Башня. Новый Ковчег 4

Глава 5. Мельников

В пассажирском лифте, предназначенном только для избранных, который организовал им расторопный и вездесущий помощник Величко Слава Дорохов, Олег попытался собраться с мыслями.

«Да, всё познаётся в сравнении», — размышлял он, отстранённо наблюдая, как переговаривается Константин Георгиевич со своим помощником, и прокручивая в голове весь сегодняшний долгий день, начиная с внезапного воскрешения Савельева и заканчивая всё тем же Савельевым, который ловко, словно и не было этого двухнедельного перерыва, перехватил власть в свои руки. Как бы не раздражал Мельникова Павел, как бы не были ему отвратительны его методы, стоило признать, что известие о том, что Савельев жив, он воспринял скорее с облегчением. Потому что без Павла жизнь в Башне вдруг стала сыпаться, разваливаться, началась грызня в Совете, проблемы с бюджетом, и получалось, что именно на Савельеве держалось если не всё, то многое, и что именно Павел и являлся тем самым связующим звеном, основой.

Понятно, что незаменимых у них нет, вытянули бы и без Савельева. Но, чего уж греха таить, сейчас Олегу стало проще. Та же атомная электростанция, в которой Олег ни черта не смыслил, и где пока ясно было только одно — надо приложить все силы, чтобы у Руфимова получился этот запуск. Он бы, безусловно, приложил, они с Величко и так сделали максимум из того, на что были способны. Люди, оборудование — это, конечно, Константин Георгиевич. Но и сам Мельников извернулся, выкроил из своего и так до безобразия порезанного бюджета очень немаленькую сумму, обескровив свой сектор. Но что потом? Деньги и ресурсы небезграничны, и даже сегодня с утра, когда Олег просматривал финансовую документацию, в душе медленно и противно поднималась паника.

Константин Георгиевич всё ещё вел разговор со своим помощником, кажется, давал ему распоряжения насчёт того, как обеспечить безопасность Ники, дочери Павла. На этом месте Олега что-то кольнуло — Стёпа. Что ему интересно понадобилось в больнице? Неправильно, что он отмахнулся от сына, надо было выслушать, вдруг что-то с Соней. Хотя нет, если бы что-то случилось дома, Соня нашла бы способ с ним связаться. Она — умница, его маленькая Соня. Губы Олега тронула тёплая улыбка, как всегда, когда он думал о жене. Сколько лет назад она вошла в его жизнь, а он всё никак не мог поверить, что эта маленькая женщина — его, что она с ним.

Мысли, описав круг, снова вернулись к Стёпке. Нет наверняка у парня какие-то свои неприятности, ну что ж… его сын уже не мальчик, пусть учится решать свои проблемы сам, пора. Мельников решительно изгнал мысли о семье из головы и вернулся к тому, с чего начал: к воскрешению Савельева, к внезапно возникшей проблеме на станции и, разумеется, к Совету, к совещанию, которое вот-вот начнётся, и на котором им с Константином Георгиевичем никак нельзя сплоховать. Олег стал мысленно перебирать известную информацию, раскладывать всё по полочкам, выбирая самое основное, главное, то, что поможет убедить остальных членов Совета.

Наконец, Величко закончил со Славой и повернулся к Олегу. Взглянул внимательно, словно оценивал, справится ли Мельников, не подведёт.

— Ну что, Олег, — Константин Георгиевич подмигнул. — Как там пелось в какой-то старой песне — это есть наш последний и решительный бой.

Голос у Величко оказался неожиданно приятным и даже неплохо поставленным. Олег невольно улыбнулся, а потом понял, что Константин Георгиевич, почувствовав его напряжение, попытался таким образом немного разрядить обстановку, снизить накал.

— Я сделаю всё, что в моих силах, Константин Георгиевич, — просто сказал он.

— Не сомневаюсь, Олег. Все мы сейчас в одной лодке. И Павел с Борисом — дай-то Бог, чтобы им всё удалось там, внизу. Ну и мы поможем, чем сможем. И вот ещё, — Величко прищурился. — Говорить на Совете буду я. А ты сначала помалкивай. Я бы вообще не хотел, чтобы ты пока афишировал своё участие в этом.

