Апрель

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Семь шагов от окна до дверей.

Семь шагов от дверей до окна.

Семь шагов от окна до дверей.

Семь шагов…

Итак?

Они хотят политическую акцию превратить в уголовное преступление. Свести все дело только к террору, только к цареубийству, только к динамиту и отравленным пулям.

Не выйдет. Надо дать бой. Надо во что бы то ни стало защитить гражданские и общественные идеалы партии. Надо привести в порядок все свои мысли и соображения по этому поводу.

Итак, по убеждениям мы — социалисты. К социалистическому строю каждая страна приходит неизбежно, естественным ходом своего экономического развития; социализм является таким же необходимым результатом капиталистического производства и порождаемого им отношения классов, насколько неизбежно развитие капитализма, если страна вступила на путь денежного хозяйства.

Социализм доступен обществу только при достаточной зрелости этого общества. Каждый шаг по дороге к воплощению социалистического идеала возможен лишь как результат изменения в отношениях между общественными силами в стране. Правильна ли эта мысль?.. Пожалуй, да… Только через активную волю народа могут претворяться в его жизнь какие-либо передовые принципы.

Семь шагов от окна до дверей.

Семь шагов от дверей до окна…

Параллельно с экономическим развитием страны идет ее политическая жизнь. И если растут общественные идеалы, должны изменяться соответственно и формы жизни. А если состояние правительства отстает от развития общества? Тогда растущие общественные силы по мере своего созревания оказывают на правительство все большее и большее давление и, наконец, приобретают известное участие в управлении страной.

Следовательно, политическая борьба является необходимым средством для достижения дальнейших экономических преобразований. Но необходимо добавить, что эта борьба возможна лишь от лица определенной общественной группы. И она, борьба, будет тем успешнее, чем шире окажется поддержка, которую найдут требования этой группы в обществе.

Все это теория. А на практике? Применимы ли эти принципы к условиям, например, русской жизни? Каковы возможные перспективы ее политических и социальных изменений? И вообще, где они, эти общественные группы, которые могут совершить подобные изменения? Что они из себя представляют?

Семь шагов от окна до дверей.

Семь шагов от дверей до окна.

Крестьянство. Это наиболее крупная в России общественная группировка. Она сильна не только своей численностью, но и твердостью своих идеалов. В крестьянской среде до сих пор живы старые, традиционные принципы: право народа на землю, общинное и местное самоуправление, свобода совести и слова. В последние годы, после отмены крепостного права, в крестьянстве значительную тенденцию приобрела мелкая буржуазия. Но все равно мужик пока еще крепко держится за общинное владение землей…

Он присел к столу. Пожалуй, следует записать все это. Перо и чернила есть. Бумагу дают теперь каждый день, не ограничивают. (Следствие, очевидно, надеется, что при виде чистой бумаги арестованному самому захочется заполнить ее новыми показаниями.)

Саша прикрутил фитиль лампы — решетчатая тень на стенах камеры уменьшилась. Обмакнув перо, он на мгновение задумался, потом начал писать быстро и энергично.

«…Вслед за крестьянством — рабочий класс. По общественному значению рабочий класс составляет значительную часть городского населения и имеет огромное значение для социалистической партии. По своему экономическому положению он является естественным проводником этих идей в крестьянство, так как сохраняет с ним обыкновенно тесную связь; наконец, представляя из себя самую подвижную и сплоченную часть городского населения, рабочие будут оказывать сильное влияние на исход всякого революционного движения. Рабочий класс будет иметь решающее влияние не только на изменения общественного строя, борясь за свои экономические нужды. Являясь наиболее способной к политической сознательности общественной группой, он сможет оказывать самую серьезную поддержку и политической борьбе. Именно поэтому он должен составить ядро социалистической партии, ее наиболее деятельную часть. Именно поэтому пропаганде в среде рабочего класса и его организации должны быть посвящены главные силы социалистической партии…»

Вдалеке послышался звук открываемой двери. Шаги надзирателя в коридоре возникли из небытия тюремных тайн и растворились в ней же. Стукнула вторая дверь. Поворот ключа. Тишина.

