Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Глава 8 Смерть — решение проблемы

Анализируя политический режим Ирака в период правления Хусейна, зарубежные исследователи провели небезынтересные для российского читателя параллели. Подобно другим абсолютистским лидерам, таким, как Сталин и Гитлер (1), чья сила зиждилась на созданных ими политических системах и государственных институтах, а идеология пронизывала все сферы жизни общества, Саддам Хусейн утвердил свою персональную власть через партию Баас. Его логика, как и его предшественников на диктаторском поприще, была довольно простой: пока партийная система с присущей ей идеологией контролирует поступки и мысли людей, она будет контролировать общество и государственную машину. Но для этого лидер должен безоговорочно подчинить себе партию.

Из структуры, насчитывавшей поначалу менее тысячи членов, опиравшейся на узкую социальную базу, Баас при Саддаме превратилась в довольно многочисленную организацию, насчитывавшую 25 тысяч человек. Плюс полтора миллиона «сочувствовавших». В течение всего периода нахождения у власти, будучи лидером де-факто при президенте аль-Бакре и в последующем — де-юре, Хусейн полностью подчинил Баас своей воле, стерилизовал ее властные структуры и сократил управленческий аппарат. Партийный лидер, он же глава государства, окружил себя покорной группой ближайших соратников. Внутрипартийные разногласия были ликвидированы путем систематических чисток партийных рядов. Контроль же над всей внутренней и внешней политикой служил в конечном счете единственной цели: укреплению режима личной власти.

Саддам всегда считал, что путь к тотальному контролю над массами должен начинаться с воспитания молодежи, которая еще «не испорчена отсталыми идеями» (2). Став президентом, он подчеркивал, что дети и юноши не имеют еще социального сознания и политического опыта, поэтому партия Баас и государство для них — отец родной (3). От слов вождь незамедлительно перешел к делу: уже в детском саду иракские дети стали приобщаться к «идеям Баас». На практике же это выражалось в том, что их учили, как петь дифирамбы «прославленному вождю».

Когда дети подрастали, они вступали в партийные молодежные организации, где с ними занимались «антиимпериалистическим воспитанием». Подросткам внушали: никому не доверять, даже своим родителям, а служить верой и правдой только партии. При этом молодые люди должны быть глазами и ушами партии. То есть следить за поведением своих товарищей, родственников и докладывать властям обо всем «подозрительном» в их поведении. Следует учить молодежь ограждать родителей и товарищей от разглашения государственных секретов, внушал вождь партийным и государственным чиновникам.

Важнейшим шагом в жизни молодых людей было вступление в партийную организацию. Поскольку Баас, согласно популистскому толкованию Хусейна, представляет общую волю и интересы всего народа, то она должна объединять в своих рядах значительное количество населения страны. Принадлежность к партии становилась основой для карьерного роста любого молодого человека. Беспартийные же под разными предлогами увольнялись с работы, чтобы освободить место «для преданных членов Баас и сочувствующих». Все государственные институты, включая армию и другие силовые структуры, бюрократический управленческий аппарат, а также крупные коммерческие кампании и массовые общественные организации были под полным контролем партии (4).

В январе 1980 года специальное бюро массовых организаций было непосредственно подчинено Совету революционного командования. Одной из значимых структур этого бюро являлся Национальный союз иракских студентов. Его задача состояла в том, чтобы оказывать «соответствующее идеологическое влияние на студентов в стране и за рубежом». Под особым контролем этого союза находились инакомыслящие из числа иракских студентов, которые обучались за границей. Чтобы уменьшить число потенциальных диссидентов, учиться в иностранные вузы посылали только членов партии. А чтобы другим неповадно было, диссидентам грозило наказание в виде лишения свободы сроком до 15 лет на тяжелых физических работах. Тысячи беспартийных студентов были исключены из высших учебных заведений (5).

Что касается научных степеней и ученых званий, то их присуждение стало фарсом, так как партийные деятели оказывали давление на ученых, чтобы те присваивали степени и звания родственникам и друзьям номенклатурных партийных работников. Сам Саддам, кстати, получил подобным образом диплом юриста (6).

Членство в партии Баас представляло двухуровневую систему. Низший уровень предполагал открытость для многих, но в то же время он давал мало привилегий и налагал много обязанностей. Тогда как высший уровень был уделом избранного меньшинства, имевшего большие привилегии и ограниченные обязанности. Не каждый мог достичь этого уровня, хотя формальным требованием была добросовестная работа в партии сроком от пяти до десяти лет. Те, кто «не оправдывал доверия» руководства в выполнении партийных обязанностей, подвергался наказанию вплоть до смертной казни — согласно статье 200 иракского уголовного кодекса. Данная статья применялась и к тем, кто выходил из Баас и вступал в другую политическую партию или организацию, скрывая свое пребывание в «чужих» рядах. Статья распространялась и на тех, кто просто поддерживал контакты с другими организациями и движениями. Членов партии обязывали «быть бдительными и внимательно следить за поведением своих товарищей по парторганизации». Не говоря уже об инакомыслящих — реальных и потенциальных.

Не будет преувеличением сказать, что Ирак превратился в страну информаторов. (Однопартийная система и всеобщий контроль над массами — это уже особенность не столько авторитарного, сколько тоталитарного режима.) Ни один житель Ирака не был застрахован от суда в результате стукачества соседей, товарищей и даже членов семьи. Каждый находился под угрозой доноса информаторов. Они использовали все средства для сбора компрометирующих сведений, в том числе и подслушивание телефонных разговоров. Шутка или небольшое замечание в отношении президента, Совета революционного командования, Национальной ассамблеи или партии Баас нередко стоили людям жизни. Такая «справедливость» царила согласно государственному декрету, принятому в ноябре 1986 года. Этот документ предусматривал смертную казнь за публичное оскорбление институтов власти (7).

Сам же Саддам не видел ничего аморального в том, что он казнил тех, кто осмелился сказать злую шутку в его адрес. Он был «удивлен» тем, что в западных странах не предпринимаются никакие меры по поводу критических высказываний в адрес государственных руководителей. В то же время он внушал зарубежным корреспондентам, что в Ираке народ относится к президенту как к символу, который кое-что да значит для народа.

Для недовольных политикой Саддама предназначалась разветвленная сеть тюрем. Люди могли быть арестованы и подвергнуты пыткам, не подозревая об истинных причинах ареста. Лишь немногие счастливчики среди задержанных могли вернуться к своим семьям. Но им строго-настрого предписывалось молчать о причинах их «временного отсутствия». Тем же, к кому фортуна поворачивалась спиной, приходилось длительное время томиться в тюрьме или хуже того — предстать перед палачом. Чудом бежавшие оттуда узники рассказывали о том, что людей в тюрьмах пытают электротоком и растворяют в ваннах с серной кислотой.

Иногда расстрелы проводились публично, и на них звали поглядеть даже иностранных дипломатов. Соглашались немногие. Саддам признался американским журналистам: «Да, я убиваю своих врагов. Но учтите, что они с удовольствием сделали бы со мной то же самое».

Партийная служба безопасности (Джихаз Ханин) была главным оружием, с помощью которого Саддам наводил в стране «порядок». Аппарат службы безоговорочно подчинялся Саддаму, а сам он стоял у истоков ее создания. Постоянно расширяя и совершенствуя Джихаз Ханин — любимое детище, созданное им на заре своей политической деятельности, Саддам использовал его для того, чтобы не только устранить и уничтожить любую группу или индивидуума, которые угрожали господству партии Баас извне, но и ликвидировать многочисленные фракции и группы внутри самой партии. Он железной рукой сплачивал партию на основе единомыслия.

Одной из главных задач Баас вождь считал установление полного идеологического и административного контроля над армией посредством ее баасизации. В военные академии и колледжи принимались только члены партии, а на высшие посты назначали офицеров, связанных с Хусейном и тикритским кланом.