— Но вам же понадобится моя поддержка?

— Обязательно понадобится, Олег. И ты мне её окажешь. Но не сразу. Просто поверь мне, старому интригану. Я этих заседаний перевидал на своём веку — не сосчитать. И было время там не эта шелупонь нынешняя сидела — такие мастодонты лбами сталкивались. Но и сейчас расслабляться не стоит. Сейчас надо всё как по нотам разыграть.

Мельников кивнул, признавая за Величко, этим старым интриганом, как он сам себя назвал, безоговорочное преимущество в данном вопросе.

— В общем, говорить буду я, а ты молчи до поры до времени и наблюдай. Внимательно наблюдай. Смотри за каждым. Кто как отреагирует, мимика, жесты. Сейчас любая мелочь может сыграть.

— Вы думаете, что кроме Ставицкого и Рябинина… — медленно произнёс Олег, внезапно поняв замысел Величко.

— Я почти уверен. У Ставицкого было достаточно времени, чтобы обработать кого-то, вряд ли он ограничился только военным сектором. Наверняка ещё кого-то перетянул на свою сторону. А может, и не одного. И мы обязаны их вычислить, Олег. А потому сейчас ты пойдёшь сразу в зал, а я немного отстану, приду на несколько минут позже. Не стоит сразу все карты раскрывать, ты уж мне поверь.

Мельников кивнул. И одновременно с этим кабинка лифта мягко качнулась и остановилась.

Когда Мельников вошёл в зал, все уже были в сборе и галдели, как потревоженная стая чаек. С его появлением гвалт на мгновение стих, все настороженно уставились на вновь прибывшего, но тут же снова стали говорить, почти все разом.

— Олег Станиславович, может, вы в курсе, что тут у нас происходит? Почему так срочно и спешно? И ещё, что там делают военные? Я что-то не помню, чтобы наши заседания так охраняли, — к нему кинулся Соломон Исаевич Соловейчик, глава логистического сектора. Обычно Соломон Исаевич был печален и задумчив, его большие глаза, похожие на тёмные, спелые сливы, грустно глядели на собеседника, и в них плескалась глубокая скорбь его многострадального древнего народа. Но сейчас Соловейчик вышел из образа страдающего от несовершенства мира еврея. Он был сильно возбуждён и, когда пожимал Мельникову руку, Олег почувствовал нервную дрожь в его длинных пальцах.

Мельников не ответил, только неопределённо пожал плечами, сел на своё привычное место, придав лицу равнодушное и холодное выражение, и окинул взглядом остальных. Интересно, кто же из них в сговоре со Ставицким?

Громче всех возмущался, конечно же, Богданов. Он всегда производил много шума и всегда впустую.

— Вот увидите, Анжелика Юрьевна, нам сейчас предъявят новую версию бюджета, я в этом абсолютно уверен, — говорил он сидящей рядом с ним Бельской, которая возглавляла юридический сектор, склонившись при этом к женщине чуть ближе, чем позволяли приличия. — И по этому новому бюджету выяснится, что мы тут все ещё и должны останемся.

И он громко расхохотался над своей дурацкой шуткой. Мельников поймал взгляд Анжелики Юрьевны, она слегка улыбнулась Олегу, едва заметно закатила глаза. Олег ответил ей такой же полуулыбкой. Смотреть на неё всегда было приятно — красавица, безупречно и со вкусом одетая, с тщательно уложенными светлыми густыми волосами, Анжелика нравилась Олегу. К тому же за этим весьма привлекательным фасадом таился острый, мужской ум. Она не зря занимала своё место в Совете, в отличие от фанфарона Богданова юристом Анжелика была отменным, с цепкой памятью и умением выстраивать чёткие логические цепочки.

