Белый волчонок

Глава 28

Не такой аудиенции у императора я бы пожелал. Пока меня ведут длинными коридорами, задумываюсь я крепко. Благо провожатый молчит, продолжая неодобрительно покачивать головой.

Ну уж извините, после бурной ночи с демонами, не успел приодеться в парадный мундир. Или что там положено на такой встрече? Лучше бы сначала в баньку отвели. Да чарку налили… Тьфу, опять ерунда в голову лезет.

С Александром Разумовским, нашим императором, шутить мне не стоит. Ничего плохого я о нём не слышал, но о власти такое и не говорят первому встречному. В моём мире таких разговорчивых сразу под землю отправляли. Доотправлялись правда, и эти кроты там своё правительство устроили…

А вот что слышал о правителе империи, меня сильно беспокоит. Первое — он умеет чувствовать ложь. Второе — не просто ложь, а как раз таки нехорошее отношение к монарху и империи в целом. Третье — Панаевский, как и все безопасники, лично был одобрен и проверен.

Четвёртое — я чуть не потопил его дочурку… Приплюсовываем это к естественному желанию замять громкое дело из-за ошибок на самом верху. И получаем новые проблемы.

Такие неутешительные выводы и плавают в моей голове, когда мы доходим до места. Здания соединены по периметру всей Дворцовой площади и мы попадаем прямо в императорский дворец по крытой галерее на уровне третьего этажа.

Тут уже повсюду караулы. Бравые воины с идеальной осанкой стоят деревянными щелкунчиками, не шевелясь. Только провожают меня внимательным прищуром глаз.

Император принимает меня в просторной комнате с видом на площадь. Высокие потолки, лепнина, хрусталь, пилястры и вот это всё. Но мебель вполне функциональная, хоть и старинная. Широкий стол у окна, глубокие кресла, с высокой спинкой, объёмными подлокотниками и выступами в верхней части, напоминающими уши.

Горит только настольная лампа с тканевым абажуром, мягко подсвечивая лицо монарха. Разумовский уже давно не молод, но выглядит подобающе статусу. Крупный, но не толстый. Это понятно по жилистым рукам и острому подбородку без единой капли жира.

Как и у дочери, у него тёмно-карие глаза, почти чёрные при скудном освещении, в обрамлении золотой шевелюры. Император отчаянно кудряв и без единой седой волосинки.

— Ваше Императорское Величество, — я исполняю глубокий поклон, наплевав на правильные углы.

Он указывает мне на кресло у стола и взмахом руки отправляет и моего сопровождающего, и караул у распахнутых дверей, восвояси. Гулко ударив каблуками о паркет, они выходят, закрывая за собой.

В наступившей тишине громко тикают массивные напольные часы. Я невольно кошусь на них, но Разумовский хлопает по каким-то бумагам на столе, возвращая моё внимание.

— Ваша история, молодой человек, удивительна, — низкий голос мужчины тут же заполняет всю комнату. — Настолько, что потребовала моего вмешательства, — только нотка недовольства выдает его эмоции, оставляя лицо равнодушным. — И чего в ней только нет.

Он берёт листы в руки и рассматривает, перекладывая.

— И прорыв хаоса. И сотни низших демонов. И служба безопасности, угрожающая кровавой расправой наследникам великих родов. Мало того, для этой цели призывающая тех самым упомянутых демонов. Невероятно, правда?

Император наконец позволяет себе выразить эмоции. Вполне откровенное недоверие. Очень искусно сыгранное и открыто намекающее.

Я даже оглядываюсь в поисках невидимого скоростного секретаря. Хотя чему тут удивляться, для монарха получить доклад сразу же — не проблема.

А проблема, как я и предполагал, в его словах. Возможно, мои показания исказили и преподали под другим углом. Но, что более вероятно, император не желает верить в такой беспредел. Или желает сделать вид, что его не было.

Дает мне последнюю возможность выдать нужное ему мнение. Вот хтонь!

