— Если мой сын умрёт, я вырву тебе сердце, жрица, — где-то совсем близко клокочет яростью женский голос. — Сделайте всё возможное. А потом и невозможное. Он должен выжить.
Я не могу открыть глаза, только чувствую, как из тела уходит жизнь. И слышу шорох одежды, шарканье ног. Кто-то пыхтит над ухом, переворачивая меня на спину.
Хочется добавить, что в дополнение вырву, например, ещё и печень, если меня не спасут, но сил не хватает даже стонать. Сознание стремительно угасает. Умирать я не хочу. Больше, чем в предыдущий раз. А ведь это случилось буквально только что…
В прошлый раз, перед тем как умереть, говорить я мог. Точнее даже орать. Что я и делал, кроя моих убийц всеми известными мне ругательствами. И новых успел придумать парочку. Но внимания на меня обращали не больше, чем на муху, неизвестно как пролетевшую в стерильную комнату Лаборатории.
Так что перед моими глазами пролетела не вся жизнь, а только трёхэтажный мат в адрес Лидеров и всех тех, кто на них работает. Моих бывших коллег. Я ещё заканчивал орать «… вашу мать», когда очутился в огромном тёмном зале. Эхо от моих последних слов разнеслось высоко вверх.
«Мать, мать, мать…» продолжало звучать какое-то время, пока я удивлённо оглядывался.
Слева и справа из мрака выступали плотные ряды колонн, охватов в пять, не меньше. Их вершины тоже скрывались в темноте, как и то, где эти ряды заканчивались. В нескольких метрах впереди стоял… кто-то.
Мозг не сразу сообразил и сопоставил размеры, и я принял это за человека. Трёхметровая фигура, укутанная в чёрный плащ с капюшоном, скрывающим лицо. А рядом — белый волк. Ростом с меня.
В голове промелькнула мысль, что меня накачали чем-то, чтобы не орал так душевно. И я брежу — странно, реалистично и детализировано.
Но я слишком хорошо ощущал горячий воздух на лице и слышал еле уловимый древесный запах. Что-то шуршало в тенях позади колонн. Волк дышал, негромко похрипывая.
— И где я? — я попытался изобразить спокойный интерес.
Получилось высоковато. Не пропищал конечно, но хотелось по-увереннее.
— У западных врат, — ответили мне из тени под капюшоном.
Голос, скрипучий и мрачный, резанул слух. Эхо поскакало по своим обширным владениям.
— Это, конечно, всё объясняет, — не удержался я от сарказма.
— Тебе, человек, возможно и нет. Но это ответ на твой вопрос, — опять бахнуло мне по ушам.
— Кто ты? И что дальше? — я поморщился. Это как общаться с ржавой подлодкой.
— Я — Страж весов. Ты пока не достоин предстать перед Судом Владыки запада. Но получишь ещё один шанс и отправишься в мир, где попытаешься заслужить это право. И тогда, узнав имена сорока двух богов, ты откроешь врата.
Я дождался, пока стихнет скрипящее эхо.
— Чего?
Фигура колыхнулась, волк склонил голову набок, разглядывая меня как забавное насекомое. Глаза животного горели ярким голубым светом. Я поёжился. Надеюсь его интерес ко мне не гастрономический.
— О, Великая девятка, ну откуда столько дебилов… — вдруг совершенно нормальным голосом проворчала темнота из под капюшона, даже эхо пропало. — Попробую объясниться на твоём, птичьем. Слушай, долбоящер. Тебе не повезло и ты сдох. Глупо, нелепо и так далее. Потом порефлексируешь. Мне не повезло, и попал ты сюда. И сейчас отправишься в другой мир, один из моих любимых, тут тебе повезло. И опять не повезло, потому что если не узнаешь имена богов и сдохнешь опять — то попадёшь…
— Куда попаду? — протупил я, ошалев от такой перемены стиля общения.
Отреагировать на движение в мою сторону я не успел. Лишь моргнул и, когда снова открыл глаза, то был уже совсем в другом месте. В мире слабо различимых движущихся теней. Что там конкретно шевелилось, я разглядеть не мог. Да и вряд ли стоило.
Но, что бы там ни жило, в этой серой тьме, воняло оно как неживое. Приторный запах тухлятины был настолько силён, что заслезились глаза. Тяжёлый воздух давил, мешая вздохнуть.