Баасисты с самого начала фактически проводили курс на переход к однопартийной системе, опирающейся на армию и расширявшуюся систему спецслужб. Монополизация власти усиливалась по мере постепенного вытеснения из высшего руководства партии «военных» функционеров — сторонников аль-Бакра — «гражданскими» клевретами Хусейна (8).

В недемократическом государстве сила является главным инструментом во внутренней политике. Уж это Хусейн хорошо усвоил.

Поэтому он сделал все, чтобы превратить военную фракцию партии Баас в организованную силу, подвластную и преданную только ему. Общие принципы руководства такой «идеологической армией» были определены еще в 1974 году на восьмом партийном съезде.

Важнейшие задачи партии в армии заключались в том, чтобы консолидировать руководство вооруженных сил, очистить его от «всех подозрительных элементов, заговорщиков и авантюристов»; активно внедрять панарабские и социалистические принципы в сознание солдат и офицеров; установить идеологические критерии, которые позволяли бы военным «добросовестно выполнять свои функции». Таким образом мыслилась «интеграция вооруженных сил с народом» под руководством партии.

Соответственно большое количество партийных работников находилось в армии до батальонного уровня включительно. Организованная политическая активность в вооруженных силах запрещалась. «Нежелательные элементы» были уволены. А по итогам чисток некоторые были казнены. Старших офицеров постоянно перемещали по службе, чтобы лишить их шанса сколачивать какие-либо несанкционированные группировки. Республиканская гвардия, элитная часть вооруженных сил, которая внесла большой вклад в захват власти партией Баас, состояла в основном из тех, кто родился в городе Тикрите либо в том же регионе.

Подобно его заклятому врагу, теократическому режиму в Тегеране, Хусейн стремился к разумному балансу между различными силовыми структурами и спецформированиями вроде партийной милиции. Созданная в конце 50-х годов милиция (в последующем называвшаяся национальной гвардией и народной армией) сыграла ключевую роль в борьбе против режима Касема в 1963 году и стала опорой режима партии Баас на первом этапе. Позже Саддам включил эту структуру в состав созданной им службы безопасности. Так что, став существенным компонентом силовых структур в середине 70-х годов, народная армия не входила в состав вооруженных сил. Она выступала в качестве силового привода партийного механизма для «сплочения масс» вокруг режима и подавления реальной и потенциальной оппозиции.

Народная армия имела свою особую организацию, правила набора людей. Ежегодно в течение двух месяцев ее люди проходили усиленную подготовку. Чтобы заинтересовать добровольцев службой в этой структуре, им во время учебы обещали полную денежную компенсацию. А студенты временно освобождались от занятий в высших учебных заведениях с правом возврата после окончания срока службы.

Менее чем через месяц после того, как Саддам в 1979 году сосредоточил в своих руках абсолютную власть, численность народной армии увеличилась более чем в два раза: со 100 тыс. до 250 тыс. человек. Во время ирано-иракской войны она уже насчитывала в своих рядах один миллион человек. Народная армия была вооружена современным оружием и военной техникой и принимала участие в некоторых военных операциях. Это отчасти поставило данную структуру в один ряд с вооруженными силами — отчасти, ибо последние превосходили ее в оснащении и качестве боевой подготовки. Так или иначе, народная армия расширяла возможности режима в борьбе против «вызовов внешних и внутренних врагов».

Итак, Хусейну удалось сколотить когорту военных руководителей, которые оценивались больше по принципу личной лояльности, чем по профессиональной пригодности. И как следствие, когда в сентябре 1980 года началась ирано-иракская война, военные, как и политики, «единодушно» восприняли «великие цели» стратегии Хусейна и планировавшиеся им военные операции.

Тем не менее уже летом 1982 года появились первые признаки недовольства военного руководства по поводу жесткого контроля над его действиями в ходе войны. Тогда Ирак защищал уже свою собственную территорию, отражая неоднократные наступательные операции Ирана. Хотя недовольство и выражалось всего лишь в виде слабой критики, а не организованной оппозиции в рядах военных, Хусейн среагировал молниеносно. Около 300 старших офицеров были казнены, тысячи уволены. Как сообщалось, Хусейн лично казнил офицера, который в ходе одного из боев отдал приказ к отступлению. Несчастного пригласили на прием к главнокомандующему, а тот спокойно вытащил пистолет и выстрелил офицеру в голову. Это убийство, которое произошло почти в то же самое время, когда Хусейн застрелил министра здравоохранения, стало сигналом для репрессий против военнослужащих, имевших иные взгляды на ведение войны.

Но Хусейн не был бы Хусейном, если бы не осознавал, что политика устрашения могла деморализовать военное руководство. А это отрицательно повлияло бы на ведение боевых действий и исход войны в целом. Пришло время пускать в ход и пряник. Или по-восточному — шербет. Главнокомандующий учредил новые медали и ордена для военнослужащих. Офицеры, отличившиеся в боях, награждались тремя медалями и становились членами почетного клуба друзей Саддама Хусейна. Прием в члены этого престижного клуба предусматривал также вручение крупной денежной суммы и наделение землей.

Демонстрируя солидарность с вооруженными силами и подчеркивая свою прямую причастность к военным делам, Саддам начал совершать регулярные и широко рекламируемые поездки на линию фронта. «Вспомнили» и о военачальниках: их стали шире показывать в прессе, а процесс принятия военных решений преподносился как результат обоюдного согласия политического и военного руководства.

Такое показное согласие между Хусейном и его генералами продолжалось до 1986 года, когда оно омрачилось серией иранских побед. В феврале 1986 года серьезным ударом для Саддама стало падение полуострова Фао, когда Ирак потерял 10 тыс. солдат и офицеров в течение одной недели (эта неудача была компенсирована только через четыре месяца взятием иранского города Мехрана). Утрата полуострова Фао и крупные людские потери привели к взаимным обвинениям между Саддамом и его генералами. Впервые за всю свою карьеру Саддам встретился с открытым противостоянием военных. Когда иранская армия уже стояла у стен Басры, военное руководство попыталось убедить Хусейна действовать более решительно, чтобы покончить с войной. Нет, военная фракция и не думала о политической власти. Не пыталась она и сбросить вождя, который расколол генералитет, запугивал и громил его в течение почти двух десятилетий. Все, что требовала военная фракция, — развязать им руки в руководстве боевыми действиями, то есть устранить «вмешательство политических деятелей» в управление военными операциями. Под «политиками» подразумевался сам президент.

Яркой иллюстрацией характера взаимоотношений Хусейна с генералами служит столкновение президента с сыном его отчима, генералом Махером Абдель Рашидом. Это произошло зимой 1986 года. Рашид получил предписание прибыть в Багдад после того, как потерпел неудачу в попытке выбить иранские войска с полуострова Фао. Он откровенно признался в интервью кувейтской прессе о больших потерях в иракских частях. Хорошо зная, чем может обернуться для Рашида приказ вернуться в Багдад, его офицеры направили письмо Хусейну. Они предупредили президента, что откажутся продолжать войну, если что-то случится с их командиром. Но… по прибытии в президентский дворец Рашид был обласкан вождем, удостоен почестей и наград. Хусейн решил отложить свою месть на более позднее время.

Подобная отчаянная решимость некоторых офицеров противопоставить себя Саддаму спасла Ирак от многих бед. Панически боявшийся военного переворота, Хусейн был вынужден скрепя сердце уступить своим генералам (хотя их ряды были изрядно почищены). Но в итоге его компромисс с военной фракцией привел к некоторому улучшению ситуации на ирано-иракском фронте. Главным же успехом стало тегеранское соглашение о прекращении огня после восьмилетних военных действий, достигнутое летом 1988 года.

