Ригеру всё-таки я не смог отказать. Опекун так искренне расстроился, когда услышал, что я не возьму его с собой, насупился и укоризненно посмотрел на своего воспитанника. Пришлось махнуть рукой — чёрт с тобой, всё равно ничего не поймёшь и сильно не помешаешь. А с проверкой личного состава можно чуть задержаться.
В подвалы особняка Николая Гиверского, моего начальника, мы вчетвером — хозяин дома, я, мой вассал и Ригер — спускаемся следом за старым рабом, несущим яркий факел.
Уж прецептор-то мог бы пользоваться у себя в особняке амулетами света. Не знаю, позволяет ли ему источник самому создавать светляки, но уж обязать кого-то из одарённых братьев их изготовить для него проблем не составит.
Он что, передо мной рисуется, показывая свой аскетизм, бедность и скромность? Зря. Я не такой наивный дурачок, чтобы поверить в бескорыстие церковников высокого ранга. Так уж жизнь устроена, что, чем выше человек забирается по служебной лестнице — Господу ли он служит, государю или республике — чем выше мера ответственности за принимаемые им решения, тем больше он хочет получать овеществлённой благодарности за свои деяния.
Кстати, ничего плохого в этом не вижу, и всегда считал неправильным и несправедливым, когда лидеры великих государств формально получали доходы меньше владельца супермаркета средней паршивости, при всём моём уважении к владельцам супермаркетов средней паршивости.
— Осторожней, Степ. — предостерегает меня прецептор. — Ступени раскрошились. Всё нет возможности их отремонтировать. Не оступись.
Ага, нет у него возможностей отремонтировать. Купи себе селёдку и пудри ей мозги, мне не надо. Аббат Готлинский плюс ко всему ещё и наблюдательный, приметил я золотые ошейники на паре девиц, мелькнувших перед моим взором в холле особняка. Даже у герцогини Неллерской доверенная служанка щеголяет в серебряном. Впрочем, ладно, чего это я тут разворчался? Наверняка рабыни прецептора имеют несколько более широкий круг обязанностей, так что, золото на шею поди заслужили.
— Постараюсь не оступиться. — успокаиваю начальника.
Не бойся, шею не сверну, племяшки твои одержимыми не останутся.
Лестница поворачивает? Да, глубоки тут подземелья, такие и в замке иметь не стыдно. А запах-то, запах. У меня в обители пыточные подвалы и то меньше пахнут дерьмом, мочой и кровью. Не мог что ли к поселению родных племянников распорядиться тут всё отмыть? Или за многие годы здесь так всё пропиталось человеческими муками, что ни отмыть, ни очистить? Наверное, я в правильном направлении мыслю.
Мало прецептору одних только подвалов ордена, кажется, есть такие погрязшие в грехе еретики, что их откровения не каждому брату-дознавателю стоит слышать.
Наконец мы спустились. Над нами метров десять до поверхности, не меньше. Сводчатые потолки из тёмного закопчёного камня, будто я в свой монастырь вернулся. А, нет, у меня коридор совсем другой, более длинный, раза в полтора, и примерно во столько же шире. Да и камеры в обители не полностью открытые взглядам. Здесь же установлены крупноячеистые металлические решётки во всю ширину комнат и от пола до потолка. Богатый дядечка мой шеф, не пожалел деньги на бронзу. Или это из орденской казны всё оплачено? Скорее всего, так и есть.
— Господин, виконтов уже покормили. — докладывает тюремщик.
Пожилой мужчина встретил нас со своим помощником, совсем ещё юным безусым пареньком, моим сверстником, в нынешнем моём теле, разумеется.
Коридор освещён тоже факелами, а вот из последних, дальних, расположенных напротив друг друга камер падает белый свет, как из операционных палат мира Земли.
Плохо. Не в смысле, что освещение мне не нравится, а то, что один виконт сможет видеть мои действия с другим, своим братом. Оба ведь пусть и не инициированные до конца, но временами перед каждым приступом на второе зрение переходить могут, а значит, если станут внимательно присматриваться к моим энергиям, с такого близкого расстояния различат используемые оттенки и поймут, что целительством там даже и не пахнет. Нет, одна тёмно-зелёная нить имеется, но и только.
Ладно, сейчас что-нибудь придумаю.
По словам прецептора, у обоих виконтов припадки случаются в два-три раза реже, чем когда-то такое происходило с Карлом Монским. Говорит ли это о меньшей силе их источников? Мне почему-то мнится, что да. Вот заодно и проверю свою гипотезу, когда вылечу род Гиверских.
