Взоры Хусейна все чаще обращались к Кувейту, с которым Ирак граничил на юге. Независимость Кувейта и раньше постоянно оспаривалась Багдадом. Баснословные богатства малого соседа могли бы способствовать реализации экономических программ Хусейна, от которых зависело его политическое будущее.
Ни самоуверенная риторика Хусейна, ни его небезуспешные внешнеполитические маневры не могли скрыть того, что Ирак вышел из восьмилетней войны ослабленным государством. Война оказалась слишком затратным делом. Чтобы восстановить подкошенную экономику, требовалось около 230 млрд долларов (1). Расчеты показывали: если каждый доллар от экспорта нефти был бы направлен на экономическую реконструкцию, то потребовалось бы почти два десятилетия, чтобы компенсировать урон, нанесенный Ираку в ходе войны с Ираном. Однако в течение года после окончания войны экономика Ирака топталась на месте, и его годовой нефтяной доход в 13 млрд долларов не мог даже покрыть текущие расходы. Импорт потребительских товаров составлял 12 млрд долларов, включая продукты питания на 3 млрд долларов. Закупки вооружений и военной техники превышали 5 млрд долларов. На оплату труда иностранным рабочим уходил 1 млрд долларов. Чтобы приступить к реконструкции экономики, режиму ежегодно дополнительно требовалось 10 млрд долларов для покрытия текущего дефицита.
Особенно беспокоил Хусейна иракский внешний долг в 80 млрд долларов. Выплата долгов и нежелание иностранных компаний и правительств расширять в дальнейшем кредиты наводили Хусейна на невеселую мысль, что экономическая реконструкция, от которой зависела судьба режима, откладывалась (2). Чтобы уменьшить расходы и обеспечить работой первые тысячи демобилизованных солдат, Хусейн вынудил два миллиона рабочих-иммигрантов, в основном из Египта, покинуть Ирак. Были урезаны суммы, которые иностранцам разрешалось посылать домой почтовыми переводами. Однако эти меры по большому счету ничего не дали — бремя долгов оставалось неизменным.
Внутренние экономические проблемы нарастали как снежный ком. Интенсивные меры по приватизации, предпринятые Хусейном в последние годы войны, сейчас аукнулись ростом инфляции. Пришлось ввести контроль над ценами, открыть сезон охоты на козлов. Речь, разумеется, шла о козлах отпущения. Весной 1989 года министр финансов Хикмет Мухалиф (Hikmat Mukhalif) и министр сельского хозяйства Абдалла Бадер Дамук (Abdallah Bader Damuk) были сняты со своих постов по обвинению в некомпетенции. Хорошо хоть дело ограничилось только этим…
Итак, ставка на приватизацию не оправдалась. С нефтяной промышленностью, которая давала 95 процентов национального дохода Ираку и оставалась в руках государства, нечего было и думать о создании эффективного частного сектора. В связи с политическим характером режима и периодическими кризисами предприниматели проявляли крайнюю осторожность, дабы избежать банкротства. Инвестируя минимум средств, они стремились получить максимальную выгоду за короткий период времени. Но Хусейн, казалось, все еще верил, что экономическая либерализация могла сработать без политической модернизации. Такая уверенность, кстати, была и у китайских лидеров. В обоих случаях нежелание властей менять что-либо в политическом плане лишь усугубляло ситуацию. В Китае это произошло в форме резни в 1989 году на центральной площади Пекина Тяньаньмэнь (Tiananmen). В Ираке же провал экономических реформ на фоне нереформируемой политической системы стал важным фактором, подтолкнувшим Хусейна к аннексии Кувейта.
Багдадский вождь стал терпеть неудачи и на международной арене. Исключение составлял разве что Совет арабской кооперации, который более или менее поддерживал престиж региональной политики Хусейна в арабском мире. Столкновение, которое он санкционировал с Сирией в Ливане, не давало никаких результатов, и генерал Мишель Аун не продвинулся ни на йоту в отношении провозглашенной цели — освобождения Ливана от «сирийской оккупации». Более того, на совещании глав арабских государств в Касабланке (май 1989 года) Хусейн испытал публичное унижение, когда его предложение о замене сирийского военного присутствия в Ливане «на подлинные силы Лиги арабских государств» было отклонено. Участники совещания поддержали тогда позицию президента Сирии Хафеза Асада…
Хусейн потерпел неудачу и в такой важной внешнеполитической акции, как заключение мирного договора с Ираном. Если Ирак действительно безоговорочно выиграл войну, как в этом пытались убедить народ, то лавры победы, хотя бы формально, должны были увенчать вождя в виде страниц мирного договора. Тогда бы 65 тыс. иракских пленных могли вернуться домой к своим семьям, как и сотни тысяч фронтовиков. Чем не основа для реконструкции экономики?