Конец ирано-иракской войны ознаменовал новую стадию в отношениях между военной фракцией и Хусейном. Все иракские победы были представлены как результат его «гениального руководства». А те, кто по-настоящему добился успехов в войне, прежде всего генералы Рашид и Хишам Сабах Фахри (Hisham Sabah Fakhri), оказались в тени. Позднее они были уничтожены…

Главный инструмент внутреннего политического контроля — партия Баас и ее служба безопасности — оставался в полном подчинении диктатора. Тем не менее тиски контроля над офицерским корпусом были ослаблены. Ведь во время войны с Ираном численность иракских вооруженных сил намного увеличилась. Появилось новое поколение командиров с боевым опытом. Их лояльность к Саддаму находилась под контролем, а заподозренных в отсутствии таковой из армии убирали — в лучшем случае. Гипертрофическая подозрительность вождя диктовала ему: генералов лучше держать на безопасном расстоянии от Багдада. А точнее, от своего президентского дворца, от бункеров, заготовленных загодя на случай «критических ситуаций».

Заботясь о своем здоровье, диктатор установил для себя строгий распорядок дня. Он просыпался в пять утра, одевался и в течение часа гулял по саду — в каждом его дворце были разбиты сады с розами. На эти ранние прогулки часто привозили его детей, которые жили отдельно от отца и тоже часто меняли охраняемые резиденции. В шесть утра вертолет доставлял ему завтрак — бутыль свеженадоенного молока белых верблюдиц, подаренных саудовским королем Фахдом. В 6.55 он облачался в костюм, под который обязательно надевал бронежилет, и ехал во дворец, где до вечера работал с документами. Ровно в 22.00 он ежедневно устраивал совещания с соратниками, которые для некоторых из них заканчивались отправкой в пыточную камеру. Встречавшиеся с Саддамом зарубежные журналисты и политики в один голос говорили о совершенно нетипичной для арабского функционера черте — необыкновенной пунктуальности. Саддам вполне мог расправиться с министром или генералом, который опаздывал к нему на аудиенцию. По пятницам, в священный для мусульман день, Саддам отправлялся в мечеть, а потом любил посещать дома простых иракцев, правда, тщательно отобранных службой безопасности, и вручать им подарки. Он улыбался, шутил, но за всем этим скрывался постоянный страх перед подлинными и мнимыми заговорщиками.

Как часто бывает, чем сильнее разгорались репрессии, тем сильнее диктатор боялся за свою власть и жизнь. Уверенный, что его жизнь в любой момент может оказаться под угрозой, Хусейн то и дело менял место пребывания. В его резиденциях, разбросанных по стране, все было готово к внезапному появлению хозяина. «Он все время боится, — рассказывал газете „Лос-Анджелес тайме“ сбежавший на Запад охранник Саддама Ахмед Самарраи. — Он скрывается. Он прячется. Он предпочитает находиться под землей, в бункере. Он спит только два или три часа в сутки, и он всегда вооружен».

Саддам редко проводил две ночи подряд на одном месте, постоянно курсируя по 20 резиденциям, выстроенным вокруг Багдада. О месте его следующего ночлега не знала даже охрана. Во время передвижения по стране рядом с его машиной ехал такой же автомобиль с двойником — говорят, таких «клонов» у Хусейна было не меньше десятка.

Особенно Саддам боялся, что его могут отравить или инфицировать каким-либо вирусом. Охрана не только пробовала любую еду, которую подавали Саддаму, но даже проверяла на наличие отравляющих веществ мыло и туалетную бумагу, которыми он пользовался. А всех посетителей, которых принимал диктатор, не только обыскивали, но и заставляли мыть руки в трех разных дезинфицирующих жидкостях.

Саддам не доверял полностью и спецслужбам. Он раздробил их на отдельные подразделения, которые должны были действовать независимо друг от друга. Это дало возможность диктатору полностью контролировать многочисленные репрессивные подразделения и следить за деятельностью всех их звеньев. К слову, во главе своей службы безопасности Саддам поставил земляка — выходца из Тикрита, с которым он с молодости водил дружбу.

Между тем тотальная баасизация охватила все звенья госаппарата, общественные, профессиональные и массовые организации. Форсированными темпами происходило сращивание партийных и государственных структур. Партийная служба безопасности Джи-хаз Ханин раскинула свои сети по всей стране.

Согласно извращенной логике режима тот, который подвергался пыткам или был казнен, должен быть благодарен судьбе. Когда иностранные корреспонденты спросили Саддама о пытках в тюрьмах, тот и бровью не повел. Да, отступников и врагов нации пытают, причем не где-нибудь, а во дворце ан-Нихая (al-Nihayyah). Именно там были убиты члены королевской семьи в 1958 году. Значит, это большая честь для любого — быть подвергнутым пыткам именно в этом дворце. Подобный циничный, иезуитский подход в последующем взял на вооружение генеральный директор министерства культуры и информации. Отвечая на вопрос иностранного журналиста по поводу казней в Ираке, он сказал: на Западе шпион остаток жизни проводит в тюрьме, а в Багдаде иной подход — лучше лишить его жизни и дать ему «внутренний мир» немедленно. А это, втолковывал шеф национальной культуры, более гуманно, чем если бы осужденный гнил в тюрьме до конца дней своих.

Хусейн понимал, что реализация его амбициозных планов была невозможна без поддержки масс. А для этого надо было поднять уровень жизни населения, то есть на повестку дня выдвигались экономические и социальные реформы. Их начало благоприятно совпало с беспрецедентным возрастанием доходов Ирака от нефти. Жизненный уровень населения заметно вырос. Для самого же Саддама одним из главных побудительных мотивов в то время стало желание изменить свой имидж сильного, но жестокого человека на «достойного восхваления и восхищения лидера, близкого к народу».

Если сравнить между собой рассказы приближенных и членов семьи диктатора, поневоле кажется, будто существовали два Саддама. Со свирепым тираном мирно соседствовал строгий, но любящий муж и отец, способный на романтические чувства. Рассказывают, что он нередко преподносил жене и дочерям букеты роз, собственноручно срезанных во время утренней прогулки. Похоже, его, как и многих политиков, испортила власть, заставившая для запугивания врагов притвориться кровожадным чудовищем, а потом и в самом деле стать им.

Глава режима не признавал существующих в западных странах различий между исполнительными, законодательными и судебными ветвями власти. Он управлял страной с помощью небольшой группы соратников по партии, членов своей семьи, а также родственников — выходцев из Тикрита. Из них наиболее преуспел в карьере генерал-лейтенант Хусейн Камиль Хасан аль-Маджид (Hussein Kamil Hasan al-Majid), двоюродный брат президента. Он возглавлял министерство промышленности и военного производства. Молодой и энергичный министр, руководивший программой вооружений, рассматривался многими как восходящая звезда или даже потенциальный преемник Хусейна.

Лучшим доказательством доверия Саддама к Камилю стало его назначение ответственным за развитие производства иракского «нетрадиционного вооружения», включая атомный проект, предмет особой гордости Саддама. Камиль также был назначен командиром части ракет дальнего действия, где служил и его брат в звании полковника. Напомним, что другой двоюродный брат Саддама, Али Хасан аль-Маджид (по прозвищу «химический Али»), проводил жестокую кампанию против курдов в 1987–1988 годах. После иракского вторжения в Кувейт он в течение нескольких месяцев занимал должность губернатора Кувейта (9).

Своих сводных братьев (по линии отчима) Саддам также использовал в интересах укрепления своей власти, но до поры до времени. Так, Барзан ат-Тикрити (Barzan al-Tikriti), младший брат Саддама и ближайший к нему человек по линии отчима Ибрагима, в 1974 году был выдвинут на ключевую должность — начальника партийной разведки. Но в конце 1983 года Барзан был отстранен от должности и заключен под домашний арест. Второй сводный брат, Ватбан Ибрагим (Wathban Ibrahim), возглавлял администрацию Тикрита. Снят с должности в 1983 году. Третий сводный брат, Сибави Ибрагим (Sibawi Ibrahim), одно время возглавлял секретную политическую полицию, но и его постигла та же учесть, что и братьев.

