Бастард рода Неллеров. Книга 5

Глава 19

Наконец-то шестой день, последний день недели, выходной. Хоть немного отойду от бесконечного выслушивания нудного нытья, возмущённых криков, саркастических реплик, ироничных издёвок, униженных просьб и просто пустой болтовни, которыми все предыдущие пять дней сыпят мои коллеги на головы друг друга.

А ведь конклав открывается только завтра, последние его участники прибыли лишь два дня назад. Представляю, что тогда начнётся.

И ладно бы обсуждали и спорили по вопросам богословия, философии или хотя бы о событиях, происходящих в королевстве и за его пределами, так нет же, всё упирается в меркантильные интересы аббатств и приходов и их руководителей.

В прецепторию от нас поступает много средств, так сказать, в общую копилку, а нет ничего увлекательней, чем делить общие деньги. Бюджет ордена, его основные параметры, утверждаются на конклаве тайным голосованием всех его участников. Уже потом частные вопросы решают прецептор и казначей в определённых нашим решением рамках.

Вот и спорят, ругаются, просят, убеждают святые братья друг друга, что именно каждому из них деньги нужны больше всего. Один затеял роспись в храме, а услуги художников, как и сами краски, стоят не дёшево, второй присмотрел своему аббатству участок земли с крепостными, третий задумал разводить коз и многое ещё чего, на что, говоря терминами моего родного мира, нужны инвестиции. А больше же всего тех, кто просто просит компенсировать убытки, которые они претерпели за прошедший год, оказавшийся очень сложным и тяжёлым.

Войны на севере и востоке, крестьянские бунты, наглость соседей-феодалов, нападения разбойников на монастырские обозы и даже церковные приходы, грабежи и банальное воровство, в общем, в смутное время мы живём.

И посреди этого бушующего, штормящего, если не десятью, то, как минимум, семью-восемью баллами океана страстей есть лишь один островок спокойствия, это Готлинский аббат Степ. Которому ни денег от прецептории не надо, ни должности казначея.

Поначалу меня все дружно заподозрили в каком-то сверхъестественном коварстве и задумке очень сложной, глубокой интриги.

Ещё бы! Готлинская обитель внесла в общую казну средств больше всех, переплюнув в этом даже саму прецепторию, где собраны лучшие переписчики книг королевства, и которая много зарабатывает на выдаче ссуд сильным мира сего.

Что же касается должности, то захоти я стать казначеем, обязательно бы смог собрать нужное количество голосов.

Сколько-то их обеспечил бы мне наш глава виконт Николай Гиверский, который после исцеления от одержимости племянников готов ради меня на многое, ну и влияние моего рода Неллеров достаточно велико, чтобы подкупами, обещаниями поддержки родственников, да хоть и угрозами склонить на мою сторону много аббатов и прелатов. Все же люди, у всех есть братья, сёстры, племянники, племянницы, дяди, тёти, другие близкие, а герцогиня Мария может для них очень-очень многое сделать, как хорошее, так и совсем скверное.

И вот при таких обстоятельствах, я, чуть ли ни позёвывая, отмахиваюсь от любых открытых передо мной возможностей. Причём, нисколько не лукавлю. Военные трофеи надолго обеспечили мой монастырь инвестициями, да и сам я не собираюсь сидеть сложа руки, одни только готлинские ходики, вызвавшие огромное возбуждение при дворе и в аристократических салонах, как мне тётушка Ника рассказала, способны надолго обеспечить золотой ручеёк в мой карман.

Кажется, пусть не до конца, но в последние пару дней коллеги начали убеждаться, что я не интригую, а реально не собираюсь никому из них переходить дорогу, ни в вопросе денег, ни в выдвижении на пост орденского финансиста.

Это их осознание реальности моё положение не сильно-то улучшило. Да, репутация в глазах коллег теперь высочайшая, но именно поэтому каждый стремится заручиться поддержкой столь весомой фигуры как Готлинский аббат.

Выходной, а я встал, что называется, ни свет, ни заря, и с Сергием мы сейчас первые клиенты в столовом зале «Золота Кранца». Эрик с пятёркой бойцов, тоже здесь за соседним столом. Ещё у входа пожилая матрона с какой-то девчонкой, явно путешественники и дворянки, с ними дружинник, вот и всё, других посетителей нет.

Причина столь раннего подъёма банальна — сегодня сам прецептор отслужит утреню, все члены конклава обязаны присутствовать. Зато потом я свободен как трусы без резинки и волен делать всё что угодно, а планов у меня громадьё. Жаль, столько времени на прошедшей неделе впустую угрохал. Впрочем, чего плакать-то? Многое из намеченного всё же успел свершить, нашёл возможность.