Саша вздохнул — дрогнула и качнулась решетчатая тень на стене. Перо повисло над бумагой. Мысли сбились.

Он встал, зябко повел плечами. Семь шагов от дверей до окна. Семь шагов от окна до дверей.

В звуке шаркающих шагов в коридоре ему что-то почудилось, это спутало ход размышлений, остановило руку. Будто прошел по коридору не надзиратель, не один человек, а сразу несколько. Будто прошелестело мимо дверей камеры нечто далекое и забытое, то самое, что осталось за стенами тюрьмы и что уже стало потухать в памяти, вытравляться из прошлого едкой горечью настоящего.

Какие-то разрозненные картины прежней жизни неясно и расплывчато мелькнули в сознании и тут же исчезли. И всплыла на далеком, несуществующем горизонте зыбкая панорама детства — зеленый волжский склон, яблоневые сады, деревянные гармошки лестниц, а наверху — купола соборов, многоглавие церквей, белый дом присутственных мест над обрывом, дворец губернатора, а еще дальше, в конце Дворянского переулка, налево — длинное двухэтажное здание гимназии, в которую он ходил каждый день восемь лет подряд…

И вот он уже видит себя самого — маленького, но очень серьезного, идущего с ранцем за спиной вдоль монастырской стены по Спасской улице. Вот он сворачивает направо, доходит до Большой Саратовской, около магазина Медведева — еще направо и мимо забранных толстыми решетками окон прямо в гостинодворскую сторону.

Вдоль всей Саратовской, начиная от окружного суда, стоят возле керосиновых фонарных столбов подводы, телеги, одноколки. Пахнет лошадьми, сеном, колесной мазью, навозом, дегтем, рогожей. Меж возов, выделяясь чистой господской одеждой среди крестьян и торговых людей, появляются иногда чиновники, духовные. Прицениваются к привезенным товарам, торгуются, расходятся недовольные друг другом.

Иной мужик с загорелым, обветренным лицом долго и снисходительно наблюдает, как брезгливо перебирает барин белыми ручками его кровное добро (теперь товарец-то свой, теперь можно и от себя торговать, теперь — воля). Мужик задергивает поклажу холстиной и кладет сверху заскорузлую, раздавленную работой руку: нет, господин хороший, ни одного рублика невозможно уступить, потому как я самолично поступить так не желаю, потому как гнул ты меня и весь корень мой от века, а теперь я желаю показать тебе свой интерес, а не хошь брать товар по цело, как сказано, — отойди в сторону.

Саша останавливается около магазина Юдина. Сам хозяин с двумя проворными приказчиками юрко суетится перед входом: надо и солидных покупателей (акцизных, помещиков уездных, отцов дьяконов) успеть зазвать, да и мужичков приезжих не прозевать — мужики-то нонешние пошли с копейкой!

Юдин — фирма широкая: от мехов до обоев, от бижутерии до бакалеи. Покупателя — только войди — обратно с пустыми руками не выпустят. Саша мнется. На сэкономленные от завтраков деньги ему нужно купить подарки младшим братьям и сестрам: Володе — книгу, Оле — ленту, Мите — карандаши, Маняше — конфет.

…Семь шагов от окна до дверей.

Семь шагов от дверей до окна.

Лоб прижат к каменной стене камеры. Пальцы стиснуты до боли. Господи, что он наделал, что он наделал! На какие страдания обрек он мать, братьев, сестер! Ведь теперь, после смерти отца, после его ареста они остались беспомощными, беззащитными. От них, родственников цареубийцы, отвернется теперь весь город, все знакомые… Что будет думать о нем, о старшем брате, и его, Сашином, невыполненном долге перед семьей и перед ним самим Володя? А ведь ему кончать в этом году гимназию…

Поздно, поздно теперь уже думать об этом, поздно сожалеть. Надо выполнить до конца то, что он еще в силах сделать. Семье он нанес удар. Непоправимый. И он уже не существует для семьи… Надо продолжить составление программы. Пусть пока она, программа, прозвучит только на суде. Пройдет время, и их мысли, чаяния и надежды, вырванные ветрами революционных бурь из-под хлама судейских протоколов, найдут дорогу к людям.