Что конкретно произошло между президентом и его сводными братьями в 1983 году, до конца неясно. Одно из объяснений — они подозревались в заговоре против Саддама. Согласно этой версии к младшему брату была делегирована группа офицеров. Они предложили Барзану ат-Тикрити стать президентом, и братья якобы поддержали его. Другое объяснение — три сводных брата, в частности Барзан, не сумели раскрыть заговор против Хусейна. Во всяком случае, Барзан как шеф разведывательной службы действительно мог знать об этом больше других. В 1982 году он опубликовал книгу под красноречивым названием «Попытки совершения террористических актов против Саддама Хусейна», в которой описаны семь заговоров против главы государства. Правда, некоторые из них имели место еще до того, как Саддам стал президентом. Причем автор выдвинул обвинения Ирану, Сирии, США, Израилю и некоторым другим странам в причастности к данным преступлениям.

И все же, несмотря на эти внешне правдоподобные версии, истина была в ином. Уход сводных братьев Саддама с политической арены был связан не с заговорами, а стал следствием семейной междоусобицы. Смерть матери Саддама в августе 1983 года ускорила уход братьев из высшего эшелона власти, поскольку именно мать была их основным защитником. В пользу того, что последняя версия является более вероятной, чем другие, говорит следующее. Саддам публично признал, что Барзан не являлся заговорщиком. А все три брата не были наказаны и через три года получили более высокие должности. Так, Сибави Ибрагим был назначен на пост начальника партийной разведки, которую до этого занимал Барзан. Ватбан стал главой службы госбезопасности, а Барзан получил должность посла в структурах ООН в Женеве (10). Если бы эти трое были действительно вовлечены в заговор против Саддама, то их новые назначения были бы невозможны (11).

Для укрепления династического древа Хусейн также умело использовал своих детей. Его старший сын, Удей, женился на дочери Иззата Ибрагима, заместителя председателя Совета революционного командования. Младший сын, Кусей, взял в жены дочь генерала Махера Абдель Рашида (Maher Abd al-Rashid). Однако этот брак был расторгнут, когда Рашид впал в немилость. Причина — заметные успехи генерала в ирано-иракской войне волей-неволей бросили тень на полководческие таланты Саддама. Старшая дочь президента, Рагад (Raghd), вышла замуж за Хусейна Камиля Хасана (Hussein Kamil Hasan), а средняя дочь, Рина, — за Саддама Камиля (Saddam Kamil), брата Хусейна Камиля. Возможно, началом глухой вражды между Саддамом и его сводными братьями стала помолвка Рагад в 1983 году. Братья опасались, что предстоящая женитьба усилит клан Маджидов в ущерб их положению (12).

Клан Ибрагимов имел достаточные основания опасаться за свое будущее. В 1989 году, будучи уже на смертном одре, Аднан Хейралла признал, что владеет более 500 автомашинами. Его отец Хейралла Тальфах сумел заставить землевладельцев продать Аднану большие участки за минимальную цену (13). Хусейн Камиль Хасан, по слухам, занимался оружейным бизнесом и заработал на этом миллионы долларов.

Старший же сын Саддама, Удей, используя свое положение, добился больших успехов на финансовом поприще. Согласно данным лондонского еженедельника «Обсервер» в 1985 году Удей ввез большую партию крупного рогатого скота морским путем из Индии без необходимых медицинских документов. И хотя все животные подлежали уничтожению из-за специфического заболевания, он настоял на том, чтобы получить крупную денежную компенсацию. Удей создал целую сеть коммерческих структур, включая национальную мясную компанию, завод по производству мороженого, а также систему розничной продажи продуктов питания. В 1988 году Удей получил более чем двадцатимиллионную прибыль за одну только сделку. Он принудил центральный банк продать ему иностранную валюту по официальному курсу, а затем ловко поменял ее на черном рынке. Его парк дорогих машин превзошел по количеству автопарк дяди Аднана (14).

А как к этому относился Саддам? По большому счету он и не стремился искоренить коррупцию среди своего окружения. Однако иногда внезапно проводил показные кампании против коррупции, чтобы как-то успокоить общество. А главное, напомнить, кому принадлежит реальная власть. Так, казнь министра здравоохранения в 1982 году была официально преподнесена как кара за спекуляцию. По этой же причине через шесть лет Хусейн снял с должности его последователя Садека аль-Ваша (Sadeq al-Wash). В июне 1986 года был повешен по обвинению в коррупции бывший мэр Багдада Абдель Вахаб Муфти (Abd al-Wahab Mufti). Причем эта казнь совпала с разоблачением очередного «сирийского заговора».

Одним из способов скрыть глубину проникновения во властные структуры выходцев из Тикрита стала отмена в конце 70-х годов соответствующих фамилий и имен (15). Так, сам Саддам в начале 1973 года убрал название места своего рождения из отчества (ат-Тикрити). С тех пор он стал скрывать и название провинции, в которой родился. Он гордо называл себя сыном Тигра и Евфрата, сыном каждого иракского города, иракской земли, иракского отечества и иракской нации.

Правила игры для окружения Саддама были простыми: они постоянно демонстрировали вождю свою безоговорочную лояльность и послушание. Однако движение к вершине пирамиды власти было сопряжено с риском угрозы для жизни. Если человек из ближайшего окружения президента терял его доверие или становился более популярным, чем «заслуживал», то его политическая карьера рушилась. Независимо от того, какое высокое положение он прежде занимал, входил ли в клан Хусейна или нет.

Взять, например, Аднана Хейраллу Тальфаха, сводного брата президента. В мае 1989 года он погиб при неизвестных обстоятельствах в авиакатастрофе. Официальное заключение гласило, что его вертолет попал в песчаную бурю на севере Ирака. Но далеко не все верили этой версии — скорее наоборот. Ведь министр обороны Аднан Хейралла Тальфах пользовался авторитетом в армии, и можно представить реакцию Саддама… Многие старшие офицеры простились с жизнью после ирано-иракской войны в подобных же ситуациях — по официальной версии. Даже наиболее преданные люди из окружения президента с трудом понимали, почему армия теряла больше вертолетов в мирное время, чем в ходе войны (16).

Хотя чистки были обычным явлением, дело Аднана Хейраллы стояло особняком. Ведь все знали, что тот, как никто другой, был близок к Саддаму. Они оба провели детство в одном доме и воспитывались как кровные братья. В 1947 году именно семилетний Аднан начал убеждать своего неграмотного брата уехать в город Тикрит учиться. Когда Саддаму исполнилось десять лет, он так и поступил (17).

Саддам не забыл друга детства. Хотя Тальфах как офицер звезд с неба поначалу не хватал, в 1977 году в звании полковника он возглавил министерство обороны и стал одним из немногих военных представителей в Совете революционного командования и в региональном командовании. Все сомнения в отношении того, кто же выдвинул его на такой высокий пост, были рассеяны через два года, когда Хусейн, став президентом, назначил Аднана вице-премьером и заместителем главнокомандующего вооруженными силами. Аднан Хейралла Тальфак отплатил своему благодетелю полной лояльностью. В знак верности он регулярно проводил «профилактические» чистки в армии в течение всей восьмилетней ирано-иракской войны.

Однажды Аднан рассказал своей сестре о любовной связи Саддама с Самирой Шахбандар (Samira Shahbandar), женой председателя иракской авиакомпании. Едва увидев впервые Самиру, вождь сразу же положил на нее глаз. Еще бы, она была очень эффектна: волосы светлые, а глаза голубые. Голубоглазая блондинка — женщина Востока? Да, это было нечто… Но если предыдущие романы президента держались в строгом секрете, то роман Хусейна с Шахбандар получил огласку. Это нанесло ущерб тщательно выписанному имиджу президента как верного мужа и преданного семейным устоям человека.

Обстановка накалилась дальше некуда, когда старший сын Хусейна решил отомстить за свою мать. Тростью с тяжеленным набалдашником Удей прилюдно забил насмерть президентского камердинера, который отвечал за подбор продуктов питания и исполнял «деликатные» поручения президента — подбирал для его любовных утех красивых женщин и девушек. Именно этот камердинер представил госпожу Шахбандар Хусейну и стал посредником между любовниками. Разъяренный Хусейн посадил сына за решетку и пообещал судить его как убийцу. Однако после многочисленных просьб своей жены и Тальфаха вождь смягчился и отправил Удея в почетную ссылку в Швейцарию (18). В последующем президент потребовал прекратить нападки на сына, по-восточному мудро рассудив, что на все воля Аллаха (19).