— Вы сегодня совсем мало поели, ваше преподобие. — ласково улыбается Инга.

Жена владельца самого респектабельного заведения столицы прислуживает мне лично, узнала, что мне заказали завтрак на пять часов, и не поленилась встать до рассвета.

— Мало, зато очень вкусно. — сказать женщине заслуженный комплимент не трудно. — Спасибо, Инга. Не забудь в счёт включить. Сегодня как раз за всю неделю и расплачусь, заодно и аванс на следующую выдам.

— Ой, ну какой счёт⁈ — всплеснула та руками будто крестьянка. — Ваше питание будет бесплатным, сколько бы ни погостили у нас.

— Э, нет, уважаемая. Аббат Готлинский всегда платит по своим счетам. А за тот пустяк мы как-нибудь потом сочтёмся.

Ничего себе пустячок, исцелить врождённый порок сердца. Только я же скромный и добродетельный, может где и зачтётся. Или уже зачлось, так сказать, авансом?

Сынок Инги страдал именно этим кардиологическим заболеванием, ну, я так полагаю, у дочери моего сослуживца такая же беда была. Нанятые за огромные деньги целители лишь убирали у Василия характерные симптомы на месяц-два-полгода, а потом у девятилетнего пацана опять начинались приступы. В общем, я потратился на плетение полного исцеления, уверен, результат стопроцентно положительный.

На улице меня ждёт портшез. Вроде как несолидно в сутане по столице верхом рассекать, теперь знаю об этом. Или пешком, или на носилках, или в карете. При моих статусе и славе первое исключено, а экипажей нет. Баронета Ника опять в имение уехала — любовник у неё там что ли? — частит больно, я бы на месте главного королевского мага Митрия к жёнушке присмотрелся, румяна, красива и лёгкость мыслей у неё необыкновенная — а дядюшка Андрей Торский убыл по вице-канцлерским делам в Ултиар, второй по величине город Кранца, который вот-вот осадит объединённое войско Габарии и Ахорской лиги. Так что, остался я пока без кареты.

— Прошу вас, господин. — старший из четвёрки рабов раздёрнул передо мной занавеси портшеза.

Носилки, как и сами носильщики, разумеется, тоже не мои. Прецептор предоставил свои личные. Первый мой опыт передвижения на чужом хребте, если не считать больничной каталки, на которой меня из палаты в палату перемещали или на процедуры возили.

Парни, смотрю, крепкие, а я не такой уж и тяжёлый. Надеюсь, не уронят? Интересно, а какой сейчас у меня вес? Фунтов сто двадцать? Ни разу ведь не взвешивался, хотя у меня в обители четверо или даже пятеро весов имеются. Надо будет не забыть определить свою тяжесть. Вроде бы и ни к чему это, а, с другой стороны, любопытно всё же.

Мои бойцы уже в сёдлах.

— Командуй, Эрик. — машу рукой, устроившись задницей на подложенную на сидение подушку. — В прецепторию, и поживей.

Хоть заднице и мягко, сидеть всё равно как-то неудобно. Поёрзал, не помогло, да и пёс с ним. Качка как на лодочке катаюсь. От рабов потом несёт, они вообще что ли не моются?

Делаю щель в занавесе и смотрю на проснувшийся Рансбур. Взгляд сразу же примечает патруль стражи. Их количество на этой неделе резко увеличилось. Всё ищут того арестанта, Джека Мстителя, который оставил их с носом в моём присутствии.

Его уж поди и след простыл, долго телились, он наверняка сразу покинул столицу. Или нет? Погоню, говорят, по всем дорогам отправляли. Так что, действительно, может всё ещё в городе скрываться. Рансбур большой, тут столько трущоб и пустырей, складских, мастеровых и скотных районов, что найти человека весьма не просто.

— Господин, — кричит мне сидевшая на углу улицы и площади нищенка. — Подайте на лепёшку. — тянет в мою сторону руку.

При мне на такие случаи специально разменянные Сергием мелкие медяки по одному и три зольда. Извлекаю горсть и швыряю в сторону старухи. Не я такой, жизнь такая. В том смысле, что по другому я себя вести не могу. Пока, во всяком случае.

Мыслями опять возвращаюсь к Мстителю. И увеличенное число стражников на площади тому причиной, и подвешенный за ноги труп сваренного в смоле преступника. А как раз сегодня должны были казнить этого милорда Джека.