Однако этого не произошло. Мирные переговоры ООН в Женеве зашли в тупик, так как иранские представители не желали сесть за один стол с эмиссарами Хусейна. Его методы политического кнута и пряника ни к чему не привели, и в ходе переговоров вождь держал громадную армию не только в уме. Ее содержание по-прежнему поглощало иракские валютные запасы, в которых так остро нуждалась страна после войны.
Еще сильнее обострились социальные проблемы. Было отлучено от жизни или уничтожено целое поколение. Сотни тысяч молодых призывников, которым едва исполнилось 18 лет, когда началась война, превратились в 26-летних мужчин, когда она закончилась. Но они все еще находились под ружьем. У них не было личной жизни, они не могли ни учиться, ни работать, ни жениться. И теперь, когда была достигнута «победа», они все чаще задавали вопрос: зачем их по-прежнему держат под ружьем? Попытка Хусейна разрешить эту острейшую проблему частичной демобилизацией в 1989 году неожиданно привела к обратным результатам. Тысячам молодых людей, осаждавших биржу труда, не удалось предоставить работу в связи с ограниченными возможностями нестабильной иракской экономики.
К 1990 году Хусейн, возможно, начал подозревать, что окончание войны лично для него и режима не стало лучом света в конце туннеля. Наоборот, слабый луч упирался в новый туннель. Природа угрозы его режиму, конечно, существенно изменилась. Религиозные деятели в Тегеране не требовали больше его низвержения, во всяком случае, в обозримом будущем. Но над Саддамом нависла угроза протестов собственного народа — в случае провала реализации больших обещаний, которые он раздавал направо и налево в упоении «исторической победой». Помогло бы только оживление экономики. На бумаге ее «лечение» выглядело довольно просто: решительное сокращение расходов и значительное увеличение доходов. Однако на практике достичь этого было чрезвычайно сложно.
Оставалось одно: надавить на богатых арабских соседей. Хусейн не дрогнул перед таким выбором, тем более на кон ставилось будущее режима. Во время войны он уже настоял, чтобы страны Персидского залива, прежде всего Саудовская Аравия и Кувейт, «простили» Ираку его долг. Ведь война не являлась только делом Ирака— его доблестная армия защищала восточный фланг всего арабского мира против средневекового режима аятоллы, как заклинание твердил Хусейн соседям. Поскольку страны Персидского залива не платили за реки крови, пролитой Ираком в интересах их безопасности, то они не должны ожидать от Багдада возврата займов, учитывая «героическую борьбу иракского народа». Но богатые соседи к этим доводам оставались глухи.
Давление Ирака на страны Персидского залива увеличивалось. На саммите Совета арабского сотрудничества в Аммане (3) (Иордании) в феврале 1990 года, приуроченном к первой годовщине создания этой организации, багдадский вождь дал понять королю Иордании Хусейну и президенту Египта Мубараку, что Ирак не собирается возвращать займы военного времени. Более того, он рассчитывал, что соседи в ближайшее время выделят ему дополнительные кредиты — примерно в 30 млрд долларов. При этом Саддам намекал, что если страны Персидского залива откажут ему в финансовой помощи, то он «найдет выход из положения», чтобы сделать их более сговорчивыми. Багдад развернул военные учения в нейтральной зоне близ кувейтской границы (4).
Спустя два месяца президент Египта Мубарак вновь услышал Хусейна: деньги на бочку для восстановления экономики! Во время своего визита в Багдад в начале апреля 1990 года глава египетского государства терпеливо внимал сентенциям Саддама о «прискорбном уклонении странами Персидского залива от их панарабской ответственности». А потом, отбросив всякую дипломатию, Хусейн заявил: ирано-иракская война закончилась бы раньше, если бы страны Персидского залива поддерживали Багдад в финансовом и экономическом отношении.
Обосновывая необходимость финансовой поддержки, Саддам пояснил: для обеспечения национальной безопасности Ираку необходимо 50 пехотных и бронетанковых дивизий, которые составили бы основу сухопутных войск. Но если бы страна была частью системы общеарабской безопасности, то ей понадобилось бы всего 20 дивизий. А средства на остальные 30 дивизий можно было бы направить на модернизацию экономики и повышение жизненного уровня иракского народа. Но Ирак, движимый благородными чувствами, не сочтет за труд содержать пять из этих 30 дивизий, сознавая свою ответственность за безопасность других братских арабских стран" (5).
Другим, более деликатным компонентом этой стратегии, была попытка привлечь и межнациональные нефтяные корпорации к решению иракских финансово-экономических проблем. После войны Ирак, а также Иран требовали, чтобы другие члены ОПЕК уменьшили свои квоты на нефть, тогда Багдад и Тегеран смогли бы увеличить добычу и реализацию нефти без уменьшения ее стоимости. Партнеры, а точнее соперники по нефтяному рынку, прежде всего Кувейт и Эмираты, этим призывам не вняли. И как только Хусейн поднял цены на "черное золото", рассчитывая увеличить его добычу, это привело к резкому ухудшению отношений между Ираком, с одной стороны, Кувейтом и ОАЭ — с другой.