Мельников перевёл взгляд на сидящего по ту сторону стола Соколова. Вот кто раздражал его в Совете больше всех, после Павла Григорьевича, разумеется. Своим неряшливым видом, неопрятностью, небрежностью, невнятной речью, словно его рот всё время был забит клейкой кашей, дёргаными, торопливыми жестами. Так уж повелось, что Соколов, глава сектора связи, каждый раз занимал место напротив Мельникова, и Олег вынужден был на каждом заседании постоянно спотыкаться взглядом об его помятый костюм, дорогой и модный, но сидевший на нем хуже мешка из-под картошки. Вот и сегодня Олег машинально отметил, что рубашка у Дениса Евгеньевича явно несвежая, а на галстуке и вовсе красовалось большое жирное пятно. Да и сам галстук постоянно сбивался в сторону и норовил спрятаться под пиджак.

Олег брезгливо поморщился и поправил свой собственный галстук, который всегда располагался ровно посередине рубашки, как будто его положение выверяли по линейке.

Соколов поднял на Олега глаза, рассеянно кивнул и снова уткнулся в лежащий перед ним планшет. Денис Евгеньевич явно был чем-то сильно озабочен, он то и дело нервно набивал какой-то текст и рукой протирал блестевшее от капелек пота лицо.

«Может быть, стоит ему сказать, что люди уже давно придумали платки для этих целей», — раздражённо подумал Мельников и, заметив, как Соколов, не сильно задумавшись, вытер свою влажную от пота руку о лацкан пиджака, поспешил перевести взгляд на что-то более приятное.

Он ещё раз внимательно оглядел всех присутствующих. Кто же из них спелся со Ставицким? Балаганный шут Богданов со своими тупыми остротами и громким смехом? Этот, конечно, мог, вот только пользы от него Ставицкому никакой, ибо Богданов был откровенно глуп. Может, Звягинцев, глава сельскохозяйственного сектора? Один из самых старых членов Совета. Сидит спокойно, как обычно, чуть отстранённо, пребывая в своих думах. Чёрт его знает, что там у него на уме? Или Соломон Исаевич Соловейчик, который уж чересчур разнервничался, ему-то что переживать? Кто там ещё остался? Малькова? Сухая, строгая Светлана Андреевна всегда напоминала Мельникову его первую учительницу, впрочем, не зря напоминала — перед тем, как возглавить сектор образования, Малькова преподавала в школе и, судя по слухам, славилась своими жёсткими методами обучения и воспитания. Могла она поддерживать Ставицкого? А почему бы и нет? По большому счёту, все они могли — и красавица Анжелика Бельская, и неряха Соколов, и Звягинцев, который явно себе на уме, и даже Соловейчик, чёрт его разберёт, что там скрывается под маской безобидного старого еврея.

Олег задумчиво пробарабанил пальцами по столу и тут же увидел, как дёрнулся Соколов, торопливо откладывая в сторону планшет, как напрягся сидящий справа от него Соловейчик, как прервал смех покатывающийся над своей очередной глупой остротой Богданов. Дверь открылась, пропуская массивную представительную фигуру Величко.

В полной тишине Величко прошествовал к столу на своё привычное место, не спеша сел, устраиваясь поудобнее, кивнул, здороваясь со всеми и обвёл каждого из сидящих тяжёлым немигающим взглядом. По самому Олегу он едва скользнул, ничем не выделив его из остальных, и Мельников, памятуя о возложенной на него задаче, подобрался, приготовился наблюдать.

— Константин Георгиевич, может вы нам объясните, кто собрал экстренное заседание и в связи с чем? — вылез Богданов, несдержанный, как и всегда.

— Экстренное заседание собрал я, — произнёс Величко своим густым уверенным голосом. — Так что, раз мы все в сборе, предлагаю начать.

— Но мы не все ещё в сборе, — сообщила Анжелика Юрьевна. — По регламенту экстренное заседание проводится в присутствии всех действующих членов Совета. А у нас не хватает… — она огляделась, быстро производя в уме подсчёт. — Не хватает троих. Руфимова, Ставицкого и Рябинина. Может быть, лучше подождать их?

