— Ты… — Богдан изумлённо таращится на меня. — Ты как… Ты откуда…
Я замираю в дверях, следя за сгущающейся вокруг Покровского силой. Мне принцип «стреляй, а потом задавай вопросы», конечно, близок. Но не когда он направлен против меня.
Княжич вдруг моргает, отзывает силу и виновато озирается по сторонам. Я окончательно перестаю понимать, что происходит. Ведёт он себя так, словно его застукали за чем-то очень неприличным.
— Ты как тут вообще оказался то? — тихо бурчит он, отводя глаза.
— Есть разговор, — перехожу сразу к главному.
Если его великая тайна в том, что он питается в одном из самых сомнительных заведений города, дело его. Нашёл чего стыдиться. А если не только в этом, тем более не моё дело.
Богдан вскидывает голову, услышав во что превратился мой голос. Всматривается уже внимательнее:
— Что случилось, Игорь? — спрашивает с тревогой и шагает ко мне.
— Небольшое, но крайне увлекательное приключение, — я поднимаю руки в знак того, что в порядке.
— Рассказывай, — тут же требует он и кивает на соседний стул.
Я отодвигаю стул к стене, сажусь так, чтобы было видно и окно, и вход.
И рассказываю ему всё. Кроме захвата княжеского тела и кто меня прятал. Ни Николу, ни тем более жрицу сдавать я не намерен. Ну а про первое так вообще рассказать не смогу. Да это и не так важно.
Признаюсь ему и в потере памяти. Толку хранить эту тайну, если Верховная её уже раскрыла Панаевскому? А для Богдана это может многое объяснить. Тем более, в этом суть всех моих проблем.
Придумывать другие причины и притворяться — к демонам. Выкладываю всё, как есть. Хоть один человек, который может мне помочь, должен знать правду. Делаю последнюю ставку на генетическую мудрость древнего рода.
Прерываюсь на краткие моменты, когда персонал выходит забирать пустую посуду. Новых посетителей за время моего монолога, к моему счастью, не прибавляется.
Н-да, вид у нас, со стороны, наверняка тот ещё. Мощный, пышущий здоровьем и румянцем Богдан, ярким пятном выделяющийся, помимо размеров, чистой белоснежной рубашкой и брюками. И мутный типчик в пыльной мятой одежде, скрытый капюшоном, что-то быстро шепчущий, склонившись над столиком.
Горло снова начинает саднить. Столько слов я не говорил за всё это время. Я стараюсь изложить всё кратко, без лишних эмоций, только факты и выводы. На своей версии происходящего не настаиваю, но объясняю причины, по которым действовал так или иначе.
Покровский меня не перебивает. Только мрачнеет с каждым моим словом. Когда заканчиваю свою исповедь и выдыхаю, умолкая, вид у него совсем хмурый.
Я готов бить, бежать, вызывать демонов. Да на что угодно уже готов, пока смотрю в его потемневшие глаза. Богдан молчит слишком долго, даже не моргает, буравя тяжёлым взглядом.
— Знаешь, — медленно произносит он, и я сжимаю кулаки под столом. — А я тебе верю.
С моих плеч падает не то что гора, а целый горный массив с грохотом рассыпается. Я облегчённо бьюсь головой о стол. Не рассчитываю, что он так близко.
— Ты чего? — беспокоится здоровяк.
— Знаешь, — передразниваю я его, поднимая голову, — Никогда не думал, что скажу такое парню, но я бы тебя сейчас расцеловал.
— Не надо, — Богдан даже отодвигается, скрипя стулом по полу.
— Не буду, — охотно соглашаюсь я. — Спасибо.
— Чем могу помочь? — он коротко кивает на мою благодарность.
Золотой человек. Сразу к делу, без лишних распинаний. Но, вывалив на него всё, что произошло за последние без малого двое суток, я немного по-другому оцениваю его вмешательство.
— Я должен предупредить. Помогая мне, ты можешь и сам подставиться. Не думаю, что безопасники станут разбираться. Даже если выставим это так, что я тебя обманул. Уберут всех свидетелей и всё, — с огромной неохотой говорю я и подкрепляю последнее слово, проведя рукой по горлу.
— Спасибо за заботу, но уже поздновато, не думаешь? — усмехается он.
— Я могу сейчас уйти, — торопливо выдаю только что родившийся вариант. — А ты пойдёшь к Панаевскому и расскажешь, что Белаторский свихнулся, несёт бред и вообще ритуал посвящения сказался на его адекватности. Только сначала старшим расскажешь эту же версию. Так ты будешь в безопасности, а дело получит огласку, что мне будет на руку.