В ходе своего рабочего визита в Кувейт в феврале 1990 года министр нефтяной промышленности Ирака Исам Абдель Рахим аль-Халаби (Isam Abd al-Rahim al-Chalabi) буквально из кожи лез, дабы заставить кувейтское руководство придерживаться нефтяной квоты, установленной ОПЕК годом ранее. Затем Халаби отправился в Эр-Рияд (6), чтобы передать личное послание Саддама Хусейна королю Фахду с просьбой убедить страны Персидского залива не превышать их нефтяные квоты. Через три месяца во время совещания министров нефтяной промышленности стран ОПЕК в Женеве Халаби снова повторил эту просьбу Хусейна. Он назвал конкретную ежедневную нефтяную квоту: 22 млн баррелей. Кроме того, он стал убеждать партнеров поднять цену за один баррель до 18 долларов (в одном барреле нефти — 159 л). Иракский первый вице-премьер Таха Ясин Рамадан был более прямолинеен в отношении тех, кто нарушал нефтяную квоту. Рамадан квалифицировал такие действия как ущерб иракским интересам. Об интересах же соседей речь не шла (7)…
На арабском саммите в Багдаде (май 1990 года) Хусейн в самой грубой форме сделал выволочку нефтяным странам Персидского залива. Он поставил им в вину то, что за каждый доллар при снижении цены на баррель нефти потери Ирака составляют до 1 млрд долларов в год. Разве может арабская нация, размахивал кулаками Хусейн, терпеть такие убытки в угоду западным странам, которые являются главными потребителями "черного золота" на мировом рынке? Тогда же Хусейн призвал к созданию "единого фронта против иностранной агрессии", подразумевая при этом Запад. Однако президент Египта Хосни Мубарак не поддержал иракского лидера: "арабская миссия должна быть гуманной, логичной и реалистичной, свободной от преувеличения своей роли и запугивания". Египетско-иракские отношения после этого пошли по нисходящей (8).
И в заключение Саддам вынес вердикт "некоторым арабским странам": продолжавшееся нарушение ими нефтяной квоты означало не что иное, как объявление войны Ираку. В данном случае экономическими средствами. Но ни Кувейт, ни ОАЭ никак не прореагировали на эти угрозы в свой адрес. Эмир Кувейта Джабер аль-Ахмед аль-Джабер ас-Сабах (9) разве что заменил своего министра нефтяной промышленности. Тем не менее не уменьшил добычу и реализацию нефти. Он не "простил" Ираку прежние военные займы, а новые предоставить отказался.
В июне 1990 года Саадун Хаммади, главный экономический советник Хусейна, совершил турне по странам Персидского залива. Однако ему не удалось склонить Кувейт и ОАЭ к "повиновению". Такая же участь постигла уже упоминавшегося министра нефтяной промышленности Халаби, который сделал несколько жестких предупреждений в адрес Кувейта и ОАЭ. Даже прямая атака Саддама на политику этих государств с обвинениями их в том, что они действуют против экономических интересов региона и тем самым льют воду на мельницу Израиля, успеха не возымела. И только 10 июля 1990 года, на координационной встрече "нефтяных" министров стран Персидского залива в Джидде (10), Кувейт и ОАЭ уступили общему нажиму Саудовской Аравии, Ирана и Ирака и согласились придерживаться требуемой нефтяной квоты (11).
Эта уступка уже запоздала. К тому времени Хусейн ожидал от Кувейта уже большего. Он вознамерился извлечь как можно больше политической выгоды от упорного нежелания Кувейта предоставить Ираку новые займы.
Чтобы показать соседям и Западу свою решимость идти до конца, Саддам приказал казнить журналиста Фарзада Базофта, иранца, работавшего в еженедельной лондонской газете "Обсервер". Базофта арестовали в сентябре 1989 года во время расследования таинственного взрыва в секретном военном комплексе возле Багдада. В марте 1990 года иракские власти обвинили его в шпионаже, и вскоре журналист был казнен.
Почему Хусейн казнил Базофта — вопреки широким международным протестам? Считается, что тот стал одной из жертв идеи-фикс Саддама: его хотят убить. После прекращения войны с Ираном в июле 1988 года Хусейн действительно избежал несколько попыток покушения. Первая попытка имела место в ноябре 1988 года. Согласно плану заговорщиков самолет Хусейна должны были сбить на обратном пути после государственного визита в Египет. Позднее один из офицеров должен был застрелить президента во время его поездки на автомобиле по северу страны. И эта попытка не удалась. Сотни военных поплатились за это жизнью. Саддам был взбешен, поскольку в подготовке покушения принимали участие офицеры республиканской гвардии, охранявшей президента.