Ему, правда, должны были отрубить голову, что радует. Имею в виду, если когда-нибудь допрыгаюсь до своей казни, то никаких чудовищных мучений мне испытать не придётся, просто, меч вжух, и голова с плеч прочь, стук-стук по доскам эшафота. Иная расправа благородным не грозит, даже тем, кого на смерть отправляет церковный трибунал за ересь или служение тёмным культам. Насколько помню, на Земле было несколько по иному.

Да, сбежавший арестант являлся дворянином, но не с рождения, а как и моя Берта ставший милордом после обретения дара. Чем он так насолил короне, что его решили казнить? Как я понял, он один из трёх лидеров бушевавшего почти год восстания.

Что заставило получившего дворянство молодого одарённого бросить посреди учёбы университет, уехать в провинцию и организовать там захват замок барона, своего бывшего господина, толком никто моим людям так и не рассказал. Нет, говорили-то много, только сведения друг другу противоречили.

Даже не стал себе этим Джеком себе голову забивать. Не удалось удовлетворить своё любопытство, что ж, как-нибудь переживу. Жил же как-то до этого.

Носилки остановились перед парадным входом в прецепторию. Столпотворения экипажей и носилок тут не наблюдалось. Не потому, что раннее утро, а просто почти все участники конклава проживают сейчас здесь. Нас только пять или шесть, кто поселился в городе. Остальные предпочитают на дорогие столичные гостиницы и питание не тратиться.

Мои парни с Эриком остаются у входа, о них и их конях позаботятся, я же иду в нашу орденскую церковь, пристроенную изнутри пентагона у восточного крыла здания. Там уже почти все собрались на утреннюю молитву, ждут только навскидку пару-тройку припозднившихся, ну, и самого прецептора.

— Милорд, ваше преподобие, Степ, милорд. — сыпятся на меня приветствия со всех сторон.

Не заблуждаюсь, зависть — сильное чувство. Настолько, что присуще порой самым чистым душам. Наверняка его в мой адрес испытывают все — молод, родовит, богат, удачлив и, что самое важное, наделён Создателем могучим магическим даром — тут и у самого равнодушного может зубы до скрежета свести.

Но на данный момент зависть придавлена плитой благодарности за мой уход в сторону от соперничества и желанием получить поддержку такой значимой фигуры как бастард Неллерский, настоятель Готлинской обители, лицо, близкое к прецептору, и лично очень могущественный. Поэтому все мне улыбаются, приветствуют и кланяются первыми. А ещё норовят протиснуться поближе, чтобы после окончания утрени раньше других присесть на мои уши.

Гордыня здесь не относится к числу смертных грехов, тем более, не считается их матерью, и всё же это последняя черта характера, которую я хотел бы в себе увидеть, так что, демонстрирую ответное дружелюбие, а своей интересной рассказчице миледи Вере, Борской настоятельнице, с которой встаю рядом, шепчу:

— Привет. Как спалось?

— После вчерашнего? Ты ещё спрашиваешь. Вообще никак. — так же тихо отвечает она и многозначительно улыбается, заметив многочисленные злые, ревнивые взгляды. — Беднягу Нору ни за что по щекам отхлестала. Настроение совсем испортилось. Этот спор с дураком Сергеем меня окончательно из себя вывел. Вот какой из него казначей?

— Никакой. — соглашаюсь, посмотрев на мордастого старика, аббата Льмежского. — Не изберут его, чего переживать-то из-за пустяков?

Мы прошли с ней к третьему ряду лавок и сели с самого края. Спинок у них не имеется, но я уже привычный. Мы тут каждый день на этой неделе отбывали вечерню.

Вера единственная женщина среди нас. Это у целителей полно женских монастырей, у нас же только один. В других-то государствах орден Молящихся имеет ещё женские аббатства, но в Кранце кроме Борского больше нет. Что ничуть не делает положение миледи Веры в нашем мужском коллективе хоть сколько легче, скорее, наоборот

Нам пришлось прервать свои шепотки, на кафедру взошёл виконт Николай Гиверский. Окинул всех острым орлиным взором, на миг задержался взглядом на мне, тут по его губам скользнула улыбка, и протянул руку к милорду Григорию, своему секретарю, а тот вложил в неё увесистую стопку листов.

Чёрт побери, кажется утреня продлится намного дольше, чем я предполагал, и кроме молитв нас ждёт обзорная лекция о сложившейся в королевстве и вокруг него обстановке.

Да, так и есть. Прокашлявшись, прецептор начал излагать проблемы, которые не дают спокойно жить Кранцу и ордену Молящихся.

Слушать мне его нет никакого смысла, я теперь и сам могу лекцию прочитать не хуже Николая Гиверского, спасибо моему алмазику с прослушивающим плетением, моей прелести.

Заклинание оказалось даже лучше, чем я думал, прочитав описания. Там ни слова не было сказано, что мне не придётся потом часами прослушивать записанные разговоры.

