Меня всегда интересовало, откуда берутся истоки мужества? Именно мужества, а не самоуверенной смелости и безрассудной бравады. Одни люди вздрагивают, только услышав вдали раскаты грома, другие бесстрашно стоят на валу бастиона и заряжают пушку во время страшного града бомб вражеской артиллерии или стремительно бегут на противника в штыковую атаку. Война — дело сильных духом и крепких телом. Конечно турки наши давние враги, но сейчас они держались достойно и мужественно, обороняя крепость. Даже врага можно иногда уважать.
Но все же я боялся одного, что русские действительно пойдут на штурм. Конечно я не буду стрелять по своим, нужно обязательно что-нибудь придумать…
Однако к вечеру стрельба из пушек почти прекратилась. На ужине я прислушивался к разговору солдат и понял, что штурма ждут этой ночью, активно усиливая посты. Из складов выгребли все оставшиеся боеприпасы.
После ужина я посетил лазарет. Томас лежал бледный, но все же живой. Доктор Белик разрешил поговорить только пару минут. Я поставил винтовку у стены и подошел ближе.
— Джеймс, спасибо что дотащил…– пробормотал Томас и протянул руку.
Я пожал его ослабевшую ладонь.
— Все будет хорошо. Мы продержимся…
— Я вовек этого не забуду.
— Перестань, мы же напарники. Выздоравливай и ни о чем не думай…
Томас печально вздохнул:
— Знаешь, Джеймс, я недавно вспомнил первую экспедицию в Африку. Помню как я впервые увидел вельд с обширными равнинами, плоскими холмами и бедными пастбищами… Вскоре в подразделении возникли проблемы с водой, начались кишечные инфекции, а через месяц случилась ужасная эпидемия…
Томас слегка задумался.
— Полевой госпиталь, рассчитанный на пятьдесят человек, вмещал более сотни. Это было страшно. Люди умирали каждый день не на поле брани, а на больничных кроватях. Запах в госпитале стоял ужасный, зловонный… Я тоже подцепил эту заразу, но тогда отделался легко, благодаря сильному молодому организму…
— Ты крепкий парень. Эта рана для тебя просто царапина.
Томас немного помолчал и тихо произнес:
— Джеймс, на самом деле человеческая жизнь хрупка. К сожалению, мы не можем все контролировать и ходим под Богом… а у Бога на каждого, наверняка, свои планы…
В палату заглянул доктор Белик и недовольно взглянул на меня.
Я пожелал Томасу скорейшего выздоровления, взял винтовку и быстро вышел из палаты.
Начинало смеркаться. Неожиданно снова послышались пушечные канонады. Неужели все же штурм? Подбежал Ахмед:
— Хади гиделем!
Он жестами объяснил, чтобы я немедленно шел за ним.
Я направился вслед за Ахмедом. Небо затянуло рваными свинцовыми тучами. Во дворе стояла полная неразбериха. Одна бомба неожиданно просвистела и угодила во внутренний дворик, наповал убила солдата и ранила еще двоих. Раненных быстро положили на носилки и потащили в лазарет. Много вооруженных солдат побежали к южной наружной стене. В центр двора подтаскивали две пушки. Непонятно зачем, ведь лейтенант Дженкинс утверждал, что боеприпасы для пушек давно закончились.
Но вскоре крепость перестали обстреливать, однако все ожидали новых прилетов. Мы с Ахмедом пересекли двор и поднялись на обзорную площадку наружной стены. Ахмед показал на скопление русских солдат у холма. Солдаты вовсе не приближались, а растянулись цепью.
Ахмед объяснил, что поспать сегодня не получиться и занял позицию у соседней амбразуры. Стена растянулась на две сотни ярдов и у каждой амбразуры, через десять ярдов, сидел вооруженный турок.
Мы сидели и ждали, будто охотники в засаде. Интересно, если русские пойдут на штурм, лейтенант Дженкинс действительно подорвет себя вместе с картечницей? Однако я уже начал догадываться, что ночные передвижения — наверняка отвлекающий маневр. И вскоре понял, что не ошибся. Когда начало рассветать, на холмах мы не увидели ни одного русского солдата и ни одной пушки.