Третье покушение произошло в сентябре 1989 года во время национального фестиваля культуры в Вавилоне. И наконец, в январе 1990 года Хусейн по чистой случайности уцелел, когда группа армейских офицеров пыталась уничтожить его во время поездки по Багдаду на автомобиле (12). Интересная параллель: как и фюрер "третьего рейха" — а его биографию Хусейн хорошо знал, — он был убежден: его спасло провидение.
После этих инцидентов Саддам не на шутку запаниковал. Памятуя о крушении коммунистических режимов в Восточной Европе, он стал еще более мнительным и подозрительным. У Запада исторические перемены вызвали энтузиазм. А у Саддама Хусейна, как и у некоторых других диктаторов, — непреодолимый страх. Они считали, что распад Варшавского договора (13) и крах СССР лишили арабский мир его традиционных союзников. Все это могло аукнуться ростом американо-израильского диктата на Ближнем Востоке. При этом бесславный конец румынского диктатора Николае Чаушеску (14), который подобно Хусейну утвердил свою власть силой и страхом, иракский лидер воспринял особенно болезненно. Он приказал руководителям службы безопасности изучить видеозаписи падения режима Чаушеску и казни диктатора и его семьи. Гнетущая тревога не покидала вождя….
В этой напряженной обстановке Хусейн считал, что казнь британского журналиста Базофта, несмотря на просьбы о снисхождении со стороны Запада, могла послужить своеобразным предупреждением для потенциальных заговорщиков. Конечно, для Саддама расправа с Базофтом — не единственный случай, когда он прибегал к таким драконовским мерам. Разоблачение "заговоров" и наказание их участников было одним из главных методов устрашения "внутренних врагов" и диссидентов. Такая практика вела свой отсчет с 1969 года, когда были повешены "сионистские шпионы". В 1979 году были казнены коллеги Саддама по Совету революционного командования. В 1982 году последовала расправа с министром здравоохранения…
Казнь Базофта, однако, отличалась от предыдущих одним важным аспектом. Другие жертвы были иракцами, и Хусейн мог объяснить их казнь "внутренними соображениями". Базофт же являлся британским подданным иранского происхождения, и его смерть затрагивала уже проблемы международного права.
Трудно сказать, отменил бы Хусейн смертный приговор Базофту, если бы предвидел такое сильное негодование западных стран. Так или иначе, глава режима не ожидал, что казнь одного "иностранного шпиона" вызовет куда большую волну международных протестов, чем расправа над курдами. В итоге Ирак оказался в беспрецедентной международной изоляции. Расправа над Базофтом подавалась Западом как свидетельство грубой и деспотичной природы политического режима в Ираке.
Все это вместе взятое Хусейн воспринял как тревожный знак: Запад начал подготовку к военной агрессии против Ирака. Кроме того, эти события еще более убедили Хусейна и в том, что Израиль никогда не позволит ни одной арабской стране превзойти его в военно-технологическом отношении. Он опасался, что массовый приток советских евреев в Израиль вскружит голову руководителям еврейского государства и подтолкнет их на военные действия против соседних стран. Неудивительно, что сообщения западной прессы о секретных переговорах между израильскими и сирийскими представителями в Европе были оценены иракским президентом как еще одно подтверждение "опасного заговора" против Ирака (15).
В январе 1990 года Хусейн предупредил Израиль: любые силовые действия против иракских научных и военных объектов будут рассматриваться как акты агрессии, при отражении которых Ирак использует все доступные средства в соответствии с законным правом на самооборону (16). Спустя месяц, во время своего визита в Багдад, американский дипломат Ричард Мерфи (Richard Murphy), бывший помощник государственного секретаря США по делам Ближнего Востока и Южной Азии в администрации Рональда Рейгана (17), был проинформирован иракским президентом о возможном израильском ударе по иракским объектам. (Впоследствии Мерфи возглавил Центр ближневосточных исследований в Вашингтоне.) То есть Хусейн предупредил Мерфи о возможном повторении майского (1981 года) удара по иракскому реактору "Озирак" (Osiraq). Его разрушила израильская авиация. В конце марта 1990 года послание с аналогичной информацией было вручено временному поверенному в делах Британии в Багдаде.
К началу апреля Хусейн пришел к выводу: Багдаду надо как следует погрозить кулаком Тель-Авиву. В своей речи 2 апреля 1990 года перед главным командованием иракских вооруженных сил вождь отрицал, что Ирак стремится овладеть ядерным оружием. Но предостерег, что западные страны ошибаются, если считают, что останутся безнаказанными, предоставляя возможность Израилю производить удары по некоторым иракским индустриальным объектам. Далее последовала прямая угроза: Ирак сожжет половину Израиля, если сионисты попытаются что-нибудь предпринять против иракцев. Но при этом Саддам опять повторял, что не собирается ни на кого нападать (18). Тель-Авив же, игнорируя примирительную часть речей Хусейна, намекнул, что на химическую атаку Багдада ответит ядерным ударом.