Гнев Хусейна нетрудно было понять. В течение нескольких лет он готовил Удея к выдвижению в высшие эшелоны власти, чуть ли не на роль потенциального наследника. Окончив инженерный колледж в 1984 году с высокими результатами (что не было удивительно для сына вождя), Удей стал ректором университета имени Саддама и председателем иракского олимпийского комитета. Однако в связи с шалопайством и вседозволенностью Удея Хусейну приходилось часто покрывать его и публично оправдывать. В Багдаде поговаривали, что еще до убийства президентского камердинера Удей расправился по меньшей мере с двумя офицерами. Первой его жертвой стал армейский полковник, который воспротивился попыткам Удея соблазнить его несовершеннолетнюю дочь. Вторая жертва — офицер, который отважился дать отпор Удею, когда тот стал приставать к его жене на дискотеке (20).

Хотя отношения в семье после убийства камердинера постепенно нормализовались (весной 1990 года Удею разрешили вернуться в Багдад и занять прежние посты), Хусейн не мог простить Аднану Хейралле то, что и он был вовлечен в скандал, который выставил его в невыгодном свете перед нацией. Через несколько месяцев президент яростно набросился на министра обороны, обвиняя его в том, что тот якобы не сумел дать достойный отпор попытке государственного переворота в начале 1989 года. Это было началом заката карьеры министра.

Но вне зависимости от исхода «дела Шахбандар» Аднан Хейралла уже стал «меченым». Его ошибка заключалась в том, что он попытался разделить славу победы над персами с Саддамом Хусейном. В этом, «грехе» оказались замешаны и видные генералы. Так, Махер Абдель Рашид и Хишам Сабах Фахри, отличившиеся при освобождении полуострова Фао от иранской оккупации в апреле 1988 года, были сняты с занимаемых должностей и заключены под домашний арест. Никто, как бы близок он ни был к Саддаму, не мог даже в мыслях иметь, что достоин народного признания, ибо это хотя бы гипотетически угрожало авторитету вождя нации и верховного главнокомандующего.

Итак, фортуна повернулась спиной к Аднану Хейралле, хотя ранее он входил в узкий круг приближенных Хусейна. В 80-е годы близкое окружение вождя как заклинание твердило о сплоченности. Однако эта сплоченность не основывалась на благородных чувствах уважения и взаимного доверия. Дело было в другом. Эти люди благодаря Саддаму поднялись на недосягаемую для них вершину власти, пользовались большими привилегиями, но опасались потерять их в случае ухода Саддама. Тем более что многие из них играли ключевую роль в чистках и репрессиях. Здесь уместно упомянуть Наима Хаддада, возглавлявшего специальный трибунал, который в 1979 году пек смертные приговоры, как блины.

Во время ирано-иракской войны узкий круг приближенных, а по сути — правящая элита, еще более сплотился вокруг Хусейна. Эти люди знали, что не только президент, но и лица из его окружения были объявлены врагами религиозных деятелей Тегерана. К тому же, памятуя о жестокости Хусейна, его соратники еще больше становились рабами своего патрона.

150 тысяч погибших иракских солдат. 750 тысяч раненых и искалеченных. Десятки тысяч больных психическими расстройствами. Об этих ужасных последствиях ирано-иракской войны из всех близких соратников вождя был наиболее осведомлен Тарик Азиз. С 1983 года он занимал пост министра иностранных дел, а также вице-премьера. Азиз и его товарищи чудом уцелели во время террористического акта в апреле 1980 года. Этот седовласый, с хорошими манерами и мягким голосом политик слыл одним из первых людей режима. К тому же Азиз свободно владел английским языком, изучив его в Багдадском университете. Будучи единственным христианином в мусульманской госадминистрации, Азиз пользовался доверием Саддама. Он стремился удовлетворить все желания своего хозяина. Вспоминается анекдот, ходивший в столичных дипломатических кругах. Как-то на ночном заседании Совета революционного командования Саддам повернулся к Азизу и спросил, который час. Тот угодливо ответил: сейчас столько времени, сколько пожелает господин президент.

В начале 70-х годов, будучи главным редактором партийного органа «Ас-саура» («Революция»), Азиз вовсю славословил Саддама, внеся неоспоримый личный вклад в укрепление имиджа вождя и в оправдание жестких акций службы безопасности. Когда в 1969 году Запад выразил негодование по поводу ужасного конца евреев, повешенных в Багдаде, Азиз яростно возражал. Мол, сотни тысяч людей, которым доставляет удовольствие смотреть на повешенных врагов, не могут быть варварами или примитивными личностями (21). А десять лет спустя, когда коммунисты подверглись массовым репрессиям, Тарик Азиз оправдал и это. В Ираке нет места коммунистической партии, а если коммунисты, цинично поучал Азиз, желают стать мучениками, то власть предоставит им эту возможность (22).

Более сдержанным, но не менее преданным Саддаму был Саа-дун Хаммади, предшественник Азиза на посту министра иностранных дел. Один из основателей иракской партии Баас, он был единственным в ближайшем окружении Саддама, получившим западное образование (в 1957 году Хаммади стал обладателем диплома Висконсинского университета по специальности экономика сельского хозяйства). На протяжении всей своей карьеры он подчеркивал, что обучение за рубежом не дало ему существенных знаний и не убедило в плюсах западной демократии. С 1974 года Хаммади верой и правдой служил Хусейну, реализуя его «мудрые руководящие указания» во внешнеполитической сфере. В 1983 году он был освобожден от должности по состоянию здоровья, но сохранил за собой посты вице-премьера и члена Совета революционного командования. К тому же Хаммади оставался влиятельным советником президента по экономическим вопросам. Именно ему за год до начала войны с Ираном Хусейн доверил деликатную задачу: оказать давление на Кувейт. Цель — чтобы маленькое, но богатое княжество «простило» Ираку военный заем, который был так нужен «большому брату» в ходе ирано-иракской войны, и согласилось субсидировать послевоенную экономическую модернизацию страны.

Если Тарик Азиз и Саадун Хаммади слыли самыми преданными соратниками Саддама, то Таха Ясин Рамадан в этом не преуспел. Окончив в 1958 году военную академию в Багдаде, он был уволен из армии и стал банковским служащим. Рамадан сблизился с Саддамом в середине 60-х годов, когда оказывал ему помощь в создании партийной милиции. Этой структурой Рамадан командовал в последующем в течение нескольких лет (23). Подобно своему благодетелю, арабский националист был воспитан в духе неприятия Запада. Что нехарактерно для окружения Хусейна, Рамадан был одаренным во многих отношениях человеком. Это и позволило ему в последующем стать первым вице-премьером, а в 1991 году — вице-президентом.

Но Хусейн сделал все, чтобы держать этого очень способного высокопоставленного чиновника на определенной дистанции. Отношение Рамадана к Саддаму ярко иллюстрируется следующей легендой: непосредственно перед окончанием ирано-иракской войны вождь решил: все грузные иракцы должны соблюдать диету и похудеть. В печати были опубликованы данные о весе — разумеется, не о политическом — членов кабинета министров. При этом им предписывалось сбросить вес к определенному времени. Тучный Рамадан должен был сбросить аж целых 27 кг. И он это сделал (24)! Забегая вперед, отметим, что в августе 2003 года Рамадана арестовали курдские повстанцы и передали американским оккупационным войскам. В последующем, в 2007 году, его приговорили к смертной казни через повешение вслед за Саддамом Хусейном.

