Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Глава 12 Второй Гамаль Абдель Насер?

Популярность Саддама достигла своего пика к началу арабского совещания в верхах в Багдаде в мае 1990 года. Вождь призвал его участников к созданию единого фронта против агрессии (Запада), подчеркнув важность координации действий арабов. Однако вместо создания объединенного фронта во главе с Багдадом на совещании появились признаки того, что другие арабские правительства были готовы бросить вызов претензиям Саддама на лидерство. А роль Брута здесь сыграл президент Египта Мубарак.

В Багдаде Мубарак "высек" багдадского диктатора в иносказательной форме. Но все участники совещания понимали, кому были адресованы слова Мубарака о том, что "арабская миссия должна быть гуманной, логичной и реалистичной, свободной от преувеличения своей роли и запугивания…". Ранее египетско-иракское сближение шло по восходящей, достигнув апогея в феврале 1989 года, когда два крупнейших арабских государства объединились в Совет арабского сотрудничества (САС) — организацию, созданную в качестве противовеса усилившемуся влиянию Саудовской Аравии. А тут сотрудничество повернулось вспять…

И в последующем, по мере возрастания региональной роли Египта, Мубарак все решительнее дистанцировался от Хусейна. Когда нагнетавшаяся Ираком напряженность в отношениях с Кувейтом переросла в конце июля 1991 года в кризисную стадию, линия последующего раскола между Египтом и Ираком уже обозначилась. Формировалась новая ось Каир — Эр-Рияд — Дамаск в качестве противовеса Багдаду. Для Хусейна настали тяжелые времена: его представления об особой роли Ирака в панарабизме, мягко говоря, подвергались сомнению со стороны региональных соперников. А осуществление амбициозных планов достижения экономического могущества наталкивалось на ограниченность природных ресурсов страны и нехватку денег.

Ко времени окончания войны с Ираном у Ирака образовалась огромная внешняя задолженность (по разным оценкам, от 60 до 80 млрд долларов). Между тем решение всех проблем, как виделось Хусейну, находилось буквально под боком: маленький Кувейт — богатейший нефтяной эмират, которому Саддам задолжал 18 млрд долларов! Оставалось лишь быстро "абсорбировать" Кувейт, поставив мир перед свершившимся актом.

Хусейна можно упрекнуть в чем угодно, но только не в отсутствии последовательности: решение об аннексии Кувейта было принято в полном соответствии с теорией ортодоксального баасиз-ма: его панарабские постулаты апеллируют к идее свободы от империализма и единства арабского мира — искусственно разделенного целого. Поэтому кувейтская буржуазная демократия, капиталистическая по своей сути и направленная против арабизма и арабского единства, должна быть заменена "народной демократией", имеющей антиимпериалистический характер и выступающей за арабское единство и социализм. И все же Саддаму необходимо было подготовить общественное мнение как в Ираке, так и в других арабских странах.

Суть "претензий" Багдада к Кувейту, а заодно и к другим странам — членам Совета содружества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) сводилась к следующему: он "систематически и умышленно" наносит ущерб Ираку, организуя "экономическую агрессию" путем понижения цен на нефть. В этом причина финансового кризиса в Багдаде. К тому же Кувейт отказывался аннулировать десятки миллиардов долларов иракского долга. Такой вот "младший брат", жаловался вождь. Кроме того, Хусейн как гроссмейстер политической игры и пропаганды умело использовал неприязнь малоимущих масс к государственным системам, позволявшим правящим семьям присваивать национальные ресурсы. Предметом большой игры Хусейна стало также недовольство арабов нерешенностью ближневосточного конфликта и массовой эмиграцией евреев из СССР в Израиль.

Вызов, брошенный Саддамом, неожиданно обрел немалую политическую силу. У Запада аннексия Кувейта вызвала крайнюю обеспокоенность не столько военным успехом режима, сколько масштабами поддержки, которую обрела эта акция в арабском мире.

Однако молниеносная победа Ирака над маленьким княжеством была пирровой. "Возвращение Кувейта в лоно родины" оказалось не просто тактическим просчетом, а серьезной стратегической ошибкой багдадского диктатора. Запад не мог смириться с захватом княжества — слишком велик был удар по его жизненным интересам, по безопасности проамериканских монархических режимов региона и Израиля и по мировому экономическому порядку, неотъемлемой частью которого являются дешевые кувейтские нефть и газ.