Один из смутных силуэтов сформировался в щупальце и оно коснулось моей руки. Я заорал от острой боли — словно на меня вылили кипящее масло. И тут все закончилось. Я вернулся назад.
— Достаточно? — в голосе существа, устроившего мне эту короткую экскурсию, послышалась усмешка.
Я побоялся, что голос выдаст меня и молча кивнул. Адреналин бешено стучал в ушах. В мир Лавкрафта мне не хотелось от слова совсем. Спойлер был крайне хреновый. Хватило нескольких секунд в этом беспросветном ужасе. Всё понятно — постараемся не тупить.
— Отлично. Значит, мы пришли к взаимопониманию. Не справишься — демоны миров хаоса будут тысячелетиями питаться твоей болью и ужасом. Справишься — отправлю в тот мир, который ты сам выберешь.
Кнут и пряник, прекрасно. Никогда не любил этот метод.
— Я смогу вернуться обратно, в свой мир? — вежливо, как смог, спросил я. Даже голос не дрожал, хоть фантомная боль и не отступила.
— Ты хочешь вернуться туда, где тебя убили? — удивился капюшон и не дал мне ответить: — А, месть. Краткий миг удовольствия. Что же, дело твоё. Повторяю — отправишься туда, куда захочешь. Если справишься.
— И в какой мир я попаду сейчас?
— Он во многом похож на твой, человек, — снизошло существо до пояснений. — Но боги не оставили его, как мир, откуда ты пришёл. Поэтому он развивался иначе. И сейчас тебе будет дан единственный выбор. Сила или знания?
— И то, и другое можно? — обнаглел я.
Ну а что? Вдруг можно, а я такой шанс просру. Гигант покачал головой, волк фыркнул и отвернулся. А я задумался. Знания и привели меня сюда. Не помогли они и распознать предателя.
— Сила, — решил я и спохватился: — А как иначе мир развивался?
— Сейчас и узнаешь… — уклончиво ответили мне и так я оказался в чужом, умирающем теле.
Из забытья меня выводят голоса. В ушах гудит, тело затекло и память не торопится объяснять, где я и что со мной. Сначала я вообще не могу разобрать ни слова и кажется, что это чужой язык. Но в голове постепенно проясняется.
— Тебе не обязательно проводить тут столько времени, — в мужском голосе звучит недовольство. — Его жизни больше ничего не угрожает. У нас есть и другие обязательства.
— Я буду там, где считаю нужным, — женский я узнаю — она называла меня сыном и грозилась кого-то убить. Её голос смягчается: — Извини. Я слишком долго ждала его возвращения. И сразу чуть не потеряла.
— Я понимаю тебя, дорогая, — мужчина тоже меняет тон на более тёплый. — Мы знали, что ритуал посвящения может быть опасен. Я тоже беспокоился. И пусть случившееся во время ритуала действительно необычно, но наш сын выжил — это главное сейчас.
Ясно, мать склонна к гиперопеке. Отец вроде адекватный. Надеюсь, в маменькиного сыночка играть не придётся, такое у меня точно не получится. Надо разобраться, как себя вести. Каким бы ни был новый мир, сомневаюсь что тут нормально относятся к захватчикам тел.
Я решаю и дальше притворяться, что не пришёл в себя. Надо обдумать стратегию поведения. Но меня тут же предаёт новое тело — онемевшие конечности начинает отпускать. Я непроизвольно дёргаюсь и открываю глаза.
Просторная светлая комната, вроде жилая, на больничную палату не похоже. Передо мной стоят двое. Не старики, лет по сорок, может чуть больше. Сколько же лет мне?
Женщина в строгом платье, современном. Такое вполне может быть и в моём мире. Немного полновата, но все ещё благородно красива.
Мужчина, в белой рубашке и тёмных брюках, идеально выглаженных. Прямая спина, поднятая голова, взгляд, осанка — всё выдает в нём военного.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, опередив шагнувшую ко мне мать.
— Я… — в голове проносятся мириады идей и ни одной достойной. — Где я? Кто вы? Я… я ничего не помню.
Чёрт, вариант вырывается не из лучших. Я изображаю страдальческие муки на лице. Язык заплетается, в горле выжженная пустыня, тут и притворяться сильно не надо. Ох, если потеря памяти не прокатит…
— О, боги, — женщина прикрывает рот рукой. — Всё хуже, чем мы думали.
— Спокойно, — хмурится мужчина. — Целитель предупреждал, что такое возможно. Маловероятно, но возможно. Не волнуйся, — он обращается ко мне. — Ты в безопасности, дома. Мы твои родители и поможем со всем разобраться. А пока отдыхай, набирайся сил.