Еще одна примечательная фигура в близком окружении Саддама — министр информации и культуры Латиф Нусейф ад-Джа-сим. Этот шиит, выходец из небольшого города Рашидия, вступил в партию Баас в 1957 году в 16-летнем возрасте. При режиме Арефа в середине 60-х годов отбывал срок в тюрьме. В 1974 году, уже при Саддаме, стал генеральным директором государственного радио и телевидения. Джасим буквально из кожи лез, «улучшая» имидж своего патрона. И был щедро вознагражден за верную службу. Как только Саддам стал президентом, Джасима выдвинули на более высокий пост — министра информации. Ключевую роль он играл в 1990 году во время кувейтского кризиса, распространяя по всему миру политические заявления багдадского вождя. В стране же Джасима знали как грубияна и личность, мягко говоря, с дефицитом интеллекта и общей культуры. Образованные люди часто были ошеломлены его убогим арабским языком и никудышным багдадским диалектом. Вот такой человек возглавлял государственное ведомство информации и культуры…

Гипертрофированная подозрительность Хусейна заставляла его проявлять особую осторожность во взаимоотношениях с человеком № 2 в государстве — Иззатом Ибрагимом ад-Дури, заместителем председателя СРК. Памятуя о своем опыте пребывания в этой должности как трамплина к абсолютной власти, Хусейн поручал своему заместителю только чисто представительские функции, не допуская его к реальным рычагам власти. В противоположность Хусейну, чьи портреты красовались на каждом перекрестке, Иззат Ибрагим оставался для большинства народа фигурой неизвестной. Он практически не выступал по телевидению и радио, не печатался в прессе.

Но Ибрагим на это и не претендовал. Человек, который до прихода партии Баас к власти зарабатывал на жизнь продажей мороженого, в свои 50 лет не имел никаких политических амбиций и был полностью удовлетворен тем, что находился в тени Саддама. Для Хусейна же Иззат был полезен тем, что мог успешно вести переговоры с иракскими шиитами.

Ясно, что все люди из ближайшего окружения Хусейна ходили под Богом, то есть под Аллахом. Ведь все зависело от президента. В случае его смещения они бы тотчас полетели со своих постов.

Государства с тоталитарным и авторитарным режимом, как правило, не разглашают данные о процессе принятия того или иного политического решения. Даже спустя, скажем, 50 лет, как это принято в разных странах, очевидно, что сведения о том, что творилось в мрачных коридорах власти в Ираке, вряд ли будут полны и достоверны. Однако точно известно: ни один человек в иракском политическом руководстве не оспаривал решение Хусейна начать боевые действия против режима престарелого аятоллы Хомейни в сентябре 1980 года.

Более того, ближайший круг президента сплотился вокруг него. Когда Хусейн надеялся добиться своих целей в отношении Ирана мирными, политическими средствами, ближайшие соратники поддержали патрона. Но когда же тот изменил свою позицию и решил прибегнуть к силе оружия, то они «забыли» прежние аргументы вождя в пользу мирного разрешения конфликта и, как по команде, дружно закивали головами, одобрив вариант военного вторжения. Подобно другим лидерам, правившим в атмосфере лести и низкопоклонства, суждения Хусейна о реальном мире нередко носили искаженный характер: ведь ему не осмеливались высказать объективное мнение.

Для аятоллы Рухоллы Хомейни конец ирано-иракской войны стал равноценен глотку напитка из восточной чаши, куда был подмешан медленно действующий яд. Для Хусейна же это был эликсир жизни. В самом деле, разве не удалось остаться невредимым и при власти в течение восьми лет ожесточенной борьбы против фанатичного врага? Врага, который нагло требовал его, Саддама, головы? Летом 1988 года Иран был истощен, а военный потенциал Ирака еще оставался, по оценкам западных аналитиков, довольно значительным. Казалось, война не очень-то его ослабила. В Тегеране люди ходили по улицам, не поднимая глаз, в трауре. А в Багдаде десятки тысяч горожан танцевали на площадях и за долгими беседами безмятежно пили кофе в уличных кофейнях.

Но даже эта всеобщая эйфория не размягчила такого сверхподозрительного человека, как Хусейн. У него не было никаких иллюзий в отношении того, что после празднования наступит отрезвление: жизнь предъявит счет за последствия войны. Ведь даже в самых недемократических, репрессивных политических системах есть некие пределы, до которых люди готовы терпеть и приносить себя в жертву. Устранение прямой иранской угрозы, главного фактора, который так или иначе цементировал иракское общество в годы войны, требовало новых стимулов для подъема национального духа, верноподданнической поддержки Саддама.

Да, он как президент и верховный главнокомандующий сделал все, чтобы завершить эту войну. Но очередное напряженное сражение за умы и сердца иракцев только начиналось. И вождь сумел представить конец войны как триумф не только Ирака, но и всей арабской нации. Именно это придало в то время ему такую популярность и за пределами Ирака — в арабском мире. И не только там (25)…

Наиболее экстравагантной демонстрацией иракской победы стало сооружение триумфальной арки в центре Багдада сразу же после окончания войны. Арка представляла собой пару скрещенных гигантских сабель в громадных бронзовых руках. Руки олицетворяли власть президента, а сабли — пару для его врагов и врагов Ирака.

В 1989 году началась грандиозная реконструкция Вавилона. Хусейн участвовал в пышной церемонии торжественного захоронения останков вавилонских царей. Он приказал возвести новые памятники на их могилах. В стране же культ личностй Саддама Хусейна в годы войны и после нее превзошел даже ближневосточные мерки. Багдадский вождь учредил личную премию в 1,5 млн долларов для архитектора, который восстановит Висячие сады Вавилона, одно из семи чудес древнего мира (26). Предусматривалось из десятка тысяч кирпичей выложить специальную надпись, напоминавшую будущим поколениям, что древний Вавилон восстановлен в эпоху президента Саддама Хусейна.

Иностранные обозреватели обратили внимание на новую особенность курса Саддама. Подобно Хашимитской монархии, правившей в Ираке до 1958 года, он начал вписывать свое имя в скрижали бывших знаменитых деятелей и аристократов. На этом фоне иракский вождь уважительно заговорил о своих предшественниках. Больше Хашимиты уже не представлялись как «британские лакеи» и «слуги мирового империализма». Что касается короля Фейсала I, то его начали почитать как отца-основателя современного Ирака, «гения арабского национализма и символа иракского единства и целостности нации». Королевское кладбище с останками хашимитских правителей было восстановлено (на это ушло 3,2 млн долларов), а бронзовый Фейсал I вновь воцарился на пьедестале в центре Багдада (27).

Такая безудержная реабилитация монархии породила слухи о том, что Хусейн задумал ее реставрировать. Себе он, мол, уготовил роль короля, а старшего сына Удея пророчил в качестве своего наследника. Эти слухи получили дальнейшее развитие при строительстве нового дворца, который, по задумке Хусейна, должен был затмить египетские пирамиды. Более того, иракский вождь стал утверждать, что у него родство по крови с самим пророком. А это роднило его с династией Хашимитов.

Но до сих пор не совсем ясно, действительно ли глава иракского режима всерьез вынашивал идею создания новой правящей династии. Так или иначе, от этого он позднее отказался, когда в конце 1988 года Удей, его очевидный наследник, был сослан в Швейцарию после того, как убил камердинера Саддама. Но в любом случае в национальном политическом сознании возрождением былого величия Хашимитов Хусейн поставил себя над партией Баас. Невольно прослеживались параллели: Хусейн был не просто другим великим лидером в другую эпоху. Он стал живым воплощением непрерывности иракской истории со времен великого Вавилона. Народу Ирака внушалось: правление Саддама было предопределено свыше — как важнейшее звено в многотысячелетней истории Ирака.

Разве не удивительно, что либерализация иракской экономики, начавшаяся в середине 70-х годов по инициативе вождя, в условиях тяжелейшей войны себя оправдала. Значит, Хусейн был прав? В 1983 году он благословил приватизацию сельского хозяйства. А через четыре года пообещал поддержать частный сектор, дабы он, наряду с государственным сектором, играл более активную роль в экономике страны. В частный сектор были вложены существенные инвестиции. Предприниматели пустили в оборот выделенные им средства и почти беспрерывно снабжали Багдад всем необходимым в течение войны. Хусейн постоянно поддерживал тесные контакты с бизнес-элитой, чтобы удовлетворять запросы населения. Это позволяло сдерживать социальную напряженность в военное время.