Конечно же, для Хусейна такая реакция не была неожиданной, уж он-то ее просчитал. Но просчитался: по-видимому, в глубине души он полагал, что в критический момент СССР поддержит Ирак. А кроме того, иракский лидер рассчитывал превратить кризис в тотальную арабо-израильскую войну. Однако он недооценил глубину тех изменений, которые происходили в то время в Советском Союзе и в арабском мире.

США перебросили в район Залива свои ударные силы. Используя механизм ООН, янки сколотили коалицию, в которую вошли все крупные военные державы Запада и арабского мира. Ираку был предъявлен жесткий ультиматум — до 15 января 1991 года уйти из Кувейта. В противном случае — война.

И Саддам вновь подтвердил свою репутацию непредсказуемого политика: он отверг возможность мирного исхода и сделал выбор в пользу войны, несмотря на абсолютное превосходство "многонациональных сил" во главе с Америкой. Это была вторая, усугубляющая первую, ошибка Саддама: то, что происходило в Заливе, иначе как побоищем не назовешь: боевые действия велись преимущественно американской авиацией, которая, имея полное превосходство в воздухе, наносила сокрушительные удары по военным и экономическим объектам Ирака.

28 февраля 1991 года, после согласия Ирака выполнить все 12 резолюций Совета Безопасности ООН по Кувейту, военные действия прекратились. Данные о потерях Ирака за 6 недель операции "Буря в пустыне" до сих пор не опубликованы. Однако по разным оценкам, они не только сопоставимы с ущербом, понесенным Багдадом за 8 лет войны с Ираном, но, по-видимому, по многим параметрам превосходят его.

Одни специалисты подчеркивают тот факт, что правитель Багдада практически не выезжал из своей страны, не знал и не понимал Запада, а потому не мог предвидеть последствия своей кувейтской авантюры. Другие сошлись во мнении, что иракский правитель — типичный фанатик, вознамерившийся войти в историю с радужным нимбом "мученика за все арабское дело".

Об этом косвенно свидетельствуют и взгляды самого президента на историю своей страны. Накануне войны с Ираном в 1980 году он говорил: Ирак на протяжении всей своей древней и современной истории был либо победителем на коне, либо же оказывался под копытами вражеской конницы. Другого не было дано. По мнению известного ливанского публициста Керима аль-Бакрадуни, Саддам — "трагический герой, шекспировская личность". Его режим и политическая карьера "рыцаря Багдада" не раз переживали опаснейшие стадии. После Кувейта страна находилась в глухой международной изоляции, но диктатор, похоже, упрямо верил в свою звезду. Хотя судьба, которую он творил собственными руками, преподнесла ему жестокие уроки.

От наших коллег — зарубежных политологов мы, авторы, часто слышим: конец XX века — эпоха крушения последней империи — СССР. Но то же самое могли сказать о своем времени те, кто пережил Первую, а затем и Вторую мировую войну. Однако одновременно с гибелью Российской, Германской, Османской, Австро-Венгерской империй возникали государства, подобные Югославии и Чехословакии, которые несли в своем генетическом коде имперскую идею. Размеры страны при этом значения не имеют. Любое государственное образование, включающее несколько наций и использующее для оправдания своего сосуществования некую универсальную идею, можно считать империей. Идеи — от мессианской до прагматической (вроде цивилизаторского бремени белого человека) — являются тем цементирующим материалом, с помощью которого к первоначальной постройке присоединяют новые национально-государственные этажи, галереи и клетушки (статус зависит от условий присоединения).