— Да кто же поверит, что я не смог остановить тебя? Ладно, допустим, мы изобразим драку, при свидетелях, — Богдан кивает на притихшую кухню. — И как, пусть и одарённый, но без сил и памяти, сможет одолеть меня? А ведь Панаевский как раз в курсе твоего состояния. Брось. За предложение спасибо, но раз уж я сказал, что готов помочь, значит помогу.
— Что у тебя произошло с Панаевским? — доходит до меня.
— Не здесь, — здоровяк хлопает по столику и поднимается. — Мы и так засиделись, нас могут увидеть. Пойдём, есть одно безопасное место. Там всё и обсудим.
Он уходит расплачиваться, что-то тихо говорит, наклонившись к работнику за стойкой. Тот усиленно кивает, не переставая улыбаться, и я вижу, что Богдан оставляет внушительную пачку денег, слишком большую для чаевых.
Так, чего я ещё не знаю о жизни юных аристократов? Шибко уверенно Покровский ведёт себя, прикрывая нас. Да и местечко тут…
Путь наш оказывается совсем коротким. Мы выходим наружу, пересекаем улочку и заходим в ту самую дверь, выходящим из которой я и видел его при поиске. Следую за ним молча, затыкая воспрянувшую духом подозрительность.
Узкие лестничные пролёты, лифта нет, на стенах несколько слоев штукатурки с краской, один трещинами пробивается сквозь другой. Ржавые подтёки добавляют этим пятнам цвета и запаха. Отполированные тысячами ног ступени, давно потерявшие острые углы.
В слабом свете закрашенных тёмной краской ламп, мы поднимаемся на третий этаж. Богдан гремит ключами у высокой двери, обитой плешивым дерматином. Налегает на неё всем телом, вправляя в нужное положение и распахивает.
Квартира, явно бывшая коммуналка, внутри выглядит гораздо приличнее. Аскетичный, но свежий ремонт, современная мебель, абстрактные чёрно-белые фотографии на стенах.
Вовсю работает кондиционер, гоняя свежий воздух, приятно пахнущий чем-то хвойным.
Скидываю кеды, уже треснувшие сбоку. И радуюсь, что выделил время на быструю стирку, пока гостил в храмовой душевой. Больше суток бегать по трущобам, не снимая промокшую обувь — и врагу не пожелаешь такой газовой атаки.
Богдан быстро указывает на ряд дверей в коридоре, объясняя где что. И проводит на кухню.
И тут поистине мужской разгром. Я и в мире без магии в неё верил. Потому что только волшебным образом можно быстро засрать пространство.
Опасно накренившаяся башня тарелок в раковине. Чашки, стаканы, бокалы повсюду. Все разномастные, на любой вкус и цвет. На подоконнике коробок двадцать из под пиццы, сложенные ребро к ребру — порядок.
Кухонное полотенце висит на рогатой люстре, зацепившись за самый краешек. На диване, стоящем вдоль стены, смятое одеяло и россыпь подушек. И только большой круглый стол в центре помещения идеально чист.
Домашний уют, короче говоря.
— Добро пожаловать в мою берлогу! — усмехается этот медведь на мой одобрительный взгляд.
— Твою? — я устал удивляться, но опять это делаю.
— Ну а тебе понравится постоянно торчать в дворце, окружённым заботливым семейством? Да у половины княжичей есть такие квартиры. Где можно хоть немного расслабиться и на пару часов сделать вид, что ты никому и ничего не должен.
Так вот раскрытия какого секрета он испугался. Но какая же это тайна? Семья же должна знать, куда пропадает один из них. Или у них там молчаливое согласие? Пока наследники не сильно хулиганят, можно чуток отпускать поводок.
— Чай, кофе, крепкий… кофе? — предлагает тем временем он, обводя широким жестом бытовой апокалипсис.
С радостью сажусь за стол и соглашаюсь на порцию кофеина и напоминаю о своём вопросе про Панаевского. Богдан гремит посудой, что-то роняет, рассыпая, выдвигает из недр ящика небольшую кофеварку.
— Ты мне доверился, расскажу и я, — он хмурится, решительно сжимая губы. — Мой ритуал посвящения прошёл как положено. Боль, конечно, была адская, но ничего смертельного. И жрицы говорили, что чувствовали поток такой силы, что на радостях после ритуала десяток быков принесли в жертву. Да и я чувствовал, нечто… Странное, страшное и мощное.
Передо мной возникает пузатая чашка с ароматно дымящимся напитком и надписью «Моя ты жопка». Хозяин бросает виноватый взгляд на посудину и продолжает:
— Дед счастлив был, тут же простил отцу, что тот тянул с продолжением рода. И дар мой сразу же открылся. Честно, не удержал силу, не ожидал я такой мощи. Сам перепугался и остальных заставил понервничать. Тут-то и объявился Панаевский. Чуть не размазал меня, тогда-то сила и отказалась в первый раз работать.