— Ваше Императорское Величество, — я тщательно подбираю слова. — Я понимаю, что произошедшее необычно и… неожиданно. Но, смотря вам в глаза, лгать не стану. Всё было именно так, как я рассказал. Я готов доказать это и согласен на любые необходимые… меры.

— Меры… — задумчиво повторяет он. — Это мы вам можем обеспечить.

У меня холодеет внутри, но я упрямо киваю. Врать ему я всё равно не смогу, даже если захочу. А я не хочу. И уверен, остальные тоже не будут. Не после того, через что мы прошли.

Попросят молчать о прорыве, соглашусь. Паника — страшная штука. Но делать вид, что ничего не произошло, не стану. От решительности даже кулаки сами собой сжимаются.

— Прекрасно, — вдруг преображается Разумовский, искренне и тепло мне улыбаясь. — Не струсил перед лицом своего императора и даже не помыслил об этом. Вот что мне всегда нравилось в вас, Белаторские, так это несгибаемый характер. Впрочем, это же и не нравилось.

Я удивлённо моргаю, чувствуя, как отпускает напряжение. Ну ничего себе проверка. Да как не струхнуть перед императором, когда он явно требует от тебя согласия? Не сомневаюсь, что в его силах разнести весь дворец и не запыхаться. Это я просто дурной и упрямый.

— Честно вам признаюсь, молодой человек, — продолжает он, довольно хмыкнув на мою вытянутую рожу. — Не лучшего мнения я о вас был, после происшествия на фрегате. Несдержанность и безответственное поведение — плохая рекомендация для юноши. Но, учитывая обстоятельства и личную протекцию Верховной жрицы Маат, я пересмотрел своё отношение.

Бабуля за меня вступилась перед императором? Ничего опять не понимаю. То, что я видел их вместе с Панаевским, я не скрывал. Но, не сказав о потере памяти, не смог и сказать о том, что она меня ему и сдала.

— Слишком уж многие за вас просили. Матушка с отцом ваши с самого Севера связались. Одни боги знают, как им пришлось об этом договариваться, учитывая где они… Особенно настойчива была княгиня, а ей я склонен доверять, — он еле заметно морщится.

Да кто же у меня мать? Аж императора проняло немного. Я даже и не удосужился узнать, из какого она рода в семью пришла. И в какую дыру отправили родителей, ещё и вместе? Судя по тому, как на этом запнулся Разумовский, и спрашивать не стоило.

— А мой… глава рода? — решаю я выудить побольше информации, раз уж повод дали.

— Вам мало? — удивляется император. — Великий князь не был столь эмоционален. Но высказался однозначно. Хотя бы ему хватило такта полностью положиться на решение своего императора.

Ясно, дед осторожен, но это меня не удивляет. А вот те, кто точно встанут на мою сторону, случись ещё что, демоны знает где. Верховная пока ещё — совершенно непонятный и загадочный персонаж.

— Вы мне верите? — решаюсь я спросить напрямую.

— Вы меня не обманываете, — уклончиво отвечает он. — Но придётся разобраться ещё во многом, прежде чем делать выводы. Всё, что я пока могу сделать, пообещать, что разберусь. А ещё поблагодарить за отвагу и храбрость при защите столицы от нападения созданий хаоса.

Моя челюсть натурально отвисает. Это уже чересчур для одной ночи. Но улыбка пропадает с лица императора, он хмурится.

— Но я прошу пока молчать о произошедшем. Думаю, не стоит говорить, что может произойти, если новости о демонах станут известны всем. А у нас нет ответов, как это возможно и, главное, как предотвратить подобное в будущем. Положусь на ваше благоразумие, молодой человек. И ваше слово.

Тёмные глаза смотрят выжидающе и я пытаюсь вспомнить о том, что положено в таких случаях.

— Мне… нужно принести клятву?