— Всё правильно, Анжелика Юрьевна. Троих не хватает. Но ждать мы их не будем. Руфимов сейчас занят, а Ставицкого с Рябининым я не позвал.

— Не позвали? — удивлённо протянула Анжелика Юрьевна, поправила идеально лежащий локон на виске и уставилась на Величко широко распахнутыми глазами.

— Не позвал, — подтвердил Константин Георгиевич. — Ну что ж, начнём. Как там говорилось в известной пьесе. Я пригласил вас, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. Так, кажется? Хотя в данном случае известие не столько пренеприятное, сколько неожиданное.

Величко сделал театральную паузу, словно собирался с мыслями, но Олег точно знал, что все свои реплики он продумал заранее, а сейчас просто играет. И даёт ему, Мельникову, время, чтобы разглядеть и оценить реакцию каждого из присутствующих.

— Ну не томите, Константин Георгиевич, — не выдержал Соловейчик, подался вперёд, и Олег снова отметил, как подрагивают его пальцы, вцепившееся в тёмное дерево массивного круглого стола. Что ж вы так нервничаете, Соломон Исаевич?

— Да, хотелось бы знать, что у нас произошло? Экстренный сбор — это не шуточки, — хохотнул Богданов.

«Вот же болван», — досадливо подумал Мельников.

— Да, на моей памяти экстренный Совет собирали всего два раза, — подала голос Малькова. — Когда раскрыли заговор Литвинова и совсем недавно, когда погиб Павел Григорьевич. Что же случилось сейчас?

— Случилось много всего, — наконец начал Величко. — Но прежде всего, рад вам сообщить, что Савельев жив.

Константин Георгиевич рубанул эту фразу и снова замер.

Как там было у классика, невольно припомнил Мельников. Немая сцена?

Действительно, все словно онемели, даже Богданов застыл с полуоткрытым ртом. Соловейчик издал слабый стон и забормотал себе под нос какие-то невнятные слова. Невозмутимый Звягинцев вышел из задумчивости, качнул головой, заёрзал на стуле.

Если среди присутствующих и был кто-то, для кого это не стало сюрпризом, то он явно обладал выдающимися актёрскими способностями. Олег готов был поклясться, что все они слышат впервые о том, что Павел выжил — слишком неподдельное изумление было написано на их лицах. Малькова недоумённо поглядывала на сидящего напротив неё Соловейчика, Соколов отложил свой планшет и судорожно сглотнул.

Первым пришёл в себя Богданов.

— Выжил? Как это… выжил? — бестолково повторил он.

Величко отвечать на этот глупый вопрос не стал.

— И где он? — нарушил своё молчание Звягинцев. — Почему он не здесь?

— Он сейчас находится внизу, на нулевом уровне, они с Руфимовым пытаются запустить АЭС. Но главное — не это. Главное, что теперь стало понятно, кто стоял за покушением на Павла Григорьевича.

Снова пауза. Олег вынужден был признать, что Константин Георгиевич мастерски разыгрывал свою партию, выдавал информацию дозированно, предоставляя Олегу возможность наблюдать за всеми. Впрочем, пока это ничего не давало. На взгляд Мельникова все были ошарашены, но вычислить, кто из них фальшивит, было невозможно.

— И кто же? — нервно спросил Богданов.

А Анжелика Юрьевна перевела свой взгляд на два пустующих кресла, стоящих рядом друг с другом, их обычно занимали Ставицкий и Рябинин. Вслед за ней и остальные уставились на эти места, и вскоре даже до идиота Богданова стало что-то доходить.

— Ставицкий и Рябинин? — проговорил он. — Но… Ну Рябинин ещё куда ни шло, но этот… мямля…

— Не такой уж он и мямля, как выяснилось, — ответил Величко. — Наш Сергей Анатольевич. Я уже отдал приказ взять обоих под арест и надеюсь, что вы все меня поддержите.

— Но нужны доказательства, надеюсь, что вы, Константин Георгиевич, предоставите их нам? Ведь нельзя же так, сходу… — Соловейчик сбился, покосился на Олега в поисках поддержки. Мельников кивнул.