В числе государств, созданных по замыслу тех, кто перекраивал карту мира после Первой мировой войны, оказался Ирак. Страны с таким названием никогда не существовало. Название пошло от географического понятия Ирак (по-арабски "земля по берегам") Арабский, то есть населенные арабами земли по берегам двух великих рек Ближнего Востока — Тигра и Евфрата. Три вилайета Османской империи — Мочульский, Багдадский и Бассорский — вошли в новое государственное образование. Однако за четверть века до этих событий британцы организовали переворот в Бассорском вилайете. Шейх Кувейта Мухаммад ибн Сабах, признававший власть Турции и числившийся ее уездным наместником, пал жертвой заговора своего младшего брата Мубарака. Правителем стал убийца, ставленник Англии. В 1899 году Мубарак заключил с Лондоном тайное соглашение о протекторате. Заложенная британцами мина взорвалась почти через сотню лет. Она унесла нескольких сот тысяч жизней. Но никому не пришло в голову взыскать ущерб с опытного минера. Крайним стал тот, кто дерзнул возвратить "отбившийся от рук уезд" в лоно родного вилайета, дабы умножить богатство страны, и без того считающейся жемчужиной арабского мира. Ведь именно Ирак наиболее гармонично среди арабских стран наделен экономическими ресурсами. Здесь уникальное сочетание крупных запасов нефти, природного газа и серы с двумя полноводными реками, немалая территория и довольно многочисленное по региональным меркам население. Только в связи с разорительной войной с Ираном Багдад был вынужден прибегнуть к ввозу рабочей силы.

Но опыт "собирания земель" оказался неудачен, и одно время казалось, что скроенная версальскими портными страна вот-вот расползется на куски, как случалось с другими, пережившими военный разгром и национальное унижение. Однако государство сумело пережить политический шторм. А когда тучи рассеялись, оказалось, что штурвал находится в тех же крепких руках, что направили страну навстречу "Буре в пустыне". Тогда многие стали задаваться вопросом: на что рассчитывал кормчий, вводя во многом уязвимое судно в штормовую зону? Быть может, никакой лоции перед ним не было, и он правил не по звездам, на авось?

Говоря о звезде Саддама, нередко подчеркивают его авантюризм и слабое понимание расстановки сил вне Ирака. Это, мол, и приводило его к поражениям. А его военно-политические акции объясняют импульсивностью натуры. Но вся история становления багдадского вождя как политика говорит о том, что он умел правильно определять цели и продумывать пути их достижения. Да и известные по разным, вполне авторитетным свидетельствам черты его характера заставляют усомниться в том, что "он, мятежный, просит бури" как своего рода азартный игрок. Напротив, в его политическом мировоззрении просматривается своеобразная архитектура, а в его действиях как внутри, так и вне страны улавливается определенная логика. Другой вопрос — совпадает ли природа этой логики с привычной западному сознанию…

Итоги войны в Заливе для Ирака были печальны: сотни тысяч человек были убиты, экономике и экологии страны нанесен колоссальный ущерб. В 1979 году, когда Саддам пришел к власти, Ирак был одной из наиболее развитых в экономическом отношении стран в регионе. Он имел превышение доходов над расходами примерно в 35 млрд долларов. Через 12 лет, после двух разрушительных войн, которые велись при Саддаме, Ирак превратился в бедную страну с разрушенной экономикой и инфраструктурой, с внешним долгом на сумму 80 млрд долларов.

Наиболее распространенный имидж Саддама Хусейна, который сложился в результате оккупации Кувейта летом 1990 года и после войны в Персидском заливе спустя шесть месяцев, был таков: это нерациональный, стремительный, пылкий, достаточно коварный и хитрый, обладающий манией величия человек, имеющий неограниченные амбиции главенствовать над всем Ближним Востоком. Некоторые политологи усматривали историческую аналогию между Саддамом Хусейном и германским диктатором Адольфом Гитлером.

Такое мнение, однако, далеко от истины: Хусейн — это не Гитлер. В то же время оба этих лидера имеют сходные черты. Как и Гитлер, Хусейн поддерживал один из пунктов мировоззрения Дарвина, согласно которому выживает наиболее сильный и приспособленный, а результат оправдывает все средства его достижения. Подобно Гитлеру, Хусейн начисто лишен каких-либо эмоций "в борьбе с врагами" и не нес моральной ответственности за человеческие жизни. Как создатели и руководители политических партий, исповедовавших ярый национализм и извращенный социализм, они создали в своих странах диктаторские режимы и жестоко подавляли оппозицию и инакомыслие. Оба режима проводили акты агрессии против соседних стран (в разной мере, конечно).