Он вернулся к столу. Взял перо, придвинул бумагу. На чем он остановился?.. На характеристике общественных группировок России. Перо медленно двинулось по бумаге, то и дело повисая над незаконченной строчкой, замирая над оборванной фразой и снова упорно двигаясь вперед.

«…Из других общественных групп — дворянство, духовенство и бюрократия, как не выделенные органическими условиями русской жизни, а вызванные лишь потребностями правительства и сильные лишь его поддержкой.

Классы эти не имеют почти никакого значения, и роль их пассивна.

Наша буржуазия находится лишь в начале своего формирования. Обусловленная слабой дифференциацией русского общества, она не могла еще выработать классового самосознания и не обладает стройными идеалами. Это отсутствие под буржуазией прочной почвы не позволяет признать ее за серьезную общественную силу.

При слабой дифференцировке нашего общества на классы мы находим возможным считать интеллигенцию за самостоятельную общественную группу. Не имея классового характера, она не может, конечно, играть самостоятельной роли в социально-революционной борьбе, но она может явиться передовым отрядом в политической борьбе, в борьбе за свободу мысли и слова.

Русское правительство также принято считать за самостоятельную общественную силу. Оно действительно является таковой, но не выражает собой ни одной из существующих общественных сил, а держится лишь милитаризмом и отрицательными свойствами нашего общества: его неорганизованностью, пассивностью и недостатком политического воспитания. Механическую силу правительства в армии мы считаем необходимым иметь в виду, но, не считая армию особым классом, мы полагаем иметь на нее воздействие наравне с другими общественными группами. Такое положение правительства не может быть прочным и устойчивым: оно принуждено считаться с движением народной жизни и, следуя за ним, уступать, рано или поздно, требованиям общества. Ввиду такой группировки общественных сил в современной России задачи русской социалистической партии сводятся, по нашему мнению, к следующему…»

Он устало выпрямился, прислонился затылком к холодной каменной стене. Продолжать? Нет, надо отдохнуть. Слишком устали глаза, болит голова, ломит поясницу.

Он потушил лампу, добрался на ощупь до кровати, лег и быстро заснул, словно был и не в камере, не в тюрьме, в одной из самых страшных политических тюрем России, а был в своей маленькой, всегда чистой и светлой комнатке на антресолях в большом двухэтажном отцовском доме в далеком и милом Симбирске — уютном деревянном городишке на высоком и солнечном волжском берегу…

Он проснулся и долго сидел в темноте на кровати. Потом встал, прошелся по камере. На столе белели исписанные листы бумаги. Надо продолжить программу партии.

Он несколько раз ударил кулаком в дверь.

— В чем дело? — угрюмо спросил заспанный надзиратель.

— Зажгите лампу. Мне нужно дописать показания.

Когда надзиратель ушел, Саша прикрутил фитиль лампы, чтобы меньше коптил, сел к столу, обмакнул перо в чернильницу, пробежал глазами последние строки недописанной страницы: «…задачи русской социалистической партии сводятся, по нашему мнению, к следующему…»

Итак, он остановился на задачах партии. В чем же они?

«…Главные свои силы партия должна посвящать организации и воспитанию рабочего класса, его подготовке к предстоящей ему общественной роли. Сильная знаниями и сознательностью, партия будет стремиться к возвышению общего умственного уровня общества, наконец, употреблять все возможные усилия к непосредственному улучшению народного хозяйства, к тому, чтобы направить его на путь, соответствующий идеалам партии.