Наверх поднялся турецкий лейтенант. Он так быстро и обрадованно говорил, что я совершенно ничего не мог понять.
— Что он говорит, Ахмед?
— Русские ночью ушли…– пробормотал Ахмед на ломанном английском.– Они отступили. Кажется мы выстояли!
Ахмед рассмеялся и не удержавшись, обнял и поцеловал меня в щеку.– Мы выстояли, англичанин…
Я посмотрел во внутренний дворик. Чуть сгорбившись, медленно брел лейтенант Дженкинс вместе с низким бородатым турком. Крепость вскоре ожила и воспрянула духом. Вверх несколько раз выстрелили. Хулуси-паша созывал всех на построение. С башен и стен спускались повеселевшие солдаты и офицеры.
Я вздохнул полной грудью. Кажется получилось. Русские войска отошли и избежали окружения, но что будет дальше, ведает только один Бог…
После отхода русской армии, пришлось еще две недели жить в крепости, пока Томас не подлечился и не окреп. Как только Силистрию освободили, в крепость потянулись караваны с запасами продовольствия, оружия и боеприпасов. Комендант Хулуси-паша относился ко мне и Томасу с большим уважением, нам даже предоставили отдельное жилье в Силистрии.
Целую неделю в крепости все говорили только о победе. Однако я прекрасно понимал, если бы в Валахию не вошло австрийское войско, Силистрия была бы обречена. Но вскоре удалось узнать и более страшные вести. Изначально я думал что русские отойдут и займут выгодные позиции на севере Дуная. Но все оказалось значительно хуже. Наши войска полностью освобождали Дунайские княжества. Политический нажим царя Николая на османов провалился. Это оказалось небывалым поражением на Дунайском фронте, которое произошло из-за бывших союзничков-австрийцев. Я был разочарован. Но с другой стороны, если бы русские войска не отошли от крепости — то попали под окружение. Англичане снова разыграли хитроумную комбинацию, они будто опережали российских политиков даже не на шаг, а на несколько шагов вперед.
Но были и приятные новости. В Силистрии удалось узнать, что англичане потерпели крах на Балтийском море, наткнувшись на целые поля подводных мин. Британцы даже потеряли несколько кораблей. Виновным за провал «Балтийской операции» сделали адмирала Непира, которого вскоре сняли с поста. Наполеон IIIтоже был вынужден снять своего командующего Балтийской эскадрой Парсеваль-Дешена.
Однако еще предстояла главная битва этой войны. Битва за Крым.
Иногда по вечерам я поднимался на стену, где мы сидели с Ахмедом в последнюю ночь осады русских. Я вглядывался на темные безмолвные курганы, ловил полной грудью свежий ветер с берегов Дуная и думал о словах Томаса. Человеку и вправду не суждено знать, когда и где закончится его земной путь. И от чего это произойдет тоже неизвестно: от пули, от болезни или от подлого коварства злейшего врага. Мало кому из военного братства доведется дожить до спокойной и счастливой старости. Вот и в этой поездке в Восточную Европу я два раза побывал на волоске от верной погибели. Что же, каждому Господь дает столько, сколько он сможет вынести…
Разумовский удивленно осматривал замысловатые приборы в Лондонском метеоцентре. Большие стеклянные барометры, длинные термометры и электромеханические датчики. Мистер Редклиф взглянул на барометр и быстро сделал пометку в блокноте.
— Мистер Редклиф, я думал, вы работаете в консульстве или послом.
— Консулы и послы первыми попадают под подозрение в шпионаже. А мы всего лишь прогнозируем погоду и анализируем данные.
— Значит отсюда вы и передаете информацию.
— Да. Мы передаем данные по телеграфу в Дрезден. Оттуда информация идет в Варшаву, а уже из Варшавы напрямую в Генеральный штаб, в Петербург. Возможно в дальнейшем именно вам придется возглавить метрологическую службу.
— Почему именно мне?
— В Петербурге считают, что я слегка засиделся в Лондоне. Впрочем, Егор Сергеевич, сейчас у вас будет другое деликатное задание. Вы, насколько я понимаю, обладаете редким даром обольщения на представительниц женского пола.
Разумовский усмехнулся.
— И кто же будет моим объектом вожделения?