И все же имеются существенные различия между этими двумя историческими личностями. Гитлер стремился создать и упрочить "третий рейх" даже ценой больших потерь нации и ценой собственной жизни. Саддам вел свой народ через страдания и жертвы, но он всегда стремился избежать непоправимого исхода для себя и страны. В ирано-иракской войне он пришел к выводу о необходимости прекращения огня через пять дней после начала боевых действий. В войне в Персидском заливе после 48 часов сухопутной операции иракский лидер был вынужден искать выход из создавшегося положения путем прекращения огня. Гитлер, помимо социально-политических и военных, имел и идеологические цели, которых он стремился достичь. Саддам, наоборот, не преследовал каких-либо четких идеологических задач. С его точки зрения, идеология — это просто одно из средств достижения человеком какой-либо цели. Для Саддама не было ничего святого, ни одного принципа, который нельзя нарушить в политических целях.

Напомним, что, несмотря на яростное обвинение Саддамом египетского президента Анвара Садата за его сепаратный мирный договор с Израилем, во время войны с Ираном он, не задумываясь, обратился к тому же Садату с просьбой о военной помощи. В течение последующих лет, когда Египет превратился в сильную военную державу, Саддам рьяно выступал за то, чтобы эта страна превратилась в форпост арабской политики, несмотря на ее сепаратный договор с Израилем. Здесь Саддам заботился только о том, чтобы при необходимости получать военную помощь из Египта.

Когда же Саддам решил захватить Кувейт, он без колебаний обманул своего союзника египетского президента Мубарака, дав "слово чести" не предпринимать подобного действия, пока не будут исчерпаны дипломатические каналы. Как и с Египтом, чисто конъюнктурными были отношения Саддама и с Израилем.

Что же касается так называемого иракского социализма, то это было не чем иным, как популизмом чистой воды, сочетавшим жесткий контроль над государственной экономикой с мерами свободного предпринимательства. Идеи социализма использовались в интересах упрочения собственного политического положения.

Когда исламские деятели Тегерана начали требовать его голову в 1979 году, Саддам быстро изменил тактику борьбы за независимую от церкви школу, облачившись в мантию религиозной набожности. Эта трансформация была наиболее заметна во время кувейтского кризиса и последовавшей после него войны, когда вождь прибегал к сверхортодоксальным религиозным лозунгам, что заставило его ярого врага Хомейни в последующем восхищаться багдадским вождем.

Интересы сохранения власти были также очевидными в подходе Саддама к проблемам во внутренней и внешней политике. Его глубокая озабоченность консолидацией партии Баас против возрастающего внутреннего давления и растущей иранской враждебности подвигли Хусейна на уступки курдскому меньшинству в Мартовском (1970 года) манифесте. Через пять лет, загнав себя в угол, он сделал наиболее важную и унизительную в своей карьере уступку во внешней политике, заключив в марте 1975 года Алжирское соглашение. Оно де-юре признавало важные территориальные потери и де-факто содержало признание иранской гегемонии в регионе Персидского залива.

Эти два соглашения, как и множество других, но менее важных по значению, заключенных во время политической карьеры Саддама, не стоили больше, чем бумага, на которой они были составлены и подписаны. Он в любой момент мог отказаться от всего подписанного и сказанного.

Известный арабский журналист Саид Абуриш, автор нашумевшей книги "Саддам Хусейн: политика мести", утверждает, что иракский диктатор более чем кто-либо другой из ныне живущих политиков пытался "моделировать себя по образцу Сталина". Это утверждение, безусловно, имеет под собой некоторые основания. Еще в молодости начинающий активист Баас говорил, что считает Сталина своим героем, и даже собрал о нем большую библиотеку. Он, по-видимому, придавал особое значение сходству биографий: Сталин ведь тоже рос без отца, родился в глуши, в нищей семье, однако смог стать всесильным хозяином сверхдержавы. Саддам действительно многому научился у своего кремлевского кумира. Приход к власти он отметил волной репрессий, схема которых явно была позаимствована из советских 30-х годов. По всей стране шли аресты министров, генералов, партийных функционеров, высших чиновников. На каждого, как выяснилось, уже имелось досье, полное обвинений, которые никто даже не пытался сделать правдоподобными: Саддам не зря руководил тайной полицией.