— Так это он…
— Нет, — отмахивается Покровский и усаживается напротив. — Мне, можно сказать, даже повезло тогда. Потому что, если бы я бахнул, как в первый раз, мы бы с тобой не разговаривали. Но Панаевский начал настаивать, что я представляю угрозу. Давил на меня, выуживая согласие. Даже с дедом они повздорили, я слышал их крики после очередной нашей встречи. Целители, жертвы, воззвания — ничего не помогало. Договорились отправить меня в храм Хека, на ритуал уравновешивания. Я вырубился почти сразу и что там происходило — не помню. Двое суток провалялся без сознания, но помогло. Отвадить безопасника помогло, но не с моей силой.
— Подожди, Хека это же покровитель Саницких, родовой храм Олега?
— Да, наши семьи дружны. Поэтому и удалось быстро организовать проведение сложного ритуала. Пусть и без главы их рода, но проводила сама Верховная жрица. Ни в одном из них я не сомневаюсь. Тем более, после того, что случилось с Олегом.
— А что с ним случилось? — я вспоминаю невеселого целителя.
— Лучше не будем об этом, — морщится Богдан, отмахиваясь от меня. — Это не тайна, но… Это его история. Со мной она не связана, к счастью. В общем, после ритуала я встречался с Панаевским ещё раз. И я уверен, что он пытался меня если и не убить, то мозги расплавить окончательно. Но тут сила оказалась на моей стороне. Я не уверен в том, что произошло, Игорь…
Здоровяк замолкает, опускает глаза и тяжело вздыхает. Я терпеливо жду продолжения.
— В моменты пика мне кажется, что могу достать силой до самых небес. Жаль только, что специально это сделать не могу. Но тогда мне показалось, что так и произошло. Словно сам бог-отец Хнум воплотился на земле и отшвырнул от меня этого… Меня оглушило силой и я даже не помню, как оказался дома. Панаевский вдруг отступил, а меня отправили в храм Маат. Глава решил, что дело не столько в силе, сколько в голове.
— А что думаешь ты? — обалдело спрашиваю я.
Похоже, если хорошо копнуть, то на безопасника можно собрать много компромата. Его фанатичная преданность империи не сможет оправдать такое.
— Да не знаю я, что думать. Никому не говорил, что тогда произошло. Да и не был уверен, что понял правильно. Никогда не ошибается их род, понимаешь? — Богдан злится, стучит по столу, заставив мою кружку подпрыгнуть, выплеснув кофе на столешницу.
— Раз — ошибка, два — намерение, — озвучиваю я свои мысли. — А кто знает, о скольких таких ошибках не известно.
— Поэтому я тебе и поверил, — соглашается он. — Сам себе не хотел верить, но как только ты рассказал, сложилось. Какой у тебя план?
Я задумчиво стучу пальцами по кружке, растираю капли по гладкой поверхности. План прежний, но что-то меня сильно беспокоит в нём. Слишком мало информации.
— Призвать Упуаута.
— Что? — Покровский даже бледнеет от такого заявления. — Ты хочешь призвать бога? Игорь, это невозможно. Даже Верховные…
— Это возможно, — перебиваю его я. — Хоть и очень опасно. Поэтому мне нужно как можно скорее получить достаточно силы, чтобы выдержать эту встречу.
— Ты… Ты… — начинает он заикаться и хватается за голову. — К демонам. Это сумасшествие какое-то. Всё это. Ты хоть себе представляешь, насколько это опасно? Ты рискуешь навлечь гнев богов не только на себя, но и на весь род.
— Я понимаю. Но твои слова лишь добавили уверенности в том, что это правильно. Если Панаевский целенаправленно уничтожает наследников великих родов — разве этого недостаточно? Разве это недостойно обращения?
— Перо Маат, может ты и прав. Но это… Не могу себе представить.
— Тебе и не надо, — пытаюсь его успокоить, на парня уже жалко смотреть, полетели к демонам все устои в его голове. — Мне лишь нужно усилиться. Или добыть какой-нибудь артефакт-накопитель.
— Накопитель? — теперь на его лице удивление. — В смысле?
Боги, серьёзно? Никто тут не додумался о том, что силу можно просто залить про запас?
— Тааак. Расскажи мне, как восстанавливается или увеличивается сила, какие варианты?