— Слова, данного лично императору, хватит. В этом случае специальный обряд не нужен. А клятвы преданности империи ещё стоит пересмотреть, — Разумовский вздыхает, раздражённо стуча пальцами по бумагам. — И я вижу, что сейчас вы не сильно доверяете кому-либо. Это я могу понять. Мне будет достаточно вашего слова. Что не будете рассказывать о произошедшем никому, кроме тех, кому позволено получать доступ к этой информации. И ещё одно, — император мрачнеет. — Что не использовали и не будете использовать силу хаоса.

Я даю слово, повторяя за Разумовским. Хотя меня терзают сильные сомнения. А если я, например, не буду знать, что этими силами пользуюсь? Ведь, похоже, с Панаевским именно такой казус и приключился. Он сказал, что его обманули.

И что предупредить надо. Кого, о чём? Что совы не те, чем кажутся? Может, если меня оставят в покое хоть на день, я и разберусь с этими загадками.

Поэтому молчу. Император не дурак, сам сообразит. А мне лучше лишний раз рот не открывать, рискуя выдать свою «амнезию».

Сразу после фразы: «Даю слово своему императору» меня окутывает серебристая сила императорского рода. Она проникает в каждую клеточку, словно разбирая меня на мелкие частицы и тут же собирая обратно. И будто капля этой силы остаётся внутри.

После этого отпускают меня сразу же. Заметно, что император торопится. Наверняка, такой же разговор предстоит и остальным участникам событий этой ночи. Лично и наедине.

На улицу меня провожает тот же служивый, всё так же недовольно ворчащий про мой внешний вид. Впрочем, я и сам чувствую себя уже неуютно среди роскоши дворца. Не то, чтобы меня она сильно впечатляет, но я тут как бельмо на глазу, притягиваю к себе взгляды.

Мы выходим у широкого въезда, рядом с площадью. Меня передают водителю, он вежливо открывает мне заднюю дверь, с лёгким сожалением глянув на мою безнадежно грязную одежду. Кажется, к ней присохли ошмётки низших.

А вот на вопрос куда меня отвезти, я задумываюсь. Всё, чего я сейчас хочу — закрыть глаза и уснуть. От усталости бьёт озноб, несмотря на тёплую летнюю ночь.

Мне даже плевать на ногу, которую нужно выправлять. Целительница, хоть и была категорична, но сказала, что «заплатка» продержится долго. Единственное — чем дольше я так прохожу, тем потом будет хуже при лечении. Но подвергать себя этой процедуре… Поспать точно не удастся.

В ноге отзывчиво ноет и свербит, напоминая о себе. Ничего, потерплю ещё немного. Надо разобраться с последним вопросом, который меня волнует.

А уже потом вырубиться. А уже потом отдаваться в руки костоломов. Нет, сначала надо добраться до амулета связи и справиться о друзьях. А, хтонь.

Голова гудит от мыслей и в заднюю дверь храма Маат я стучу, сотрясая округу гулкими ударами. Открывает мне сама Верховная жрица.

Не похоже, что спала. Идеально выглаженное строгое платье, убранные назад волосы без единой выбившийся прядки. И пронзительный взгляд голубых глаз.

— Не вытерпел всё-таки, — она быстро осматривает меня и делает приглашающий жест рукой. — Что же, хорошо, пойдём.

И, пока я иду за ней тёмными коридорами, думаю о том, какой же я дурак. Не иначе, буйство гормонов молодого тела мне совсем мозги вышибло. Эта женщина, даже будь у меня силы под завязку, размажет меня по полу. Уж тем более в стенах святилища своей богини.

Но я уже набегался за эти дни. Значит, решим всё здесь и сейчас.

Приводит она меня не в свой маленький кабинет, а в главный зал. Весьма оживлённый для такого часа. Десяток служительниц стоят у подножия статуи, склонив головы и бормоча молитвы.

А перед ними, на огромных носилках, лежит туша исполинского белого быка. Украшенная цветами и емкостями с благовониями, запахом которых наполнено всё пространство.

Я, конечно, читал про жертвы и ритуалы с их принесением, но от увиденного мурашки по коже пробегают. Тёмные, с поволокой, глаза мертвого животного смотрят прямо на меня.