Что-то меня цепляет в его властном голосе и пронзительном взгляде. Я ему сразу верю. Надо будет осторожнее с этим мужиком. Такой поможет, догонит и ещё раз поможет. Я закрываю глаза, делая вид, что засыпаю.
— Пойдем, пусть поспит, он очнулся, значит всё будет хорошо, — тихо говорит отец.
Шаги, звук открывающейся и закрывающейся двери. Я лежу еще минут пятнадцать с закрытыми глазами, на всякий случай. Иногда я слишком паранойю, но хоть сейчас это к месту.
Всё тихо, и я решаюсь — приоткрываю один глаз. Никого, можно изучить обстановку. Беглый осмотр ничего не даёт. Белые стены, высокие потолки, мебель — не старинная, но явно недешёвая. Похоже на дорогую гостиничную спальню, не особо обжитую.
Странно, если я дома, то есть, у себя — где хоть какой-то намёк на мою персону? Или тут так принято? Или это не моя комната? Вопросики… Поднимаюсь и подхожу к окну.
Этаж третий, большой парк, за ним набережная. Судя по зелёным деревьям и траве сейчас на поверхности лето. На той стороне неширокого канала пятиэтажки. Один в один исторически сохранённая Петроградка. Похоже на древний Санкт-Петербург, каким он был лет за двести до агломераций. Если бы не одно но…
В мареве позади домов виднеются колонны огромного храма. На его фоне дома кажутся игрушечными. Плоская крыша без крестов и куполов, но предназначение строения сомнений не вызывает. Это что за…?
Я утыкаюсь носом в стекло и пытаюсь рассмотреть горизонт — справа, вдалеке, виднеется ещё один храм. Кто у нас там был? Викинги, нет… О, римляне. Или греки. Похоже на них, хотя и мощновато конечно. Тут прямо гигантомания натуральная.
И вместо высоток, уходящих ввысь на сотни метров, безоблачное небо, куда не посмотри. Так, историю своего мира я знаю очень поверхностно. В голове полная мешанина из обрывочных данных. И то, предполагаю, не самых правдивых.
Несмотря на вылезшую не пойми откуда тягу к старине и мифам о религиях, я не особо следил за этими трендами. Так, почитывал долгими ночными сменами, пока ожидал результаты в Лаборатории. Усмехался над тем, как предки верили в богов. Теперь уже не смешно.
Так, надо срочно изучить сеттинг и составить толковый словарь. Как тут гуглить? Чёрт, это тоже надо изучить. Ладно, разговариваем осторожно, ругаемся про себя, в случае чего делаем вид, что болезный. Вроде цивилизованное общество, не должны ущербных мочить. Да и «родня» нормально отреагировала на мою амнезию.
Закрытая дверь манит. Но вдруг они прямо за ней? Через окно не выбраться — слишком высоко. Надо переждать и хорошенько всё обдумать.
Голова начинает кружится, ноги подкашиваются. Спина вдруг начинает ныть болью заживающей раны.
Про какой бы ритуал они не говорили, для этого тела он прошёл тяжелее, чем мне показалось сначала. Я ложусь обратно на кровать, закрываю глаза, делаю глубокие вдохи и выдохи. И отрубаюсь.
Снова прихожу в себя ещё засветло. Осторожно поднимаюсь, прислушиваясь к ощущениям. Вроде всё в порядке — ничего не болит и не кружится. И вот как оценивать своё состояние, когда твоё тело — не твоё?
Ну хоть молодое, крепкое и не тощее. Бывший хозяин явно им занимался больше, чем я своим в прошлой жизни. Даже если и мордой не вышел, то по крайней мере тело не подкачало. Стать дрищом я, по идее, и не мог. Мне же обещали силу.
Всю кожу, что я могу видеть, покрывает ровный загар. Парень, похоже, отдыхал где-то в южных странах. Родители хоть и были не бледными, но не такими смуглыми. Ощупываю лицо и голову — мне в глаза падают пряди волос. Абсолютно белые.
Я что, хтонь меня забери, альбинос? Вдруг резко хочется увидеть своё лицо. В комнате ещё одна дверь, в самом углу, за кроватью. Забываю про паранойю и рывком распахиваю её. Нашариваю выключатель, зажигается свет. Как и предполагал — ванная. Душ, унитаз, раковина. О, зеркало!