— Ну, естественным путем. Чем больше её потратил, тем дольше требуется времени для пополнения источника. Некоторые целители могут работать и с силой, но они только ускоряют её восстановление. Это редкость, да и используется в крайних случаях, ведь целитель тоже выкладывается. Я могу усилить сам себя, на короткое время. И других, вот тут как раз подольше. Будто источник на время увеличивается.
— И всё? Ну а какие-нибудь зелья, артефакты, порошки из костей редких животных?
— Чего? — непонимающе моргает Богдан. — Каких животных? Откуда в животных сила? Нет, я про такое никогда не слышал. В артефакт ты вливаешь силу для его работы. В некоторые ещё и при активации, для увеличения мощности. Но просто так…
Он всерьёз задумывается, забыв закрыть рот. Зависает на несколько секунд, затем мотает головой.
— Нет, ерунда какая-то.
Ладно, выберемся из заварушки, я заставлю этот мозг работать в нужном направлении. В конце концов, Верховная же говорила про почти бесконечный источник. Если, конечно, не врала специально, чтобы я в нужный момент исчерпался.
В любом случае, времени на исследования и создание совершенно нового артефакта у нас нет.
— Хорошо, ты можешь усилить одного меня? Накачать под завязку?
— Могу, — Богдан кивает. — Но я должен быть рядом. Я могу направлять поток только при призвании силы другим человеком. Неважно для чего, но только когда она используется.
— Хм, давай проверим.
Я обращаюсь к силе, игнорируя её жалобное завывание. Мне надо совсем чуть-чуть, потерпи. Вызываю одну единственную перчатку из Белого доспеха. Целые у неё только три пальца.
Покровского окутывает плотное свечение, из него вырывается огромный шар и ударяет в меня. Я словно оказываюсь в центре сходящей лавины, сила с ревом носится вверх вниз, из стороны в сторону.
Тут же слепну и глохну, пытаясь направить её в доспех. Перчатка отращивает пальцы и с их кончиков слетают молнии, четко попадая в ровную стопку коробок из под пиццы. Их с хлопком разрывает и они хлопьями разлетаются, отскакивая от окна, стен и потолка.
Судорожно призываю остальной доспех, он врезается в тело, прилипая к нему. Мне уже плевать в нужном ли порядке я его нацепил, сила бьётся, давит, восстанавливая искорёженные части.
Я пытаюсь направить чужую силу к своему источнику и он вздрагивает, поглощая. Из всего этого урагана, мечущегося через меня, усваивается лишь крупинка.
Слышу шумный выдох Богдана и сила исчезает. Меня расплющивает по стулу, ощущение как побывал в режиме сверхбыстрого отжима в сушильной машине.
Призываю доспех и получаю в ответ пшик. Защиту я восстановил, но воспользоваться ей без запаса силы не могу.
— Не вариант, — хриплю я, с трудом выпрямляясь.
Мой источник теперь целых две капли, а не одна. Но такими темпами меня, помимо того, что вырвет в следующий раз, так и наполнять будет до следующей битвы богов.
Мы оба задумываемся надолго, немигающе уставившись на медленно сползающие по стене ошмётки картона.
— Значит, я иду с тобой, — подводит итог Богдан, взволнованно глядя на моё слегка позеленевшее лицо.
— Не вариант, — повторяю. — Не факт, что усиление сработает в нужный момент. Тогда попадемся оба. А так хоть ты сможешь…
— Что смогу? — он злится, сжимая здоровенные кулаки. — До сегодняшнего дня я был уверен, что это со мной что-то не так. И как я без тебя докажу вообще хоть что-то?
— Найдёшь других, Богдан. Мы с тобой такие точно не единственные. Твой род пользуется особым уважением. И кому, как не тебе, поверят? Если я не справлюсь, то единственный шанс остановить этого урода — это ты. Поэтому вместе нам идти нельзя.
— Я расскажу семье и мы сможем получить их поддержку.
— А вот это неплохая идея. Ты убедишь главу рода, а я в это время обращусь к богам. Ударим с двух сторон.
— Да чтоб тебя! — кружка опять подпрыгивает, плюясь безнадежно остывшим кофе. — Без силы ты не попадешь в храм. Я должен быть рядом! Я не побегу к родне, надеясь на их поддержку, пока ты пойдёшь на верную смерть.
— Да не драматизируй ты так, — меня, конечно, радует его рвение, но слишком уж он горячится. — Я не собираюсь идти туда беззащитным. Надо ещё подумать…
Дрель дверного звонка заставляет нас синхронно вздрогнуть. Вслед за пронзительным звуком раздаётся грохот кулаков и дребезжание сотрясающихся от ударов ключей в замке.
Вот хтонь, нас вычислили через Покровского! И я даже не подумал, что за ним тоже могли следить…