— Надо бы виконтов рассадить подальше друг от друга. — говорю прецептору. — Если в момент моей работы над одним, второй впадёт в буйство, то я отвлекусь и могу что-нибудь испортить.
— Я понял. — кивнул начальник. Он, вижу, волнуется всё больше. Как бы его Кондратий не хватил. — Уже заканчивают оборудование комнат на втором этаже. Решётки поставили, сейчас укрепляют двери. К вечеру я их отсюда заберу.
Мы уже подходим к камерам, сияющим словно порталы в рай. В остальных комнатах, проходя мимо, я чувствовал людей, не видел, чувствовал. Несчастные заключённые забились в тёмные углы своих клетей и ведут себя тихо как мышь под веником. К гадалке не ходи, с бедолагами тут не сильно церемонятся. Интересно, кто это такие? Надеюсь, мой шеф не Синяя Борода, держащий в плену невинных девиц? А если даже и так, то оно мне надо выяснять?
— Одного надо забрать прямо сейчас. — говорю твёрдо. Пусть что хочет делает, хоть в оковы, хоть в колодки его забивает. Мне полуодарённые или, правильней сказать, недоодарённые зрители не нужны.
— Да, а кого?
— Это не мне решать. — жму плечами и останавливаюсь у камер виконтов.
Старший из них — в камере слева. Одеты оба, такое чувство, будто на охоту собрались, причём, зимнюю. Ну, да тут всё понятно, начнут биться об стены или пол — материал из толстой кожи — медвежей? — выдержит, а меховой подбой смягчит удары.
Ивану двадцать пять, брюнет, и выглядит как настоящий мачо, гроза влюбчивых, да и не только влюбчивых, красоток. Орлиный профиль, волевое лицо, косая сажень в плечах — он что, бодибилдингом занимался? — и высокий рост. Хоть сейчас на главную роль в фильме Терминатор приглашай. Даже завидки берут. Ладно, чего уж, я не завистливый по жизни, по обеим жизням.
— Милорд? — произносит, глядя на меня.
Чувствую, я его разочаровал — малолетка, одет пижоном, никакой величавости в осанке. Плечи старшего виконта Гиверского поникли. Сдулся мой мачо. Не суди опрометчиво, дорогой друг, внешность бывает обманчива.
— Милорд? — зеркалю обращение.
Рука у меня дёрнулась было благословить, но вовремя вспомнил, что в присутствии старшего по церковной иерархии делать этого не следует.
Под ногами пробежала крыса, жирная, вальяжная. Сволочи, ничего не боятся. Ничего, скоро найду на вас, твари, управу. У Шарикова коты — другое дело, слоны — животные полезные, у меня же всё наоборот.
Гадство какое, забыл с любезной своей тётушкой Никой поговорить насчёт котят. Если голова дырявая, то куда деваться? А надо не затягивать с пушистиками. Тут ведь с ними, оказывается, намного хуже, чем на Земле. Один-два рождаются в помёте, и часто не выживают.
Ладно, сейчас не об этом. Поворачиваюсь к другому виконту, Виктору. Тому двадцать один. На брата он похож, только во всём помельче, и статями, и чертами лица. Разве что, разочарование при виде персоны великого целителя такое же всеобъемлющее.
— Милорд? — теперь уже он выступил попугаем.
Не стал я четвёртый раз произносить этот титул, смотрю на прецептора.
— Первым Ивана. — отвечает Николай Гиверский на мой взгляд.
— Дядя, а точно есть шанс, что… — старший виконт не договорил.
И правильно сделал. Ещё чуть-чуть, и я бы обиделся. Всем своим видом это демонстрирую. Не забывайте, что перед вами по сути пацан, душа подростковая, ранимая, вспыльчивая.
— Ни о чём не переживай. — говорит ему вдруг Карл, кладя на каменный пол бурдюк с готлинской водой. Фолиант с целительскими заклинаниями большой мощности он из рук нн выпускает. Мне эта книга нужна, чтобы навести тень на плетень. — Посмотри на меня. Совсем недавно я был в положении гораздо худшем, чем вы оба вместе взятые.
Пока по знаку Николая Гиверского тюремщик с помощником надевают на помогающего им в процессе младшего виконта оковы, мой виконт нарочно открыл книгу на рисунке заклинания полного исцеления, самого разнообразного цветами его варианта. Прецептор заметил, оценил, даже вздрогнул.
Карл с обоими одержимыми углубился в обсуждение подробностей симптомов, частоты и последствий своих приступов. Что-то мне это напоминает. Ах, да, вспомнил — «Родственные души», замечательный рассказ О’Генри, когда забравшийся в дом грабитель вместо того, чтобы забрать деньги и ценности, принялся беседовать с жертвой об особенностях их общей болезни и некомпетентности врачей. В итоге оба отправились продолжить знакомство в бар за счёт грабителя.