Возможно, у Сталина Саддам перенял свой любимый прием: спровоцировать одного из приближенных, а затем покарать его, причем по возможности каким-нибудь ужасным способом, чтобы устрашить остальных. В самом начале войны с Ираном Саддам спросил совета у министров, не стоит ли ему временно отречься от власти? Аятолла Хомейни успокоится, мир будет заключен, и тогда Хусейн снова вернется на пост президента. Он просил министров "быть предельно откровенными". Один из министров счел, что это очень разумный план. Саддам поблагодарил — и тут же арестовал неосмотрительного вельможу. В тот же вечер его изрубленное в куски тело было доставлено домой в брезентовом мешке.

Как и Сталин, Саддам — талантливый режиссер, склонный к эффектным садистским кульминациям. На одном из съездов Баас, когда рекой лились славословия вождю, на сцену внезапно вытащили полуживого от пыток члена партии, который стал называть одного за другим участников заговора, указывая в зал. Их сразу же арестовали и казнили.

Методы расправы Саддам любил нетривиальные: рассказывают о ваннах с кислотой и катках для укладки асфальта. Однако он не просто садист — он был искренне убежден, что только при помощи подобных ужасов может удержаться у власти. Поэтому, в отличие от многих других деспотов, он никогда и не отрицал, что в стране приняты публичные казни, а пытки — естественный атрибут следствия. Он не считал нужным скрывать, что использует против собственного народа оружие массового уничтожения, — как в конце 80-х, когда десятки тысяч курдов и шиитов были отравлены газами. На вопросы западных журналистов он всегда отвечал, что только таким образом можно устрашить "тех, кто бросает вызов".

Как и Сталина, Саддама отличала завидная работоспособность. Хусейн работал по 18 часов в сутки, "всегда был в курсе самых разных вопросов и никогда не боялся ответственности". Встречавшиеся с Саддамом в один голос говорят и о совершенно нетипичной черте, которая отличала его от любого арабского функционера, — необыкновенной пунктуальности. Говорят, он страшно гневался, если министр или генерал опаздывал к нему на аудиенцию хотя бы на пять минут.

Физические расправы и репрессии в интересах реализации внутренних и внешних целей были характерны для всех этапов политической карьеры Саддама. Это началось еще с его первого важного партийного поручения, связанного с участием в неудавшейся попытке покушения на жизнь президента Касема. Расправы продолжались в ходе известных чисток рядов партии Баас в 1979 году, затем во время создания мощного иракского аппарата служб безопасности и контроля над ним. А массовое уничтожение иракских курдов, вторжение в Иран и Кувейт, расправа с деятелями шиитской оппозиции? Много жертв было и в ходе войны в Персидском заливе.

Но грубое использование силы, однако, никогда не было поспешным или бесконтрольным. Будучи безжалостен в ходе борьбы за президентскую власть, Саддам в то же время проявил себя человеком хитрым и расчетливым. Он терпеливо делил власть с президентом аль-Бакром в течение более 10 лет, находясь в тени и имея официальный титул "господин заместитель". "Заместитель" точно рассчитал время, чтобы стать первым лицом в государстве.

Даже два наиболее опасных решения в его карьере (вторжение в Иран и Кувейт) не были приняты в момент гнева, в один прием. В обоих случаях война не была для Саддама первым выбором, а вынужденным актом, принятым только после попытки использовать другие средства для укрепления своей позиции перед лицом большой опасности. В обоих случаях актуальное решение применить военную силу было принято быстро, хотя этому предшествовал мучительный процесс ежедневного обдумывания о целесообразности развязывания боевых действий. Иранская кампания как наиболее рискованное решение Саддама была нацелена на сдерживание фанатичного и бескомпромиссного врага, который открыто призывал к свержению Хусейна. Оккупация Кувейта как менее важная операция, по мнению иракского лидера, была предназначена для обеспечения финансовых источников, от которых зависело политическое выживание Саддама Хусейна.