Воинственность Саддама, с его точки зрения, оказалась весьма кстати, поскольку вновь напомнила о его роли регионального лидера. Арабский мир, писали багдадские газеты, единодушно "приветствовал героическое противостояние сионистским интригам и маневрам". В последующие месяцы иракский президент словно политический канатоходец балансировал между стремлением заполучить финансовую поддержку у соседей и разумным желанием не ввергнуть страну в большой региональный пожар (19).
Сочетание бессилия и страха в ожидании израильского удара, с одной стороны, и самоуверенности и безнаказанности по отношению к маленькому Кувейту — с другой, определили дальнейшие планы Саддама. 16 июля 1990 года последовал новый натиск. В письме генеральному секретарю Лиги арабских государств иракский министр иностранных дел Тарик Азиз повторил обвинение в адрес Кувейта и ОАЭ. Они, мол, превысили свои квоты, установленные Организацией стран — экспортеров нефти (ОПЕК). По мнению Азиза, эта политика нанесла сокрушительный удар по экономике Ближнего Востока, поскольку падение цен на нефть между 1981 и 1990 годом привело к потере арабскими странами 500 млрд долларов. При этом потери Ирака составили 89 млрд. К тому же Кувейт, уверял Тарик Азиз, в открытую грабил иракские недра, возводя нефтяные сооружения в южной части Ирака и добывая там нефть. По оценкам Багдада, стоимость продукта, который якобы был похищен с благословения кувейтского правительства из месторождений в южной части Ирака, достигла 2,4 млрд долларов.
Признавая, что страны Персидского залива оказывали помощь Багдаду во время ирано-иракской войны, Азиз тем не менее уверял, что эта помощь покрыла лишь незначительную часть громадных военных расходов Ирака. Смертный грех соседей заключался в том, что займы Кувейта и ОАЭ Багдаду были сделаны не из государственных средств, а из нефтедолларов, полившихся потоком в результате падения иракского экспорта нефти во время войны. Азиз настаивал на выполнении Кувейтом нескольких требований: поднять цены на нефть до 25 долларов за баррель; прекратить "воровство" нефти из иракских нефтяных месторождений на юге страны и возвратить Ираку "похищенные" 2,4 млрд долларов. А главное — полностью заморозить военные займы Багдада и создать общеарабский план, аналогичный плану Маршалла (20), — для компенсации Ираку его затрат в годы войны (21).
Через день сам Саддам подлил масла в огонь. В обращении к нации по случаю 22-й годовщины революции, проведенной под руководством партии Баас, он снова обвинил Кувейт и ОАЭ "в сговоре с мировым империализмом и сионизмом с целью уничтожения арабской нации". Президент предупредил: если требования Ирака не будут выполнены, то у него не останется иного выбора, кроме как перейти к эффективным действиям, чтобы обеспечить соблюдение прав иракского народа (22).
Суть этих притязаний была не нова. Багдад и ранее предъявлял их Кувейту, ОАЭ и другим арабским странам. Для себя Хусейн решил: Кувейт должен был либо принять все его требования, либо пенять на себя за их невыполнение.
К несчастью, кувейтцы не сумели, а может, не захотели понять серьезности ситуации, несмотря на провокационно грубые иракские заявления в их адрес. Как бы то ни было, они оставались спокойны, насколько это было возможно в той ситуации, рассматривая требования Саддама как торговую сделку, но отнюдь не ультиматум. Кувейтское руководство считало, что не следует уступать требованиям Саддама. Иначе в будущем это чревато более тяжелыми последствиями, так как аппетиты багдадского вождя будут возрастать. Так что речь могла идти лишь о минимальных, символических уступках. Южный сосед отрицал возможность военных действий, даже несмотря на то что между Кувейтом и Ираком находились такие спорные районы, как нефтяные залежи в Румейле (Rumaila), а также острова Барба и Бубиян, которые в прошлом Багдад настойчиво стремился сдать в аренду.
Итак, Ирак обвинил Кувейт в присвоении с 1980 г. нефти с пограничного месторождения Южной Румейлы. В качестве компенсации Багдад потребовал 2,4 млрд долларов и списание долга Ирака Кувейту в размере 10 млрд долларов. Позже Ирак потребовал, чтобы Кувейт сдал ему в аренду острова Варба и Бубиян в устье реки Шатт-эль-Араб. Южный сосед не поддавался шантажу. Некоторые арабские государства попытались сыграть роль посредников в нараставшей конфронтации, но безрезультатно (23).