Я мчусь к нему со смесью предвкушения и страха. Вздрагиваю и отшатываюсь, увидев чужое лицо. И облегчённо выдыхаю.
Рожа не страшная и однозначно молодая. Точно не урод — крупноватый нос, но широкие скулы это компенсируют. Волосы у меня и правда абсолютно белые, без какого-либо оттенка. Еле заметный шрам на щеке. И ярко-голубые глаза, как у отца. Что-то они мне напоминают…
Так, что мы имеем на входе. Телу лет восемнадцать, не задохлик, не урод. Судя по всему семья не бедствует. Мир древний, но вполне цивилизованный. Странные храмы, но с этим разберёмся. Боги, во множественном числе.
Надо идти на разведку.
За другой дверью оказывается гардеробная метра четыре в длину. На противоположной стороне ещё дверь, открытая. Я выберусь вообще отсюда, и сколько здесь комнат? Впрочем, одежда нашлась вовремя — разгуливать в трусах не хочется.
Я быстро оцениваю количество шмоток парня — прилично, хоть половина полок и вешалок пустуют. К счастью решать, что будет уместно, не приходится — у ростового зеркала висят на вешалках брюки и футболка. Тут же, на полу, стоят кеды. На тумбочке рядом лежат часы, бумажник, подвеска на кожаном шнурке, странный металлический жетон и ещё какие-то цацки чуть в стороне.
Я одеваюсь, жетон со шнурком распихиваю по карманам. Разглядываю содержимое бумажника — карточек нет, только толстая пачка банкнот. Отправляется в задний карман.
И выхожу в гостиную, вполне обычную — диваны, кресла, стол со стульями, шкафы какие-то. Надежда на последнюю дверь. Поскорее бы выбраться и понять где я.
Подхожу, прислушиваюсь и, не услышав ни единого звука, выхожу в мир. Мир оказывается широким и длинным коридором, со мной по центру. На полу ковры с буйными орнаментами, на стенах портреты. Тут и там небольшие диванчики и большие вазы с цветами. И никого.
Мельком разглядывая явно родственные рожи на картинах, иду направо. Ну не налево же сразу по прибытию? Дверей по пути насчитывается ещё три. В конце галереи — широкая лестница, ведущая вниз.
Я пару минут стою, вслушиваясь и вглядываясь. Безлюдность большого дома начинает нервировать. И тут у подножия лестницы мелькает чья-то фигура.
— Стой! — неожиданно для себя ору я во весь голос.
На мой вопль откликаются. Из-за угла внизу выглядывает девушка.
— Вы пришли в себя, господин Игорь! — она приветливо улыбается. — Вам что-то нужно?
Я тут же останавливаю порыв сбежать по ступенькам, перескакивая через одну. Так, значит я господин, и я — Игорь. Примеряя на себя полученную информацию, я сдержанно киваю и не спеша спускаюсь.
Девушка же замирает в ожидании ответа. Тёмные короткие волосы, карие глаза, густо подведённые чёрным, смуглая и стройная — симпатичный экземпляр аборигена, это радует. Я пытаюсь не сильно пялиться, но любопытство уже раздирает меня изнутри.
— Еды… — хриплю я, не найдя сказать ничего более разумного. Ну хоть не «жрать», я молодец.
К тому моменту, когда я до неё дохожу, голова уже пухнет от мыслей по поводу того, что такого ей сказать и не спалиться. Она, к счастью, продолжает улыбаться.
— Конечно, сейчас я распоряжусь приготовить. У себя желаете обедать или подать в столовой? — её нежный голосок вдруг вызывает голод иного рода.
— В столовой, — бурчу я, обидевшись на предательский молодой организм.
Никак не отреагировав на мой тон, девушка кивает и быстрым шагом уходит налево. Я спешу следом, надеясь, что мы оба идём в столовую. Плести очередную байку про потерю памяти успеется. Но план дома надо как-то разузнать.
К моему облегчению, идем мы не долго — буквально через несколько метров она останавливается у распахнутых двойных дверей, жестом приглашая внутрь. Я сдерживаю восхищённый вздох.
Метров сто квадратных, не меньше. Но ещё больше впечатляет терраса у дальней стены. Точнее стены как раз и нет, помещение просто переходит в открытое пространство, огороженное массивными мраморными перилами. Не успеваю я возрадоваться такой роскоши, как слышу насмешливый сиплый голос:
— Что, братец, очнулся-таки?