— Оставьте нас, — мягко приказывает Верховная и жрицы уходят.

Мы стоим у ног гигантской статуи богини, распахнувшей крылья, и её жертвы.

— Сегодня нам пришлось взывать к истине и богам, чтобы разобраться, что произошло, — неожиданно объясняет она и добавляет раздражённо: — Почему ты не пришёл ко мне? Почему ты не пришёл в храм истины?

Я немного теряюсь от её возмущённого напора и грозных декораций. И вываливаю на неё разом все подозрения и обвинения, сбиваясь от сменяющихся эмоций на лице.

Возмущение сменяется недоумением, затем изумлением, а к концу жрица устало потирает виски, качая головой:

— Великая девятка, Белаторский. Насколько же надо было лишится памяти, чтобы так не доверять богам? Истина Маат — это последнее, что удерживает равновесие миров людей живых, умерших и богов.

— То же самое мне говорили и о справедливости Мафдет, — я даже не оправдываюсь, это факт. — Что сама богиня не даст ошибиться Панаевскому. А он… Я же видел вас вместе!

— Ну конечно видел! — жрица повышает голос. — Истина и справедливость неразделимы. И жрицы Маат всегда помогали службе безопасности империи.

— И о чём вы говорили?

— Не о тебе, — отрезает она. — Боги, да приди ты ко мне, ничего не случилось бы. Глеб… — жрица запинается и тяжело вздыхает. — Не могу поверить, что он связался с силами хаоса.

— Уж поверьте. Своими глазами видел, его сила была пропитана этой мерзостью. И даже его, м-м-м, животное, гепард, был тёмным, слишком тёмным.

— Что? — Верховная резко бледнеет и шарахается от меня, враз потеряв спокойствие и хватаясь за сердце.

Что я сказал-то? Ох, как бы её припадок не хватил. Я бросаюсь к ней, придерживая. Оглядываюсь в поисках помощи. Надо позвать кого-нибудь, пока не обвинили в убийстве жрицы.

— Что ты видел? — тихо спрашивает она посиневшими губами, до боли вцепляясь ногтями в мою руку.

— Слушайте, может позвать кого-нибудь? Вам плохо?

— Что ты видел, Белаторский? — женщина делает глубокий вдох, немного успокаиваясь, но хватку не ослабляет.

— Его сила отличалась от других. Сумрачная, тяжёлая. Я сначала не придал этому значения, я же не знал, как должно быть. И Мафдет не похожа на богиню радуги. Да, у других сила была, ну, светлой. Не знаю, как объяснить. Вы же сами знаете. И зверушки все, пугающие конечно, но не такие мрачные уж точно.

На бабулю жалко смотреть. Женщина, растеряв всю выдержку, хлопает глазами с открытым ртом, как маленький ребёнок. Я хмурюсь, снова не понимая, что происходит. Как-то это начинает надоедать.

— Да в чём дело то? — приходится её осторожно встряхнуть.

— Игорь, — вдруг нежно обращается она по имени. — Никто не может видеть силу других, а уж тем более воплощение бога рода в том, что ты называешь зверушками.

— Но… Чего? В смысле? — да они же тут все сверкают лампочками. — Но вы же видели. Ну, когда я тренировался.

— Я не видела, я чувствовала. Один из даров Маат своим жрицам — лучше всех чувствовать силу, когда это необходимо.

— Ерунда какая-то, — не верю я. — Но…

Я судорожно вспоминаю все проявления силы, какие видел. И реакцию окружающих. И не могу вспомнить ничего такого, чтобы однозначно сказать, что кто-то ещё мог видеть.

— Большинство одарённых могут чувствовать призыв силы, но не всегда, — она продолжает говорить очень тихо и мне приходится вслушиваться, отвлекаясь от мыслей. — Это своего рода интуиция, и её требуется развивать отдельно. Это долго и сложно.

— А неодарённые? Обычные люди могут чувствовать?