Менее чем через сутки после воинственной речи Саддама Кувейт направил генеральному секретарю Лиги арабских государств (ЛАГ) меморандум, опровергавший иракские обвинения в свой адрес. В документе выражалось возмущение по поводу позиции Ирака. Разве таким путем следует налаживать отношения с соседней страной, которая всегда была на переднем крае борьбы за арабские национальные интересы? В меморандуме подчеркивалось, что позиция Ирака никак не вписывается в рамки "братских отношений между двумя странами". И что нельзя решать спорные вопросы силой оружия. А то ведь Кувейт может и постоять за себя…
Этот, по мнению Хусейна, дерзкий ответ был последней каплей, переполнявшей чашу его "терпения". Он расценил намек Кувейта как личное оскорбление. Да кто посмел сделать это? Страна, которая, возмущался вождь, паразитировала за счет Ирака! Да, в сложившейся ситуации Кувейт играл в опасную игру, откладывая решения по требованиям Ирака со дня на день — в надежде, что ему удастся избежать вооруженного конфликта. Больше терпеть нельзя, решил про себя Хусейн. Если невозможно убеждением заставить Кувейт признать обязательства перед Ираком, то у последнего нет иного выхода, кроме как силой взять то, что ему принадлежало "по праву".
Кувейтский ларчик открывался просто. Хусейну не давали покоя сказочные богатства маленького княжества, которые бы так помогли истощенному войной Ираку. Вождь надеялся, что с помощью огромных природных запасов маленького соседа он сможет расплатиться с иностранными долгами и претворить в жизнь программу реконструкции национальной экономики. Ведь он, Хусейн, обещал ее народу перед войной с Ираном. Предъявив "исторический счет" Кувейту, Саддам тешил себя мыслью, что ввод войск в соседнее княжество может сработать на его авторитете как "освободителя незаконно захваченных иракских земель". К тому же захват Кувейта обеспечил бы Ираку выход в Персидский залив и изменил бы таким образом расстановку сил на мировом нефтедобывающем рынке в пользу Багдада. Короче говоря, одним ударом Хусейн намеревался усилить позиции своей страны в регионе, улучшить экономическую ситуацию и тем самым укрепить режим своей личной власти.
Сделав ставку на военное решение "кувейтского вопроса", Саддам от слов перешел к делу. 21 июля 1990 года после интенсивной пропагандистской "артподготовки" почти 30-тысячная группировка иракских войск начала выдвигаться в направлении границы. Передислокацию в Багдаде, дабы успокоить соседей, назвали войсковыми маневрами. Египетский президент Хосни Мубарак, срочно прилетевший в иракскую столицу, попытался убедить Хусейна не начинать войну против Кувейта и использовать все дипломатические методы для урегулирования конфликта. Однако у иракского лидера едва ли были твердые намерения проводить переговоры. Его показная готовность продолжать диалог с Кувейтом была не чем иным, как уловкой для оправдания аннексии.
Главной же причиной задержки в проведении военной акции были США. Поскольку СССР к тому времени утрачивал свой статус сверхдержавы, то Америка становилась единственной силой, способной расстроить планы Багдада либо путем прямой интервенции, либо "натравливанием израильских или арабских лакеев на Ирак". Поэтому Хусейна очень беспокоило, как поведет себя Вашингтон — поддержит Кувейт или займет нейтральную позицию? У Саддама были резонные основания думать именно о таких вариантах. Несмотря на резкую критику Ирака после "дела Базофта", администрация президента Джорджа Буша-старшего (24) уведомила Хусейна: она весьма заинтересована в развитии двусторонних отношений. Когда группа из пяти сенаторов во главе с Робертом Доулом (Robert Dole) посетила Багдад в середине апреля 1990 года (как полагают, чтобы предостеречь Хусейна от его попыток разработки химического и ядерного оружия), она дала понять иракскому лидеру: его проблемы в отношении Кувейта американцев не касаются (25).
В конце апреля помощник государственного секретаря по ближневосточным проблемам Джон Келли (John Kelly) заявил: хотя не следует поощрять попытки Багдада разработать химическое и ядерное оружие, тем не менее иракский режим предпринял некоторые положительные шаги, заслуживающие внимания.
Весь июль Вашингтон и Багдад вели двусторонние переговоры. В ответ на сосредоточение иракских войск вдоль кувейтской границы Пентагон развернул в Персидском заливе группировку из шести боевых кораблей. Причем госдепартамент США заявил, что Вашингтон не связан оборонительным договором ни с одной страной Персидского залива. То есть косвенно из-за океана дали Саддаму зеленый свет! Политика если не явного, то скрытого умиротворения Хусейна велась до конца: за два дня до иракского вторжения в Кувейт администрация Джорджа Буша все еще противилась решению сената ввести санкции против Ирака (26).
Получив такие данные, 25 июля 1990 года Хусейн пригласил к себе американского посла в Ираке госпожу Эйприл Гласпи (April Glaspie). Он во всех красках нарисовал ей картину тяжелого экономического положения Ирака и на этом фоне обосновал свои претензии к странам Персидского залива. При этом вождь обвинил США в поддержке кувейтской экономической войны против Ирака, в то время как американцы должны быть благодарны Багдаду за сдерживание Ирана. Затем Хусейн начал угрожать Америке возмездием, если она будет проводить "враждебную политику по отношению к Ираку". При этом президент многозначительно намекнул, что иракцы смогут поразить любую точку на американской территории.