Глава государства отводил частному сектору важную роль и в послевоенной реконструкции страны, полагая, что динамичная природа рынка положительно скажется на восстановлении ослабленной национальной экономики. Многие государственные компании были проданы в частные руки, причем по довольно умеренным ценам. Вообще же речь даже заходила о возможной приватизации всех государственных предприятий, за исключением нефтяных и военных.

Тем временем иракские предприниматели, используя поддержку из-за рубежа, начали массовый ввоз в страну продуктов питания и потребительских товаров. Частный бизнес стал привлекать капитал из стран Персидского залива и западных компаний. В результате этого на складах появилось огромное количество импортных товаров общей стоимостью до 2 млрд долларов. Правда, цены на продукты питания при этом не снизились, а поднялись. Были претворены в жизнь и давние планы Хусейна по созданию иракской фондовой биржи и приватизации банковского сектора (28).

27 ноября 1988 года, через три месяца после окончания войны, багдадский вождь объявил об освобождении из тюрем всех политических заключенных и пообещал установить в стране демократическую многопартийную систему. Через месяц он начал поговаривать о новой конституции. Она введет прямые выборы президента, позволит создавать оппозиционные партии, иметь свободную прессу и обеспечит роспуск Совета революционного командования (СРК). Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, в январе 1989 года Хусейн созвал совместное заседание СРК и Регионального командования. Собравшиеся одобрили предложения вождя о политических реформах и создали специальный комитет по разработке проекта новой конституции (29).

В апреле 1989 года иракцы пришли на выборы в третий раз с 1980 года, чтобы избрать новый состав Национального совета. Западные журналисты зачастили в Багдад, чтобы засвидетельствовать «демократический процесс, происходящий в стране». А что арабская пресса? Ее купили в буквальном смысле слова. Главные редакторы ведущих изданий Египта, например, получили от Хусейна новые «мерседесы» (230 единиц); другим, рангом поменьше, достались «тойоты» (30). Но одно было очевидно. Даже кандидаты, не состоявшие в Баас, имели право быть избранными. В итоге половина новых членов Национального совета являлись независимыми депутатами. Но и тут не обошлось без ложки дегтя: лица, представлявшие «опасность для страны», не допускались к баллотированию (31).

Символом «торжества истинно демократических выборов» стала «урна свободы», установленная в Багдадском университете. В нее студенты могли опустить записки с жалобами и предложениями. Государственным контрольным органам пришлось разбирать буквально вал жалоб о дороговизне продуктов питания, коррупции и беззаконии. Это, в свою очередь, позволило министру информации и культуры Латифу Нусейфу ад-Джасиму гордо заявить: в Ираке нет цензурных ограничений. Ведь ни у кого не спрашивали о том, что он написал или собирался написать в своих бумагах для «урны свободы». В этом плане, подчеркнул министр, ограничения должны накладываться только на вопросы, касающиеся национальной безопасности (32).

Но показная «демократизация» иракского общества не имела целью хоть в какой-то мере изменить политическую систему в интересах дальнейшей либерализации экономики. «Урна свободы» была адресована в первую очередь Западу, дабы в лучшем свете представить ситуацию с правами человека в Ираке. В то же время некоторое обновление фасада режима диктовалось необходимостью нейтрализовать протесты за рубежом против жестокостей властей по отношению к курдскому населению.

Как и в 1975 году, спустя 13 лет курды вновь оказались главной жертвой нового ирано-иракского соглашения. После того как исчез иранский вектор угрозы существованию личной власти Хусейна, он всю свою неукротимую ярость направил против курдов. У него буквально чесались руки, чтобы извести под корень их «антигосударственные устремления». Под этим Хусейн подразумевал стремление курдов к подлинной автономии.

Через два месяца после окончания войны с Ираном более 60 курдских деревень были подвергнуты химической атаке. Тогда, в 1988-м, не менее пяти тысяч человек погибли из-за «ветров смерти», а около 100 тыс. человек вынуждены были спасаться бегством в направлении турецкой и иранской границ. Некоторым счастливчикам удалось избежать порывов «ветров смерти» и пересечь границу, и местные власти дали им временное укрытие. Но большая часть беженцев была схвачена иракской полицией и силами безопасности. Несчастных разделили: женщин отправили в лагеря для интернированных в Курдистане, а мужчины «исчезли». То есть, по всей вероятности, были уничтожены. Через год количество курдских беженцев в Турции и Иране достигло 250 тыс. человек. Столько же было насильно вывезено в концентрационные лагеря в пустыне или в специальные деревни, построенные режимом в западной части Курдистана (33).

Расправа иракских властей над курдами вызвала международную волну протестов и резкой критики режима Хусейна. Конгресс США проголосовал за применение санкций против Багдада, а Европарламент осудил Ирак и призвал мировое сообщество запретить поставки всех видов оружия в эту страну. В мае 1989 года госпожа Даниэль Миттеран (Danielle Mitterand), супруга тогдашнего президента Франции, обратилась к мировому сообществу с просьбой поддержать курдов (34).

Хусейн был крайне раздражен такой реакцией международного сообщества. Чтобы как-то сбить эту негативную волну, он все свалил на «сионистский заговор», цель которого — «дискредитировать Ирак после его славной победы над Ираном». Одновременно Багдад развернул пропагандистскую кампанию, интерпретировавшую депортацию курдов как некую гуманитарную акцию (35). Иракский президент напомнил, что современная история знает множество примеров, когда власти разных стран перемещали часть своего населения из одного района в другой, в том числе и по причинам безопасности. Он пафосно возмущался тем, что весь мир обращает внимание только на Ирак. И неоднократно подчеркивал, что перемещение курдов было «гуманитарным актом, поскольку Ирак защитил их и другие этнические группы, которые проживали в приграничных районах, от угрозы иранских бомбардировок» (36).

Кое-кто за рубежом подобные пропагандистские пассажи принял за чистую монету. Хусейн выиграл в том, что широкое осуждение международным сообществом антикурдской политики Багдада не сопровождалось радикальными политическими мерами. Так, в США решение конгресса в отношении акций против Ирака было заморожено администрацией. А во Франции? В то время как госпожа Миттеран эмоционально выступила в поддержку курдов, большая группа бизнесменов с берегов Сены прибыла в Багдад на международную выставку вооружений, чтобы заключить выгодные контракты на поставку оружия и боевой техники режиму Хусейна.

Нечто подобное было и с Великобританией. В то время как министр иностранных дел критиковал Ирак за его антикурдскую политику, министерство торговли увеличило вдвое британские экспортные кредиты для Ирака — со 175 млн долларов в 1988 году до 340 млн долларов в 1989-м. Вялые призывы США вкупе с Британией, ФРГ и Японией об отправке специальной комиссии ООН для рассмотрения курдской проблемы были без особых проблем нейтрализованы Багдадом.

Еще одна попытка Запада осудить Ирак на специальном заседании ООН по защите прав человека — в связи с использованием химического оружия против курдов — закончилась также безуспешно. Финансовые выгоды, которые получали западные страны, совершая неафишируемые сделки с Ираком на поставку вооружений, перечеркивали моральные соображения (37). Деньги, как говорится, не пахнут.

Одновременно Хусейн расширил сотрудничество с умеренными арабскими режимами. Он рассчитывал вовлечь их в объединенный блок, который бы стал преградой для иранской гегемонии, способствовал решению палестинской проблемы и оказывал давление на Сирию. Эта цель была успешно достигнута в феврале 1989 года — с образованием Совета арабского сотрудничества (САС). Он рассматривался и как противовес усилившемуся влиянию Саудовской Аравии. В Совет вошли Египет, Северный Йемен, Иордания и Ирак. Хотя главной целью нового альянса провозглашалось экономическое сотрудничество, было очевидно, что он не останется в стороне от политических проблем. А в конечном счете может стать инструментом реализации региональных интересов Ирака — пусть и в умеренной форме. Через месяц, в марте, во время официального визита в Ирак короля Саудовской Аравии Фахда был заключен двусторонний мирный договор между Багдадом и Эр-Риядом.