Но при существующем политическом режиме в России почти невозможна никакая часть этой деятельности. Без свободы слова невозможна сколько-нибудь продуктивная пропаганда, точно так же, как невозможно улучшение народного хозяйства без участия народных представителей в управлении страной. Таким образом, борьба за свободные учреждения является для русского социалиста необходимым средством для достижения конечных целей. Инициативу этой борьбы может взять на себя интеллигенция, опираясь как на поддержку рабочего класса, по мере его организации и политического воспитания, так и на все те слои населения, где сколько-нибудь пробудилось сознание своих прав и потребность ограждения от административного произвола. Возможность ведения этой борьбы без предварительной классовой организации, а лишь параллельно ей мы видим в том, что русское правительство не выражает собой действительного отношения общественных сил в стране, не находит себе активной поддержки ни в одном общественном слое и не обладает поэтому устойчивостью; при всяком серьезном внешнем или внутреннем потрясении оно протягивает руку обществу и уступает тем его требованиям, которые оказываются в данное время наиболее назревшими.

Таким образом, будучи по существу социалистической, партия лишь временно посвящает часть своих сил политической борьбе, так как видит в этом необходимое средство, чтобы сделать более правильной и продуктивной свою деятельность во имя конечных экономических идеалов.

Наши окончательные требования, то есть то, что мы считаем необходимым для обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития, мы можем формулировать в следующей программе…»

Семь шагов от окна до дверей.

Семь шагов от дверей до окна.

Семь шагов от окна до дверей.

«…1. Постоянное народное представительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов, без различия пола, вероисповедания и национальности, и имеющее полную власть во всех вопросах общественной жизни.

2. Широкое местное самоуправление, обеспеченное выборностью всех должностей.

3. Самостоятельность сельского, крестьянского «мира», как экономической и административной единицы.

4. Полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижений.

5. Национализация земли.

6. Национализация фабрик, заводов и всех вообще орудий производства.

7. Замена постоянной армии земским ополчением.

8. Даровое начальное обучение».

…Перо повисло над бумагой. Все? Кажется, все. Может быть, что-нибудь упущено? Нет, как будто ничего не упущено. Восемь пунктов вместили в себя все задачи партии.

Он встал, подошел к окну… А может ли программа серьезной политической партии быть ограниченной только изложением своих задач? А отношение к другим партиям? К либералам, например?

«…Нам остается только сказать несколько слов о нашем отношении к другим русским партиям. В политической борьбе, то есть в борьбе за тот минимум свободы, который необходим нам для пропагандистской и просветительной деятельности, мы надеемся действовать заодно с либералами[1], так как мы не можем расходиться с ними, требуя ограничения самодержавия и гарантии личных прав. Только в дальнейшем будущем нас разведут с ними наши социалистические и демократические убеждения.

Что касается до социал-демократов, то наши разногласия с ними кажутся нам очень несущественными и лишь теоретическими.

Они сводятся к тому, что мы возлагаем больше надежд на непосредственный переход народного хозяйства в высшую форму и, придавая большое самостоятельное значение интеллигенции, считаем необходимым и полезным немедленное ведение политической борьбы с правительством.

На практике же, действуя во имя одних и тех же идеалов, одними и теми же средствами, мы убеждены, что всегда будем оставаться их ближайшими товарищами.

Примечание. Мы не претендуем как на безгрешность выставленных в, этой программе положений, так и на безукоризненность ее внешней литературной отработки, но мы убеждены, что при широкой, внепартийной критике, она послужит связующим звеном для всех революционных сил, направит эти силы к достижению заветного идеала в дружной и братской работе…»

Решетчатая тень на стене дрогнула, фитилек заморгал, зачадил, и чуть было не погас совсем, но Саша вовремя открутил его, и камера снова наполнилась тусклым светом.

Саша прислонился затылком к холодной стене. Он часто садился теперь так, если нужно было подумать о чем-нибудь очень серьезном и важном.

Итак, террор. Последнее положение программы. Оно должно быть сформулировано предельно точно и ясно.

Семь шагов от дверей до окна.

Семь шагов от окна до дверей.

Нужны самые емкие слова, самые отточенные выражения. Не может быть никакой приблизительности.

«…Являясь террористической фракцией партии, то есть принимая на себя дело террористической борьбы с правительством, мы считаем нужным подробнее обосновать наше убеждение в необходимости и продуктивности такой борьбы…»

Он взволнованно поднял голову. Да, нужные слова, кажется, нашлись! Учащенно забилось сердце, стеснилось дыхание.