Спокойно восприняв воинственные высказывания Хусейна, госпожа Гласпи достойно вышла из этой ситуации, дипломатично заверив его в доброй воле Вашингтона. Она заверила президента, что его опасения в отношении американского заговора против Ирака абсолютно беспочвенны. И добавила, что президент Буш не собирается объявлять экономическую блокаду Ираку. Более того, администрация США блокировала попытки конгресса ввести экономические санкции против Багдада, так как с пониманием отнеслась к его крайней нужде в финансовых средствах. Так, Вашингтон "правильно понял" желание Ирака поднять цены на нефть — ради укрепления национальной экономики. Когда же Хусейн возмутился тем, что Кувейт не снижает нефтяной квоты, американский посол заметила, что после 25-летней работы президента Ирака в интересах региона он получит широкую региональную поддержку арабских стран. И посоветовала: арабские страны должны находить выход в любой ситуации сами, без помощи извне. Вашингтон же не намерен вмешиваться во внутри-арабские разногласия и территориально-пограничные споры между Ираком и Кувейтом.
В конце встречи госпожа Гласпи напрямую спросила Хусейна, каковы его намерения в отношении Кувейта. Вождь опять прибег к своей уловке. Он заверил собеседницу, что предпочитает мирное решение спорных вопросов и не собирается предпринимать что-либо против Кувейта. Хотя с тех пор, как южный сосед ведет беспардонную экономическую войну против "старшего брата", иракские дети лишены возможности пить молоко. "Как это можно терпеть?" — заявил иракский президент, возведя руки к небу, словно взывая к помощи Всевышнего (27).
Видимо, именно тогда президент Ирака расценил обстановку как благоприятную для осуществления своего давнего амбициозного замысла — стать лидером арабского мира. Поскольку глобальное противостояние между Америкой и Советским Союзом сходило на нет, всякие конфликты в зоне Персидского залива могли быть восприняты как внутреннее дело стран региона. Во всяком случае, так дело представлялось Саддаму Хусейну после часового разговора с американским послом госпожой Гласпи, состоявшегося 25 июля 1990 года.
Об этой беседе в преддверии вторжения иракской армии в Кувейт писалось много. Иракская сторона опубликовала запись, согласно которой американский посол дала понять, что США будут рассматривать действия Ирака по разрешению территориального спора с Кувейтом как внутриарабское дело. Американцы заявили, что запись неполна, но сам факт сказанного Гласпи не отрицали. Евгений Примаков (28), автор книги "Война, которой могло не быть", указывает, что госдепартамент запретил Гласпи публично выступать на тему о своем последнем контакте с президентом. Так или иначе, за два дня до начала иракского вторжения в Кувейт госпожа посол преспокойно отправилась в отпуск.
Мягкие манеры Гласпи и ее примирительный, почти дружеский тон были истолкованы Саддамом еще как знак того, что США не будут выступать против возможного вторжения в Кувейт. Знак свыше? И если у кого и оставались сомнения после встречи с послом относительно американского нейтралитета, то они развеялись через три дня, когда Хусейн получил личное послание от президента Буша. В нем помимо дежурной фразы о том, что применение силы или угрозы ее применения недопустимы, была выражена "горячая заинтересованность" в улучшении отношений с Багдадом (29).
Итак, убедившись, по крайней мере, в нейтральной позиции США, Хусейн приступил к последней стадии реализации своего плана. 31 июля 1990 года он предпринял очередной дипломатический маневр, послав заместителя председателя Совета революционного командования Иззата Ибрагима ад-Дури в Саудовскую Аравию на переговоры с кувейтскими представителями. Но они велись для отвода глаз: ведь Саддам уже принял решение о вторжении в Кувейт.
1 августа после серии взаимных обвинений переговоры прекратились. Главная "вина" Кувейта заключалась в том, что он так и не внял финансовым требованиям Багдада. Через 24 часа маленькое княжество, которому Саддам за время ирано-иракской войны задолжал 18 млрд долларов, перестало быть суверенным государством.
1. Independent (London). July 20,1988.
2. Middle East (London). December, 1989.
3. Амман, столица Иордании. 1,6 млн человек (1999 г.). В древности известен как Раббат-Аммон. В 1921 г. стал столицей эмирата Трансиордания С 1946 г. — столица независимой Иордании.
4. Observer (London). October 21,1990.
5. INA. April 8, 1990.
6. Эр-Рияд, столица Саудовской Аравии, в центральной части Аравийского полуострова, административный центр провинции Неджд. 2,8 млн человек (2000 г., с пригородами). Известен с XVIII в. как центр движения ваххабитов. В 1821 г. — 2-й половине XIX в. (с перерывами) столица их государства-эмирата Саудидов, с 1902 г. эмирата Неджд, в 1927–1932 гг. государства "Хиджаз, Неджд и присоединенные области", с 1932 г. Саудовской Аравии.