Хусейн и президент Египта Мубарак сыграли важную роль в историческом признании Организацией освобождения Палестины (ООП) права Израиля на существование (декабрь 1988 года). В то же время оба лидера не выразили готовности защитить ООП от негативной реакции Сирии на подобный акт. В связи с этим возможность политического маневрирования палестинцев была сильно ограничена (38).

Во время ливанской войны 1982 года, в которой армия Израиля вела боевые действия против палестинских военных формирований и регулярных сирийский частей, отношения между сирийцами и палестинцами достигли кризисного апогея. Летом 1983 года Ясир Арафат (39), председатель исполкома Организации освобождения Палестины, был с позором выдворен из Дамаска из-за разногласий с сирийским руководством. Хафез Асад спровоцировал вооруженное восстание против просирийской группировки партии аль-Фатх, которую возглавлял Ясир Арафат. (Аль-Фатх — одна из основных частей ООП.) К ноябрю 1983 года восставшим удалось вытеснить силы Арафата из пригорода Бейрута Триполи, а через месяц началась эвакуация вооруженных формирований ООП из Ливана (вторая в течение года). Но на этот раз исход начался под давлением Сирии, а не Израиля.

Разрыв между Сирией и ООП был на руку иракскому президенту. Он не преминул использовать раскол в арабских рядах в интересах расширения своей поддержки палестинцев и усиления влияния на них. Кроме того, Хусейн использовал разлад между Дамаском и ООП, чтобы принизить роль Сирии в арабском мире, представить ее врагом палестинского народа. Таким образом, менее чем через десять лет после совершения Абу Нидалем попытки покушения на жизнь израильского посла в Лондоне, которая послужила поводом, чтобы развязать войну в Ливане, Саддам Хусейн стал, по сути, главным «защитником» ООП. Но, защищая палестинцев, он действовал против Сирии!

Неуемное желание Саддама «наказать» Хафеза Асада за его «предательскую» поддержку Тегерана во время ирано-иракской войны проявилось и в другом. Хотя Хусейн в ходе войны с Ираном публично обещал не вмешиваться во внутренние дела других арабских стран, один из его ближайших соратников, Таха Ясин Рамадан, ясно дал понять, что это не относится к Сирии. С подачи Хусейна Рамадан заявил: пришло время, чтобы в интересах арабской нации избавиться от Асада и его режима. Более того, в конце 1988 года началось интенсивное иракское вмешательство в гражданскую войну в Ливане. Оно выразилось в форме финансовой и военной помощи генералу Мишелю Ауну (Michel Aoun), самозванному ма-ронитскому президенту, начавшему «освободительную войну» с целью изгнания сирийцев из Ливана (40).

Парадокс, однако, в том, что эскалация вмешательства Багдада в события в Ливане означала фактический сговор с Израилем, ибо тот напрямую выигрывал от вражды между Ираком и Сирией. Не потому ли Тель-Авив воздерживался от перехвата иракских судов с оружием, доставлявших его ливанским христианам, несмотря на бесспорную возможность израильских ВМС пресечь такие операции? Неудивительно, что Тель-Авив разрешил Багдаду использовать израильский порт Хайфа (41) (Haifa) в качестве транзитного пункта для переброски тяжелого вооружения генералу Ауну. В ноябре 1988 года Хусейн зашел так далеко в заигрывании с Израилем, что выразил свою готовность сотрудничать с ним в «освобождении Ливана от сирийской оккупации». Правда, поняв, что явно перегнул палку, Хусейн вскоре отказался от этой затеи.

1. Адольф Гитлер (настоящая фамилия Шикльгрубер) (1889–1945), фюрер (вождь) Национал-социалистической партии (с 1921 г.), глава германского фашистского государства (в 1933 г. стал рейхсканцлером, в 1934 г. объединил этот пост и пост президента). Установил в Германии режим фашистского террора. Непосредственный инициатор развязывания Второй мировой войны 1939–1945 гг., вероломного нападения на СССР (июнь 1941 г.). Один из организаторов массового истребления военнопленных и мирного населения на оккупированных территориях. С вступлением советских войск в Берлин покончил с собой. На Нюрнбергском процессе признан главным нацистским военным преступником.

2. Saddam Hussein. For Youth Nothing Is Impossible. Baghdad: Dar al-Ma’mun, 1984.

3. Hussein S. Al-Thawra wa al- Nadhraa al- Jadidaah. Baghdad: Dar al-Hurriyah, 1981. P. 149.

4. Al-Thawra (Baghdad). February 12,1979.

5. MECS, 1979–1980. P. 505.

6. Observer (London). September 28,1980.

7. Guardian (London). June 8, 1960.

8. Saddam’s interview with al-Nahar (Beirut). April 13–14,1972.

9. Independent (London). November 15, 1990.

10. Женева, город в Швейцарии, административный центр кантона Женева, на Женевском озере. 173 тыс. жителей (1996 г., с пригородами — 446,5 тыс.). Местонахождение многих международных организаций (основных органов Лиги Наций, 1919–1939 гг., органов Красного Креста, отделение ООН и др.), место проведения международных конференций и совещаний, встреч государственных деятелей. Женева впервые упоминается в I в. до н. э.

11. Times (London). October 27, 1983.

12. Mideast Market (London). January 8,1990.

13. Guardian (London). June 3, 1990.

14. Observer (London). June 3,1990.

15. Chubin and Tripp. Iran and Iraq at War. P. 94.

16. INA. May 6,1989.

17. Iskandar. Saddam Hussein. P. 22–23.

18. Швейцария, Швейцарская Конфедерация, государство в Центральной Европе. 41,3 тыс. кв. км. Население — 7,3 млн человек (2002 г.). Городское население 67,7 % (1996 г.). Официальные языки — немецкий, французский, итальянский. Верующие — католики и протестанты. Швейцария — республика, федерация в составе 23 кантонов (3 из них разделены на полукантоны). Столица — Берн (Лозанна — местопребывание федеральных судебных органов). Глава государства — президент. Законодательный орган — двухпалатное Федеральное собрание (Национальный совет и Совет кантонов).

19. Financial Times (London). May 8,1989.

20. Observer (London). June 3, 1990.

21. Al-Khalil. Republic of Fear. P. 55.

22. MECS, 1978–1979. Р. 568.

23. Baram. The Ruling Political Elite in Baa’thi Iraq. P. 485.

24. Wall Street Journal (New York). August 27,1990.

25. Tripp. The Consequences of the Iran-Iraq War. P. 76.

26. Independent (London). November 18, 1989.

27. Guardian (London). August 17,1989.

28. Middle East International (London). March 17,1989.

29. Guardian (London). April 1, 1989.

30. Wall Street Journal (New York). February 15,1991.

31. Guardian (London). April 3, 1989.

32. Times (London). November 29,1988.

33. International Herald Tribune. September 14, 16, 1988.

34. Financial Times (London). March 16,1989.

35. Guardian (London). September 23,1988.

36. Christian Sciences Monitor. August 31,1989.

37. Financial Times (London). March 16,1989.

38. Times (London). August 28, 1988.

39. Ясир Арафат (1929–2005), глава палестинской национальной администрации (с 1966 г.), верховный главнокомандующий Палестинскими вооруженными силами. Председатель (с 1969 г.) Исполкома Организации освобождения Палестины. В 1989 г. провозглашен президентом Государства Палестина. Лауреат Нобелевской премии мира (1994 г.).

40. Christian Sciences Monitor. December 12–18,1988.

41. Хайфа, город в Израиле, главный порт страны на Средиземном море. 255,3 тыс. жителей (1997 г.). В городе сохранены остатки крепости крестоносцев, госпиталя (XVII в.).