Пользуюсь секундной паузой в разговоре благородных — прецептор тоже в нём парой фраз поучаствовал — и встреваю:
— Если позволите, я бы милостью Создателя хотел начать.
Извините, но у меня и других дел полно помимо того чтобы ваш трёп тут слушать.
Они быстро вспомнили, зачем мы тут собрались, и начальник вместе с тюремщиками увёл гремящего оковами что тот каторжанин виконта Виктора вверх по лестнице. Опекун извлёк из ножен меч и встал по центру коридора спиной ко мне, лицом к выходу. Позёр.
— Приступим. — говорю Ивану. — Возьми сосуд, — киваю на бурдюк, который Карл просунул сквозь дверцу для подачи еды. — умойся, ложись на тюфяк, открывай молитвенник и читай про себя молитвы три, семь, одиннадцать.
Почему именно такие? Да вспомнилось Пушкинское «тройка, семёрка, туз». Надеюсь, как Герману «ваша дама бита» Ивану услышать не придётся.
Самое сильное плетение блокировки я перенёс в свой конспект, им и воспользовался, хранить в голове всё подряд не имеет смысла.
Почему-то на этот раз получилось дольше чем с Карлом. Видимо, тогда я не так сильно переживал за результаты своего новаторства. Получится — хорошо, не получилось бы — и ладно. Врачебную этику «не навреди», главное, не нарушил бы.
Сейчас же результат мне нужен не то чтобы кровь из носу, но очень желательно положительный, причём, с обоими виконтами.
Николай Гиверский не просто прецептор нашего ордена в Кранце, а один из ведущих теологов современности, его труды во многих монастырях штудируются, он у нас здесь кем-то вроде земных Блаженного Августина или Савонароллы считается. Связи и авторитет в церкви просто огромные.
— Получилось? — с дрожью в голосе спрашивает пациент.
— Всё в руках Создателя. — не стал обнадёживать. — Теперь от искренности твоих молитв будет зависеть многое. — делю с ним груз ответственности, так сказать, подстелил соломки на случай неудачи. — Продолжай молитвы, а я пошёл к твоему младшему брату.
Не понятно, с чего вдруг я начал сомневаться в своих методах? То самоуверен был до апломба, а тут засомневался. Наверное, начальник своим трясущимся от волнения видом жути нагнал. Прям как ковидом тем чёртовым заразил.
С Виктором Гиверским процесс исцеления от одержимости прошёл веселее. В общей сложности, включая маскировочные мероприятия — пускания пыли в глаза, потратил два с небольшим часа. Верю, ждёт меня удача. Думаю даже, зря я столь мощную блокировку с использованием тёмно-зелёной редчайшей нитью поставил, мог бы что-нибудь попроще соорудить.
Нет, всё правильно сделал. Нечего тут экспериментировать. Работает — не лезь. Возможность попробовать другие варианты плетения мне ещё представится.
Хозяин дома не хочет отпускать меня без обеда. Поди не только вкусными блюдами планирует меня накормить, а и вопросами.
Чего уж, потерплю его любознательность, у начальника же хватает выдержки не наброситься на меня немедленно.
— Успешно. — отвечаю на вопросительный взгляд прецептора, когда мы с ним вдвоём сели по разные концы длинного стола в шикарной, вся в позолоте, гостиной. Вот тебе и аскет, вот тебе и скромник, хотя так-то до убранства особняка Андрея Торского, вице-канцлера, прецепторский всё же не дотягивает, мой двоюродный дядя к королевской казне присосался сильнее, чем Николай Гиверский к орденской. — Только нужно выждать некоторое время.
— Сколько? — он подался вперёд так резко, что напугал накладывающую ему салат рабыню, и та чуть не выронила из руки серебряный поднос.
А я знаю? У виконтов приступы бешенства случались реже. Полагаю, и блокировку надо подержать чуть подольше. Без наложивших такие заклинания магов снять их очень сложно, но они по любому рано или поздно сами рассеиваются. С помощью моего можно держать в плену любого одарённого, даже такого великого и ужасного как я, целых три недели. Только в случае с обоими моими пациентами такой срок — явный перебор, да и старика Николая жалко, изведётся ведь весь, и так на нём лица нет.
— Четыре дня. — отвечаю с учётом ефрейторского зазора. — И моё постоянное присутствие не требуется, ваше преосвященство. Буду приезжать один раз в день. Но приступов можно не ждать, хотя пока выпускать их ещё рано.