— Вдова генерала Рауттера. Не волнуйтесь, она всего на восемь лет старше вас, и вполне приятная дама. Генерал вел активную переписку почти со всем действующим командованием Британской армии. Нам нужны письма и образцы почерков. К тому же генерал плотно занимался модернизацией полевой артиллерии. Эти записи нам тоже очень нужны. По понятным причинам, кража исключается.
— Можно задам один вопрос. Я так понял, вы хотите подделывать почерки, чтобы отдавать ложные приказы в полки.
— Это не так легко сделать. Приказы передает фельдъегерь, и к тому же приказы и распоряжения скрепляются особой полковой печатью. Нам нужны образцы почерков для фальсификации писем и компромата на высший командный состав британской армии.
— Поддельные письма?
— Именно. Секретная служба проверяет восемь из десяти писем, особенно от военных. Представьте, они начнут отслеживать письма и узнают о пессимистичных настроениях в войсках, о плохой комплектации и больших потерях личного состава… но все письма они отслеживать не в силах…
— Общественный резонанс?
— Общественность в Англии чутко реагирует на все промахи британской армии. Поверьте, далеко не все даже в Палате Лордов хотели этой войны.
— Но секретная служба или не пропустит компрометирующее письмо или возьмет на карандаш автора письма.
— Компрометация британских военных пойдет нам на пользу. Пусть грызутся как пауки в банке.
— Неужели у вас такой большой штат сотрудников, чтобы заниматься письмами?
Редклиф усмехнулся:
— Не очень большой. Но многие из моих людей иногда даже не догадываются, на кого действительно работают. За двенадцать лет я создал неплохую структуру.
— Что же… если это послужит нашей скорейшей победе… как мне найти эту генеральшу?
— Послезавтра выставка картин возле Исторического музея. Миссис Рауттер наверняка не пропустит это мероприятие. Оденьтесь посолиднее и постарайтесь на выставке очаровать вдову.
— Скажите, а как дела у нашего общего друга? Вот уже месяц я ничего не слышал о мистере Мельбурне.
— По нашим сведениям, скоро он вернется из Валахии. Кстати, несколько дней назад погиб Санни Скорцелли.
— Санни… как он погиб?
— Его задержала охрана при попытке хищения технических документов. За парня сразу взялась секретная служба. Санни даже поместили в военной тюрьме. Парня застрелили при попытке к бегству…
— Печально. Санни был хорошим парнем.
— Мистер Мельбурн говорил, что у него имелся еще один помощник.
— Сэм? Он лопух и простофиля. Джеймс давно уже прогнал его… к тому же Сэма не посвящали в наши дела.
— Думаю агенты Секретной службы наверняка заподозрили Мельбурна, ведь именно он просил инженера Лонгмана устроить Санни на завод.
— Здесь нет ничего компрометирующего. Думаю Санни на допросе и словом не обмолвился. Я хорошо знаю людей.
Редкиф задумался:
— Разумовский, я давно хотел вас спросить. Ведь вы с Андреем Ивановичем были злейшими врагами. Даже когда-то стреляли в него… Как думаете, почему он встретил вас на Мадейре и все же решил забрать с собой?
Разумовский улыбнулся:
— Вы слишком долгое время провели в Англии, мистер Редклиф, и уже начинаете забывать о загадочной русской душе.
— На самом деле моя мама русская, отец — англичанин.
— В русском поместье, где я вырос, частенько проходили кулачные бои. Дрались не только молодые парни, но и степенные зрелые мужики. Били друг друга ожесточенно, до крови, до переломов и до полной потери сознания… а наутро здоровались как ни в чем не бывало и выпивали по чарочке. Да, я стрелял в Андрея Ивановича два года назад и хотел убить, потому что тогда он погубил дело всей моей жизни. Но он простил меня, ведь и Христос прощает своих врагов. Сейчас Андрей для меня ближе родного брата. Я готов даже жизнь за него отдать. На Мадейре меня рано или поздно все равно бы арестовали и передали французским властям, это я точно знаю. Так что это наша русская национальная особенность. Мы не только можем ненавидеть и любить всем сердцем, всей душой, но и прощать своих врагов… знаю, англичане совершенно не такие…
— Здесь вы абсолютны правы…– вздохнул мистер Редклиф.