— А что за АЭС вы упомянули? — вдруг спросил Звягинцев. Похоже, он единственный обратил внимание на упомянутую Величко аббревиатуру. — Это то, о чём я думаю, Константин Георгиевич? Атомная электростанция? Но откуда у нас в Башне атомная электростанция?

— Атомная электростанция? — подхватил Богданов. — Это что ещё за зверь такой?

— И почему Павел Григорьевич там, а не здесь, с нами? — добавила Малькова.

— Чёрт знает что, — проговорил Соколов и нервно уткнулся в свой планшет. Звук у него был выключен, но по мерцанию экрана Олег понял, что Соколов с кем-то переписывается. Интересно, с кем?

— Если вы мне позволите, я вкратце обрисую сложившуюся ситуацию, — заявил Величко, все замолчали и обернулись к Константину Георгиевичу. Все, кроме Соколова, который так и не отвёл взгляд от своего планшета. — Но времени у нас немного, а поэтому я постараюсь быть кратким. Подробности будут позже.

Величко заговорил. Свою речь он тоже, видимо, продумал заранее, когда только успел. Мельников почти не слушал, что говорит Величко, всё это он уже знал. Он не отрываясь следил за Соколовым.

Планшеты лежали почти перед всеми членами Совета, это не возбранялось. Все они обладали большой властью и отвечали за важные участки их Башни, а потому просто обязаны были всегда оставаться на связи. Но что сейчас может быть важнее, чем то, о чём говорил Величко? Если только…

Так значит, всё-таки Соколов? Или…

Олег откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, вспоминая каждую деталь, которую успел заметить. Потом снова оглядел всех по очереди, сравнивая, анализируя свои ощущения.

Хоть Величко и обещал быть кратким, говорил он не менее четверти часа. К тому же, его постоянно перебивали, задавали уточняющие вопросы. Да и информация про АЭС требовала обстоятельных пояснений, тем более что Константин Георгиевич и сам не был специалистом в этом вопросе.

— Так что ж это получается? — восклицал Богданов. — Мы тут все можем взлететь на воздух? Выходит, мы на пороховой бочке все сидим? Ну, ничего не скажешь, удружили нам Савельев с Руфимовым, всегда не доверял этим… инженерам. Это что, действительно так опасно?

Анжелика Юрьевна, которая сидела рядом с Богдановым и вынуждена была принимать на себя весь шквал его идиотских реплик, досадливо морщилась, пытаясь незаметно отодвинуться от негодующего главы административного сектора. Соловейчик что-то бормотал себе под нос, Мельников смог расслышать только то, что Соломон Исаевич постоянно поминал бога. Звягинцев и Малькова вели себя, пожалуй, наиболее разумно — всё-таки опыт никуда не денешь. Они собранно слушали, изредка переспрашивая, и старались не показывать своих эмоций. А Соколов… Соколов явно нервничал. Хотя, все они нервничали, и бормочущий себе под нос молитвы Соловейчик, и Анжелика Юрьевна, кидающая на всех недоумённые взгляды. Оно и понятно — заговор, попытка переворота, новый и крайне опасный источник энергии.

Олег отметил, что его самого Величко в своей речи не упомянул ни разу. Как и не упомянул, как именно вышел на Савельева, и где тот всё это время скрывался. Кто-то, кажется, Малькова, попыталась прояснить этот вопрос, но Константин Георгиевич ловко ушёл от ответа. Зато он сообщил про Ледовского и Кашина, обвинив Ставицкого с Рябининым в обоих убийствах. Это, пожалуй, произвело впечатление. Соловейчик заёрзал в своём кресле, пробормотал:

— Это ж что получается? Два члена Совета были убиты? И покушались на Савельева? Что ж такое творится-то? Сергей Анатольевич совсем спятил? Он что, нас всех собирался тут… по одному? Господи, боже ты мой…

У Соколова опять брякнул планшет. Денис Евгеньевич быстро провел пальцем по экрану, скользнул глазами и побледнел.