Оказалось же всё просто великолепно — достаточно потянуться магическим сознанием к кристаллику, как вся имеющаяся в нём информация мгновенно оказывается в моём мозге, а дальше делай что хочешь, можно выкинуть полученные сведения из головы и забыть или оставить для размышлений и анализа.

Я уже привык, что никакая бочка мёда по жизни не обходится без ложки дёгтя. Выяснил от дядюшки Андрея Торского, вице-канцлера, что на площадь выходят окна королевского кабинета, тронного зала, приёмной секретаря, а вот спальни смотрят в другую сторону. При чём здесь спальня, казалось бы? Мне же ни к чему слушать храп Эдгара и его любовные разговоры с королевой Люсиндой или маркизой Джудит. Но всё не так однозначно. Свои самые тайные беседы и разговоры король ведёт по утрам и вечерам именно в опочивальне. Она у него отдельно от супругиной.

Теперь, если я желаю узнать что-то тайное — а я очень желаю — придётся подыскать другое место для установки прослушки, и постараться, чтобы мой драгоценный камешек кто-нибудь случайно не обнаружил и не присвоил.

Пока же стал обладателем большого количества информации государственного значения. К примеру, теперь я знаю, что император Флавий Неустрашимый самый настоящий козёл. Это ведь он втянул нашего Эдгара в войну с Виталием Вторым, а когда на стороне габарийского короля выступило большинство ахорских герцогов, поддержал Кранц лишь добрыми пожеланиями и двумя обозами дрянных доспехов и оружия.

Разумеется, я не испытываю к Эдгару никаких тёплых чувств, но то как с ним поступил правитель Юстиниана ничем иным чем подлостью не является. Или политикой. С этим видом человеческой деятельности мне надо знакомиться как можно быстрей.

Узнал и про беды со сбором податей, и о запустении королевского домена, и о многом-многом другом. Скоро буду писать подробное письмо мачехе, надо будет с ней поделиться сведениями, не указывая источник. Хотя Мария и так в курсе происходящего, кузен её умершего супруга Андрей весьма сведущ в делах и время от времени доносит до неё наиболее важную информацию.

— Ты уснул что ли? — толкает меня в бок Вера.

— Нет, ты что⁈ — возмущаюсь, поднимаясь следом за остальными.

Прецептор завершил проповедь, теперь мы все вместе молимся. Четвёртая и пятая молитвы.

Начальство попыталось было меня задержать после завершения мероприятия — ага, старик расчувствовался из-за исцеления племянников, всё никак не наговорится — но я сослался на неотложные дела и попрощался. Успеет он в сотый раз выслушать от меня, что опасаться возвращения безумия к виконтам Ивану и Виктору совсем не следует. Такое чувство, что прецептор до сих пор не может поверить своему счастью спасения рода Гиверских.

— Они и сегодня ждут тебя, Степ. — говорит он мне на прощание.

— Ваше преосвященство, мы ведь с ними каждое утро виделись. Я им надоел поди как овсяный пудинг.

— О чём ты говоришь! Надоел! Ты всегда желанный гость и у меня, и в замке Гивер. Они завтра уезжают обрадовать матушку, ты уж с ними повидайся, очень ждут.

— Обязательно. — обещаю. — Завтра, также утром, перед началом конклава.

Наконец-то отделался от всех, быстрым шагом пересёк внутренний плац и через арку вышел к портшезу.

— Обратный путь не забыли? — посчитал я нужным пошутить с носильщиками, усаживаясь. — Тогда давайте живее, только не уроните. Останусь доволен, получите по двадцать зольдов.

Для рабов это целое состояние, можно эля в выходной попить, ещё и на закуску хватит. Парни постарались, и быстро, и не тряско донесли, за что получили обещанное.

Сергий у меня умница. Сообразил, что то заклинание невидимости, которое он мне нашёл, имеет два существенных недостатка — долго накладывать и мало, менее получаса, действует. Перерисовав его мне в тетрадь, на этом не успокоился, продолжил поиски в этом направлении и нашёл плетение отвода глаз.

Оно, увы, тоже не без недостатков. Тот, на кого наложен отвод глаз, не станет полностью невидим, просто не будут замечать, если не станут целенаправленно высматривать именно его. А ещё, человека, находящегося под действием этого заклинания, увидит любой, с кем он столкнётся.

Зато имеются и преимущества по сравнению с полной невидимостью. Плетение можно создать за треть часа, а действует оно почти полтора часа.

Теперь у меня имеются два варианта магического обмана моих опекунов и охранников, сегодня думаю воспользоваться вторым.