На лице начальника расцвела добрая отеческая улыбка.
— Степ, — кажется, у него в уголках глаз проступили слёзы? — Я верил, я молился, я не могу выразить словами, насколько я тебе благодарен. Ты даже не представляешь, как много для меня, для моего рода сейчас сделал.
Почему не представляю? Очень хорошо понимаю. Понимаю и надеюсь, что сегодняшним пусть и великолепным обедом твоя благодарность не ограничится.
— Давайте всё-таки дождёмся окончательного исцеления. — улыбаюсь.
Как я и предполагал, пришлось отвечать на множество вопросов, ответы на которые мне приходилось взвешивать очень тщательно, инквизиторы что те чекисты бывшими не бывают. Спасибо возможности скрывать заминки в своих фразах, отдавая должное обильным явствам, но главную помощь мне оказало конечно же не это, а моё сознание, взросшее в огромных потоках информации мира гораздо более развитого чем Паргея. В общем, из допроса вышел с честью. Правда, прецептор подвоха и не искал.
— К кардиналу не опоздай. — напутствовал меня виконт Николай, лично провожая до ворот. — Он этого не любит.
Эскорт ждёт меня на улице, почти перегородив проезжую часть, сильно мешая проходу и проезду горожан.
— Никто этого не любит. — отвечаю, взбираясь на коня. — Но у меня времени ещё достаточно.
Мог бы, как хотелось, прогуляться по городу, но отправился к себе. На приём к его высокопреосвященству следует явиться в церковном облачении, да и подарки у меня не с собой.
В «Золоте Кранца» меня дожидался Эрик с известиями о моей девочке Берте.
— Тимофей, ну, тот охранник миледи, — рассказывает, пока я омываюсь в огромной лохани, наполненной гостиничными слугами. — закрыл контракт и получил оплату, но с Альбиной, её помощницей, продолжает встречаться, так что, он в курсе происходящего у наказующих.
От бывшего наёмника ордена сержант получил, можно сказать, исчерпывающие сведения, которые и выложил мне, пока я помылся и переоделся в парадную сутану. Не забыть бы возместить Эрику расходы на угощение Тимофея вином и элем. А чего тянуть?
— Возьми. — протягиваю сержанту кошель с десятью драхмами серебром. — Здесь то, что ты потратил, ну, и на будущее. Надо будет с ним ещё несколько раз встретиться.
Думал, что мой разведчик начнёт артачиться, дескать, я и так вам, ваше преподобие, по гроб жизни обязан, или типа того, однако, он взял кошель, не моргнув глазом. Профессионал, чего тут скажешь.
А с Бертой не очень всё хорошо пока. Ксендзы проклятые совсем охмурили пана Козлевича, как жаловался Остапу Бендеру Шура Балаганов, в том смысле, что на юную почти миледи наказующие насели весьма крепко. Грамоте учат по святым книгам и уставу своего ордена, и даже сам прецептор Ульян не погнушался выделить толику своего драгоценного времени на то, чтобы лично побеседовать с будущей сестрой. Это они так полагают, Берта станет их коллегой, я же почему-то верю в силу своего обаяния и в акулью хватку придворной интриганки баронеты Ники, моей славной тётушки. Нет же, проклятые русские, не достанется вам казённая упряжь. А это откуда? Да из романа про Швейка же.
— Степ. — милорд Монский, кажется, уже третий раз меня зовёт, пока я опять выпал в осадок. — Так оба подарка брать-то?
Оба? Готлинские ходики у меня в единственном экземпляре остались. Ах, да, ещё же книга от дяди Рональда, где что-то там о возможном месте нахождения подлинного жезла Создателя упоминается. Надо обязательно захватить и этот подарок с собой.
Сам я не верю, что по всяким смутным описаниям можно найти святые предметы. Если бы было по другому, то давно бы нашли, но раз его высокопреосвященству нравится дурью страдать, то кто я такой чтобы его отговаривать. Чем бы дитя не тешилось, как говорится. Даже помогу.
— Конечно, — отвечаю, надевая на шею золотой символ своей власти аббата. — И то, и то берём. Эрик, а для тебя у меня будет ещё одно поручение.
Эх, молодость, молодость. Во мне опять, как много-много лет назад проснулся дух авантюризма. Не хочу всё время находиться в клетке, пусть и золотой. Вокруг новый мир, в котором много всего интересного, и смотреть на него только из окон своих покоев или с высоты седла, разглядывать из оконцев кареты или сквозь щель занавеси паланкина не желаю. Есть стремление окунуться в жизнь полностью, с головой, и сержант Ромм мне в этом поможет. Должен помочь.