7. Baghdad Domestic Service. February 20,1990.
8. См.: Там же. 1990.18 июля.
9. Джабар аль-Ахмед аль-Джабар ас-Сабах (р. 1928), глава Государства Кувейт (эмир) с декабря 1977 г. В 1962–1965 гг. — министр финансов и промышленности, в1965 —1977 гг. — премьер-министр.
10. Джидда, город и порт в Саудовской Аравии, на Красном море. 1,5 млн человек (1991 г.). Пункт, откуда паломники-мусульмане направляются в священные города.
11. Millet J. and Mylroie L. Saddam Hussein and the Crisis in the Gulf. New York: Times Books, 1990. P. 15.
12. Times (London). September 11,1989.
13. Варшавский договор 1955 г. (о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи), подписан 14 мая в Варшаве Албанией (с 1962 г. не участвовала в работе созданной на основе Варшавского договора Организации, а в сентябре 1968 г. вышла из Организации), Болгарией, Венгрией, ГДР (после присоединения к ФРГ в 1990 г. вышла из Организации), Польшей, Румынией, СССР, Чехословакией. Целями Варшавского договора провозглашались обеспечение безопасности стран — участниц Варшавского договора и поддержание мира в Европе. Государства Варшавского договора создали Объединенное командование вооруженными силами. Высшим органом Организации Варшавского договора был Политический консультативный комитет (ПКК). 26 апреля 1985 г. Варшавский договор продлен на 20 лет. В феврале 1990 г. упразднены военные органы Организации. 1 июля 1991 г. в Праге Болгарией, Венгрией, Польшей, Румынией, СССР и Чехословакией подписан протокол о прекращении Варшавского договора 1955 г.
14. Николае Чаушеску (1918–1989), президент Румынии с 1974 г., генеральный секретарь Румынской компартии с 1965 г.; в 1967–1974 гг. — председатель Государственного совета. С 1955 г. — в руководстве компартии. Свергнут в ходе демократического народного восстания. В 1989 г. расстрелян.
15. Al-Thawra (Baghdad). March 2,1990.
16. Baghdad Domestic Service. January 5,1990.
17. Рональд Уилсон Рейган (1911–2003), 40-й президент США (в 1981–1989 гг.) от Республиканской партии. С 1937 г. — киноактер Голливуда. В 1942–1945 гг. — в органах информации ВВС США. В 1967–1975 гг. — губернатор штата Калифорния.
18. INA. March 29, 1990.
19. Baghdad Domestic Service. July 17, 1990.
20. План Маршалла, программа восстановления и развития Европы после Второй мировой войны путем предоставления ей американской экономической помощи; выдвинут в 1947 г. Джоржем К. Маршаллом (вступил в действие в апреле 1948 г.). В осуществлении плана участвовали 17 европейских стран (включая Западную Германию). В 1951 г. заменен законом "о взаимном обеспечении безопасности", предусматривавшим одновременно предоставление экономической и военной помощи.
Джордж Кэтлетт Маршалл (1880–1959 гг.), американский генерал армии (1944 г.). В 1939–1945 гг. — начальник штаба армии США, в 1947–1949 гг. — государственный секретарь США, в 1950–1951 гг. — министр обороны. Инициатор плана Маршалла. Лауреат Нобелевской премии мира (1953 г.).
21. Baghdad Domestic Service. July 18, 1990.
22. См.: Там же. 1990.17 июля.
23. Al-Qabus (Kuwait). July 20, 1990.
24. Джордж Герберт Уокер Буш (р. 1924), 41-й президент США (1989–1993 гг.) от Республиканской партии. В 1967–1970 гг. — член палаты представителей. В 1971–1975 гг. — на различных дипломатических постах. В 1976–1977 гг. — директор ЦРУ. В 1981–1989 гг. — вице-президент США.
25. Economist (London). September 29, 1990.
26. International Herald Tribune. September 17,1990.
27. Observer (London). October 21, 1990.
28. Евгений Максимович Примаков (p. 1929), государственный деятель, экономист и историк, академик РАН (1991 г.); академик АН СССР (1979 г.). В 1977–1985 гг. — директор Института востоковедения АН СССР, в 1985–1989 гг. — директор Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС в 1989–1990 гг. Председатель Совета Союза ВС СССР в 1989–1990 гг. С ноября 1991 г. — директор Центра службы разведки СССР; с декабря 1991 г. — директор Службы внешней разведки России. В 1996–1998 гг. — министр иностранных дел, в сентябре 1998 г. — мае 1999 г. — председатель правительства Российской Федерации.
29. International Herald Tribune. October 22,1990.