагнул вперед, и челюсть у него отвисла, а глаза расширились.
— Господин президент? Я… — он медленно опустил руку с пистолетом. — Не понимаю. Что вы…
— Не светите мне в лицо! — произнес Менгеле чуть громче шепота. Имплант Энгейдж в его мозгу был запрограммирован на несколько языков, включая английский и русский. Он перевел для Менгеле слова часового на его родной немецкий и позволил ответить по-русски.
— Извините, господин президент. Я не ожидал увидеть…
— Я здесь по делу государственной безопасности, и мне нужна ваша помощь, — доктор Менгеле сделал шаг вперед и положил руку ему на плечо. — Как тебя зовут, сынок?
— Дмитрий, — голос часового был полон неуверенности. — Ефрейтор Дмитрий Сабонис.
— Ты имеешь отношение к знаменитому советскому чемпиону?
— Дальний родственник, господин президент, — кивнул солдат.
— Есть чем гордиться, ефрейтор, — он наклонился ближе. — Могу я надеяться, что ты сохранишь мое поручение в тайне?
— Разумеется, — охранник встал по стойке «смирно». — Я должен выполнять приказы Президента Российской Федерации.
— Хорошо. Тогда проведи нас за иконостас, в тайную часовню. Мне нужно видеть могилу великого князя Московского, первого царя всея Руси Ивана Грозного.
Когда последние ноты Чайковского в исполнении Московского симфонического оркестра стихли в ночном небе и сцена погрузилась во тьму, единственный луч прожектора высветил фигуру Хавьера Скэрроу. Он стоял у самых стен Кремля, посреди обширной сцены из стекла и хрома. На нем было блестящее одеяние, оранжевое с синим, и он смотрел на волнующуюся у его ног Красную площадь. В отдалении собор Василия Блаженного, освещенный рядами прожекторов, походил на ночной аттракцион в Диснейленде. А между собором и сценой Миссии Феникса полумиллионная толпа преданных последователей ожидала слов Скэрроу. Его голос вместе с голосом русского переводчика раскатились, усиленные мощной системой динамиков, а его лицо появилось на огромных телеэкранах, вереницей выстроившихся на площади.
— Добро пожаловать, — Скэрроу вытянул руки, как будто собираясь обнять всю эту толпу. — В эту ночь я принес вам послание мира, надежды, радости, равновесия и гармонии, потому что все мы принадлежим одной вселенной, одному духу. Много лет назад великий правитель Текумсе, вождь коренного американского народа шауни, сказал такие слова: «Братья, мы все принадлежим одной семье, мы все дети Великого Духа; мы все идем одним и тем же путем; утоляем жажду из одного источника; и теперь дела наивысшей важности требуют от нас выкурить трубку вокруг общего костра совета. Братья, мы друзья; мы должны помочь друг другу нести нашу ношу». — Скэрроу сделал паузу, чтобы дать переводчику догнать его, а аудитории — почувствовать драматизм момента.
— Слова Текумсе не устарели и в наши дни. Когда я цитирую эти слова, выражающие его видение Великого Духа, я говорю о богах ислама, иудаизма, буддизма, христианства, анимизма, индуизма, зороастризма и других великих религий. Есть нечто общее, что связывает всех нас. Для индуса это вера в Брахман, глубинную всеприсущую жизненную силу, и в дхарму, в то, что есть три пути поддержания мирового порядка, равновесия и гармонии.
В анимизме есть вера в духовную сферу, которая сосуществует с физическим миром. В зороастризме фигурирует изначальный создатель вселенной.
Я могу продолжать еще и еще, но вы, возлюбленные братья и сестры, уже видите общую картину. Для вселенной мы единое целое. Мы используем разные слова, но говорим одно и то же. Всегда есть космический дуализм и борьба за равновесие, борьба между тем, что мы называем Богом, и злом.
Скэрроу вновь сделал паузу и протянул руки вперед, к толпе.
— Единый мир, единая вселенная, единый дух. Мы едины!
По всей площади раздались аплодисменты и толпа начала скандировать.
— Мы едины! Мы едины! Мы едины!
— В своей слепоте и жадности мы, люди, разделились на группы и провели непреодолимые границами между ними. Не природа, а мы сами решили, что одни из нас лучше, а других хуже. Мы не почитали Вселенную, тех самых богов, которым, по нашим словам, мы поклоняемся. Мы давали им разные имена и утверждали, что они принадлежат только нам: индусам, христианам, евреям. И теперь мы расплачиваемся за это. — Он заговорил громче. — Недавние катастрофы говорят, что наша вселенная содрогается в конвульсиях. Мощные землетрясения в Китае и Чили, цунами на Гавайях, извержение вулкана в Йеллоустоунском национальном парке в Соединенных Штатах, ужасное наводнение в Чехии. Вы верите, что это нормально, что эти бедствия — часть естественного порядка вещей? Нет, мои братья и сестры. Масштабы недавних катастроф больше, чем мы наблюдали раньше.
Скэрроу набрал полную грудь воздуха. Его голос сделался мягким и проникновенным:
— Мы повредили наш мир… Нашу Вселенную… То, что мы видим, это муки агонии. Мы чрезмерно эксплуатировали природные ресурсы, мы испугали Землю рытьем шахт и вырубкой лесов. Мы истребили флору и фауну. Мать Земля испытывает страдания, — он еще понизил голос, заговорил меланхолично и печально: — И мы серьезно ранили друг друга, — голос опять взлетел. — Но мы не обязаны продолжать в том же духе. Мы можем исцелить раны, залечить шрамы. Найти мир и радость и вернуть в нашу вселенную равновесие и гармонию. Мы можем познакомиться друг с другом, заглянуть глубже таких мелочей, как цвет кожи и форма глаз, и узнать друг в друге братьев и сестер. У нас одни и те же верования и упования. Мы принадлежим единому миру, единой вселенной, единому духу. Мы едины. Протяните руку брату или сестре, что стоит рядом с вами. Возьмитесь за руки, чтобы возродить мир и гармонию, чтобы показать вселенной, что мы полны раскаяния за наше поведение и восхваляем то, что она дала нам. Мы будем двигаться вперед, мы поднимемся из пепла безысходности, как поднимается из пепла птица феникс. Дайте друг другу руки и дайте друг другу свою любовь. Наша Миссия Феникса — это надежда на лучшее будущее, и в конечном итоге на мир, гармонию и равновесие всей вселенной. На нас лежит обязанность принести ради этого великие жертвы. И мы сделаем это, потому что мы едины!
Толпа ответила одобрительными криками, снова и снова повторяя: «Мы едины!»
Он терпеливо ждал, пока толпа успокоится. Потом вновь повторил слова Текумсе.
— Братья, мы все принадлежим одной семье, мы все дети Великого Духа; мы все идем одним и тем же путем; утоляем жажду из одного источника; и теперь дела наивысшей важности требуют от нас выкурить трубку вокруг общего костра совета. Братья, мы друзья; мы должны помочь друг другу нести нашу ношу.
Выдержав короткую паузу, Скэрроу произнес:
— Я покажу вам путь. Я покажу вам истину. Я направлю вас, — он продолжал нараспев. — Единый мир, единая вселенная, единый дух. Мы едины!
Красная площадь отозвалась ревом возбужденной массы людей. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то размахивал руками. Некоторые упали на колени. В груди у Скэрроу растекалось тепло. Он овладел ими. Начало было положено.