«…Историческое развитие русского общества приводит его передовую часть все к более и более усиливающемуся разладу с правительством. Разлад этот происходит от несоответствия политического строя русского государства с прогрессивными, народническими стремлениями лучшей части русского общества. Эта передовая часть растет, совершенствуется и развивает свои идеалы нормального общественного строя, но вместе с этим усиливается и правительственное противодействие, выразившееся в целом ряде мер, имевших целью искоренение прогрессивного движения и завершившееся правительственным террором.

Но жизненное движение не может быть уничтожено, и когда у интеллигенции была отнята возможность мирной борьбы за свои идеалы и закрыт доступ ко всякой форме оппозиционной деятельности, то она вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть к террору…»

Семь шагов от дверей до окна.

Семь шагов от окна до дверей.

Вот они — эти слова! Точные, емкие, ясные! В них — неизбежность террора, его историческая закономерность. И пусть ничего не поймут (или сделают вид, что не поняли) Лютов, Котляревский и все те, кто первым читает протоколы допросов там, наверху. Когда-нибудь эти слова дойдут до людей, и будущие поколения поймут и оценят ту жертву, которую приносят они, участники неудавшегося покушения, на алтарь светлого будущего родины!

«…Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Правительство игнорирует потребности общественной мысли, но они вполне законны, и интеллигенцию как реальную общественную силу, имеющую свое основание во всей истории своего народа, не может задавить никакой правительственный гнет. Реакция может усиливаться, а с нею и угнетенность большей части общества, но тем сильнее будет проявляться разлад правительства с лучшею и наиболее энергичною частью общества, все неизбежнее будут становиться террористические акты, а правительство будет оказываться в этой борьбе все более и более изолированным… Успех такой борьбы несомненен. Правительство вынуждено будет искать поддержки у общества и уступить его наиболее ясно выраженным требованиям. Такими требованиями мы считаем: свободу мысли, свободу слова и участие народного представительства в управлении страной. Убежденные, что террор всецело вытекает из отсутствия даже такого минимума свободы, мы можем с полной уверенностью утверждать, что он прекратится, если правительство гарантирует выполнение следующих условий:

1. Полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижений.

2. Созыв представителей от всего народа, выбранных свободно прямой и всеобщей подачей голосов, для пересмотра всех общественных и государственных форм жизни.

3. Полная амнистия по всем государственным преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, а исполнение гражданского долга…»

Он поднялся. Резко присел, наклонился. Повторил несколько раз упражнение.

Гимнастика освежила, рассеяла. Но напряжение, гвоздем вбитое сверху в темя, не отпускало.

Он быстро подошел к окну.

Вернулся к двери.

Еще раз к окну.

К двери.

Потер виски. Собрался. Сел к столу.

«…Признавая главное значение террора как средства вынуждения у правительства уступок путем систематической его дезорганизации, мы нисколько не умаляем и других его полезных сторон. Он поднимает революционный дух народа; дает непрерывное доказательство возможности борьбы, подрывая обаяние правительственной силы; он действует сильно пропагандистским образом на массы. Поэтому мы считаем полезной не только террористическую борьбу с центральным правительством, но и местные террористические протесты против административного гнета…»

Голова клонилась к столу, глаза закрывались, перо, пе слушаясь руки, скользило куда-то в сторону, выпадало из пальцев.

Он замотал головой из стороны в сторону, потом тряхнул снизу вверх, зажмурил глаза и резко открыл: перед ним расплывались красные, синие, зеленые круги.

Надо дописать. Найти последние силы и дописать. А то будет поздно. Надо найти последние силы…

«…Ввиду этого строгая централизация террористического дела нам кажется излишней и трудно осуществимой. Сама жизнь будет управлять его ходом и ускорять или замедлять его по мере надобности. Сталкиваясь со стихийной силой народного протеста, правительство тем легче поймет всю неизбежность и законность этого явления, чем скорее осознает оно все свое бессилие и необходимость уступок…»

Голова опустилась на стол. Перо выпало из руки.

Он провалился в сон, как в глубокий, бездонный колодец.