— Нет, Игорь. Только те, в чьей крови есть дар богов.

Хм, значит Никола тот ещё фрукт. Простым его не назовёшь, но мужик ещё и с сюрпризом. Неужели бастард? В загулах аристократов на стороне я не сомневаюсь. Да чтоб вас всех, снова вопросов стало больше, чем ответов.

Верховная жрица тем временем берёт себя в руки и отпускает мою руку. Глубокая задумчивость на её лице мне не очень нравится.

— Это твой личный дар, Игорь, — глаза её оживают и блестят. — И, видят боги, лучше тебе о нём никому не говорить.

Рядом с нами воздух начинает мерцать. Появляется призрачный белоснежный волк, его голубые глаза смотрят внимательно сначала на меня, потом на жрицу. И, судя по её застывшему лицу, она тоже его видит.

В паре метров над его головой возникает перо, лёгкое и пушистое. Оно опускается, медленно кружась в воздухе. Падает прямо на нос волку и тот клацает пастью, поглощая его. И всё исчезает.

Верховная переводит взгляд на меня и улыбается, расслабляя плечи.

— Да будет так, — торжественно произносит она. — Тебе дано имя, Белый Волчонок.

Жрица поднимает голову вверх, смотрит на свою богиню, продолжая улыбаться.

— И видят боги, оно тебе подходит. А теперь, Белаторский, пора уходить. Ритуал не окончен и жрицам предстоит ещё много работы.

Я было открываю рот, чтобы возразить, но она останавливает меня, поднимая руку:

— Не сейчас. Я расскажу тебе всё, что будет позволено. Пойдём, Белый Волчонок. И не забудь — никому ни слова. С таким даром, боюсь, тебя ждёт ещё немало проблем. Но мы поговорим об этом позже, время есть.

Чувствую, что сил спорить у меня нет. Всё пережитое за последние пару дней наваливается на плечи неподъёмным грузом. К демонам новые загадки и проблемы, я сейчас просто вырублюсь.

К моему удивлению, Верховная сама отвозит меня. Чтобы лично поговорить с семьёй. А те, почти в полном составе, встречают у дома.

Особняк сияет всеми окнами, никто, похоже не спит в поздний час. Или ранний? Я уже не соображаю и почти не вижу ничего. Отмахиваюсь от всех встревоженных лиц и иду прямиком в спальню. Пусть теперь бабуля отдувается, рассказывая о том, что случилось.

Я только и могу, что скинуть с себя то, что язык не повернётся назвать одеждой. Но на душ у меня выдержки не хватит, боюсь я там усну и утону. Будет обидно погибнуть вот так, после этой ночи.

Звучит громкий «дзинь» и у окна материализуется Бэс. Бородатое божество умилительно складывает руки на груди, глаза его блестят.

— Молодой господин, живой… — счастливо бормочет он.

— Я тоже рад тебя видеть, — улыбаюсь в ответ, присаживаясь на край кровати. — А теперь — спать!

Мне кажется, что я отрубаюсь, даже не успев упасть спиной на мягкую поверхность.

— Эй, просыпайся, — голос брата, всё ещё чуть осипший, навязчиво звучит над ухом.

Глаза слиплись намертво и на то, чтобы их раскрыть, приходится потратить немало времени. Тело затекло, похоже я спал в той же позе, что и вырубился.

— Ну что, мелкий, расслабил булки? Рано.

Из меня вырывается отчаянный стон, я закрываюсь подушкой и отрывисто рычу в неё:

— Отвали, Яр. Иди. В жопу. К демонам. Хтонический елдак тебе в глотку и провернуть! Дайте же мне хоть один день отдыха. Слышу приглушённый гогот Яра и тут же громкий вопль:

— Подъёёёёём!!!

Резко подскакиваю и швыряю в наглую ухмылку подушку, но брат ловко уворачивается.

— В жопу к демонам сам отправишься, — его смех приобретает зловещий оттенок. — Собирайся, ты едешь в пустыню…